Отоме-система второго шанса для недостойных

По залитым флуоресцентным огнем коридорам я иду с чувством абсолютного дежавю: коричневые панели на стенах и официозная удушливость интерьера одинаковы в любом из миров. Одинаково и несимпатичны. — Сдержанность и способность переживать всё в себе вызывают уважение, — мужчина с серебристыми волосами открывает двери в очередной коридор, пока я зыбкой тенью маячу за его спиной, — только боль, которую они скрывают, бывает невыносима. — Знаю, — за повторяющимися из раза в раз ало-зелеными икебанами откровенничать не хочется, да и ни слов, ни мыслей в голове нет. — Просто не думаю, что Цу могла погибнуть. Она опытная и умелая куноичи, к тому же достаточно зрелая. Чем дольше шиноби живет, тем дольше он будет жить, не так ли? И оповещений от системы не было. Когда умер отец, сразу всплыло окно подсчета баллов, с Цубаме было бы также, а значит надежда в самой иллюзорной из её форм у меня есть. — Смерть — не единственное и не худшее, что может произойти с шиноби, — анбу качает головой и немилосердно продолжает, — иногда смерть становится личным выбором, единственным и желанным. Конец боли, свобода. Жизнь в плену или под пытками, в депрессии или болезни, бреду, сумасшествии, отчаянии выбрать сложнее. Ты должна быть готова. Какой неприятный… безжизненный голос, будто липкая паутина, оседающая на коже. Руки так и тянутся содрать, сцарапать, изничтожить неподъемный груз. — Говорите такое ребенку? Мужчина поводит плечами, будто рассуждает о чем-то очень привычном и правильном. — Я видел такое ребенком, — после чего вытаскивает из одной из икебан алый ликорис и протягивает мне, — ты полагаю тоже. Да. Что в этом хорошего? Я криво улыбаюсь, заметив в следующей комнате оскудевшую композицию. Значит, не показалась. Алый цветок. Алый, как кровь. Внутри разгорается такое же алое пламя. Тлевший на дне сознания уголек тревоги распаляется сокрушительной, неудержимой и мучительной бурей страха, отчаяния, вины. Что случается с цунами после того, как оно обрушивается на берег? Что за преграда способна сдержать волну? Цубаме — беглянка, но убегающей я её ни разу не видела, скорей уж беспощадно идущей до конца. — Вы знаете, что ликорис в дикой природе вырастает на полях сражений или там, где пролилось много крови? Погребальный цветок, как… — я закусываю губу, чуть не назвав асфодели, вряд ли в этом мире они распространены, — …почему в резиденции Хокаге их так много? — Мне стоит пояснять? Таковы правила нашего мира. — Гнилого мира, — я возвращаю ликорис обратно, не желая видеть, как томительно он засыхает, — я бы сделала всё, чтобы уничтожить чакру, если бы не была уверена, что люди придумают другое оружие. Повторяющиеся интерьеры сбиты нестарательно, как крышка дешевого гроба. Разгромить бы к черту и уродливые панели, и вазы, и тех, что… Гори оно! Я толкаю один из букетов, заполняя соседние коридоры звоном битого стекла. На много и много комнат вокруг. — Но вместо этого решила уничтожать красоту, — с искаженным весельем подмечает анбу, складывая печать рассеивания, — кай. Я жмурюсь от всплеска чего-то холодного и острого, и, распахнув глаза, оказываюсь в кабинете Хокаге. — Дитя, — радушно произносит старик, — как твои дела? Слышал, ты делаешь успехи в Академии. Его интонация обволакивает, как дымок клубящийся из оставленной на столе трубки. Что-то опиумное и приторно сладкое, но в то же время завораживающее. — Простите за вазу, — виновато склоняю голову, стремясь не усугублять конфликт. Старик закуривает, оценивающе щурится и благодушно кивает: — Иногда приходится ударять по своим. Я заметил, ты излагаешь интересные мысли, дитя, но ты здесь не за этим. — Цубаме? — Отнюдь. В Коноху пришёл запрос из Ихейи от Ханаши Охико, твоей матери. Ей сообщили о смерти мужа, и она просит вернуть право на опеку… … — Ты опоздала. Я бездумно изучаю, как ветер треплет занавеску сквозь распахнутое окно. В доме темно, и лисенок скорее всего уже спит, не дождавшись. Слишком долго я бродила по бесцветным улицам, пока мелко накрапывающий дождь не захватил каждую нить в не по-сезонному легком кимоно. А впереди зима. — И ты пошел меня искать, — нерадостно киваю я Саске. — Речь шла о клане. Ихейя — город, где пропала Цубаме и появилась настоящая мать, неслучайное совпадение. Мать не искала Джин годами, оставив отцу как балласт, как рану после затяжного насилия. Сын был светом, на котором она концентрировалась, дочь была угрюмой тьмой. Девчонкой с обочины жизни, рыбой без воды, тленом и зыбучим песком. Я бы за такой не вернулась, не вернулась бы и она. — Направишься туда как шиноби или как сирота, у тебя нет другого варианта, — сказал Хокаге, обозначая условия миссии. — Коноха не предоставит приют так, что если Яманака Цубаме не выйдет на связь в ближайшее время, путь один. — Причина? — В Ихейе пропадают дети, гражданские, кто бы этим не занимался, он четко определяет шиноби под хенге. Ты достаточно юна и слаба, чтобы он тобой заинтересовался, но достаточно сильна, чтобы не умереть. — Я ещё не шиноби. — Дитя… Джин, позволь внести ясность. В Конохе преступников судят. Когда я дал тебе право жить и крепнуть, я дал тебе и обязанность служить. Цубаме поручилась за тебя, пообещав учить, и она учила. Время вернуть долг. В Ихейе ждут именно тебя, иначе я нашел бы более опытного кандидата. Нам нужна приманка, а тебе нужна твоя наставница, или я не прав? Огонь. Огонь. Огонь. — Вы поэтому так желаете, чтобы связи внутри Конохи крепли? — Нет, но иное ты поймешь потом. Я хочу защитить тебя от вещей куда опасней контролируемой миссии. В конце концов ты отправишься не одна, будет хуже, если ты останешься здесь без опеки. Кто знает, что произойдет. Иногда кажется, что пространство критичных вариантов всеобъемлюще. Приманка. Такое забавное слово: приманка — креманка — мороженое. Должно быть я проиграла тренировочный уровень. — Ты слушаешь, Ханаши? — я пробуждаюсь под требовательной хваткой Саске и вырываюсь, запоздало отступая. — Ты не слишком хорош в поддержании личных границ. Он нетерпеливо хмурится, даже дыханием выражая недовольство. Совсем ребенок. — Ты говорила о делах клана, если это тупая попытка привлечь внимание, я… — Ками, ты единственный человек, которому я бы посоветовала любить себя поменьше. Я не заинтересована в твоем внимании, — ложь. И злость, направленная не на него. Взгляд Учихи блестит оружейной сталью, но он сдерживается, молчит, не отвечая. Учиха Саске (Младший брат) Возраст: 7 лет Уровень отношений: -15/100 (холод)[развернуть] Дружба: -10 Любовь: 0 Восхищение: -10 Доверие: — 10 Желание: 0 Сожаление: честь клана Репутация в обществе: 58/100 Наверное, так и осаживается цунами потому, что и я тухну и тяну на грани слышимости: — Прости, я зла на себя, ты не сделал ничего плохого. — Мне все равно. Дверная ручка леденеет под пальцами, непривычно возвращаться в пустоту. Включать свет. Зреть робкий блеск лампочки. Погружаться в муторную тишина, в которой словно сотни наблюдающих глаз притаились. — Кофе или чай? — я поглаживаю дремлющего на тафте у входа феника и направляюсь на кухню. Газ вспыхивает синим пламенем и жить становится спокойней и проще, быт — хороший якорь. — Ничего, — Саске прислоняется к стене, игнорируя приглашение сесть. Накатывает голод, однако в холодильнике один забродивший суп, который пузырится, стоит приподнять крышку, да сухой, плесневеющий рис. Систему и ту покормить нечем. — Оцени свою импульсивность от одного до десяти, — я выуживаю остатки хлеба, прикидывая не сходить ли в магазин, и упрямо отрезаю кусочек. — Всё ещё терплю тебя. — Забавно, — призывно машу проснувшейся Системе. Лис по-кошачьи трется о ногу и запрыгивает на руки, готовясь греть иномирные уши. Странный день. Тихо гудит, закипая, чайник. Монотонно стучит часовая стрелка. Вся непогода за стенами, а в доме уютно и тепло. И кажется, можно жить. — Ваш клан, — начинаю я и осторожно, как бисеренки для браслета, нанизываю редкие слова на суть. Об Учихах я знаю немного. Шаринган. Военная полиция. Педантичность. Исправления от Саске наводят на мысль, что они о себе знают ещё меньше. Обычный рядовой клан, не ужасный и не особенный. Сухой, колючий, скупой на эмоции и безумно страстный в них же. Преданность, что не рушится годами, путь самурая, никем не выраженный. Почему именно они? — Это бред, клан верен Конохе. Отец никогда не пойдет на переворот, — Саске наконец садится, наконец смотрит на меня, наконец открыто говорит. — Какая разница, если этого ждут? Ты не думал, что именно наши ожидания формируют будущее? Вас будут опасаться и однажды не останется другого выбора… Звучу, наверное, как ярморочный оракул. Дорога дальняя, очи черные, судьба печальная. — Нет! Ты не понимаешь, этого не может быть. Я знаю свою семью. — Не спорю. Саске, поговори не с отцом и не с братом, в клане много людей и какие-то ответы ты найдешь. Сейчас мы вынуждены полагаться на взрослых, но взрослыми тоже можно управлять. Если нам хватит ума понять, кому нужна междоусобица, если нам хватит хитрости вытащить всё на поверхность, если нужная правда предстанет под солнцем, ты победишь. — Бесполезный бред! Я не двигаюсь, позволяя хлопнувшей двери самой закрыться. Саске уходит, унося и остатки человеческого тепла. Индикатор доверия — тридцать. — Зачем, Хозяйка? Запрограммированные события невозможно изменить. Есть понятие «судьбы», и с ним никому не по силам тягаться. Ты обрекаешь его. — Хочу, чтобы Хокаге начал выполнять свою работу. Тайный нарыв может гноиться годами, но открытую рану ты не проигнорируешь. Хиру сказал, что Хирузен стар, всплеск молодой крови должен его взбодрить. — Это так не работает. — Посмотрим. Вы запустили событие "Гибель Помпеи"! Поздравляем! Вы запустили событие "Карточный долг"! Поздравляем! Вы заработали: 1 балл! Поздравляем! Вам доступно: 221 баллов! Поздравляем!