Потерянный Рай

Щелкнув на пульте управления тумблерами, я врубил автопилот и пустил корабль в дрейф. Механизированная рука обхватила металлический бок кружки-непроливайки, наполненной синтезированной бурдой, лишь отдаленно похожей на кофе. Учёные постарались на славу, чёрное пойло бодрило тело и дух, не садило печень и сердце, не крутило желудок и кишки, подходило почти всем гуманоидам, но… Эта жижа вобрала в себя все самое мерзкое от цикория и дешевых пережаренных зёрен Робусты: горький вкус, приторный запах и вяжущее, дерущее глотку и нос послевкусие. Синтетическое молоко не могло спасти напиток, а животного я не пил уже многие годы. Сахар тоже пасовал перед чёрной жижей. — Сейчас бы зелёного чая бахнуть, с мятой и лимоном, — мечтательно протянул я. Их я не пробовал ещё дольше, чем натуральный кофе. Как мало мы ценим то, что имеем. Чаи были, без преуменьшения, фетишем моего штурмана… бывшего штурмана. Теперь я работаю один. В те редкие заходы в космопорт, что я мог себе позволить, мне не удавалось найти дефицитный земной ароматный напиток. А пить чужеродные сушеные листья, после одного случая в созвездии Лиры, я не рисковал. Их система была столь обманчива похожа на Солнечную, что я, расслабив булки, ринулся набивать брюхо всем, что хоть отдаленно напоминало мне Земную жрачку в ближайшей хрючевальне. А после за мою жизнь месяц боролись их лучшие медики. Не потому, что я был такой уж важной или богатой шишкой, просто… Земляне, вроде как, вымирающий вид. Когда ещё представится возможность изучить живого человека? Раньше мы вносили животных, находящихся на грани вымирания, в Чёрную книгу, теперь я сам стал чернокнижником. Зато они сделали мне крутой протез правой руки, взамен старого, клинящего при малейшем стрессе, и заменили восемьдесят процентов пищеварительной системы на синтетику. В общем-то я мог бы теперь переварить практически всё, что угодно, но осадочек остался. Синтезированная пища теперь — мой лучший друг. Писк бортового компьютера отвлек от мрачных мыслей, сканер засек какой-то сигнал и теперь старенький ИИ пытался его переварить. Покряхтев и подумав, комп выдал: «До окончания обработки данных осталось 59 минут 58 секунд», — и начал обратный отсчет, периодически прыгая то на десять секунд вперед, то назад. Давно пора его проапгрейдить, но всё как-то времени не находил. Рыская по галактикам, я чаще подрабатывал курьером, реже — таксовал. Заказов всегда хватало с лихвой, с деньгами напряга не было. Мой юркий и быстрый, хоть и повидавший немало всяческого дерьма космолет не привлекал лишнего внимания и был напичкан достаточным количеством оружия, чтобы дать отпор хоть пиратам, хоть конкурентам по бизнесу. — Вообще-то я бизнесмен, а таксую так, для души, — улыбнулся я по-акульи мимо пролетающему желеобразному существу, которого ласково звал Роджером или, когда тот путался под руками, Рожей. Этот слизнюк мог превращаться в любое животное, которое ему доводилось съесть, главное, чтобы масса и размер не сильно отличались от его собственных. Своему я скормил бесчётное количество земных мелких зверюшек: попугаев, мышей всех видов и размеров, птичек, рептилий и прочих. Да, знаю, жестоко, но, во-первых, я старался подкармливать Роджера только выкупленными дорогущими музейными чучелами, а во-вторых, век земных зверюшек недолог, Рожу же я ещё по наследству передам. Было бы кому. Средних животных, типа котов, Роджер вряд ли смог бы поглотить, да я и не пытался найти таковых. Пока. В минуты слабости, которые с годами накрывали меня всё чаще, отчаянно хотелось закрыть глаза и зарыться пальцами в мягкий мех на загривке Юнги, моего старого полосатого корабельного кота. Это сейчас он был бы старым, а когда я видел Юнгу в последний раз, кот был ещё двухгодовалым переростком, игривым и беспутым. Мы вытащили его, чумазого, замёрзшего, голодного и истошно вопящего, из двигательного отсека, остановившись на Лунной базе для разгрузки товара. Как котёнок туда попал, ума не приложу, но живчик тут же был посвящен моим жалостливым и нежным… Моим штурманом в юнги. Он решил, раз котёнок пережил экстремальный полет в качестве живого груза, значит и на корабле приживется. А я, по обыкновению, не стал спорить, наблюдая как две улыбающиеся морды уминают за обе щеки курицу из сухого пайка. Даже галеты не пощадили. Я блаженно улыбнулся, живо представив себе эту картину, но после пришлось смаргивать непрошенную влагу с ресниц. Не хватало мне сейчас расклеиться. Они остались там, на Земле. И даже мысль о том, чтобы заменить их кем-то, отзывалась в моём сердце тоской и ноющим чувством вины. А Земля сгинула в неизвестности. Просто пропала с радаров. Вообще весь сектор космоса, где когда-то была солнечная система, закрыло кольцом космического мусора, через который без риска быть перемолотым в пыль ещё не смог пробиться ни один корабль. Это случилось десять лет назад, пока я просиживал штаны на межгалактической транспортной конференции, как представитель своей планеты и ветеран земного флота. Мы не успели сделать Юнге вакцинацию и кота не допустили к полету. А с ним остался и Алекс… Мой штурман. Я глубоко вздохнул и представил тонкие, длинные, жилистые пальцы, зарывающиеся в мои волосы, массирующие виски, спускающиеся по щекам к губам и… Решительно прогнал эти фантазии, запирая чувства вновь на замок. Удивился ли кто-то внезапному катаклизму масштабом со звездную систему? Нет. Земляне никогда не отличались аккуратностью к среде обитания, потому межгалактический ученый совет практически единогласно выдвинул теорию о техногенной катастрофе. А пыль, окружавшую систему, причислили к обломкам планет. Ни до, ни после целая звездная система, населенная разумными формами жизни, не исчезала вот так, внезапно, без единого сигнала с просьбой о помощи, без предпосылок. Это дарило мне призрачную надежду. Быть может там, за завесой из космического мусора, они всё ещё живы и, подобно нам, просто не могут пробиться наружу. Что такое десять лет для космоса? Всего лишь миг. Я надеялся, что моей человеческой жизни, продлённой синтетическими аугментациями, хватит, чтобы узнать правду, какой горькой она бы ни была. Почувствовав моё настроение, Роджер сел на плечо, обернувшись белым роскошным Ара. За это чучело я отдал почти годовой заработок. И ни о чем не жалею. — Птица Говорун стоит целого зоопарка, — крякнул скрипучий голос. Я согласно потрепал его за клюв и вновь обратил взгляд на бортовой компьютер. Было расшифровано девяносто процентов полученных данных, видимо, кто-то целую поэму надиктовал. Можно, конечно, было бросить всё и улететь прочь, путь кто-то другой потом расшифрует этот сигнал… Но каждый раз, получая сигнал бедствия или чей-то чёрный ящик, я просто не мог пролететь мимо, питая надежду, что в этот раз сигнал будет тем самым. — Крекер-р-р-ру, крекер-р-р-ру, — жалостливо проскрипел Роджер, требуя вкусняшку, — сахар-р-р-рку, — я не мог себе позволить баловать Рожу слишком часто, крошки и крупицы сахара в космосе могут быть невероятно опасны и вездесущи, но под жалобное сопение и причитания раз в месяц сдавался. — Тебе волю дай, ты бы весь пищевой концентрат перевел бы на крекеры и сахар, — беззлобно вздохнул я. — Сегодня только питательная паста, прости, дружище, на следующей неделе зайдем в порт и налопаешься крекеров от пуза, — не знаю, понимал ли меня Роджер, но, судя по поникшему клюву, как минимум смысл он уловил. — Давай, послушаем, что там за Илиаду мы поймали. Сначала экран был чёрным, как бурда в моем стакане, а в динамиках раздавался лишь шорох костюма и дыхание пилота, щелкающие переключатели бортового компьютера и мат. На знакомом языке! Я едва не выплюнул на приборную панель чёрную жижу, но быстро взял себя в руки, вероятность встретить осиротевшего Землянина стремилась к нулю, но всё же была. Особенно в этом секторе, близком к Солнечной системе. — Опять ты жопой толстой уселся на приборную панель, — в хриплом, низком голосе я с трудом, первобытным страхом и недоверием узнавал родные, знакомые интонации. — Хвост убери, скотина полосатая, — он лишился юношеского задора, стал старше и сквозил усталостью. Но я знал его! — Ох, чёрт, запись включилась уже? Камера разбилась… Ну да ладно. Я капитан земного борта, Алексей… — раздалось шипение, стёршее название корабля, звание и космос знает, что ещё, но мне оно было не нужно, я знал его. В бессилии ударив кулаком по приборной панели я запустил фильтры, очищающие запись от помех. — …удалось прорваться сквозь пояс астероидов. Двигатели повреждены, законсервировал корабль и перевел системы в режим энергосбережения. Запрашиваю помощь, — дальше следовал набор координат и дата. Сообщение раз за разом повторялось, вероятно, зациклившись, но я не спешил выключать его, буквально впитывая каждое произнесенное Алексом слово, резво задавая нужные координаты и переключаясь на ручное управление. Я отчаянно нуждался в полном контроле над кораблём. И я боялся. Боялся опоздать. Боялся, что кто-то мог поймать сигнал раньше, хотя запись была сделана всего пару дней назад. Боялся, что корабль мог быть поврежден куда серьёзнее, не доверяя всегда спокойному и невозмутимому Алексу. Боялся, что всё это окажется жестокой шуткой моего воображения или миражом. Но упрямо гнал от себя эти мысли, яростно втапливая штурвал. Если кто-то и мог преодолеть этот ад, то только Алекс. — Кр-р-р-р-рекер? — поинтересовался Роджер. — Если мы успеем вовремя, я тебе целый мешок печенья отвалю, — нервно прохрипел я. Горло пересохло от предвкушения и страха. — Кр-р-р-р-реветка, — торговался перевёртыш. — И с креветками, и с сыром, — пообещал я. — Кр-р-р-р-р-расота, — попугай спорхнул с плеча и уселся перед иллюминатором, вглядываясь вдаль. — Кур-р-р-рс на систему Медузы, Медузы, — нервно усмехнувшись, я мысленно пообещал снова взяться за его обучение, а не только заставлять зазубривать цитаты из старых фильмов. До нужной точки мне предстояло лететь целые сутки, даже на пределе мощностей моего космического корыта, и это был самый длинный день в моей жизни. Звездный пейзаж в иллюминаторе двигался преступно медленно. Других кораблей на радарах не наблюдалось: после инцидента с Солнечной системой большинство пилотов обходили этот сектор десятой дорогой, испытывая мистический ужас от одного упоминания о Земле. И всё это время я не выключал передатчики, надеясь, выцепить в космической пустоте родной голос. Но сигнала не было. — Кар-р-р-р-рамба! — первым заметил побитый жизнью легкий манёвренный звездолёт Роджер. — Дер-р-р-ржи кур-р-р-рс! — если бы не ранее полученное сообщение и не вопли перевёртыша, я бы спутал аппарат с космическим мусором. Лишь при приближении мне удалось заметить слабое поблескивание обшивки, чудом уцелевшей местами. — На абор-р-р-рдаж! Кр-р-р-р-рекер! — то и дело выкрикивал Роджер, словно боевой клич. — Запрашиваю стыковку, — осипшим от усталости и выпитой жижи голосом просипел я в микрофон, затаив дыхание. Прежде чем дрейфующий звездолёт подтвердил запрос, прошло преступно много времени, мне пришлось ещё дважды посылать сообщение, с каждым разом теряя надежду и мысленно умирая. — Стыковку подтверждаю, — не могло быть сомнений, что это мой штурман и возлюбленный. Пока стыковочные рукава звездолетов стыковались и герметизировались, я стоял, прислонившись лбом к иллюминатору на двери, ведущей в дезинфекционный отсек, крепко зажмурившись, Рожа расхаживал по стенам и потолку, цепляясь острыми коготками за изоляцию. — Кр-р-р-р-расота, — мурлыкал он себе под нос, предвкушая пиршество, а я, улыбаясь как дурак, размышлял, в каком контейнере его запереть вместе с крекерами, чтобы крошки не забили приборную панель. Раздалось шипение открывающейся двери и в стыковочном коридоре показался силуэт человека с толстым серым котом на руках. Вспыхнул свет, ослепив их. Они оба изменились. Каштановые прежде волосы Алекса посеребрила седина по вискам, будто прошло не десять, а все двадцать лет. Яркие зеленые глаза будто потухли, а в их уголках и на переносице скопились мелкие морщинки. Сухие, потрескавшиеся и обгрызенные губы были плотно сжаты в нитку. Кот на его руках был совсем не похож на того долговязого подростка, каким я его запомнил. Он заматерел, отрастил усища и, кажется, тоже обзавелся сединой на морде. Первым разглядел меня Юнга, начав вырываться из рук Алекса. — Простите, обычно он ведет себя прилично, — извиняясь, хрипло прошелестел старый друг. — Спасибо, что ответили на мой сигнал, я уже почти потерял надежду, — прижав кота к себе сильнее, он шагнул на мой корабль, протягивая руку, за которую я его и сграбастал, притягивая к себе излишне резко, не рассчитав силы механической руки. Я вжал Алекса в себя так, что рёбра у обоих затрещали. — Что?.. — опешил он, выпуская Юнгу с рук. Чуть отстранив друга, я позволил ему разглядеть своё лицо, молясь всем богам, чтобы за черной с проседью бородой и обросшими патлами он узнал меня. — Не может быть… — побледнев и ослабев в моих руках, прохрипел он, вцепившись сухими, длинными пальцами в мои виски. — Я тоже рад тебя видеть, — с нотками сарказма прошептал я, уперевшись лоб в лоб и заглядывая в знакомые глаза. — Тебя объявили погибшим, ты должен был возвращаться домой, когда произошло это, — быстро и сбивчиво шелестел он. — Нас задержали, и я жалел об этом все десять лет, — даже запах табака, которым пропитались его волосы и кожа, казался немыслимо родным и приятным. — А я все десять лет надеялся, что тебя задержали и ты был достаточно далеко, — дрожащими руками он зарылся в мои волосы, массируя виски, опустился подушечками пальцев по скулам и коснулся моих губ. Я блаженно закрыл глаза, продолжая молиться, чтобы всё это не оказалось сном или бредом угасающего сознания. — Что с вами случилось? — подушечки пальцев щекотали мои губы при каждом движении. Остро хотелось обвести их языком, почувствовать, что они настоящие. — Давай потом? — устало прошептал Алекс, закрывая мой рот ладонью. — Я очень соскучился, — в следующую секунду в мой рот впились колючие, горячие, сухие губы Алекса, запечатывая поток невысказанных вопросов. Не знаю, как долго мы сражались на поцелуях, кто больше соскучился, когда раздался недовольный вопль Роджера. — Кар-р-р-р-раул! — хлопал крылами перевертыш. Я испугался, что Юнга добрался до пернатого, но кот сидел у наших ног, ожидая свою порцию нежностей. Рожа клювом пытался расковырять генератор пищи, требуя у него обещанный крекер. И тут меня прорвало: я хохотал как безумец, вцепившись в плечи Алекса из-за чего мы вскоре оба рухнули на пол, продолжая цепляться друг за друга и уже гогоча вместе. — Я, конечно, люблю тебя любым, — наконец, отсмеявшись, изрёк Алекс, — но побрейся, пожалуйста, целоваться не удобно, — я нервно усмехнулся ему в ключицу и заверил, что сделаю всё, что он только захочет.