Hysterical

Два года до вступительных экзаменов Входная дверь Мидории хлопнула с силой, которая, казалось, потрясла весь жилой комплекс. Мальчик, который как раз надевал красные кроссовки, наблюдал, как Бакуго ворвался внутрь и начал запирать за собой дверь. — Что ты натворил? — Ух-х. Ничего такого...? — Кацуки не мог бы звучать более виноватым, даже если бы попытался. — Ага, — Изуку скрестили руки на груди. — Я… я, наверное, разозлил ребенка. В этот момент послышался звук, будто чем-то настойчиво долбили об дверь. Это что-то, казалось, имело большой вес. — Это не похоже на ребенка. — Что ж. Он, эм, вроде как рассказал своему отцу? Снаружи послышался приглушëнный крик: — Я знаю, что ты там! Выходи и сражайся, сопляк! — голос был низким и хриплым, и если ещё оставались какие-то сомнения в том, что это был ребенком, все они развеялись, когда парни его услышали. — Что ты сделал?! — Неважно, — сказал Бакуго, взмахнув рукой, — он заслужил это. — Конечно, — Мидория наклонился, чтобы закончить завязывать шнурки. — Зачем ты всё-таки пришёл сюда? — Твой дом был ближе. — Справедливо, – Мидория выпрямился, — можешь спрятаться здесь, если хочешь, а я пойду на пробежку. — ПОДОЖДИ, НЕ ВЫХОДИ ТУДА, — отчаянно сказал Бакуго, хватая друга сзади за рубашку. — Каччан , я не бил ребенка этого человека. Со мной ничего не случится, — мальчик провернул ручку двери. Дверь открылась, и он увидел кусок мускулов высотой 8 футов и 5 дюймов, преградивший ему путь. Конечно же, трудно представить, что из себя представляет человек такого роста, поэтому и осознать этот абсолютный ужас, излучаемый таким человеком, тоже не легко. Его можно представить, как дерево высотой в восемь футов, а что на счёт его ауры, то мальчики испытали ужас, подобный тому, что испытывают люди с какой-нибудь фобией, увидевшие воплощение своего страха. Из-за причуды мужчины у него была грубая зелëная кожа. Он был похож на Шрека, но с рогами. А по выражению лица мужчины было ясно, что он не может отличить мальчишку, избившего его сына, от Мидории. Дверь закрылась. Изуку резко развернулся. — После рассмотрения сложившейся ситуации, я решил отменить пробежку. В дверь снова громко постучали: —Выйди и УМРИ, ты, маленькое дерьмо! — Я отказываюсь! Спасибо! — крикнул Бакуго в ответ. Это вызвало яростное рычание мужчины, который, похоже, не был поклонником Кацуки. Мидория, услышав рычание, повернулся к Бакуго: — Боже мой, что ты сделал, чтобы разозлить ХАЛКА?! — На самом деле сына Халка. Он уточнил. Мидория взмахнул руками. — Да плевать! За моей дверью стоит настоящий гигант! — Ага. Именно поэтому я остаюсь здесь. Выход на улицу, скорее всего, доставит не самые приятные ощущения, чего я стараюсь избегать. — Слабак, — Мидория усмехнулся. — Я регулярно ломаю кости, но вы никогда не слышали, как я жалуюсь». Лицо Бакуго просветлело. — Гм. Что за выражение лица?.. — Какое? Это нормальное моë выражение. Мидория сделал шаг назад. — Неа. Я знаю это лицо. Это твоё коварное лицо. — У меня нет «интриганского выражения»! — Но ты только что его сделал. Бакуго закатил глаза: — У меня просто возникла идея, вот и всё. — Хочу ли я о нём знать? — Ну… я чувствую боль. Но ты.? Ты не можешь, — Кацуки ухмыльнулся. — Каччан, КЛЯНУСЬ… Он был прерван, когда Бакуго прыгнул вперёд, и через мгновение борьбы Мидория обнаружил, что его бесцеремонно вытолкнули за дверь. Даже услышав отчëтливый звук закрытия замка, он какое-то время боролся с дверной ручкой. — КАЧЧАН, ПРИДУРОК! Я НЕ СОБИРАЮСЬ ПРИНОСИТЬ ЖЕРТВУ ЗА ТВОИ ОШИБКИ! —Спасибо, Изу! Я твой должник!» — раздался приглушëнный голос парня. Позади Мидории раздалось низкое рычание. Медленно, мальчик повернулся лицом к монстру перед ним. — Хе-хе, доброе утро, с-сэр. Я не думаю, что мы можем решить это мирно? Рычание стало громче. Мидория вздохнул. — Да, в самом деле не можем. Бакуго стоял у двери, терпеливо ожидая. Снаружи послышался звук потасовки, но он не вышел, сцепив руки вместе, пока шум не стих. Через мгновение тишины раздался стук Мидории в дверь. — Впусти меня в Каччан! — Он Ушёл? — Он уйдёт, как только проснётся! Кацуки открыл дверь и увидел, как Изуку протиснулся мимо него, баюкая сломанную руку. — Хорошая работа. Теперь я должен пойти и перезапуститься… — он махнул обмякшей рукой перед лицом Бакуго. — ...вместо того, чтобы идти на пробежку! Однако парень смотрел на бессознательное тело за дверью. — Чёрт возьми, Изу. Тебе не нужно было его убивать. — О, он в порядке. Я не усердствовал. — Я имею в виду, мой план сработал, не так ли? — Ты мне должен время, — закатив глаза, он посмотрел на свой телефон. — моя мама скоро вернётся домой, но благодаря тебе, я буду без сознания. Так что я думаю, будет справедливо, если ты объяснишь ей весь этот бардак. Всего через несколько минут вошла Инко, нагруженная продуктами. — Привет, тётя. Женщина чуть не уронила сумки. — Ой! Кацуки! Я тебя даже не заметила! —она поставила продукты на стол. — Как проходит утро? Он пожал плечами. Инко огляделась. — А где Изуку? Бакуго наклонил голову в сторону лестницы. — Сброс. — Ах, — она поджала губы. — Возможно, это как-то связано с бессознательным человеком снаружи? — Ах, чёрт, он все ещё там? — Ты снова влез в драку? — Я… — он замолчал, глядя на мать своего друга. Врать ей было бесполезно, и Кацуки знал это. Спустя годы два мальчика обнаружили, что, хотя они могут скрывать какие-то мелочи от Инко, почти невозможно избежать наказания за откровенную ложь. Именно это знание заставило Бакуго стыдливо склонить голову. — Ага... — У тебя всё нормально? — спросила она. Обеспокоенность была её первой естественной реакцией. Бакуго лишь махнул рукой и кивнул. — Изу позаботился об этом. — И я предполагаю, что именно поэтому он сейчас перезагружается наверху? Бакуго вздрогнул. — Ага? Она вздохнула. — И что же мне делать с вами двумя? — Ты могла бы нас накормить! — сказал Мидория, когда сбежал по лестнице полностью излечившимся. — Я голоден! — Изуку Мидория, — Инко скрестила руки. — Ты снова ввязался в драку? Мальчик замер. — Это… это была его вина! — он указал на Бакуго, который выглядел невероятно оскорблëнным совершенно точным определением произошедшего. — Изуку, ты не можешь просто драться со взрослыми мужчинами! — Я бы сказал, что может, судя по всему, — пробормотал Бакуго. В то же время Мидория пожаловался: — Это несправедливо! Я пытался не лезть в это! — Посмотри сюда, — она повернулась к Бакуго, который потерял интерес и теперь рассеянно смотрел на свой телефон. — Вы оба. — Как только она привлекла их внимание, она продолжила. — Ребята, вы должны перестать вести себя так безрассудно.Я не хочу возвращаться домой и находить на пороге тела без сознания… — Вы же понимаете, что это случилось только дважды, — сказал Кацуки. — Что в два раза больше, чем у большинства людей! И, Изуку! — Инко повернулась к сыну. — Если ты бессмертный, это НЕ означает, что нужно быть самоубийцей! Он вздрогнул от ругани. — Прости, мама. Её голос смягчился. — Только, пожалуйста, будь осторожен. Все эти действия пугают твою бедную мать. — Я не понимаю, в чём проблема. ОН НЕ МОЖЕТ УМЕРЕТЬ. — сказал Бакуго. — Возможно, он и не может, но вы очень даже, мистер! В следующий раз, когда я услышу, что ты ссоришься с кем-то, я позвоню твоей матери. — Вы не можете мне угрожать! Старая ведьма будет просто орать на меня, пока не перестанет злиться,— он пожал плечами. — Ничего страшного. Инко наклонила голову и злобно ухмыльнулась. — Это в самом деле так? Тогда, думаю, ты не будешь возражать, если я скажу твоему отцу? Глаза Бакуго расширились. — Вы бы не стали. — Если я найду ещё одно тело на своем пороге, я не буду колебаться. Бакуго вздрогнул. — Отлично. Правда заключалась в том, что Бакуго мог легко выдержать любое количество криков и нытья без каких-либо проблем, но как только чьë-либо мнение, которое он ценил (чего было трудно добиться), выражало лёгкое разочарование в нём, мальчик едва не впадал в депрессию. В итоге это стало основным средством воспитания его отца из-за того, насколько оно было эффективным. Кацуки знал, что если его отец узнает о его совсем не героическом поведении в тот день, он подвергнется следующему: беспокойные слова всю неделю, лёгкое покачивание головой и, возможно, даже рука на плече и слова, сказанные мягким тоном: «Я не злюсь, я просто разочарован тем, что ты это сделал». Зная это, Бакуго решил, что в его интересах сохранить эту ситуацию между тётей Инко, Мидорией и им самим. Это, конечно, разумно, только если не знать, что отец Бакуго был хорошо знаком с его поведением. На самом деле, его отец слишком много знал о склонности Бакуго выражать свое мнение кулаками во время споров. Масару давно решил, что его сын слишком похож на свою мать, чтобы что-то, что он когда-либо мог сделать, сильно повлияло на него. Это привело к тому, что он показывал «разочарованные глаза» только за дела, которые действительно требовали такого наказания. — А теперь, если вы двое поможете мне, я приготовлю лапшу на ужин. Парни последовали за Инко на кухню, и о человеке, потерявшем сознание, забыли, поскольку возникли более насущные дела. В частности, урчание животов двух растущих организмов.