— Сколько? — Больше, чем ты можешь себе позволить. — Пять тысяч, — предлагает Минхо. Он знает, что оно продаётся, раз выставлено на полке в шкафу. А ещё он знает, что ведьмы работают с деньгами и за них: нет никаких запретов, если предложить достаточную сумму. Не получив ответа, Минхо повышает цену: — Шесть тысяч. Женщина смотрит на него чуть дольше. — Восемь, и я хочу знать причину, по которой его сердце в банке. — Договорились.

— Что за повод? Минхо начинает доставать пластиковые контейнеры с едой и ставит их на столик рядом с парой палочек. — Чонинни засранец, вот тебе повод. Он увидел это по телику и попросил ему приготовить. — И ты приготовил, — весело подхватывает Хёнджин. Он на сто процентов уверен, что Чонин никогда не просил Минхо сделать хоть что-нибудь. Или три раза, когда Минхо приносил Хёнджину еду, и один раз, когда Хёнджин сам попросил.

Сынён делает шаг назад и смотрит на приветствующий его билборд: лицо Ибо, увеличенное до трёх на двенадцать метров, улыбается отретушированной улыбкой и манит Сынёна вперёд. Облачко текста у его головы объявляет: «Добро пожаловать в Пекин!» Сынён смотрит чуть дольше необходимого. Этот Ибо совсем не похож на того хихикающего парня, которого помнит Сынён. Но тогда они оба были мальчишками. Может, в этой странной непохожести виноват не только фотошоп.

Любить Ван Ибо — всё равно что любить Луну.

— Я живу здесь. С самого детства. Я такой же, как и они. Монстр. — Ты не такой. Ибо, ты не такой. — Почему ты так говоришь? — Потому что я видел монстров. Среди людей и нелюдей. И ты не один из них. Сяо Чжань останавливается в небольшой деревушке у подножия холма, на котором одиноко стоит большой дом. Среди жителей ходят пугающие слухи о том, кто проживает в этом особняке. И Сяо Чжаню лучше бы не соваться куда не следует, но как он может оставить в беде человека?