It Was Not Your Fault But Mine

Правда о Викторе Никифорове заключалась в том, что он был далеко не идеальным золотым ребенком, каким его представляли российские СМИ. Он был избалованным, импульсивным и часто бросался из крайности в крайность. После нескольких недель совместной жизни Юри начал замечать стремительное появление трещин в своем представлении о Викторе. Однако он пока что не был до конца уверен, что те могут сыграть какую-либо значимую роль в их отношениях. Конечно, Юри никогда не ждал от Виктора совершенства — это вовсе не так. Отчасти он влюбился в русского фигуриста, потому что Виктор позволил Юри увидеть свою иную, скрытую ото всех остальных сторону. Теперь же, когда они, помолвленные, жили вместе — Юри ради этого серьезного шага пересек полмира — у него начали закрадываться сомнения. Нормально ли это чувствовать раздражение рядом с любимым человеком? спрашивал он себя. Может, Виктору было бы лучше с кем-то другим; с кем-то кто благотворил бы землю, по которой он ходит, а не с Юри, который постоянно жаловался, что он постоянно оставляет свои вонючие полотенца на полу ванной. В конце концов, Виктор был живой легендой, кумиром, гордостью России. Если бы кто-нибудь еще кроме самого Юри знал, что он не холил и не лелеял великого фигуриста, то, вероятно, согласился бы, что японец не достоин Виктора. Вот Юри и сдался. После особенно утомительного дня полного тренировок Юри больше не мог держать себя в руках. Дело в том, что Виктор на протяжении долгого времени жил отшельником — уже как десять лет один-одинёшенек в своей петербургской квартире. В результате чего у него сложилась довольно простая рутина, в которую не сложно было влиться вновь. Не то чтобы он забыл о Юри... просто иногда неосознанно возвращался к привычной обыденности — как сейчас, например. Они вернулись домой. В очередной раз захваченный своим внутренним миром, Виктор зашел в ванную комнату, чтобы освежится и отвлечься от вечной, внешней суеты. Он как обычно включил радиоприёмник и залез под душ, мурлыча “себе под нос” слова заезженной, популярной русской песни. Тем временем Юри, попытавшись войти в ванную комнату, обнаружил, что та заперта. Он постучал, но ни ответа, ни признаков того, что другой мужчина вообще его услышал, не последовало. Виктор вел себя, как “типичный забывчивый Виктор”. — Виктор, мне нужно в туалет, — сказал Юри, повысив голос, чтобы его расслышали через шум воды и громкую, иностранную для его ушей музыку. Русский чисто физически не мог его воспринять, поэтому и не подозревал о нарастающем раздражении у человека, стоящего в коридоре. Прошло почти десять минут, прежде чем Виктор наконец отпер дверь и оказался лицом к лицу с Юри. — Что-то случилось? — спросил он, озадаченный нахмуренными бровями японца. Казалось бы — эта перемена была абсолютно незначительна — но столь заметно контрастирующую с обычным счастливым выражении лица Юри, что невольно заставила озадаченного русского уставиться. — Ты! — Юри взорвался, его голос прозвучал свирепее, чем он планировал. — Зачем тебе в душе музыка?! Да ещё и такая громкая? Виктор помрачнел. — Эм... Я просто... — У него не было ответа. Он всегда что-то слушал, когда принимал душ. Юри закатил глаза. Конечно, Виктор не видит никакой проблемы. Он никогда не замечает проблем. Может, Юри тоже на самом деле является одной из них?.. — Все в порядке, не думай об этом, ты все равно этого никогда не делаешь! — Юри небрежно взмахнул рукой. — Я искренне надеюсь, что наши соседи не против эксплуатации их туалета просто потому, что мой парень — идиот и беспокоится только о себе-любимом. У Виктора отвисла челюсть. — Это неправда. Зачем ты такое говоришь? — защищался он, тут же расстроившись из-за едкостей в его адрес. — Я... Ладно, хорошо… допустим, мне не стоило закрываться, но это ведь обычная безобидная привычка! Она не повод оскорблять меня. В конце концов, ты мог бы просто постучать! Правда заключалась в том, что Виктор всегда запирал дверь в ванную. Только-только переехав сюда, он был совсем робким, загнанным подростком в первой, принадлежащей лишь ему квартире, который иррационально боялся, что кто-то вломиться в неё и убьет его. Так что да, это было глупо; к тому же, от этой тревоги он так и до сих пор не избавился. — А я и стучал! — отрезал Юри. Его голос параллельно с озлобленностью всё повышался. — Я стучал, я кричал, но ты словно оглох из-за своей дурацкой музыки. — Он насупился. Очевидно, Виктор никогда не рассматривал его, как партнера в их перспективной, совместной, семейной жизни. Да и что вообще Юри там забыл? Перевернув свою жизнь с ног на голову только ради того, чтобы последовать за своим кумиром, он наивно верил, что все сложится гораздо лучше... Виктор растерялся. — Ой, упс, — пробормотал он. — Я не хотел тебя обидеть, Юри, это вышло случайно. Ты был резок со мной… — Он не привык, чтобы Юри так грубо разговаривал с ним — это заставляло его чувствовать нервозность и беспокойство. Обычно он был нежным и вежливым… поэтому тон их разговора слегка сбивал с толку. — Может быть, это потому, что ты так отвратно себя ведешь со мной?! — Юри вскинул руками. — И это не единый случай, это происходит ежедневно! Ты не предлагаешь заварить мне чай, когда готовишь себе кофе; общаясь с друзьями, ты всегда перебиваешь меня, а ночью отбираешь одеяло! — К концу своей тирады Юри задыхался от негодования. — У меня закрадываются подозрения, что мы совершили огромную ошибку. Виктор онемел от изумления. — Ошибку?.. Совершили… ошибку? — повторил он. — Какого черта ты несешь, Юри!? Эмоциональное состояние Виктора от чувства стыда за слишком громкую музыку переросло в обиду, стоило ему осознать, что Юри явно придирался к каждой мелочи в нем. — То есть, по-твоему, мы совершили ошибку просто потому, что я укутываюсь в одеяло!? — воскликнул он. Сердцебиение участилось — паника пришла. — Я еще никогда ни с кем вместе не спал! Понятное дело, что по началу я буду накрываться всем одеялом. Это же моя кровать! Я спал совершенно один всю свою жизнь! У меня эта кровать уже десять лет. Моё мозг пока что не до конца принял тот факт, что ты тоже в ней находишься! Господи, Юри… Хочешь еще за что-то меня покритиковать? Кажется, ты наконец расставил все по полочкам у себя в голове. — Вне себя от бешенства он скрестил руки на груди и посмотрел на своего нареченного. В такие моменты Виктор задумывался, а не поторопились ли они? Стоило ли им вообще жениться, если Юри не может справиться с тем, как он спит? Неосознанные действия на то и неосознанные действия — ты не можешь их контролировать. — Да дело не только в каком-то кучке ткани, Виктор, дело… во всем… — возразил Юри, качая головой. — Но ты даже не понимаешь этого. Ты не пробуешь поставить себя на моё место, и я уже... я уже устал от этого. Я устал чувствовать себя второстепенным персонажем… Боже, да только послушай себя! Ты говоришь, что это "твоя" кровать, а не “наша”! Тебе наплевать на меня, Виктор. Пойми: не одному тебе нелегко. — Он уронил голову на руки. — Юри, прошу, ты ведь знаешь, что требуется время, чтобы все устаканилось. Ты пробыл здесь всего несколько недель — конечно, я все еще считаю кровать своей. Я никаким образом не норовлю тебя задеть. Это просто... ну… немного отличается от моей прежней жизни, — закончил он, чувствуя себя жалким. Взгляд, который Юри устремил на него, заставлял его чувствовать себя ужасно. Когда они были в Хасецу, такого не было — тогда и они были другими и не жили вместе... Юри кивнул. — Я знаю, и понимаю, о чем ты, но это трудно, Виктор, — продолжал младший со слезами на глазах. — Я отдал все, чтобы быть здесь, быть с тобой, а ты не можешь постараться ради меня хотя бы чуть-чуть. Думаю, мне… нужно немного пространства. — Он поджал губы, сердце его больно сжалось. Виктора словно задели за живое. — Пространство… — Мужчина сглотнул — он знал, что это означает. — Я уверен, Юрий и Отабек позволят мне пожить у них несколько дней или немного дольше, — ответил он, испытывая внутреннее противоречие. — Мне лучше разобраться в себе. Прости, я не хотел, чтобы все так вышло. Виктор уставился на Юри. Комок непролитых слез застрял в его горле. Юри бросает меня? Пять минут назад он беззаботно напевал в душе, предвкушая чудный вечер со своим возлюбленным, а сейчас Юри хочет порвать с ним. — Все в порядке, — выдавил он из себя. — Я уйду. — Он мгновенно возненавидел себя за то, как убого это прозвучало, поэтому без промедлений прошмыгнул мимо Юри в соседнюю комнату, чтобы одеться. — Виктор, но это же твоя квартира... Тот обернулся, чтобы пристально посмотреть на него. — Вот именно. Тебе некуда идти. Ты ясно дал понять, что Россия — не твой дом. Со мной все будет в порядке. — Он вновь вернулся к своему гардеробу, поспешно натягивая нижнее белье и ближайшую пару узких джинсов с туникой. — Покорми, пожалуйста, собаку за меня, — бросил он, беря пальто и телефон. — К-конечно, покормлю, — заикаясь, откликнулся Юри, расстроившись внезапным уходом Виктора. — Ты ведь завтра вернешься, правда? — Это мой дом — разумеется вернусь. — Засунув ключи в задний карман, он вышел, захлопнув дверь. Как только Виктора не стало, Юри не выдержал и позволил себе излить все свои досаду и гнев с истерикой. Тело рухнуло на пол, и вскоре к нему подошел скулящий Маккачин, чтобы обнюхать и пожалеть. Юри поднял руку и погладил животное, а потом и вовсе зарылся в его шерсти лицом. — Когда все успело так запутаться-то, а, Макка? — спросил он. Маккачин лишь зевнул и положила лапу ему на колено. Это был именно тот ответ, который он хотел получить от нее.

***

Стоило ему выйти на улицу, как его тело продрогло до костей: лишь тогда до него дошла вся суть произошедшего. Виктор изо всех сил старался крепиться, но сорвался — слезы беспомощно потекли по щекам. Он обессилено привалился к стене. Что мне делать? На этот вопрос не было четкого ответа. Он был влюблен в Юри, но тот явно не отвечал ему взаимностью — это просто невозможно, иначе они бы не оказались сейчас в такой ситуации. Ему было стыдно. Как он признается близким, что наломал дров и был для Юри ужасным женихом? Они даже не успели испытать на себе первых нескольких недель совместной жизни. А поведение Виктора из их обоих было наибезобразнейшим. Он грезил, что они с Юри будут неразлучны долгие годы, и, вполне вероятно, был слишком наивен. Виктор достал телефон, пролистал список контактов, но внезапно осознал, что не желает никого видеть или сталкиваться с наводящими вопросами и жестокой реальностью. Что мне делать? Часы показывали начало девятого. Большинство заведений были ещё закрыты, но он знал те, где посетителей уже с нетерпением ждали. Поэтому, быстро приняв решение, он пересек улицу и направилась в город, по дороге стирая с лица влагу и пытаясь взять себя в руки. Бар являлся тем самым местом, в котором он побывал за эти годы миллион раз. Персонал источал дружелюбие, алкоголь продавали до раннего утра (водка здесь самая дешевая). Как только он сделал шаг по направлению ко входу, вышибалы ухмыльнулись ему. — Никифоров! — воскликнул один из них, потянувшись, чтобы пожать другого русского за руку и принять в радушные, медвежьи полу-объятия. Виктору удалось не скривиться, когда несколько человек обернулись на приятельское имя. — Сто лет не виделись! Хотя я-то тебе видел — по спутниковому! — Да, — подтвердил он, немного скованно и устало улыбнувшись. Он не знал, что еще сказать; у него была единственная цель на эту ночь: не думать ни о чем, связанном с Юри. Виктор, натянув уголки губ, прошел внутрь и направился к бару. Пробился сквозь скудную толпу и занял высокий табурет. Едва уместившись, параллельно задаваясь вопросом, что он здесь забыл, сбоку от него словно из неоткуда материализовался парень. Прежде чем обратить на Виктора внимание, он заказал себе выпивку. Впрочем, далее глаза незнакомца больше не покидали очертаний фигуриста. — У меня дежавю. Мы уже где-то прежде встречались? — поинтересовался тот с зубастой улыбкой. — Нет, я… Вы, наверное, видели меня по телевидению, — признался он, потому что скрывать этот факт было бессмысленно — люди все равно рано или поздно догадывались: ох уж эти серебристые волосы… их нельзя было запамятовать. — О, так ты, значит, какая-то знаменитость? Должен признаться, меня не особо заботят такого рода вещи… Хотя ты определенно стоишь внимания… — Он наклонился и провел пальцем вдоль руки собеседника. Виктор рассмеялся. Этот парень был таким ничтожеством. — Да, что-то типа того. — Несмотря на то, что фигурист прекрасно смекал неправильность своего поведения, он поймал себя на мысли, что находит утешение в бытии объекта любопытства, в то время как “заинтересованный объект” буквально пожирал его жадным взглядом. А ведь раньше Юри смотрел на него точно так же — так, как будто он чего-то стоил. — Я олимпиец. — Ух ты, ничего себе! Ничего неудивительно, что ты в такой хорошей форме! — восхитился парень, подмигнув. — Почему бы тебе не назвать свое имя, и я угощу тебя чем-нибудь? Лучше не надо. У тебя есть жених, напомнил ему разум, а язвительный голосок тут же следом проскандировал ему, что, мол, больше у него никого нет, потому что Юри не любит его. Виктор был слишком эгоистичен. Он разрушал все на своем пути, не замечая этого, пока не стало слишком поздно. — Виктор, — промешкавшись, продолжил: — Никифоров, — добавил в завершении. Парень перед ним не был Юри Кацуки — скорее полной его противоположностью: русский блондин с бородой, красивый и явно увлеченный Виктором. Юри больше не любит тебя, настоял голос. — Виктор — хорошее имя. Я Иван. Что предпочитаешь пить? Что угодно, лишь бы это заставило меня забыть, подумал он. — Водку. — Он одарил парня ослепляющей улыбкой, сотни раз демонстрированной прессе и фотографам глянцевых журналов; скрывшей боль внутри. — Тогда две рюмки водки, — бросил Иван бармену, а затем снова переключился на Виктора. Протянув руку, он положил ее тому на бедро и придвинулся ближе. Виктор одним залпом заглотил свою дозу и почувствовал жжение в горле. Затем повернулся к незнакомцу и поощрил его прикосновение. Я смогу забыть — иначе никак.

***

На следующее утро Юри проснулся вялым и несчастным. Его глаза опухли, а белки покраснели; даже объятия от Маккачина не приносили ему утешения. Всю ночь в его голове снова и снова проигрывался эпизод ссоры с Виктором — столь часто, что вскоре Юри пришел к выводу, что вел себя, как имбецил. Конечно, Виктор в последнее время был невыносим: в конце концов, тем, кому следовало завести разговор, прежде чем плеваться ядом, был Юри. Заварив себе чашку зеленого чая, он улегся на диван, натянул на колени плед и набрал Виктора. На другом конце города мужчина с недовольным мычанием потянулся за телефоном и недоуменно уставился на дивайс, пока комната постепенно не перестала кружиться вокруг него, а имя Юри не прояснилось на экране. Он мученически застонал. Все еще немного пьяный, он лежал в постели, которую почему-то не узнавал. Проигнорировав входящий звонок, он медленно поднялся и принялся за поиски одежды. Черт, какого хрена я здесь делаю? Он даже не знал, где это здесь находится. Убедившись, что все его вещи при нем, Виктор быстро и тихо капитулировал. Оказавшись на улице, он вызвал Убер, смирясь, что не сможет избегать Юри вечно. Вероятно, тот, у “кого всегда все расставлено по полочкам”, успел собрать свои скудные пожитки и уже готовился проститься с Россией. Один лишь намек на исчезновение снедал его изнутри. Он не хотел, чтобы Юри уезжал. Когда линия резко прервалась, Юри нахмурился. Неужели он действительно сильно злиться на меня? Мне казалось, что это был бестолковый спор, но, судя по всему, дело не только в нем. А может, он больше не хочет быть со мной? Данная мысль напрочь испортила настроение Юри: он прижал колени к груди, зарылся лицом в ладони и заплакал. Именно в таком состоянии его нашел Виктор, когда появился в квартире десять минут спустя. Он неловко копошился у двери, удивленный, что мужчина до сих тут, облеченный всё в ту же домашнюю одежду, что и вчера вечером. Он ожидал увидеть его “на легком старте”, с собранными чемоданами и готового к отъезду. — Я… не думал, что ты всё еще здесь, — неуверенно поприветствовал его Виктор. Юри удивленно посмотрел на русского и поспешил смахнуть слезы. — Ты не думал… — он запнулся. Лицо исказилось в неприглядной гримасе, когда до него наконец дошло, о чем толкует Виктор. — Ты хотел, чтобы я ушел? Я, м-м-м… я знаю, что это твой дом, так что я могу на время попроситься к Юрию, как я уже предлагал. У Виктора округлились глаза. — Я... Нет, ты что! Конечно, я не хочу, чтобы ты уезжал! Ты вроде бы сам хотел уйти... Я ничего такого от тебя не требовал! — заявил он, растерянный, с головной боль и разбитым в дребезги сердцем. — Это ты меня бросил — и не пытайся ни на кого переводить стрелки. Юри отпрянул от вспышки Виктора. — Б-бросил? — повторил он с замершим жизненно-важным органом в груди. — Я… но я не бросал тебя, Виктор. Я просто хотел побыть один, — объяснил он, его брови сошлись в замешательстве. — Нет, ты бросил меня! — парировал Виктор. Что же это — теперь он пытается выставить меня дураком? — Ты сказал мне, что тебе нужно пространство. Зачем тебе это говорить, если ты все еще хочешь быть со мной? Ты четко донес до меня, с каким дерьмовым парнем все это время встречался. — Его глаза сверкали от сдерживаемых слез. Юри нахмурился от грубых выражений Виктора, хотя отчасти он считал, что заслуживал их. — Я был идиотом, признаю. — Юри понурил голову, вспоминая прошедший день. — На самом деле я не считаю тебя плохим, мне очень жаль. Но, честно говоря, Виктор, я никогда не хотел и не хочу расставаться с тобой — не после какой-то бредовой стычки… Виктор вдруг почувствовал, что не может дышать. Все слова, вертевшиеся на языке, испарились — сказанное Юри: Я никогда не бросал тебя, свалилось на него как снег на голову. — Я… я… — Потоки слез начали скатываться по его вискам, а руки дрожать. Он не хотел этого, он не хотел расставаться со мной... А это значит... — Я думал, ты не желаешь видеть меня; что я недостаточно хорош, — выдавил он. Ему стало дурно, когда прошлая ночь чередующимися сценами обрушилась на него, захлестнув своей правдивостью и жестокостью последствий. Было больно думать об этом, больно сталкиваться лицом к лицу с совершенным. Юри поднялся на ноги и преодолел расстояние между ними. Потянулся было, чтобы провести пальцами по руке Виктора, и нахмурился. — Прости меня. Я никогда не стремился доставить тебе страданий. Я просто... взял и выместил накопившееся на тебе — я был несправедлив. Знаю, это не оправдание, но… перемены оказались для меня слишком тяжелыми. Я скучаю по семье, японской еде… Безусловно, я должен был поговорить с тобой об этом, как следует. Виктор не мог смотреть Юри в глаза. Он не достоин этих извинений; чтобы Юри относился к нему с теплотой. — Я... Юри... — Как он расскажет об измене? В этот раз все это и в самом деле было ужасной ошибкой. Там, в чужой квартире, он полагал, что хуже уже и быть не может, но вот он сейчас здесь, рядом с Юри, пытающимся утешить его — сотворившего непростительное и незабываемое. — Я совершил ошибку, — произнес он в пустоту, его голос дрогнул. Отстранившись от Юри и сжавшись от стыда, он уставился в пол. Юри с недоуменным выражением лица уставился на Виктора. Тот не смел поднять провинившихся глаз. С нарастающей тревогой его ему становилось все дурнее. — Я не понимаю, — пробормотал Юри, качая головой. — Ты не сделал ничего плохого — я сорвался на тебе, Виктор. Ты, наверное, неправильно меня интерпретировал: я хотел сказать, что в будущем, надеюсь на то, что когда ты будешь делать себе кофе, то и заваришь мне чашку чая тоже; что перестанешь запираться в ванной, но... такие вещи не являются камнем преткновения, разве нет? Я все еще люблю тебя и хочу продолжать наши отношения, честно, — заверил его Юри. Виктор поднес руку к лицу, порываясь подавить рыдания: Юри принес ему заместо утешения лишь каторгу. — Я не стою тебя. Вчера ты был прав, когда назвал меня эгоистом и сказал, что я не отношусь к тебе должным образом, и что я постоянно, блять, делаю какие-то дурости, — выругался он. Юри был все это время объективен, но Виктор только сейчас увидел, насколько же обоснованными были обвинения, и порицать в них он имел право лишь себя. Он “споткнулся” и в результате утащил за собой в бездну обоих. В итоге он убьет возлюбленного. Юри шагнул вперед, протягивая руки к своему жениху. — Эй, не говори так, — прошептал он. — Не будь жесток к себе. Никто не идеален. У каждого из нас есть недостатки, но мы можем работать над ними вместе. — Слабая улыбка адресовалась Виктору. Русский вновь отступил назад и покачал головой. — Мы не можем, — не согласился он. — Я все испортил, и когда ты узнаешь, как именно, ты обозлишься меня… Я даже не буду упрекать тебя, потому что сам во всем виноват: я думал, все кончено. Моя душа была разорвано, я боялся большей боли. — Он расчувствовался — так сильно, что не был убежден, что сможет произнести ещё хоть что-то вслух. Он испытывал отвращение к самому себе. У Юри будто бы выбили почву из-под ног. Виктор так говорил, словно... Нет, он не мог позволить паранойе выплыть наружу. Ради Виктора он должен сохранять спокойствие: тот явно мучился, и Юри отчаянно хотел помочь. — Мне совестно за то, что мы с тобой вытворили, но теперь все в порядке, — заверил его Юри. — Мы вместе — все будет хорошо. Виктор наконец-то осмелился взглянуть на Юри. Все было не в порядке, совершенно все было не в порядке. — Я… если можно так выразиться: наступил на грабли, — начал он, приготовившись к реакции. Вот оно: Юри будет ненавидеть его, и он примет эту ненависть. Он напряженно сглотнул. Все тело задрожало, когда ему удалось вымолвить: — Я… провел ночь не один. Юри опешил. Его сердце замерло, а губы приоткрылись. — Ты... ты был… не один? — повторил он, его горло сжалось. — Что значит "не один"? — Это не могло быть тем, о чем он подумал. Должно быть, он неправильно перевел… О боже. Он собирается заставить меня сказать это. А сможет ли он вообще?.. — Я поверил, что больше не нужен тебе. Я был в замешательстве и чувствовал себя пустым местом, — затараторил он со сбитым дыханием. У Юри закружилась голова. — Ты с кем-то переспал? — Он отказывался считать это правдой. Юри либо спрячется, либо заставит Виктора признаться в неуместной шутке, разыгрываемой над ним — в реальности он окаменел, глядя куда-то перед собой и немо умоляя глазами, чтобы все это было ночным кошмаром. Виктор не приходило на ум подходящих слов. Он вцепился в рубашку, скомкав ее меж пальцев, и, как трус, уткнулся лицом в пол. Медленно кивнул, чувствуя, что его вот-вот вырвет. Весь воздух со свистом вышел из легких Юри. Японец изо всех сил старался держать спину прямой, пока мир постепенно ускользал от него. Это был один из его худших страхов, воплотившихся в жизнь. Ему было не по себе, его желудок стянулся, а глаза наполнились слезами. — Ох, — это все, что он смог выдавить по началу. В комнате встала нагнетающая тишина, но никто из них не спешил ее заполнить. Вместо этого оба вперились себе под ноги. Наконец, Юри осмелился: — Тебе понравилось? Виктора почестному ударили ниже пояса. — Я не... я не помню, — промямлил он, и это была чистая правда. Его воспоминания являли собой туман, и попытки воспроизводить их приносили ему одинокую печаль. — Я был пьян... и оступился. — Однако Виктор знал, что это не так; знал, что лежал на его совести — он изменил в надежде забыться, стать значимым и желанным… И всё сработало, хотя, как оказалось, не имело смысла. Он предал Юри и разочаровался в себе. Юри кивнул, слушая Виктора, но воспринимая его лишь отчасти. — Теперь ты доволен, Виктор? — вопросил он, заметив, что по его лицу потекли беззвучные слезы. — Нет, — сокрушенно произнес мужчина, скрестив руки на груди. Видеть подавленного Виктора, было мучительно, но разве Юри мог как-то это исправить? Он не смел сделать и шагу, чтобы поддержать вторую половинку. Он и сам опустел внутри. — Я не знаю, что делать, — объявил он, не зная, смеяться ему или плакать. — Мой опыт отношений ограничивается тобой и воображаемым парнем, который был у меня в двенадцать лет. И никто из них никогда мне до сего момента не изменял. — Юри стало противно. — Прошу, прости меня, пожалуйста… пожалуйста… — всхлипывал Виктор. В его планы не входило превращаться в лживую тварь. Раньше он никогда никого не предавал, поэтому у него не было ни единого ответа. Но он точно знает, что не станет винить Юри, если тот захочет уйти или если никогда не сможет простить его за то, что он сделал — себя он не простит никогда. — Я, пожалуй, присяду, — заявил Юри, прежде чем развернуться и направиться к дивану. Он опустился на мягкую обивку и погрузился в подушки. Дурное самочувствие захлестнуло его, а слезы все не переставали скатываться по побледневшим щекам. В голове проносились образы Виктора и какого-то таинственного мужчины: целующихся, прикасающихся друг к другу... Виктор на шатких ногах последовал за ним и упал на стул поодаль дивана, оставив между ними небольшую дистанцию. И что теперь? Несмотря на то, что легкие его горели, а глаза саднило, Юри смог пересилить себя и посмотреть на человека рядом с ним. Он подарил Виктору крошечную улыбку — самую огромную, на которую был способен, — прежде чем снова заговорил: — Все в порядке, Виктор. Я переживу как-нибудь. В любом случае, все случилось из-за меня. Виктор нахмурился. — Не из-за тебя, а из-за меня. Скорей всего, со мной что-то не так. И кому это только в голову приходит? — горестно вопросил он, на миг вознеся взор в потолок. Почему он так поступил? Почему он не наведался к Юрию или не позвонил какому-то другу? Он вел себя, как придурок. Его импульсивная натура полностью испортила ему жизнь, а в добавок ко всему ещё и навредила Юри. Он никогда бы не причинил ему боль. Юри разжал губы и облокотился локтями на колени, наклонившись вперед в попытке что-нибудь придумать. — Ты несчастлив? В смысле, со мной? Может быть, поэтому ты это сделал? — спросил он, украдкой смахивая слезинку с уголка глаза. — Потому что лично я не могу представить себя спящим с кем-либо кроме тебя; хотя это, наверное, из-за того, что я все ещё был девственником, когда мы впервые встретились… А может, мы слишком разные… — Напоминание о том, что Виктор являлся единственным, с кем Юри имел интимную связь, обожгло его. Он со своих самых юных лет не интересовался так никем другим, кроме Юри. Наверное, он все-таки ненормальный… — Нет, все совсем не так, — ответил Виктор, хлюпнув носом. — Я так сильно тебя люблю, и мне было так... так горько, что я решил, что ты больше не будешь возиться со мной. Я почувствовал себя... недостойным любви, непрошенным рядом с тобой и притворился “на минутку”, что мое сердце не разбито. — Он ковырял швы джинсов; слезы время от времени попадали на грубую ткань. Юри кивнул, с трудом глотая воздух и впитывая в себя точку зрения Виктора. Не без трудностей, но он ему казалось, что он смог постичь её. — Ты решил, что мы расстались, — уверенно заявил Юри, морщась. — Хотя я и без понятия, почему. Я не говорил ничего такого и не возвращал тебе кольцо… — Юри неосознанно крутил его на пальце, пока говорил это. — Но... я все равно никак не могу отвертеться от ощущения, будто ты предал меня. Виктор сглотнул. — Я… я ведь и предал, — он выдавил из себя — другого объяснения его поступку не было. — Я не должен был этого делать, и не буду оправдываться, но я подумал... подумал, что ты больше не можешь любить меня, и не смог этого вынести... — Я всегда буду любить тебя, Виктор, — выпалил Юри. — Я никогда не перестану любить тебя. Я просто... был немного не в себе. — Он охнул и покачал головой, проводя пальцами по волосам. — Я не могу перестать представлять тебя с кем-то другим. Мне кажется, такими темпами я скоро сойду с ума… Виктор, пристыженный, зарылся лицом в руки. — Это было не так, как с нами. Это ничего не значило. — Он сделал глубокий, дрожащий вдох. — Господи, как же я облажался... Ты когда-нибудь сможешь простить меня? Слезы все не переставали литься, Юри становился все отчуждение. — Не знаю. — Его голос скрипнул. — Я не хочу тебя терять и не могу представить жизни без тебя, но... — он поморщился, пытаясь выкинуть из головы образы неверности Виктора, — в то же время я ревную и злюсь. — Он снова посмотрел на своего жениха, и его сердце заныло от облика помятого Виктор. — Я не могу поверить, что кто-то другой прикасался и ласкал тебя… Я просто не могу... Виктор съежился. — На вряд ли. Что ни говори, но это было мерзко, — произнес Виктор тихо. — Поверь мне, там нет повода для ревности. Юри затрясся. — Не имеет значения. Это все равно произошло, и я… — Юри в отвращении скривился. — Вы хотя бы предохранялись? —Он не желал слышать подробности, однако Юри оставался Юри. Виктор не смог скрыть выражения обиды, промелькнувшее на лице. — Конечно, пользовались! — воскликнул он. — Ты единственный человек, которому я мог бы доверить... — он запнулся. И именно ты разрушил это доверие. Юри кивнул. — Хорошо… Это… хорошо. В таком случае нам не стоит беспокоиться о… — он тут уже запнулся, так и оставив предложение незаконченным. — Что нам теперь делать? — он встретил взгляд Виктора. — Я в полной прострации, Виктор. Русский в недоумении уставился на японца, не зная, что сказать. Юри просил у него совета? Только вот у него его не было. Младший был слишком терпимым и чутким к нему. — Почему ты так добр ко мне? — задался встречным вопросом он, желая узнать причину. Вчера он был уверен, что Юри разлюбил его, что их отношениям пришел конец, а сегодня тот являл собой пример милосердия, в то время как он сам как был дурнем, так им и оставался. Каким вообще образом была допущена хотя бы капля сомнения в Юри? Какой же он идиот, слов нет… Юри улыбнулся. — Потому что я люблю тебя, Виктор, — объяснил он, пожав плечами. — Тебе и без того несладко. Я не собираюсь усугублять твоё состояние. — Он вздохнул и потер лоб. — Но я также не знаю, куда двигаться дальше. Я не знаю, что мне нужно или как поспособствовать друг другу в сложившихся условиях. Если бы это был кто-то другой, я давно бы уже ушел, но ты — Виктор. Мой Виктор. — Это ничего не изменит, но я действительно сожалею. Я не стремился причинить тебе боль. Я все неправильно интерпретировал. Честно говоря, я ожидал, что приду домой, а ты соберешь вещи и будешь ждать меня на пороге, чтобы отдать ключи, а потом сразу же уехать. Я считал, что между нами все кончено, и все это было лишь ложным романом. Поверь, я бы не сделал этого, если бы думал, что есть малейший шанс на то, что ты все еще любишь меня… Но все ранее сказанное я принял всерьез и рассудил, что именно такой посыл ты собирался донести до меня. Юри смущенно склонил голову. — Я вел себя жестоко, прости, — он нахмурился. — Я не должен был ничего такого говорить. Это все моя вина. Мне стоило держать рот на замке — получается, я сам практически толкнул тебя в чужие объятия... — Он в очередной раз зарылся лицом в ладони. — Нет, ты... прости. — Говорить об этом так невыносимо. — Русские чересчур прямолинейны, Юри. Если мы что-то говорим, то обычно это имеем в виду... — объяснил он, в последних порывах открыть Юри глаза на то, почему он думал так, как думал. — Это не окупит меня, но я верил, что, если возникнет проблема, ты скажешь мне о ней, а не... набросишься с упреками. Я испугался твоих заявлений, потому что сам всегда говорю прямо своих сомнениях; возможно, иногда это выглядит не совсем уместно или даже грубо, но зато это предотвращает путаницу и превращение снежинки-пустяка в огромный ком проблем. Наверное, нам стоило обсудить эту тему раньше. Поэтому теперь мы в не лучшем положении, чем могли бы быть, но это явно не твоя вина. Она лежит на мне. Юри согласно махнул головой. — Знаю, что должен был завести об этом разговор... Я позволил мелочным обидам копиться. На моей родине все всё держат в себе. Так уж у нас заведено. Но, очевидно, отныне я не могу себя так вести. — Он издал страдальческий стон. — В будущем, начиная с сегодняшнего дня, я постараюсь быть более честным. — Юри сглотнул. — Можно... поцеловать тебя? Виктор был занят осмыслением того, почему люди не дают волю эмоциям — по его мнению, такая манера способна вызвать лишь презрение… Но тут до него внезапно дошла просьба Юри, и он мгновенно растерялся. — Что? — мягко переспросил он. — Поцеловать? Меня? — Он не имел право на поцелуи Юри, если уж на то пошло — ему более подходила пощёчина. — Да. — Юри кивнул. — Никак не могу перестать терзаться, что я не был последним, кого касались твои губы. Ты сидишь здесь со мной в нашей квартире, у нас на пальцах надеты кольца, но я не... — он запнулся и снова разрыдался. В Викторе зажглась искра веры. — Мне бы этого очень хотелось. Было бы очень… м-м-м… кстати з-забыть его. — Столь эгоцентричное пожелание — требование слишком велико… Юри поморщился при упоминании о другом мужчине, но затем оттолкнулся от дивана и в несколько широких шагов оказался вплотную со своим возлюбленным. — Тогда поцелуй меня, если ты этого так хочешь, — прошептал Юри, наблюдая за реакцией Виктора. Тот колебался. Была ли это какая-то уловка? Он нерешительно потянулся к Юри: его руки все еще подрагивали, когда он обхватил родные щеки; в груди что-то ныло, когда он смотрел в прекрасное лицо. Медленно наклонившись, он все ещё не был уверен, ударит ли его Юри или нет, если он окончательно сократит пространство между ними. Юри закрыл глаза и преодолел последние несколько сантиметров, отделявших их. Губы Виктора, мягкие и нерешительные, встретились с губами напротив — Юри вздохнул. Их поцелуй ничем не отличался от предыдущих: Юри все так же чувствовал себя спокойно, безопасно в объятиях Виктора. Он заставил все свои ужасные мысли испариться, сосредоточившись на человеке перед собой. Виктор ухватился за Юри как за спасательный круг. Он прекрасно осознавал, что он ни с кем не испытает ничего подобного, что он этого не заслуживает; а Юри целовал его так ласково... Ощущение пухлых, теплых губ, прижимающихся к его собственным, вызывало у него рой бабочек в животе — как это было на протяжении всех их отношений. Он эгоистично притянул его и завлек в протяжный поцелуй. Я так скучал по нему. Контакт с Виктором был невероятным, однако сердце Юри не переставало обливаться кровью. Он отстранился и медленно выдохнул. — Это было... как прежде, — прошептал он, поглаживая щеку Виктора. — Я не собираюсь расставаться с тобой. Дай мне немного времени, чтобы побыть одному. Виктор неуверенно согласился. Кто он такой, чтобы теперь возражать?

***

Время пошло быстрее после того, как Юри покинул квартиру Виктора. Юрий, на первый взгляд без особой охоты, позволил японцу переночевать у него на диване несколько дней, хотя в действительности тревожился за друга. Отабек казался равнодушным, но добрым. Обычно Юри оставался один, пока там жил. Конечно, он больше не посещал тренировок. Его тренер был тем человеком, с которым он пока что не был готов столкнуться лицом к лицу. Но по мере того как проходили дни, и Юри рассказывал друзьям и семье об их проблемах, он вскоре обнаружил, что скучает по Виктору и питает ненависть к каждой минуте, проведенной порознь. Логичней было бы злиться и вечно избегать Виктора, но тоска все равно одолевала мужчину. Юри не мог существовать без него, но для начала ему следовало преодолеть ревность. Но как? Тем временем Виктор был в точно таком же двойственном настроении. Он хотел дать Юри свободу, но скучал по нему. Как он может загладить вину? И возможно ли это вообще? Все, в чем Юри нуждался от Виктора, может быть легко получено при условии, что Юри вернется домой — Виктор боялся, что этого никогда не произойдет. Хуже всего было то, что он знал, что виноват во всем сам. Он предполагал, что ему будет хорошо дома одному. Он прожил там всю свою сознательную жизнь; тем не менее чего-то не хватало. Маленькие “привидения” Юри, разбросанные по квартире, терзали его — напоминания о его проступке, о том, что он оттолкнул и обидел того, кто бескорыстно любил его. Желание Юри что-то получить в знак отклика не было необоснованным — Виктор измениться, дайте ему лишь шанс. Телефон русского зажужжал на стойке, и он молниеносно дотянулся до него. Сообщение от Юри: «Мы можем поговорить? Как насчет ужина сегодня у тебя? Я бы приготовил что-нибудь». Виктор тут же улыбнулся. Это был, пожалуй, первый раз после всей неразберихи. Его окрыляла надежда. Разговор — это хорошо, верно? Молчание — это то, из-за чего все пошло наперекосяк. «С удовольствием. Хочешь, я схожу за продуктами? Я куплю ингредиенты для кацудона,» — быстро напечатал он. Он поискал в Гугле, где можно раздобыть японскую еду, поскольку Юри упоминал, что скучает по ней. Но в округе не нашлось подобных ресторанов. Правда, было одно местечко у рынка на другом конце города... Он планировал пойти туда и прозондировать его ради Юри. Тот, судя по всему, не знал о его существовании, раз никогда не говорил о нем. Вскоре пришел ответ: «Звучит здорово. Вечером ты же придешь домой с катка, да? Как насчет того, чтобы я зашел к тебе около семи? Или тебе было бы удобнее попозже?». «Да, в семь отлично;)» — Он мог уйти со льда пораньше, успеть заскочить в магазин, и вернуться домой с запасом времени. «Тогда увидимся». — Такая мелочь, но Виктор воспринял её как победу.

***

— Ты идиот, да? — Юрий поздоровался с Виктором, когда тот приехал после обеда. Русский вздохнул. — Да знаю я, знаю... Как он? — тихо спросил. — Хм, наверное, убитый горем? Тебе реально нужно разобраться с этим, старик. Он же не может вечно жить на моем диване из-за того, что кое-кто слишком туп и не видит дальше своего носа. Юрий, безусловно, был прав. — Я совершил чудовищную ошибку. Этого больше не повторится. — Нет, ошибка — это забыть выключить плиту или проспать будильник. А что случилось у вас? Какой-то парень споткнулся и упал тебе на пенис? — огрызнулся Юрий. Внутри него вспыхнул стыд. Значит, Юри рассказал тому об измене. Причем Виктор предсказывал, что расскажет. В конце концов, Юрий не позволил бы ему остаться в его квартире без веской причины. У них с Отабеком только-только начались отношения — они, несомненно, все еще трахались как кролики. — Я не буду отмазываться, — грустно буркнул он. — Перестань строить из себя нытика, — приструнил его Юрий. — Ты не должен себя жалеть. Оплошал — исправь. Если ты этого не сделаешь, я посоветую ему бросить тебя. Виктор кивнул. Слова болезненно кольнули его: они были правдой.

***

Виктор, по сути, сбежал с катка — скрылся от него так быстро, как только мог. Он целенаправленно торопился в центр города — в то, наверно единственное, место, где продавалась японская еда. Он это точно знал, потому что уже дважды там побывал. Сегодня с утра он ехал на каток с серьезным намерением попасть в магазин до закрытия. Юри тоскует по дому, напомнил он себе. Я сделаю так, чтобы в России он почувствовал себя немного уютнее. Это было одной из причин, по которой его жених до сих пор мучился, живя в Санкт-Петербурге, поэтому Виктор собирался убедиться, что Юри сможет хотя бы нормально поесть. Его целью было сделать свою квартиру более гостеприимной — то, что он должен был сделать сразу же, как они заехали туда. Войдя внутрь, он тут же потерялся: это был старый, на вид традиционный магазин с развешанными повсюду японскими вывесками. Виктор несколько секунд беспомощно оглядывал полки, не зная, с чего начать. У него были крайне ограниченные знания японского языка, а с момента возвращения в Россию так вообще не было необходимости практиковаться в речи или чтении. Это тоже нужно изменить. Почему он перестал учить японский? Боже, я в ужасе. Я просто взял и забросил родной язык Юри. Ему удалось найти то, что, как он помнил, ел Юри — тофу, свежие овощи и знакомые продукты, популярные в Японии. Когда дело дошло до бакалейного отдела, Виктор впал в ступор. Все баночки выглядели одинаково: надписей было не разобрать. К счастью, за прилавком стояла приветливая японка, которая широко улыбнулась ему, когда он приблизился к кассе и неуверенно поставил корзинку на прилавок. — Чем я могу вам помочь? — спросила она с сильным акцентом, но по-русски. — Вы выглядите очень озадаченным. Он с облегчением вздохнул. — Здравствуйте, — произнес он по-японски. — Я… м-м-м… мой партнер — японец, и я хотел бы купить все необходимое, для нашей кухни, чтобы она была более привычной и… аутентичной, что ли? Мне нужна помощь, — признался он. — Ах, вы, как погляжу, хороший парень, — ответила она, выходя к нему; взяла еще одну корзину и протянула ему. — Пройдемте, я сейчас всё вам объясню. — Она схватила его за локоть и потащила к одному из проходов. — В японской кухне есть все, — сказала она, на ходу подцепляя с полок различные бутылки и размещая их в новой корзине. — Для всех блюд на кухне японской женщины нужны: соя, мирин, кунжутное масло, рисовый уксус и хороший бульон, как этот, например… Так же белый рис, высокосортный мисо, панко... — Его корзина быстро потяжелела — он не возражал. Виктор внимательно слушал ее. В его памяти должны были храниться все эти подробности, но их не было. Он и правда был не самым лучшим возлюбленным для Юри — вскоре все перемениться. — Спасибо, — поблагодарил он её. — А что насчет закусок? — Хм-м-м, она любит сладкое? — Да, он, м-м-м, любит сладкое, но и соленое тоже. Она заметила замену местоимений. — А, так у вас современный японский бойфренд! Вы обязательно должны привести его ко мне в гости. Мой сын — гей, ему нужно социализироваться. Виктор озадачено кивнул. — Ему бы понравилось эта идея. Он очень тоскует по дому. — Какой славный мальчик! А теперь пойдемте: я покажу вам закуски. Через полчаса Виктор вышел из магазина с несколькими пакетами настоящей японской пищи, чувствуя себя немного жизнерадостнее от того, что у него появился новый друг. Он даже пообещал, что в следующий раз приведет с собой Юри.

***

Виктор потратил целый час, распределяя покупки по шкафам, чтобы Юри мог с легкостью все найти. Затем он до блеска вылизал квартиру. А когда закончил, то не знал, куда себя деть. Он прогулялся с Маккачин. Вернувшись домой, он, довольный и усталый, свернулся калачиком на своей подстилке. Он принял душ, переоделся в любимую рубашку Юри и джинсы и принялся тянуть время. У Юри был ключ от квартиры Виктора, но внутренне его что-то останавливало прийти как ни в чем не бывало. Не после всего, что произошло. Оказавшись у подъезда, он нажал на кнопку домофона с номером пять — "Никифоров", значилось рядом — и стал ждать ответа. Было рановато — 6:45, но Юри не возражал немного подождать. Виктор чуть было не споткнулся о собственные ноги, торопясь пригласить Юри внутрь. — Хэй, можешь подниматься, — раздалось через динамик. При звуке голоса Виктора на лице Юри появилась небольшая улыбка: прошло слишком много времени. Он толкнул дверь и поднялся по лестнице в квартиру своего жениха; дернул ручку двери, но та была заперта, поэтому он постучал еще раз. Надеюсь, Маккачин дома, подумал он. Как же он скучал по этому огромному пучку шерсти. Через минуту Виктор распахнул дверь, чувствуя себя немного скованно, но как только в его кругозор попало лицо Юри, мгновенно воспрял духом. — Привет. — Он пропустил его к себе. Маккачин, услышав Юри, мигом вскочил и подбежал к нему, виляя хвостом из стороны в сторону: он был настолько доволен, что все его тело вместе с хвостом тоже заносило то вправо, то влево. Юри засмеялся, увидев, что собака уделяет ему столько внимания. Прежде чем повернуться к Виктору, он наклонился и нежно потрепал животное по голове. — Привет. Здесь все так же миленько, — прокомментировал Юри, оглядываясь вокруг. Он чувствовал себя немного неловко, тем не менее был рад находиться здесь. — Тебе удалось добыть ингредиенты для кацудона? — Да. А еще у меня для тебя есть сюрприз. — начал он. — Я нашел маленький японской магазинчик у рынка. Сегодня я закупился там и заполнил твоей национальной едой все полки, чтобы ты чувствовал себя как дома. — Он одарил Юри скромной улыбкой. — У меня даже появился друг — хозяйка. Она довольно милая и хочет с тобой познакомиться. Её сын — гей, и она подумала, что ты сможешь найти с ним контакт. Она сказала, что для японца важно иметь других японских друзей, и она совершенно права. Было бы круто, если бы ты мог говорить на своем родном языке и иметь что-то общее со здешними людьми. Юри был обескуражен. Он потянулся, чтобы открыть дверку шкафа, и обнаружил, что тот забит его любимыми продуктами. На одной из бутылок даже значилось “кандзи”. Он почувствовал необъятный восторг: в его глаза попала соринка. — Ты купил всё это для меня? — Конечно. Я был таким глупым. Мне и в голову не приходило, пока ты не сказал, что тебе не хватает своей еды... Я обязан был научиться готовить японские блюда ради тебя; а на деле я совсем не поддерживал тебя и не пытался сделать так, чтобы ты чувствовала себя... уютно. Извини. Юри сглотнул и попытался сдержать слезы — это было невозможно. — Ты преодолел весь мир ради меня, чтобы тренировать, чтобы влюбить в себя! — восторженно проговорил он. — Ты и так уже много чего для меня сделал. Мне неудобно просить о большем. Но это все действительно так здорово! Я уже в нетерпении, чтобы начать готовить! Виктор почувствовал огромное облегчение от того, что Юри оценил его жест. — Я почти уверен, что у меня есть всё для кацудона. Может… ты и меня научишь его готовить? Мы могли бы сделать его вместе, — с надеждой предложил он. Сердце Юри наполнилось теплотой. — Я… я бы очень этого хотел. Виктор усмехнулся. Возможно, со временем и упорством он сможет все исправить. — Итак, я знаю, что нам нужна свинина и рис, — заявил он. — Да, все правильно. Не волнуйся, я тебе все подскажу, — с улыбкой проговорил он, прежде чем повернуться к плите. — Прежде всего...

***

Когда они поужинали, Юри все не мог определиться, что было приятнее: есть или готовить кацудон вместе с Виктором. Было видно, что второй изо всех сил старается, чтобы Юри чувствовал себя комфортно — его это трогало. Если бы не обстоятельства, между ними все вполне могло бы быть как прежде. Но, тем не менее, на подкорках сознания японца все еще беспокоила зудящая проблема, и её требовалось решить как можно скорее. Вымыв посуду, они расположились на диване. Смотря российское телевидение (с субтитрами для Юри), младший внезапно обнаружил, что ему невмоготу молчать. — Виктор, займись со мной сексом, — выдал он, покраснев. — То есть, это, конечно же не приказ… Неудачный тон... Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя принужденным, я… я просто... Виктор удивленно посмотрел на Юри. Он не ожидал услышать ничего подобное и не стал бы его осуждать, если бы японец пару месяцев не был бы готов к близости с ним. Его проступок не так-то просто оставить в прошлом. — Я... Ты… ты уверен? Все нормально, если тебе нужно время. — Однако, он бы солгал, если бы сказал, что не хочет этого. Виктор пытался выкинуть из головы ту злосчастную ночь — что лишь толкало его к осознанию того, как сильно он вожделеет Юри. Только Юри и никого больше. Он хотел, чтобы тот снова приласкал его, не способный смириться с тем, что этот человек не был последним, с кем он имел физическую связь. Юри кивнул и взволновано прикусил нижнюю губу. — Честно говоря, я тоже не предполагал, что буду готов так скоро. Мысль об этом все еще заставляет меня... — Он запнулся и покачал головой. — Но... я не могу этого вынести, Виктор. Знание, что ты спал с кем-то другим, оно нестерпимо. Уверь, что хочешь меня. Я должен чувствовать, что ты только мой. Сердце Виктора пропустило пару ударов. Он потянулся к Юри и аккуратно прикоснулся к его лицу. — Я тебе докажу, что достоин тебя. Я сделаю все, что угодно, — поклялся он, облизывая губы, и закрыл глаза. — Абсолютно все... Юри улыбнулся и поднялся с дивана. Взял пульт и выключил телевизор, а затем протянул Виктору руку. — Пойдем в спальню? — игриво предложил. Русский охотно сжал ладонь японца и позволил отвести себя в соседнюю комнату. Виктору было так одиноко по ночам: он решил, что впредь не будет принимать Юри как должное. Юри закрыл дверь и прижал к ней Виктора. Чуть приподняв голову, так как его партнер был на пару сантиметров выше, улыбнулся. — Скажи мне, что хочешь меня, Виктор, — прошептал ему прямо в губы, опасно приблизившись, но не целуя. Дрожь удовольствия тут же пробежала по позвоночнику от зазывающих слов и тона. Здесь все было очевидно: Виктор готов отдать Юри все, лишь бы тот простил его. Он упадет на колени и будет молить его о прощении, если придется. — Я очень тебя хочу. — Он в нетерпении ерзал под опаляющим взглядом Юри, прижавшего его к твердой поверхности. — Я не переставал думать о тебе ни на секунду. Ты незаменим для меня. Ты целый мир, вселенная... Пожалуйста, позволь мне продемонстрировать, как сильно я скучал по тебе. Зрачки Юри расширились от признания Виктора; последовал кивок. — Давай, покажи мне, Виктор. Заставь меня поверить, что я единственный, на кого ты смотришь, — сказал он хрипловатым голосом, прежде чем наконец припасть к губам напротив. Виктор задрожал. Он убеждал себя, что этого никогда не произойдет, что он не стоит бесценных поцелуев и прикосновений Юри; чужие губы были необыкновенно мягкими и словно бы “правильными” на его собственных, а поцелуй — блаженством. Он обхватил Юри руками и, неустанно льня к нему, рьяно целовал. — Я хочу тебя, — простонал он. — Пожалуйста, можно я прикоснусь к твоему члену? Юри усмехнулся. — С чего ты взял, что ты имеешь право на мой член? — Он приподнял бровь и провел пальцами по рельефной груди, пока не добрался до промежности и не нащупал внушительный бугорок через плотный материал. — А это кому принадлежит? Виктор захныкал. — Тебе, я весь твой! — проскулил он. — Пожалуйста, я сделаю все, что попросишь! — Он бесстыдно потерся о ладонь Юри: его орган возбудился от обильного количества внимания. — Я знаю, что не стою твоего члена, но я добьюсь его! Пожалуйста, давай! Я в нем нуждаюсь! Юри охнул. Ему нравилось выслушивать мольбы Виктора. — Тебя ничего не останавливает, — подметил он, отступая и стягивая с Виктора рубашку. — Начнем с того, что ты встанешь передо мной на колени? Ты так красив и соблазнителен на четвереньках… — Да, — пропыхтел старший, распаленный манерой разговора Юри с ним. — Я весь горю; обещаю, что сделаю тебе хорошо: ты можешь трахать мой рот и использовать меня, как тебе заблагорассудиться. — Он толкнул Юри на кровать: тот распластался по центру. Затем Виктор опустился на колени; шаловливые руки уже тянулись к ширинке Юри. Когда тренер принижается пред своим учеником, тот всемогущ и самоуверен. — Потрясающе! Не могу дождаться, когда ты отсосешь мне. Ты всегда так умело владел своим языком. — Юри протянул руку, чтобы погладить серебристые локоны. — Скажи мне, ты делал это для него? На лице Виктора на секунду появилось встревоженное выражение: он сглотнул. — Нет, не делал, только для тебя, — заверил фигурист, стягивая его джинсы. Он с нетерпением вытащил длинный, пульсирующий член Юри из темных трусов и обхватил его. — Твой больше. — Он жадно облизнул детородный орган по всей длине, исподлобья глядя на Юри. Гортанно застонал, вбирая в себя толстую головку. — Хороший мальчик, — похвалил Юри, поглаживая мягкую макушку и поощряя происходящее. — С этого момента твой рот должен быть предназначен только для меня. Второй раз я этого не потерплю. — Чтобы донести серьезность своего предложения, Юри покрепче вцепился в густые волосы: достаточно цепко, чтобы вызвать реакцию. — Теперь отсоси у меня так, чтобы я поверил. Виктор покорно кивнул и тут же сделал, как ему было велено: заглотил набухший член; он полностью заполнил себя им, до самой дальней части горла. Затем ухватился за бедра Юри, заставив его податься вперед, чтобы вогнать плоть ещё глубже, и начал покачивать головой вверх-вниз, губами плотно обволакивая ствол. С каждым новым толчком он стонал все громче и упивался Юри все прожорливее. Младший тихо замычал. Его голова откинулась назад, а глаза зажмурились от нарастающего наслаждения от минета Виктора. Русский всегда был мастером в этой области, но сегодня все было как-то по-другому. В его движениях, в том, как он держался за Юри, был намек на отчаяние, и японцу это нравилось. Он хотел большего; хотел, чтобы Виктор смотрел и окружал заботой исключительно его. — Вот так, малыш, да, возьми меня… — мямлил Юри, подаваясь бедрами навстречу, пока вновь не погрузился в Виктора. — О-о, какой хороший мальчик… и только мой. Виктор поскуливал, с трудом проглатывая слюну, интенсивно увлажнявшую его ротовую полость — ему было мало. Он заключил член Юри у основания в кружок пальцев и начал его надрачивать, рвясь принести ещё большее удовлетворение. Он чувствовал, как из Юри сочится сперма, и алчно втягивал в себя головку, желая получить все соки. Он втихаря наблюдал за своим возлюбленным, довольный тем, что того щеки вспыхнули ярким румянцем, когда Виктор был уличен его за шпионажем. Еще несколько мгновений Юри позволял себе наслаждаться виртуозностью рта Виктора, прежде чем сбавить темп. — Достаточно. Мне нужно подготовить тебя следующему этапу. — Юри, вытащил мокрый член. — Снимай одежду и ложись на кровать. Виктор с трудом перевел дыхание и, едва не споткнувшись, впопыхах принялся исполнять распоряжение: выпутался из оставшихся слоев одежды с нижнем бельем и устроился на матрасе. — Так нормально? От вида Виктора, чье беззащитное тело было выставлено напоказ во всей своей невинной красоте, Юри залихорадило. Он подобрался к краю постели и по-хозяйски рассмотрел своего великолепного жениха. Он до сих пор не мог избавиться от воспоминания, что кто-то другой — не Юри — видел его таким. Это заставляло его алкать обратно присвоить своё себе: пометить каждый сантиметр и показать всему миру, кому по праву принадлежит Виктор Никифоров. — Такой красивый и весь мой… —Юри поглаживал икру Виктора, медленно переходя к бедру. — Я так полагаю, ты забыл об этом и теперь тебе нужно напомнить о своем хозяине, не так ли? — Напомни мне, чтобы я больше никогда не забыл, — ответил Виктор, мечтая узреть, что же с ним сотворит младший. Он был так возбужден и готов пойти на авантюры.. Юри ухмыльнулся, задумчиво поднеся руку к губам. Повернувшись к ночному столику, он открыл один из ящичков, достал пакетик со смазкой и бросил его на кровать. — Растяни себя сам, — пропел он, возвратясь на место и вне себя от нетерпения, ожидая беспрекословного повиновения. Виктор зубами разорвал упаковку и судорожно нанес немного склизкой массы на пальцы. Потом перевернулся на спину, дразняще раздвинул ноги и прикоснулся к себе, начав натирать смазкой узкий периметр колечка заднего прохода. Сердцебиение участилось, стоило ему ввести фалангу в тугое отверстие, заранее предвкушая заворожённость Юри сим зрелищем. Он не стеснялся — наоборот помышлял, чтобы за ним внимательно наблюдали. Одного пальца вскоре стало недостаточно: Виктор уже успел нафантазировал, как Юри засунет в него свой большой член, поэтому без промедлений ввел внутрь еще один. Юри не мог оторвать восторженного взгляда от картины маслом: его глаза были прикованы к каждому ловкому маневру кисти Виктора. Он был не в силах сопротивляться. Японский фигурист заполз на кровать и встал на колени позади Виктора, пока тот самолично подготавливал себя к кульминации их вечера. — Скажи мне, что я единственный, кто имеет право видеть тебя таким, — рявкнул он, снимая футболку и отбрасывая ее в сторону. — Ты единственный… — повторил он. Нетерпение скопилось в нижней части живота от эгоистичных и пошлых фраз Юри. Они заставили его собственный член занеметь, слегка подрагивая. — Чертовски верно, — похвалил его Юри, снимая джинсы. Его руки легли на бедра Виктора, пальцы впились в бледную кожу. Синяки будут неотъемлемым доказательством их любви. — Добавь еще один. Виктор всхлипнул, но повиновался, запустив в себя ещё один палец. — Пожалуйста, Юри, я весь твой. Разве ты не хочешь почувствовать моей гостеприимности? Юри зарычал, впиваясь ногтями в мужчину. — Хочу, но рассматриваю вариант лицезреть тебя снизу-вверх, — пояснил, резко выдохнув. — Покажи мне, как сильно ты изнемогаешь от моего члена, Витя. — Да, да! Пожалуйста, позволь мне оседлать тебя! Клянусь, с твоим членом внутри я буду так счастлив! — он громко кричал в подушку, вгоняя уже целых три пальца в свою неутомимую дырочку, невозможно возбуждаясь от мысли себя, сидящего на огромном хозяйстве Юри. — Молодец, — снова похвалил японец, встав и полностью стянув с себя трусы. Теперь, когда он был на равных со своим партнером, Юри принял полулежащее положение, уперевшись спиной в деревяное изголовье. — Не заставляй меня ждать. Виктор быстро вскочил, облизнулся и захватил в ладонь толстый член Юри. Он слегка подрочил его, зная, что тому нравится созерцать их взаимодействие. Потом повернулся, раздвинул чужие бедра и начал опускаться на пульсирующий орган. Он тихо вскрикнул, когда плоть Юри проникла в него. Виктор, трахающий себя членом Юри, вызвал у того стон. Младший прошелся рукой вдоль позвоночника Виктора, ощущая под подушечками пальцев влажность и гладкость, прежде чем обхватить его мускулистые ягодицы. — Прекрасный, о мой прекрасный Виктор, — выдохнул он, когда волна удовольствия затопила его разум. — Насаживайся на мой член, пока не кончишь. Я хочу почувствовать это. Виктор кивнул и устроился на Юри так, чтобы смочь принять его в себя как можно глубже. Он опирался руками на свои бедра и подпрыгивал. Скулеж вырывался из него каждый раз, когда пенис Юри упирался в простату. Как ему и велели, он эгоистично использовал чужое тело, чтобы снять с себя напряжение. Его собственный член был в полной готовности и подрагивал вместе со своим владельцем — к нему никто не прикасался. Виктор думал только о том, достаточно ли хорошо Юри вместе с ним. — Малыш, я обожаю твой член! — восклицал он. — Мне лестно, что ты внутри. О, Боже… я сейчас кончу… — Сбивчиво дыша и громко воя, он не стеснялся своего кайфа. Сладостные очертания спины и широких плеч Виктора заставили Юри покраснеть. Он провел пальцами по гладкому участку кожи перед собой, пока вновь не припал к пятой точке своего жениха. Обе руки схватили его за жилистые мышцы и сжали их, раздвигая, а потом снова сводя друг с другом. Юри наслаждался игрой, а его взгляд не отрывался от места их сношения: там, где его член раз за разом то исчезал, то появлялся. — Ты великолепен, Виктор. Ты выглядишь так, будто был рождён, чтобы скакать на мне. Виктор взвизгнул, громко застонав, когда Юри ускорил темп. Всё его естество пылало: удовольствие геометрической прогрессией возрастало в животе и пенисе; яйца напряглись: из головки сочилась сперма. Он начал поглаживать себя за грудь, пока Юри и без его помощи справлялся с его задней частью. — Да, малыш, я торчу от твоего маленького друга! Дай мне его! — умолял Виктор, пощипывая себя за соски и откидывая голову назад. Юри любовался атлетическим телом Виктора: тот упирался пятками в матрас для большего сцепления — а затем стал вдалбливаться в него ещё резче и яростнее. Его пальцы переместились на шелковистые серебристые волосы Виктора и натянули их. — Кончи для меня, Витя. Кончи от моей плоти. Сделай это прямо сейчас. Виктор не успевал следить за переменностью событий: вроде бы Юри только-только схватил его за волосы, как он уже оказался заполнена до упора чужим членом. Собственный ствол беспорядочно пачкал спермой его пресс и грудь, торс и даже лицо: он беспрерывно вертелся. Пенис Юри был словно бы опаляющим и невероятно искусительным; казалось, было нереально представить жизни без этого ощущения наполненности. — Юри, Юри! — В экстазе он прикусил нижнюю губу до крови. Младший усмехнулся, чувствуя, как мышцы Виктора сокращаются вокруг него. Русский становился ужасно узким при своем оргазме, однако Юри было недостаточно. Ему тоже нужно было кончить. — Хороший мальчик… Теперь моя очередь. Прежде чем тот успел что-то сказать, Юри ловко сменил позу: лицо Виктора уперлось в подушки, а сам Юри навис над ним сверху. Японец со вторым дыханием вогнал член обратно в жар Виктора. Он начал иметь его жестко и быстро: так, что при каждом толчке его яйца со шлепком встречались со снежными бедрами. Русский кричал в простыни, крепко вцепившись в ткань: костяшки его пальцев побелели, когда Юри в конец потерял терпение. Член старшего тёрся об одеяло и все ещё был крайне чувствителен: с него не переставая текла смазка, пока Юри продолжал ласкать его простату. Всего было так много и сразу, что Виктор мог только лежать и блаженно стонать, чувствуя, как его снова доводят до ручки. Японец владел им дико: заставляя истошно желать кончать еще и еще. — Пожалуйста, пожалуйста, войди в меня глубже, — бормотал куда-то в одеяло. Юри задыхался от повышенной нагрузки, его лоб блестел от пота. Он был сосредоточен на единственной задаче: услышать как можно больше звуков от Виктора. Снова и снова целясь в одну и ту же точку, он с триумфом попадал в нее с точностью до миллиметра, даже когда нагнулся, чтобы за плечо прижать Виктора к себе. — Я кончу прямо в тебя, если ты признаешь, что принадлежишь мне. Что никто другой никогда больше не сможет дотронуться до тебя. Что я лучший любовник в твоей жизни, — произнес Юри хриплым, прерывающимся голосом. Он стремительно приближался к собственному оргазму, но прежде всего ему было необходимо это услышать. — Да, да! — соглашался Виктор, с трудом выговаривая слоги. — Я п-принадлежу тебе! Весь я! М-мой член и м-моя задница, все мое тело и сердце! — Он всхлипывал, его голос срывался, а горло продралось от громких выкриков. — Пожалуйста… о-о Боже, пожалуйста! Ты лучший любовник в моей жизни! Я очень сильно сожалею! Я больше никогда не прикоснусь ни к кому, кроме тебя! Я буду твоей маленькой шлюшкой, ты можешь делать со мной все, что пожелаешь, только, пожалуйста, кончи! — Да, всё именно так, моя маленькая шлюшка. — Юри, наконец, добрался до оргазма. Он издал утробный звук; удовольствие заполнило все его существо, стоило ему взглянуть, как плотно его член прижимался к отверстию Виктора. Он поглаживал ягодицы мужчины, медленно раскачиваясь, пока Виктор не испил его досуха. Затем вышел и засмотрелся, как его семя сочиться из покрасневшего ануса: стекает по яйцам и капает на простыни. Это было развратное зрелище, и Юри оно нравилось. Он со вздохом упал на кровать, одной рукой ловко вытащив из упаковки несколько салфеток для себя и Виктора. — Теперь я чувствую себя намного лучше, — объявил он с улыбкой. — Ага, — прохрипел Виктор. Он будто бы пробежал марафон и теперь никак не мог отдышаться. Все его тело дрожало как осиновый лист, когда он перевернулся на спину и прижался к Юри. — Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю. — Юри наклонился, чтобы прижаться к губам русского. — Давай больше никогда не ссориться. Виктор резво и искренне кивнул, уже заранее зная, что весь свой остаток жизни проживет лишь с одним чувством — безграничной любовью к Юри.