Запретный плод

Вернувшись в свою каюту, Крозье плеснул себе в лицо холодной водой, и уставился на капли, падающие на его полотенце. Пытаясь нормально дышать, он наклоняется вперёд, опираясь на стену позади умывальника. Ему нет спасения. Сев на пол каюты, он облокачивается на стены, чувствуя холодные деревянные панели сквозь одежду. Но леденящий холод, медленно вымораживающий комнату снаружи, ничто по сравнению с промозглым отчаянием, заползающим в его нутро. *** Джопсон просыпается. Голова у него тяжелая, будто набитая камнями, и она такая же притуплённая. Во рту странный привкус, а язык ощущался довольно нечётко. Вода. Ему нужна вода. Застонав, он садится на кровать, растирая свои уставшие глаза. Другой стюард уже встал и использовал умывальник, глядя на него с полулюбопытством-полузабавой. Что случилось? Фрагменты прошлой ночи всплывают в его недавней памяти. Он много выпил, ладно. Поэтому он до сих пор в брюках и расстегнутой рубашке? Должно быть, он был сильно пьян, когда не смог закончить раздеваться. Его ночная рубашка висит на верёвке для стирки в углу, опрятная и неиспользованная. Джопсон вспыхивает, едва возвращается память — воспоминание настолько невероятное, поначалу он уверен, что ему приснилось. Самый соблазнительный, реалистичный сон. Капитан поцеловал его, не так ли? Взгляд на свои карманные часы говорит ему, что Крозье пора завтракать, и он поспешно встаёт и надевает жилет, вызывая насмешливый комментарий от другого стюарда, что-то про похмелье, но Джопсон едва ли замечает его. Всё, о чем он может думать, это капитан, и его сердце начинает колотиться. Он быстро и небрежно умывает лицо, прежде чем выскочить из каюты. *** - Доброе утро, сэр, - Джопсон кладёт поднос на стол в большой каюте, напротив Крозье. Это было бы таким же, как и любое другое, если бы не воспоминание о прошлой ночи, которое так свежо в его памяти, что внутри всё трепещет от волнения. - Доброе утро, - Крозье даже не смотрит на него. К удивлению Томаса, он даже не одет должным образом — неужели он тоже проспал? На нём всё ещё ночная рубашка, одеяло поверх плеч, а волосы выглядят растрёпанными. Помнит ли он то же самое? Но тогда… может быть, он чувствует себя виноватым? И стыд заодно? Джопсон, ощутив внезапную неловкость, понимает, что если он когда-либо хочет чего-то добиться, то должен сделать первый шаг. - Капитан, - говорит он медленно, убеждаясь, что завладел его вниманием, - мне… мне приснился сон этой ночью. Крозье отрывается от чашки кофе с широко распахнутыми глазами. - Сон? - Да, - Джопсон взволнованно улыбается, - и вы там были. Френсис ставит кофейную чашку обратно на поднос, её содержимое слегка колыхнулось так, что перелилось несколько капель. Джопсон втайне съёживается, увидев, насколько огорчённым кажется капитан. Не это было его намерением. - Капитан, - умоляюще говорит он,- посмотрите на меня. Пожалуйста, посмотрите на меня. Крозье делает так, как его просят, и начинает говорить, но ему надо несколько секунд, чтобы произнести слова: - Джопсон, это был не сон. Ты это заметил, да? Мне очень жаль…! - Сэр, всё в порядке — вы не сделали ничего дурного… - Чёрт, прости меня, этого не должно было случиться, - Крозье смотрит на свой завтрак, держась за голову обеими руками, что Джопсону кажется довольно комично-драматическим жестом, - что я наделал?! Чёрт возьми, я жалкий извращенный старый идиот, я никогда не должен был… - Достаточно! - вспыхнул Джопсон. Крозье уставился на него, застыв посередине трагедии, ошеломлённый неслыханной сменой тона своего стюарда. Когда Томас начинает говорить, он возвращается к своему обычному тону профессионала: - Простите, сэр… Я, может быть, неопытен в таких делах. Я уверен, даже говорил вам, что наряду со многими другими вещами, я лучше забуду. Но я взрослый человек. Я знаю, что произошло и почему. И я люблю вас как друга и как начальника… Он останавливается для раздумий. - … ну, я любил, потому что я осознал недавно, что я хочу большего. Я желаю всего вас, капитан. Мне было достаточно тяжело принять эту часть меня — пожалуйста, не усложняйте, - его голос дрожит, - просто… Скажите «да» или «нет»… Вы скажете? - последние слова дались с большим усилием, с таким же усилием удерживая взгляд на Крозье, - пожалуйста, капитан. Я люблю вас. Я хочу вас. Могли ли вы… вы хотите того же? Его лицо такое горячее, что кажется, будто его лихорадит. Не в состоянии больше выносить взгляда Крозье, он смотрит вниз. К своему удивлению, он оказывается в крепких, отчаянных объятиях. - Да, - говорит Крозье, - да, о да! Он близко прижимает Томсаса, его лицо оказывается на плече стюарда. Он чувствует себя таким тёплым и мягким на коже Джопсона, а его руки такими жесткими и успокаивающими, что на минуту Джопсон задаётся вопросом, как они бы ощущались на других участках его тела. Он вспоминает, как эти руки касались его прошлой ночью, но лишь на мгновение, этого было недостаточно, как этого могло быть достаточно?! - Джопсон? - бормочет Крозье, - прости меня… конечно, ты взрослый человек. Кто знает лучше, чем я? Но такое ощущение, что я пользуюсь юным, невинным — боже мой, я имею в виду… неважно, парень! Всё, что я хочу сказать — да, я хочу тебя. Я люблю тебя. Уже много лет… Он прерывает объятия, бережно отталкивая Джопсона на расстояние вытянутой руки, чтобы они смогли видеть лица друг друга. Томас ощущает на глазах слёзы, но это слёзы радости и облегчения. Какое чудесное, непередаваемое чувство, что-то, что он считал плохим, с такой готовностью принимается и с энтузиазмом вознаграждается! - О, сэр! Это делает меня таким счастливым! - Ты простишь меня? - Френсис звучал взволнованно. - Да, я прощаю вас. Вы всё тот же человек, что и прежде, - Джопсон подносит руку Крозье к своим губам, прижимая пальцы к своему рту — наглая и дерзкая вещь, но почему-то чудесно правильная. - Ох, Томас, - голос Крозье становится сухим и хриплым. Джопсон целует кончики пальцев капитана, а затем и ладонь. - Я так рад. Я бы никогда не подумал… что вы желаете меня, - он кладёт руку Френсиса себе на грудь, прямо на своё бьющееся сердце. - О Боже,- говорит Крозье. - Боги, да! - он склоняет своё лицо ближе к Джопсону. И когда он касается губами губ Томаса, этот прекрасный, чувственный и манящий рот касается его, последняя часть головоломки наконец встаёт на свои места.