Исповедь трусливого поклонника

Насколько сильна боль от того, что не можешь быть рядом с объектом воздыхания. Он по-настоящему был заворожен ее сильным независимым образом, который вызывал у него неописуемое изумление. Но наблюдая за Луизой продолжительное время, он смог разглядеть в этой грозной и грубой, с виду, женщине, тонкую ранимую натуру. Ах, как же дивно когда за прочными мускулами скрывается мягкой души девушка, которая, тем не менее, всегда сможет за себя постоять. Он только то и дело мог, что писать романтичные стихотворения, посвященные ей. Сколько писем признания любви так и не дошли до своего получателя. Как бы жутко это не выглядело, но Джил не мог контролировать себя каждый раз, когда видел ее и в любой удобный случай пристально взирал, влюблено вздыхая. Как решится подойти, а если подойти, то, что сказать, как начать диалог, о чем говорить? Покрываясь румянцем, каждый раз при виде ее, в голове сами собой появились новые строки. Он хотел запечатлеть ее красоту в словах, свою любовь и зашкаливающее восхищение. Эти романтические письма продолжали копиться, а чувства молодого человека становились всё сильнее, разгораясь быстрее лесного пожара. Юноша не мог здраво мыслить, когда речь заходила о ней. Он желал беспрекословно подчиняться ее воле, но и одновременно доминировать над ней, одаривая лаской и заботой. Руки темноволосого парня вздрагивали от одной только мысли заговорить с ней. И даже его метр семьдесят с хвостиком на ее фоне смотрелись жалкими и ничтожными, но этот факт его даже возбуждал. Он с замиранием сердца смотрел, как та безо всяких проблем поднимала тяжести и справлялась с любой работой. Складывалось впечатление, что каждое ее действие вызывало у него неописуемый трепет и волнение. Настолько были сильны чувства к ней. Он боялся быть отвергнутым, а что еще хуже высмеянным. Джил считал себя недостойным такой невероятной девушки, недостаточно хорошим для нее. Ведь желал ей лишь самого лучшего, но себя таковым не считал. Мысли о том, как он нежно берет ее за руку, аккуратно убирает мешающую выпавшую прядь с лица и бережно целует, заставляли его терзаться в стыдливых приступах. Отчего-то совесть не позволяла думать о ней в таком ключе. Ему казалось это недопустимым, распутным, но и поэтому захватывающим.