Вспышка на Солнце

Любить Ван Ибо — всё равно что любить Луну. Он источник света в затемнённой комнате и привлекает к себе всё внимание, ведь ничего не может его затмить. Ван Ибо за пределами чьей-либо досягаемости, он ускользает из рук Сяо Чжаня всякий раз, когда ему кажется, что они слишком близки, а Сяо Чжань тянется. Он потратил годы, чтобы дотянуться, но Ван Ибо этого не хочет. Он не тот, до кого можно дотянуться. И Сяо Чжань знал это с первой же их встречи. Ван Ибо может выглядеть холодным, но люди не знают, что он может гореть. Он горит при ста двадцати градусах. Он выжег себе путь в жизнь Сяо Чжаня, опалил его за те несколько месяцев непосредственной близости, за ночи, полные пота, жары и соли, и Сяо Чжань обожжён. Сердце его обуглилось по краям, стало ломким и хрупким от любви, что в нём тлеет. От той самой любви, что разжигал Ван Ибо, когда горячо выдыхал на ухо Сяо Чжаня, на кожу его шеи, когда шептал слова и обещания, что скрутились внутри Сяо Чжаня, пока он от этого не взорвался. Даже сейчас, без Ибо и при минус двухсот тридцати трёх градусах в постели третьего за неделю отеля, Сяо Чжань чувствовал жжение. Есть что-то утешительное в осознании того, что спустя полгода остались тлеющие угли. Спустя полгода после прекращения общения, которое было больше требованием, чем соглашением, у Сяо Чжаня сохранилось что-то тёплое. Ван Ибо подобен Луне: даже в самые тёмные ночи Сяо Чжань всё ещё может его отыскать. Утешения от осознания, что он где-то там, существует, достаточно, чтобы Сяо Чжань продолжал вращаться по своей орбите. Даже если он не может его коснуться, Сяо Чжань не может скрыться от его присутствия, он даже не пытается. От пары обуви на дне своего шкафа точно такого же цвета, что и его, только на размер больше, до аэропорта, отретушированной кожи и по-звёздному сияющей улыбки размером во всю стену, Ван Ибо от него в девяноста трёх миллионах милях, хотя и кажется, что он прямо здесь. На самом деле он никогда не исчезает, просто нужно знать, куда смотреть. Люди, друзья говорили: «Этот Ван Ибо смотрит на тебя, как цветок смотрит на солнце». И Сяо Чжаню эти слова приносили боль, ведь то была ещё одна причина не быть вместе. Солнце и Луна встречаются лишь во время затмения, а у Сяо Чжаня и в мыслях не было затмевать Ван Ибо. «Будь осторожен с ним», — онемевшими губами говорил себе Сяо Чжань, руки у него тряслись, а Ван Ибо от заката до рассвета на своей орбите. Будь осторожен, ведь он хочет, и Сяо Чжаню, у которого мало есть что предложить, нужно быть сдержанным, нужно быть осторожным. Но Сяо Чжань не был осторожен. У него в глазах солнечные пятна, когда он целовал подбородок Ибо, а при обещании, что это в последний раз, он почувствовал, как окружающие их звёзды стали на свои места. Есть что-то прекрасное в том, как что-то теряет свой свет. В памяти полутень, когда Ван Ибо промолчал, пустота ночного неба была его ответом. Полные солнечные затмения редки и вряд ли повторятся в одном и том же месте в следующие четыреста лет. Сяо Чжань думает об этом, вспоминает поворот головы Ван Ибо, блеск в его глазах, его заалевшие уши. Вспоминает шёпотом произнесённое «надень его на меня» и то, как пальцы его скользнули к застёжке ожерелья. Вспоминает проведённые вместе ночи, что не были созданы для Сяо Чжаня, и последующие утра, что не были созданы для Ван Ибо. Он с болью вспоминает о том, как следы его остаются на пыли воспоминаний Ван Ибо, а атмосферы, что могла бы их стереть, не существует. Следы эти сохранятся до конца времён. Сяо Чжань вспоминает всё это, и четыреста лет кажутся ему слишком долгим ожиданием.