***
Леон давно думал о сексе с Адой. Ещё с их встречи в 1998, если быть честным. Он думал, как она ему отсасывает, обхватив своими пухлыми, блестящими от слюны красными губами его член. Думал, как она закончит как раз в нужный момент, чтобы он стёр с её подбородка предэякулят, чтобы нежно поцеловать. Но он никогда не забывал о своём желании отлизать Аде. Обычно он думает об этом, когда её нет поблизости. Потому что несмотря на всё, что они прошли, не так глубоко в душе, Леон всё ещё застенчив. Он всё ещё чувствует себя грязно, когда позволяет слишком сильно разгуляться воображению, и осознаёт, что она в одной комнате с ним. Он понимает, что нет ничего плохого, чтобы думать об этом, ведь он уже видел Аду с его членом. Она знает каково это, когда Леон неудержимо долбится ей в кулак и бессильно стонет ей в рот. Он просто не может избавиться от ощущения, что это неправильно. Что это плохо. Что это грешно. Это пришло от католического воспитания и страны, которая до крайности пуританская и сексистская. Чему удивляться? Леон лишился девственности ещё со своей школьной возлюбленной — это значимо, была пара грязных миссионерских заходов. Затем, в университете, он спал только с двумя: своей девушкой, с которой он встречался, пока учился с первого по второй год. Ей нравилось, только если он отлизывал. Они расстались, когда выяснилось, что она лесбиянка. Разошлись без обид, но всё-таки оральная фиксация досталась ему от неё. В баре, куда он пошёл запить горе от расставания, нашлась женщина постарше. Он до этого плакал, а после того, как она убедила взять её раком, и подавно. За те моменты нечем гордиться. Затем была девушка, с которой Леон встречался лишь месяц. Она бросила его прямо перед тем, как он устроился в полицейский участок в Раккун-Сити. С ней он тоже немногому научился. Оба слишком стеснялись экспериментировать. Поэтому она его и бросила, как предположил Леон. Она ожидала более прямолинейного мужчину. Мужчину, который знал, чего она хотела, который не боялся взять бразды правления в свои руки. Мужчину, который не спрашивал, прежде чем душить её, и который отшлёпал бы её до красных следов, утверждающих, что это его собственность. Леон не уверен, что он именно такой мужчина. Он знает, в чём хорош, поэтому он точно, определённо хочет отлизать Аде. Но в чём хороша Ада? Стрелять, драться и целоваться? Ещё Ада очень хороша в работе рукой. Когда она дрочит ему, то она главная, против чего Леон никогда не возражал. На самом деле, ему даже нравилось. Леон не хочет быть тем, кто оставляет следы на женском теле, но уверен, что он более чем не против, чтобы они оставили их на нём. Поэтому тот факт, что Ада, которая на голову ниже него, которая в два раза меньше его по массе, прижала его к стене квартиры, оставляя засос винного оттенка, пока он нащупывает свои ключи, только вводит его в блаженное состояние «чуть ли не благословлённого». — Что ты сделаешь со мной? — Леон выдыхает, как только находит чёртов ключ. — Сюрприз, — отвечает Ада. Ну конечно, так она и ответит. Он толкает дверь, и они ковыляют внутрь. Леон чувствует себя пьяным, под кайфом и до боли возбуждённым. Он не знает, как они оказались на диване, но только он сел на что-то низкое — и вот он уже лежит под горящей в нетерпении Адой. Леон мог часами целовать её. Веками. Всю жизнь. Её губы почти лишились своего ярко-красного цвета, и он предполагает, что вся помада теперь на его лице. Но Леон не против. В принципе, ему плевать, что будет, если с ним это будет делать Ада. Серьёзно, она может убить его, и он не нашёл бы в этом ничего плохого. Ада отстраняется. Леон пытается притянуться за ней. Она затыкает его, приложив ко рту палец и улыбаясь с искрой в глазах, а затем одним лёгким движением снимает с себя чёрную кофту, оставив Леона с глазу на глаз со своей дерзкой грудью. Твою мать. Да, Леон фанат задниц, особенно касаемо Ады. Ему она нравится в любой одежде: платьях, комбинезонах, коротких юбках, прямых юбках, свободных юбках, брюках, спортивных штанах, леггинсах, трусах. Он почти каждый день представляет её голую попку, и с ещё бóльшим удовольствием представляет, как задыхается под ней. Но блять. Леон также очень даже не прочь задохнуться между этими грудями, осыпая их любовью. Ада даже в кружевном лифчике, чёрт возьми. Будто она прочитала его потайные желания. — Ты в курсе, что можешь потрогать, так? — сладким, немного насмешливым тоном говорит она. Леон дёргается, вновь глядя на её лицо, и ещё больше краснеет — так, будто ему семнадцать, а не двадцать семь. — Знаю. Просто пытаюсь… Запечатлеть этот момент на будущее. — Мило, — гладя его по щеке, говорит Ада. — Не волнуйся. Ты ещё их увидишь. Это наш не единственный раз. Она играется с волосами за его ухом, так нежно и любяще, что по спине пробегает приятный холодок. — Да, но это наш первый раз, — серьёзно говорит Леон. Она расплывается в новой улыбке. Улыбка меньше тех предыдущих, но каким-то образом пожирала Леона целиком. — Ох, Леон, — шепчет она, — сними с меня лифчик. Леон сглатывает ком в горле и послушно спешит исполнять. Лямки спадают. Она не глядя отбрасывает куда-то лифчик и прикладывает мозолистую руку Леона к своей груди. Он на секунду замирает, чтобы прочувствовать её вес, тепло, нежность. Такая аккуратная. Такая завораживающая. Он не может оторвать взгляд. — Мне нравится, когда мои соски пощипывают, — начинает Ада. Она ни на секунду не спускает с него глаз. Будто бы пытаясь запомнить всё до мелочей. — Не люблю, когда их оттягивают. Ласкать можно, но не слишком заигрывайся. Царапать нельзя. Любое грубое движение — и я ухожу. Леон утвердительно кивает, а потом проводит пальцем по соску, чувствуя, как он твердеет от этого. — Даже и не думал об этом. — Я просто устанавливаю правила. У тебя какие? Леон слишком увлечён изучением груди Ады, чтобы ответить. Правда, он никогда ещё не видел чего-то настолько прекрасного. Её соски похожи на идеальные бледно-розовые бутоны хризантемы. Вот так можно убить мужчину. — Эм-м, — тяжело моргая, начинает он, — никогда не делал ничего с сосками… В смысле, мне никогда их не трогали. — А сам трогал? — тон невинный, а вопрос — нет. Леон ласкает её сосок между двумя пальцами, чтобы не забыться, а затем медленно перекатывает его по мере того, как он набухает. — Я не прочь, чтобы их оттягивали, — лишь отвечает он. Ада подносит его руку ко рту и целует костяшки. — Снимай рубашку, — диктует она. — Я займусь твоими сиськами, если ты не против. Леон хмыкнул от слова «сиськи», будто ему четырнадцать. Он быстро расстёгивает пуговицы, покопошившись, чтобы кинуть рубашку к, предположительно, лифчику Ады. Пальцы Ады — холодные, из-за чего у Леона поползли мурашки, — мгновенно обхватили его грудь. Она будто изучала его, исследовала его и форму его мышц — то, как они сокращаются и расслабляются, поднимаются и опускаются в эйфории от предвкушения. Она проводит пальцем по его «сиськам» (как она их назвала) и царапает. Но Леон снова не против. Ада нагибается, слегка прогнув спину внутрь, и кладёт подбородок между его грудных мышц. — Поговори со мной, — произносит она, прожигая его взглядом. — Что тебе ещё нравится, Леон? Голова не соображает, но для неё — всё, что угодно. Абсолютно всё. — М-мне нравится, когда мне дрочат, — признаётся он, пока Ада начинает водить круги ногтем по его левому соску. Она трётся о его живот как кошка. Просто прелестно. — Люблю слегка пожёстче. — Угу. — Наверное, ещё минеты. Это… Она опускается всё ниже и ниже. Теперь её нос приближается опасно близко к его пупку. Леон чувствует, как она нежно ткнулась в нижнюю часть живота, вызывая мурашки и поднимая волосы дыбом. Нет, Ада не прелестная. Она вредная. — Блять, это… Не самое любимое, но мне нравится. Ада прижимается языком к его коже. Леон дёргается, как ошпаренный. Она тут же останавливается и поднимает глаза. — Ну? Продолжай. — Да, да, — Леон медленно выдыхает и изо всех сил старается сосредоточиться на чём-то другом, но она вернулась к своему занятию, теперь лаская его пупок. — Ах… Блять, что ещё? Я много чего ещё не пробовал… Эм… У меня никогда не было секса втроём. Не знаю, понравится мне или нет. То же самое и про секс на публике. Я мало чего смыслю в, эм, игрушках… Ада беспощадно проводит языком по дорожке, прежде чем подняться вновь. Она ещё раз останавливается у пупка, а затем аккуратно прикусывает нежную верхнюю кожу. Леон вздрогнул. —Или, или всякое, по типу верёвок или повязок на глаза… Чёрт, Ада. — Что ещё? — Что ещё? — переспрашивает он, недоверчиво усмехнувшись. — А похоже, что я могу сейчас думать? — Что тебе не нравится? — она царапнула его сосок. Волна ощущений прокатывается по нему, как лесной пожар. Леон вздыхает, уставившись на Аду, которая и ухом не повела, но выглядела довольной. — Что тебе не нравится? — спокойно повторяет она. — Когда мне соски рвут, — роняет он в ответ. — Тогда я их поцелую, — в свою очередь говорит она и тут же действует. На этот раз ощущения сопровождались лишь вздохом. Боль стихала. — Расскажи мне больше. Тебе не нравятся какие-то конкретные действия? Леон наблюдает за движениями её рта и языком, вырисовывающим круги вокруг соска, следуя по красному следу от ногтя. — Не особо люблю позу раком. Слишком безлично… — Не нравится брать в такой позе? — Да. — А что скажешь на то, чтобы я тебя в ней взяла? Наступила пауза. Тёплым, скользким языком Ада ткнулась в ширинку Леона. Он простонал. — Я… Он откидывает голову и мысленно нашёптывает молитвы в потолок, прежде чем вновь взглянуть на Аду. Её голова опущена на его торс, пряди чёрных волос закрывают половину лица. Он видит выглядывающий из-за красных губ кончик её языка, будто у кошки, лакающей молоко. Такое ощущение, будто его левый сосок облили одновременно ледяной и кипящей водой — он в огне. — Блять, Ада, я не знаю. Я никогда не задумывался. Она полностью обхватывает сосок губами. Леон чувствует, как её зубы — маленькие кинжалы, клыки — царапают этот бугорок. Он резко упирается бёдрами в неё. Ноющий член, до боли скованный четырьмя слоями ткани и между её ног, касается чужой кожи. Ада отстраняется с чпокающим звуком. — Это и была моя идея, — говорит она. Её зрачки расширены почти во весь глаз. — Что? — Я дам тебе отлизать, если ты дашь трахнуть себя, Леон. Вот, о чём я говорила ранее. Сюрприз. Ада, должно быть, почувствовала, как он напрягся. Он это понял по её глазам, тут же наполнившимся некими сожалением и стыдом. Ей не должно быть стыдно. Она не может стыдиться, только не за это. — Или ты не хочешь? Я пойму, если так. Мы можем заняться чем-то другим, у меня есть пара мыслишек… — продолжает она. — Нет! — в миг молвил Леон. — Нет, всё… Всё в порядке. Ада наклоняет голову на бок: — Ты уверен? Леон не понимает, что на него нашло. Он, думая, что всё кончится его ртом, прижатым к киске Ады, даже не предполагал, чем это всё начнётся. Он уже смирился, что, когда спит с женщиной, является главным. И смирился потому, что они ждут, что Леон возьмёт всё на себя, а не потому, что он действительно этого хочет. Это никогда не вызывало сомнений. Но он больше не робеет перед Адой. Если что, она придаст смелости. И если захочет попробовать что-то новое с ним… То он в игре. — Я сказал, что доверяю тебе, — запоздало отвечает он. — До тех пор, пока ты знаешь, что делаешь и… Не заигрываешься. Ответ заставил Аду ухмыльнуться. — Обещаю, — отвечает она и надавливает на его потрёпанный сосок, чтобы поиздеваться, а затем слезает с его колен и протягивает руку. — Подъём, Мистер Кеннеди. У нас есть работа.***
Когда Ада достаёт из сумки страпон и кладёт на прикроватную тумбочку, Леон задаётся закономерным вопросом: как долго она планировала это? И каким боком узнала, что он точно согласится? Он же не открытая книга, так ведь? У него что, на голове стрелка, указывающая на надпись: «Нижний» заглавными буквами? Его стояк держится ещё с момента переезда с дивана на кровать. Для начала Леон лёг на спину, слегка прислонившись к изголовью, а сбоку его осыпала поцелуями Ада. Она перекинула одну ногу через его икру, нежно массируя обделённый вниманием сосок. В какой-то момент она просит его встать, и они оба снимают с него штаны. Леон скидывает их с кровати, и просто ложится, не дыша, пока Ада бурит его рот языком. Чёрт, она горяча. Ада отпускает его сосок, чтобы скользнуть рукой вниз по груди, прямо к трусам. Он издаёт стон, когда она обхватывает его спрятанный за тонкой тканью член. — Окей, — прохрипел он, — Я так кончу, если ты продолжишь. Не самый лучший расклад. — Мы только начали, — возражает Ада, тем не менее не отпуская. Его сердце бешено бьётся в любви к ней за настойчивость. — Не хотел бы, чтобы эта ночь так быстро кончилась, — объяснил он. — Для тебя или меня. Она поглаживает голую ляжку Леона: — Ничего. Парень может получить оргазм разными способами. Так же, как и девушка. Ничего страшного, если ты быстро кончишь. У нас есть целая ночь. — Ну, я никогда не кончал два раза за ночь, — смеётся Леон. Ада надула губы. — Бедняжка. Тебя ждёт настоящий праздник. Она быстро стягивает с него трусы — так, что его хер выскакивает наружу, — а затем с улыбкой спускает их вниз по ногам. Лицо Леона вспыхивает цветом любимой помады Ады. Он старается не опускать на себя взгляд, поэтому сосредотачивается на её слегка потрёпанных от поцелуев губах, растянутых в улыбке. — Нечестно, — выдавливает наконец Леон. Ада сконфужено поднимает глаза. — Что именно? — Ты всё ещё одета, а меня ещё и трахать собираются. Я тоже заслуживаю хотя бы взглянуть. — Ты заслуживаешь взглянуть? — шутливо повторяет она. — Леон Кеннеди, самый самоотверженный человек, личный охранник президента, высказывает требования? — Я попросил тебя сесть мне на лицо прежде, чем ты попросила выебать меня в задницу, Ада. У меня всегда были требования. Ада целует его. — Знаю. Мне нравится, когда ты их показываешь. Она встаёт с постели во всём своём изяществе, поворачиваясь спиной, прежде чем стянуть с себя юбку. Леону предстаёт самый прекрасный вид её попы, когда она наклоняется, чтобы сбросить ткань с лодыжек. Ему стыдно за слишком навязчивые мысли о ней, но вживую она в тысячу раз лучше. Её тонкие чёрные стринги — кружевные, как и лифчик — исчезают между её сочных ягодиц. Волна вновь нахлынувшего желания окатывает Леона, когда Ада медленно покачивает бёрдами, оглянувшись через плечо, ловит его горящий взгляд. Чёрт бы побрал эту женщину. Она точно знает, что делает. — Нравится вид? Лёжа голышом, Леон внезапно помрачнел. — Мне бы хотелось коснуться этого вида. — Потом, — издевательски пропела Ада. — Сначала побудь хорошим, самоотверженным мальчиком. Ада достаёт из его комода презерватив. Откуда она знает, где его искать? Секунду… Как долго она к этому готовилась? Тем временем Ада натягивает взятый презерватив на три пальца, а затем берёт смазку с тумбочки. Леон не может дыхнуть. Он молча наблюдает, как она щедро выдавливает смазку на пальцы. С влажным склизким звуком она потирает ими, а потом пристраивается к нему. «Сейчас она их засунет в меня» Эта мысль вводит Леона в панику, так как до этого дня он даже не знал, что решится попробовать подобное. А если он возненавидит анал? Если облажается? Что если он разочарует Аду? — А я думал, что это я всегда наготове с презиком в кармане, — говорит Леон, чуть не задыхаясь, но изо всех сил стараясь звучать непринуждённо, пока Ада своими холодными, скользкими пальцами дотрагивается до внутренней части его бедра. Мучительница не отвечает, а лишь с усмешкой впивается в его губы. Он должен подметить: это неплохо отвлекает. Леон почти забыл, что сейчас её пальцы окажутся у него в анале… Оу, всё. Вот, уже пошло. Он чувствует медленное, нежное нажатие на своё колечко ануса и не может сдержать мычание. Ада на секунду останавливается и отстраняется. У Леона закружилась голова. Она пытается разглядеть в его лице то ли боль, то ли отторжение, но ничего похожего на лице Леона не было. Лишь напряжение. Никакой боли от проникновения пальца он не почувствовал. Леон выдыхает ей в губы, закрыв глаза и концентрируясь на новом ощущении. — Тебе нужно использовать слова, — говорит Ада, обжигая дыханием его губы. То, как она командует ему… Каким раком у них не было секса раньше? — Как ты себя чувствуешь? В порядке? — Блять, — отвечает Леон. — Хорошо. Сейчас я начну понемногу растягивать тебя, затем ускорюсь. Не бойся попросить остановиться, когда захочешь. Леон угукнул, и Ада медленно качнула запястьем. Он уткнулся ей в плечо, пытаясь полностью прочувствовать её — от и до. От тёплой кожи, до работы мышц; до аккуратных, нежных пальцев внутри, туда-сюда, как он сам делал с женщинами — а сейчас как она делает это с ним. Ощущение не такое яркое, как от привычной дрочки, и он никогда не кончит от этого. По крайней мере пока. Как предполагает Леон, это придёт со временем. Но это… Что-то. А затем глаза Леона распахиваются с добавлением второго пальца. — Леон? — встревоженно спрашивает Ада. Он сглатывает слюну: — Мне просто… нужно… привыкнуть, ха… — Не молчи. Тебе больно? — Нет, просто… Странное ощущение. Ада меняет позу: она перекидывает ногу через его бёдра, чтобы оседлать, всё ещё не вынимая пальцев правой руки, и под томный вздох Леона обхватывает его член другой рукой. Он встревоженно смотрит туда. — Ах, н-не… Не слишком быстро! — Это чтобы ты привык, — говорит она. — Не хочу обделять тебя. Леон кивает, и Ада начинает медленно водить рукой. — Ох. Она никогда не была так нежна. Ада бережна с ним, как со стеклом или глиной, которую лепит по своему вкусу. Когда проходит первая фаланга, Леон сжимается, и она останавливается, давая привыкнуть. Затем углубляется. Его ноги трясутся, но её бёдра крепко удерживают их. Он ощущает поворот её пальцев внутри и зажмуривает глаза, как только её ладонь резко прижалась между его ягодиц, показывая, что это — предел. Вскоре дыхание Леона тяжелеет. Оно учащается с каждой минутой, пока он не почувствовал капли пота, сползающие по щеке на подушку. Не находя себе места, кулаки вздрагивают и сжимаются. Он безнадёжно заперт в диапазоне между «чересчур» и «недостаточно», где наслаждение не уменьшается, но и не возрастает, что вводит в отчаяние. — Ада, — роняет Леон, боясь показаться слишком требовательным к себе, — Ада… Она выглядит довольной, как никогда, смотря на него. — Леон, — отвечает она, добавляя третий палец. Сука. Нужно ухватиться за что-то. Не важно что. Он нащупывает её бёдра и сжимает — не до боли. В ответ Ада ускоряется и натирает головку круговыми движениями большого пальца, размазывая выступивший предэякулят. Она раздвигает пальцы, и Леон вновь откидывается на подушку. Его невольно вырвавшийся стон просто великолепен. — Попала в яблочко? — тихо доносится до него. — Я-… — она быстрая, очень быстрая, и это мешает соображать. — Ты поймёшь, когда я найду простату. — Я не знаю. Нет. Нет. Не сейчас. Подожди… Леон не хочет кончать. Не хочет всё испортить и так быстро оборвать ночь. Не хочет, чтобы она ушла и бросила его таким — голым на постели, в темноте, наедине с пустой квартирой. Ему больше нечего делать. Больше не ради кого жить. Пальцы Ады изгибаются сами по себе. Они оба это почувствовали, и она надавливает вверх. Вот оно. Леон прогибается над простынями, открыв рот. Ада, покусывая, целует его. — Вот так, — грубым голосом говорит она. — Давай, Леон. Давай, красавчик. У тебя так хорошо получается. Леон еле может расслышать её за оглушительным стуком сердца в ушах. Она проскальзывает рукой к его члену, пальцами вновь надавливая на простату — мелочь, ответственную за всё, — и Леон зажмуривает глаза. Он кончает. Обильно. Всё вокруг затихло, и остался лишь внутренний взрыв, выплеснувшийся на них, на его живот и на грудь Ады. Наслаждение наплывает волнами. Электрические разряды пробегают по дрожащей спине, заплясав радужным фейерверком в глазах. Он до боли их зажмурил. — Чёрт… — слышит он от себя, жадно глотая воздух. — Пиздец… Ха, Ада… Леон чувствует её руку, заботливо смахнувшую прядки волос с его лица. И ему поебать, где эта рука только что побывала. — Действительно, — говорит она, не вынимая пальцев. Колечко ануса пульсирует вокруг них, стихая по мере того, как шок от удовольствия затухает. — Ты такой красивый, когда лежишь побитым, Леон. — Правда? — прохрипел он. — Бляха, ещё несколько дней будет болеть. Она засмеялась и медленно начала вынимать свои пальцы, вновь усаживаясь на колени Леона. — Что ты имеешь в виду? Я ведь ещё даже дилдо не использовала. —…Господи. — Я думала, ты достаточно подготовлен. — Он замечает наигранное волнение в её нахмуренных бровях и отклянченной губе. — Что случилось с крутым, выносливым и смелым агентом Кеннеди? — Его никогда ещё так не ебали, вот что, — беззлобно проворчал Леон, пока Ада продолжала вытаскивать пальцы. — С-с-с-с… Окей. Хмф. Ты действительно хочешь продолжить? Не хочешь, чтобы я… Он указывает пальцем ей вниз. По Аде видно, что ей совершенно нормально и без оргазма, а вот Леона такой расклад не устраивает. — Это может подождать, — спокойно отвечает она. — К тому же… Я тут главная. — Ты главная? Ты, Ада? — Не тебе разбрасываться сарказмами, Леон. После всего, что я сделала с тобой… — дразнит она, вертя липкими пальцами у его носа. — И что ещё сделаю. Ты хочешь мой член или нет? Пенис Леона всё ещё висит и точно не собирается встать по его велению за пять минут. Но есть в Аде что-то такое, что вынуждает всегда на всё соглашаться. Может, это её голос: командующий, но мягкий. Может, это её тело и в особенности задница, вгоняющие парня в животное безумие. Или, может, просто потому, что Леон любит её. Любит. Леон сдвигает ноги и со стоном переворачивается на бок. — Дай хоть сначала умоюсь. Он хромает до ванны в сопровождении её звонкого смеха.***
Когда Леон, с чистой головой, чистым от кончи животом и всё ещё обмякшим после оргазма членом (ведь он уже не мальчишка с бушующими гормонами) возвращается в комнату, Ада уже ласкает себя на кровати. Она сидит на коленях спиной к нему, просунув правую руку между ног и слегка оттянув стринги в сторону. И ему видно всё: жесткая упругость её попы — каждый дюйм, лишь для его глаз; половые губы в своём обнажённом великолепии, поблёскивающие на свету прикроватной лампы; и два её пальца, проникающие внутрь и обратно, как когда она делала недавно с ним. Поначалу он думает: «Как она могла?» Потому что, зная Аду, она прекрасно понимает, что делает. Скорее всего, она специально села именно таким образом и именно в такую позу, по-особому издавая стоны. Ведь это бы разожгло в нём огонь. Ведь это бы возбудило его. Ведь именно так и есть. — «Это может подождать», как же. Ада прижалась щекой к подушке, на которой ебала его. За её задницей Леон замечает раскрытый от смеха, а потом от стона, рот, когда она вытащила пальцы и принялась за клитор. Блять. Блять, блять, блять. Леон сжимает и разжимает кулаки, застыв на месте как придурок. Он не знает, как долго наблюдает за ней. Может, секунды, может, часы. Он лишь знает, что в его горле сухо, щёки пылают, и что он вот-вот заплачет. В голове не укладывалось, что это происходит с ним — с ними — прямо сейчас, что он может наблюдать, как Ада трогает себя перед ним. Леон был готов даже заплатить за такое. И он бы серьёзно заплатил, просто чтобы посидеть с зашитым ртом, пока Ада пребывает в экстазе. И ему плевать, сможет он до неё дотронуться или нет. Потому что это фигня. Самое главное — это она. Но затем Ада внезапно останавливается. Ему не удаётся увидеть её оргазм. Скорее всего, это на потом. Она усаживается обратно и сдержанно, спокойно, будто она только что не дрочила у Леона на глазах, пропускает влажные пальцы через свои волосы. — Ну? — как ни в чём не бывало спрашивает она. — Помылся, красавец? Она поворачивается к нему. Взгляд падает на его член и, блеснув, задерживается на нём. — Хороший мальчик. Ты сомневался, что так скоро будешь готов ко второму раунду? А я нет. Я всегда знала, что ты быстро учишься. Леон выдыхает через нос: — То есть, ты хочешь сказать, что делала… Делала это, просто чтобы у меня опять встал? Уголки её губ поднялись: — Я всегда знала, что ты гений. Дерзко. — Ну так вот, — Леон облизнул губы и осторожно направился к кровати. Она наблюдает, как он садится рядом, так терпеливо, будто находится под её полным контролем. Он согласился на это. Он согласился с ней. И сейчас он её получит. — Насчёт твоего члена. — Ада с улыбкой приподнимает бровь. Она наклоняется к нему и нежно перебирает пальцами задние волоски на шее. — Я готов. — Да? — Да. Я… Не заставляй меня повторять. — Продолжай. — Я хочу твой член, — выдыхает Леон, обняв её за талию. Он ощущает её улыбку у своих плеч. — Твою мать, Ада. Не заставляй меня повторять это. — Я не буду тебя заставлять делать то, что тебе не нравится, Леон, — говорит она с улыбкой до ушей. Она готовится, и он отпускает её талию, ложась на кровать и подложив под голову подушки. — Ты на самом деле хотел сказать всё, что сказал мне. Это всё ты. Не я. Она целует его уголок губ. — И так уж случилось, что ты так сильно хочешь мой страпон, что почти умоляешь меня. — Хмпф, — произносит Леон. — Я не умоляю. — Хмпф, — передразнивает Ада, вновь одарив его лёгким поцелуем, который Леон попытался продолжить, прежде чем она потянулась за чем-то на тумбочке. — Умоляешь. — Я не умоляю. — Ты даже сам не знаешь. — А ты меня тут учить будешь? — отстреливается он. В данный момент он действительно веселился от души, несмотря на свои слова. — Учить тому, что ты любишь, когда тебя ебут, Леон? — подначивает она, размахивая ремнём перед ним. Дерзкую ухмылку Леона снимает как рукой. — Учить тому, что ты любишь, когда мой дилдак трахает тебя? Что ты любишь, когда все мои семь дюймов по яйца в тебе? Леон смотрит на вышеупомянутый «дилдак». Он немного выгнут вперёд, как настоящий член, но полностью чёрный. Хотя Леон бы точно не сказал, что здесь семь дюймов. — Тебе наврали. В нём пять. Максимум. — Отработаем как все семь, — непринуждённо отрезает Ада, и Леон понимает, какое яркое будущее у него впереди. — Видно, что ты королева размеров. Теперь Леон засмеялся. — Я кто? На секунду Ада поднимается с кровати, чтобы подтянуть ремень к ногам. — Шлюха, Леон. — Она поправляет ремешки на бёдрах, затягивая их до видных Леону отметин. Это выделяет её попу, поэтому он счастлив. — Ты шлюха. — Я… — он потерял дар речи. Сейчас Ада смазывает свой дилдо, и вся курьёзность в мгновение приняла серьёзный характер, заставляя его сердце бешено забиться в груди. — Ладно. Она выглядит удивлённой, но довольной. — Всё? Больше не дерёмся? — Больше не играем, — заявляет Леон, и Ада раздвигает его ноги, устраиваясь между них. — Всё по-настоящему. Он почувствовал еле ощутимое давление на своё колечко ануса, но попытался расслабиться. — Конечно, играет на руку то, что ты по-настоящему любишь насаживаться на мой хер. — Ада, — предупреждающе цедит Леон, но, как только головка дилдо сильнее утыкается ему в анус, забывает всё, что собирался сказать. — Запомни, — нежно проговаривает она. Её тёплая левая рука лежит на внутренней стороне бедра, раздвигая его ноги ещё шире. Он смотрит вниз, на прижатый к нему искусственный член. Тепло расходится по животу. Его собственный член ещё не до конца встал, но то, как Ада с ним обращается, вскоре должно изменить это. — Говори, что чувствуешь: плохо тебе или хорошо. Особенно когда тебе хорошо. Её надавливания будоражили. Ада нагибается за поцелуем, и Леон увлечённо тянется навстречу, сосредоточившись на вкусе её смытой помады. — Я покажу тебе, насколько секс может быть хорош, красавчик, — шепчет она. Кончик её страпона проникает в расслабленные мышцы. Леон издаёт стон, и Ада, воспользовавшись моментом, целует его и глубоко проникает языком. Он продолжает постанывать ей в рот, а она в ответ отпускает его член и ухватывается за бёдра. Затем она делает медленный толчок. Ощущение, будто его разрывают. Это не так, конечно, потому что Ада, слава богу, удосужилась выбрать тонкий дилдо средней длины для первого раза, но для Леона он всё равно кажется огромным: твёрдый, подозрительно тёплый и, что ни странно… её. Это… приятно. Он быстро выдыхает ей рот в рот: — Ты можешь вой… Т-ты можешь… Ты можешь войти… Ада медленно проникает в него. Сначала он сложил руки по бокам, чтобы приподняться, но тут сталкивается со знакомой проблемой: ему нужно до чего-то, блять, дотронуться. До чего угодно. Он утыкается руками Аде в грудь, сжимая её, затем опускается ниже к пояснице, а потом и к заднице. Её ягодицы даже не помещаются в его ладонях. Боже, он не может дождаться вкусить её. Все его мысли сейчас о её заднице, пока Ада медленно проникает в его. — Леон? — доносится до него. — Х-хорошо, — тут же отзывается он. — Всё хорошо. Всё… Слова потерялись где-то в груди, одновременно с тем, как она проталкивается ещё на дюйм. Он чувствует, как пальцы Ады касаются его лица и нежно ложатся на щёки. Обезумевший в поисках утешения, Леон прижимается к ним. — Детка? — спрашивает она как никогда ласково. Он расплачется, если она продолжит так говорить. — В-всё в п-порядке, — пыхтит Леон. — Просто слишком… Просто слишком. — Ты осилишь? — Осилю. Я люблю тебя… Я смогу. Леон даже не замечает три случайно вылетевших слова. Он слишком сосредоточен на давлении, всё нарастающем в животе, на поглаживающей его щёку руке — словно барьер, щит, покровитель. Он спокойно приписывает эти имена, как можно назвать только самую прекрасную из истин. На долю секунды Ада замирает. Она утирает пот со лба Леона и оставляет маленький невесомый поцелуй меж бровей. Потом она плавно выходит из него, только чтобы вновь толкнуться внутрь. Резко и с силой. Леон вскрикивает. Ему стыдно, что от него исходит столько шума. На подкорке мозга всё ещё сидит это тупое, едкое ожидание того, как должен звучать мужчина в постели — полностью сосредоточенный и сдержанный, издающий лишь низкие, полностью контролируемые хрипы. А тут Леон ведёт себя как ёбаная порнозвезда. Но если честно, его дерут в жопу. Ему можно быть немного громким. И это только начало. Движения искусственного члена Ады доставляют удовольствие, которое Леон ещё никогда не испытывал. Изо рта вырываются продолжительные гласные, пока она глубже толкается в него, всё больше и больше растягивая, по мере нарастающей длины вхождения дилдо. — Твою мать. Он такой большой, — проговаривает Леон дрожащим голосом, вместе с такими же дрожащими бёдрами. Он ощутил, как другая рука Ады спустилась к месту их состыковки, чувствуя его там. Его сейчас разорвёт. — Ты всегда, блять, ты всегда это чувствуешь? — Значит, это плохо? — спрашивает она хрипло. — Нет, — быстро реагирует он. — Нет. Это замечательно. Больше трёх пальцев, — смеётся он, прежде чем смех превратился в завывание, так как Ада проникла ещё дальше. — Т-там ещё? Она отрывает взгляд от лица Леона, обратив его вниз. — Почти всё, детка. Ещё чуть-чуть. — Тогда… Значит… Ты во мне по яйца? Сработало. Ада заливается звонким смехом. А затем резко толкается. До конца. — Сука! В порыве ощущений Леон случайно царапает Аде попу. От него вырывается всхлип. Быстрый, вроде резкой икоты. Он вдруг бросает руки к её лицу. — Прости, Ада! Мне так жаль! Она обращает на него взор, и Леон тут же вспоминает, каково это: быть под её прицелом. — Похоже, ты не прочистил уши, когда я тебе говорила о своих табу, — произносит она самым отстранённым тоном, какой он только слышал. Леон нелепо заёрзал под ней, но из-за страпона любое его движение тут же сбивало дыхание. — Я всё слышал, — завывает он. — Никаких оттягиваний сосков и никаких царапин на попе. Ада улыбается, не показывая зубов. От страха член Леона дёргается на животе. — Леон, — мурлычет она, крепче обхватывая его поясницу одной рукой и надавливая на грудь другой. Он не сопротивляется. Напротив, повинуется её движению, опускаясь на кровать, в то время как простыня ушла из-под его бёдер. «Ебать», — смутно проносится в его голове, а сердце ускоряет ритм биения в предвкушении грядущих последствий его действий. — «Она такая сильная и красивая». — Надеюсь, не до крови. Проблема Леона в том, что у него язык без костей, что ему нечего терять, и что он очень, очень хочет, чтобы Ада начала двигаться. Вот только он этого не признаёт. Не в открытую. Но то, в чём он хорош — а точнее хороши они оба, — так это в баталиях. Поэтому Леон наносит первый удар. На опережение. — И что, выйдешь прямо сейчас? Ада обожает парировать удары. — Ты так сильно хочешь меня взбесить, Леон? — Если это заставит тебя начать ебать меня, то почему бы, блять, и нет. Ада уставилась на него на пару секунд. Он видит, что ей это нравится. Он понимает это по блеску в её глазах, чуть приподнятой губе и по тому, как её пальцы мягко и нежно сжимают кожу его поясницы. — Я же сказала, Леон, — отвечает она. — Ты такая шлюха. Он готов отдать за неё жизнь. Ада убирает его руку со своей попы и переплетает их пальцы, пригвоздив руки обратно на кровать, рядом с головой. Затем она почти полностью вынимает из него дилдо. И тут же вдалбливает обратно. — В следующий раз, Леон, — сурово начала она, впиваясь ногтями в тыльную сторону ладони и сопровождая свои слова очередным толчком. Потом ещё одним. И ещё одним. И ещё. — Я тебя привяжу к кровати. Слышишь меня? Я привяжу твои руки и ноги по обе стороны, завяжу глаза и заставлю давиться кляпом. Ты даже не сможешь нормально кончить из-за кольца, которое я надену на твой член. Ты будешь беспомощно лежать с десятидюймовым дилдаком в жопе, и он будет тереться о твою простату. Ты будешь ничтожеством подо мной. Просто бедный, безмозглый мальчишка, насаженный на мой член. Будешь молить о пощаде. Ада продолжает двигать бёдрами. Леон уже далеко отсюда. — Или же я использую анальную пробку, — продолжает она, одной рукой выкручивая ему сосок. — С вибрацией. Которую можно включить дистанционно. И ты будешь ходить с ней на свои миссии, ведь ты такой хороший мальчик, и я включу её в любой момент. Что за зрелище будет. Прекрасное, великолепное представление. Я буду наблюдать издалека, наблюдать, как ты извиваешься от удовольствия, не в силах остановить его, совершенно открытый любой опасности. Может, я приду в самый последний момент, чтобы спасти тебя. Она спускается к его шее и засасывает её, пока Леон утопает в стонах. — Или я отсосу тебе, чтобы утешить после стольких страданий. Мгм. Может, я сделаю только это. — Ёбаный в рот, Ада, — Леон издает низкий головной стон, когда она берёт особый, тот самый, угол. — Ёбаный в р-ро-о-… — Ты сейчас такой красивый, Леон. И ты так хорошо берёшь его. Красавчик. Я так горжусь тобой. Он не знает, сколько это уже длится. Один раз она выходит из роли, чтобы спросить, в порядке ли он. Хоть Леон действительно ценит это, он не может вымолвить «я в порядке», не может сказать «просто продолжай» или даже «я так тебя люблю» пока над ним измываются, но что он может, так это слабо выдавить «гммм». Руки Ады блуждают по всему его телу. Сначала они на его сосках, в ту же секунду ухватываются за бёдра, а в следующую они уже бегают по лицу: тянут за волосы, ложатся на щёки, скользят у губ. Леон чувствует себя заполненным и опьянённым. Если всё так продолжится, он, наверное, лопнет. — Я попала? Звуки — влажные и грубые. Из-за их шума Леон чуть не пропустил её вопрос. — П-попала? — повторяет он, задыхаясь и заикаясь. — Твоя простата, Леон. Я попала по простате? Он опускает взгляд вниз к их телам, затем на своё собственное, тающее. — Не думаю, что могу… У меня ещё даже полностью не встал, Ада… Её бёдра дёрнулись. От этого он взвыл. — Не бросай мне вызов, Леон, — отвечает Ада. Она потянулась за подушкой у его головы, подтащила к себе и просунула Леону под поясницу. — Что теперь скажешь? Леон не в силах ответить. Он просто смотрит на неё, затем кладёт ладонь на щёку и целует её. Вновь. И вновь, и вновь, и вновь. Целует, мысленно зарекаясь, что никогда его губы не коснутся другой женщины. Он любит — любит, любит, любит — лишь её. Любит до невозможности. Оргазм окатывает быстро и неожиданно. Он отдаётся эхом по всему телу: от кончиков пальцев до головы, по спине, по костям, пульсируя на языке, пока Ада вжимает Леона в постель. Он постанывает ей в губы, возможно, говорит что-то. Бранится, признаётся — он сам не уверен. Ада засыпает поцелуями весь его рот. В уголках глаз собираются слёзы. Она задерживается в таком положении на несколько минут и гладит Леона по голове, где ранее тянула за волосы. Тот не открывает глаз до тех, пока ощущения не утихнут. Затем ещё немного ждёт. — Окей, — наконец молвит он. — Окей. — Живой, — говорит Ада. Она вновь целует его, но нежнее. — Ну как? Леон раскрывает очи и косится на неё. — Я думаю, ты мне сломала задницу. Она молча усмехнулась. Послышался затяжной выдох из носа. Мило. — Я не ломаю то, что мне нравится. А на твою жопу я уже давно глаз положила. Не думаю, что моё сердце выдержит такую потерю. Леон недоверчиво прыснул: — Тебе нравится моя… Стой. Тебе нравится моя задница? — А разве ты сегодня ещё не понял? — Ада смахивает влажные волосы Леона с его лба. — Я думаю, у тебя идеальная маленькая попка, агент Кеннеди. Он накрывает её руку своей, останавливая. Вид серьёзнее некуда. — Ты хочешь сказать, что всё это время, когда всё, чего я хотел, это ощутить твой зад, ты хотела мой? — Трахнуть твой, — любезно поправляет она. — Тебе придётся постараться, чтобы трахнуть мой. — Ну да, — отвечает он, всё ещё сбитый с толку. — Наверное, я просто… Никогда бы не подумал, что ты хочешь меня так же, как я тебя. На её глазах наворачиваются слёзы, но ни одна из них не падает. Они тщательно контролируются и так прекрасны в своей эмоциональности. — Ты всегда такой любвеобильный после секса…? — Когда как, — просто отвечает Леон. Они оба уже во многом признались сегодня, и этого, откровенно говоря, более чем достаточно. Ада медленно выходит из него, и он мычит от опустошённости. Через минуту, как только страпон отброшен, она уже сидит на его лице, пока Леон «пожирает» её, ухватившись за обе ягодицы. Его рот занят, поэтому Ада даёт указания — говорит, как ей больше нравится, как нужно обсосать клитор, когда нужно просунуть язык и куда ему запрещено лезть. Леон привычно подчиняется, как будто у его головы её пистолет, и ощущение холодного дула у виска доставляет удовольствие, побуждающая его стараться лучше. В конце он подключает пальцы, облизывая клитор, под шепот его имени и её запутанными в его волосах пальцами. Ада кончает на его лице. Она издает наикрасивейшие звуки: лёгкие вдохи, краткие выдохи. После она целует его, слегка утирая влагу с его рта краем простыни. Леон бы мог помереть под ней. И он готов. — Тебе не противен вкус? — спрашивает он, когда она укладывается рядом с ним, положив голову на грудь и перекинув ногу через его, во всей своей голой красе. — Завтра утром я тебе отсосу, — отвечает она. — Затем займёмся этим в душе. Тогда будем квиты. — Чёрт. Я слишком предвкушён, чтобы спать. Ада медленно поглаживает переносицу Леона одним пальцем. Он прикрывает глаза — усталость берёт своё. — У тебя обычно проблемы с сном? — ласково спрашивает она. — Иногда, — приподняв брови, отзывается он и замолкает. Движения Ады становятся медленнее и медленнее. Пальцы касаются его век, затем сползают на щёки, к губам, и наконец останавливаются на ключице. Леон чувствует запах её волос, щекочущих подбородок. Чувствует её прижатое к нему тело — тёплое, робкое. Ему нравится эта близость. Их близость. Она зажала руку под собой, так что он лениво ощупывается вокруг. Найдя её попу, он хватает Аду за ягодицу. Он почувствовал, как она улыбнулась и отдалась прикосновению. Да. Он действительно бы мог умереть под ней. У Леона нет проблем со сном. Он подозревает, что будут и другие ночи. Месяца, нет, года (если ему повезёт) её поцелуев. Года ебли его, ебли её. Года её покоя на его груди — ухом к сердцу. Отпугивая все кошмары. Года их близости. Да. Завтра будет больше.