***
Фил толкнул дверь комнаты Андрея с таким видом, будто это была его квартира. Впрочем, Никитин выглядел так всегда: хозяин в раздевалке, на поле, и уж точно в личном пространстве Андрея. Тот поднял голову от экрана уложенного на колени ноутбука, даже не сразу сообразил вынуть наушники. — Привет. — Салют, малыш. Небрежным движением Никитин отправил в полет до кресла свою куртку к сваленным вещам Андрея, пока тот наблюдал так, будто в его квартире сам Роналду устраивает стриптиз. Фил завалился как был в джинсах на кровать, подперев голову кулаком, и улыбался до противного довольным котом. По поводу шмоток Андрей ничего толком не сказал, сам сидел в белом худи, хотя сестра вечно дергала, чтоб не валялся в одежде с улицы. Его комната до сих пор оставалась необжитой: пара книг на столе, на подоконнике одинокий цветок, который приволокла Оля, чтобы чем-то оживить дом, и еще пара бесполезных вещей. — Меня твоя сестра впустила. Мне правда показалось, что она сказала «опять этот гондон». Ну или я по лицу прочитал. Чем занят? — Реферат пишу. — с такой интонацией, будто спрашивал Никитина, ответил Андрей. — Че? Какой еще реферат? — Ну так я на заочке учусь. Учитель физкультуры. — Да дети тебя бояться будут меньше, чем ты их. — заржал Фил. Спокойствия хватило минут на десять. Воробьев хмурился в медленно принимающий подобие научной работы текст, но наушники обратно вставлять не стал. Фил притворялся, что копается в телефоне, а сам активно добивался внимания: то ногой заденет, то хмыкнет от чего-то якобы смешного. В конце концов Андрей его своей концентрацией и незаинтересованностью выбесил до того, что Фил почти залез на него, настойчиво нашел губы. — Фил. — попытался Андрей. — Мне надо отправить до утра. — Бля, я куплю тебе этот реферат. — Фил почти рычал в губы. — Забей. Я соскучился. — Оля внизу. И Андрею действительно было очень неловко смотреть утром в глаза сестре, которая наверняка слышала их ночью, потому что Фила ее присутствие никогда не смущало. Он хлопал честными глазами и говорил: «А че такого? Все трахаются». Оля даже научилась стучаться в комнату Андрея, потому что совсем не хотела еще раз в жизни застать картину, как ее младший брат, полураздетый, пытался прикрыть рот рукой, пока Фил вполне понятно чем занимался, накрывшись одеялом с головой. Девушка тогда кинула что-то вроде «извините» и захлопнула дверь, а побледневший Андрей вскочил бы, если бы Фил недовольно не толкнул его обратно со словами «я не закончил». Со временем Оля научилась не высказывать Андрею, видела, что тот спорить не лезет, но и не слушает. То никого никогда, то эта катастрофа. — Как будто она не слышала, как мы трахаемся. — Андрей покраснел, но Фил уже настойчиво сдвигал «Мак» в сторону. — Давай. Мы быстро. Перед таким тоном Андрей всегда был бессилен. Позволил снять с себя худи, но к футболке Никитин сам не лез, со скрипом уяснил уже. Что там Андрею скрывать было, он не знал, и подзуживало, конечно, надавить, но на четвертом десятке неожиданно стал важен комфорт партнера. Андрей отставил ноутбук на тумбочку и позволил Филу залезть к себе на колени. Тот был сегодня удивительно активный и планировал сделать с уставшим парнем все сам. Прыгал он агрессивно, будто не бегал полдня по полю, иногда бедра начинали дрожать и Андрей думал, а стоит ли вообще Филу так нагружать колено. Но хоть один намек на подобное точно вызвал бы такой приступ агрессии, от которого сбежать не успеет даже Воробьев. Мужчина со скрипом принимал такие слова по поводу его игры, а от банального переживания во время секса разорался бы. Андрей попытался подтолкнуть чужие вытянутые руки так, чтобы Фил лег к нему на грудь, сам растолкал его ноги пошире, чтобы удобнее было поднимать свои бедра и двигаться внутри. На первом таком толчке Фил удивительно протяжно простонал. — У меня иногда ощущение, — отрывисто начал он, — Что ты по ночам порнуху гоняешь в поисках идей. Отвечать Воробьев не стал. Его каждый раз смущало, когда Фил на очередное его действие реагировал так. Будто Андрей законченный школьник. Ну да, ему в переходный возраст тоже иногда хотелось посмотреть, но вот это сейчас получилось случайно, просто приходила мысль, что и по-другому можно попробовать, будет ли приятно. Филу определенно нравилось, его бедра приподнимались на каждом толчке, губы мазали по груди под оттянутым вниз воротом футболки. Понравилось настолько, что позволил зарыться пальцами в свои длинные волосы, прижать голову к чувствительной шее и кончить внутрь. Пока довольный своей победой Никитин спал, уткнувшись лицом в соседнюю подушку, Андрей пытался дописать гребанный реферат, на который уже хотелось забить. Из-за этого он то ли не услышал будильник утром, то ли Фил его отключил, заметив оставленный открытым ноутбук. Когда парень, потирая лицо, спустился вниз, застал уже знакомую картину — Оля с Филом обменивались остротами. Последний походу вел, потому что улыбался победно, и, заметив в дверях Андрея, нарочно поцеловал его в щеку. — Мне ехать пора. Увидимся вечером. Андрей кивнул. Оля сидела молча и не поворачивалась до тех пор, пока дверь не закрылась за спиной гостя. — Там омлет на плите. Фил есть не стал. Сказал, я его отравлю. — Он пошутил. — Почему ты не мог привести кого-то нормального… — вздохнула она. — Фил нормальный. Ты просто его не знаешь. — в сотый раз доказывал Андрей. Оля спорить не стала, со своей кружкой в руках собиралась выйти с кухни, но в отместку чмокнула брата в другую щеку и сказала: — Главное предохраняйся. Об этом Андрей думал почти до самого вечера, пока после привычной пробежки не свернул в сторону дома Никитина. Тот как всегда дверь открыл без вопросов, кинул в руки бутылку воды из холодильника. Андрей вертел ее, разглядывая этикетку, мялся, и Фил не мог этого не заметить, но ждал, интересно, сколько тот продержится. Ждать пришлось весь ужин и немного после, когда они сидели на диване с кружками чая в руках. — Фил, почему мы не пользуемся презервативами? — Никитин пошло ухмыльнулся. — Поздно ты спохватился. — Андрею смешно не было. — Про альтернативные средства контрацепции слышал? Я на таблетках, все ок. — А это безопасно? — Безопасно только воздержание. Свои риски есть, но в резинке трахаться еще хуже, поверь. Пробовать не будем. Ты к чему? — Просто. — Переедешь ко мне? — Андрей уставился в ответ. — В смысле… Зачем? — Ну такой типо порядок действий. Потрахались по углам, съехались. Ты сам говорил, что для меня это не серьезно. Вот, я делаю первый шаг. Андрей себе как-то не так это представлял. Скорее что Фил просто начнет с ним больше времени проводить, подружится наконец с его сестрой. Никитин послушно ждал, что тот выдаст в ответ. — Мы же и так вроде… нормально? — Фил вздохнул. — Оке-ей, давай с другой стороны зайдем. Мы вроде выяснили, что нравимся друг другу. Почти всегда вместе. Толку бегать между домами, если спим вдвоем? От меня до стадиона ближе, могу до тренировки подкинуть. Чтоб по-серьезному как-то было. — к концу Фил уже начал злиться, но Андрей не понимал, на него ли и за что. — Блять. Ладно. Мне не нравится, что твоя сестра смотрит на меня так, будто я тебе жизнь порчу. Не хочу каждый раз проходить проверку на вшивость, когда пришел увидеться с тобой. — Ну, я могу оставаться у тебя. — Ну так может и останешься насовсем? Я ж не замуж зову. Попробуем, че получится. Может станешь мне больше доверять. — Я тебе доверяю. — Поэтому трахаешься в футболке? Андрей едва сдержался, чтоб не почесать спину. От одного упоминания кожа начала жечься, будто горела сама собой. Фил не мог этого не заметить, как Андрей каждый раз отводит глаза и снимает его руки со спины. На такое не нужно смотреть, тем более Филу, перед которым хочется быть красивым, нормальным. Воробьев пожевал губу, резко захотелось убежать, потому что это помогало оставить вопросы, режущие и напоминающие, позади. — Я не хочу об этом говорить. — Андрей… — Фил рассчитывал хоть раз поступить как взрослый человек, но трудно было перед снова потерянным Воробьевым, про которого он когда-то говорил «странный». — Ты же понимаешь, что это слон в комнате. Я не прошу снимать, просто объясни, в чем дело. — Ни в чем. — Тогда зачем? Ноги сами подняли его с дивана и уже готовы были нести подальше из этого дома прям без куртки через снежные улицы, пока он не почувствует, что все позади. Но от Фила было так просто не убежать. Он успел схватить за руку, посадить обратно, и не отпускал, вцепился как пастью в горло. — Андрей. Хватит. От меня. Убегать. Давай по-взрослому. Мне надоело, что я ничего не понимаю, а ты говорить не хочешь. Тот все же не удержался, начал свободной рукой тереть шею. Пристальный взгляд карих глаз продирал все больше, хотелось выбросить эту блядскую футболку прям как тогда, в раздевалке, когда он впервые примерил эту форму с его личным номером. Зуд хотелось унять, но горело теперь все, к горлу ком от истерики подступал. Фил разжал пальцы, отодвинулся немного. — Успокойся. Не хочешь, значит не хочешь. Тишина была тяжелой. Андрей спрятал лицо в руках, мысленно придавливал себя к дивану, потому что уйти очень хотелось, но казалось неправильным. Фил тоже молчал, сдвинулся аж на другой край, поставил на сидение ноги и без интереса рассматривал паркет. Какой-то тупик. — Чего ты боишься? Что я как мудак поржу и побегу всем рассказывать? — Нет. — А чего тогда? — Если я покажу, ты можешь не задавать вопросов? — Пока да. Андрей стянул футболку. Неровные зарубцевавшиеся шрамы расчерчивали кожу на спине, бугрились под веснушками на плечах. Фил смотрел. Выглядело жутко, если задумываться кто и зачем, но если не думать — ничего смертельного. Шрамы от времени посветлели, им наверняка было несколько лет. Фил пожалел, что согласился, потому что заставить себя молчать не мог, одна догадка за другой, вопросы и еще раз вопросы. Оглядываться Воробьев не стал. Боялся увидеть отвращение. Стряхнуть взгляд очень хотелось, и Андрей откинулся на спинку, закрыл ей себя. — Ну, пресс у тебя классный. — попытался Фил и Андрею правда немного полегчало. — Расскажешь, когда будешь готов? — в ответ кивнули. — Потрогать можно? Андрей еще раз несмело кивнул, но руки почему-то за спину не лезли, не коснулись и плеча. Пальцы вместо этого прошлись подушечками от впадины между ключицами, по груди к поджавшемуся от легкого покалывания животу. Распаренный после игры, он принимал чужие касания спокойно, но вот так, в обычной жизни, что-то внутри хотело оттолкнуть. — Ты красивый. От нового захода Фила на тему переезда Андрей каждый раз сбегал. Сам понимал, что у Никитина дома ему комфортно без неожиданно напрягающей ауры присутствия кого-то постороннего. После тренировок он иногда приезжал, чтобы побыть вместе, потому что от дороги на машине Фила отказывался, не хотел чужое внимание привлекать. Мужчина молча соглашался, от команды они, осознанно или нет, скрывались. Не то чтобы не доверяли, скорее было странное желание иметь что-то личное, куда другие не дотянутся. Выходной они договорились провести у Фила, потому что весь день обещали метель, и выходить куда-то откровенно не хотелось. Вроде вообще ничем не занимались, лежали в кровати под звуки какого уже по счету фильма, пока за окном природа бесновалась. Андрею было спокойно, хотя обычно он физически не вывозил находиться с кем-то рядом так долго, переставало хватать места и воздуха. Но Фил лежал под боком, не трогал и смотрел в экран, устав комментировать каждый шаг героев, хотя весь первый фильм практически не замолкал. Андрей с того самого разговора постоянно думал, что Филу можно довериться, хоть раз в жизни рассказать все как есть. Довериться хотелось по-настоящему. И Фил был прав, это шаг навстречу, который ему тоже нужно сделать. — У меня шрамы из-за отца. Он меня в детстве тренировал. Злился, когда не получалось. — Где он сейчас? — Умер полгода назад. — А мама? — Четыре. — Фил вздохнул. — Не ебу, что говорить, но спасибо. Ты… Я на самом деле считал тебя странным, когда Волкова тебя притащила. Просто знай, что его больше нет и нехуй за собой это всю жизнь тащить. Если плохо сыграешь, максимум напишут, что ты кривоногий. Про кого такое не писали? — Андрей кивнул понятливо. — Спасибо. — Знаешь, пока это сидит в голове, его можно достать или заменить чем-то. Говорят, так работает. Оно же заставляет тебя бегать, а не мешает. Фил все еще смотрел в телевизор. В кадре были слишком прилизанные подачи, даже в выходной Никитин выбрал фильм про футбол. Актеры, почти не запыхавшиеся, бегали со своими идеальными укладками в чистой форме. Никитин повадился таскать вещи Андрея, объясняя, что все, что в его доме — его. Один раз даже на стадион приехал в белом худи с чужого плеча и только по дороге в раздевалку сообразил, что кто-то может заметить. Но большие футболки Воробьева ему нравились, он даже один раз в шутку нацепил игровую, когда завтрак готовил. Андрея гипнотизировало, как ткань двигалась на спине и Фил в прямом смысле был в этот момент весь его, и "ВОРОБЬЕВ" шло безумно. — Ты про свое колено? — Типо того. — Тебя не бесит, что все в это тыкают? — Когда калекой называют, мало приятного. — Страшно было? Фил не хотел вспоминать, как лежал в больнице. Данин и Равиль всеми правдами и неправдами держали его в частной палате, пели песни про отдохнуть и восстановиться. Никитину тогда двадцать пять было, запал еще имелся, что сейчас немного отдохнет и с новыми силами в строй. Запал от периодической боли не спасал, колено от некоторых падений простреливало, а его постоянный врач уже не стеснялся в выражениях, когда Фил приходил снова и снова. — Тогда нет. Думал, херня все это. Все вокруг просто страху нагоняют. А потом, когда понял, что это слабое место, о котором все знают… Бесит, что свои же жалеют. Берегут, ты привыкаешь, а потом на игре по полю катать начинают. — Ты не думал тогда, что придется завязать? — Мне придется завязать только если обе ноги отвалятся. — поставил точку Фил. Андрей после этого разговора понял, что они сделали большой шаг друг к другу. Он стал легче принимать, когда Фил подсовывал руки ему под кофту и сам не так боялся приносить в спальню по вечерам после тренировок пакеты со льдом для компресса. Никитин тоже, наверное, чувствовал что-то такое, поэтому оставил вторые ключи на столе, просто, чтоб они у Воробьева были. Андрей таскал их с собой и наконец решился поговорить с сестрой. Оля приняла это со спокойным видом. — Я тебе запрещать не могу. — Но ты все равно недовольна. — та пожала плечами. — Андрей, пойми, я хочу, чтобы ты был в безопасности. Такие как Фил хотят всего и сразу. Он для тебя первый и такое бывает, что захлестывает. Но вокруг есть другие люди, которые более… стабильные. Я вижу, что он тебе нравится. Но тебя не смущает, что он приезжает только когда залезть на тебя хочет? Вы вообще на свидания ходите? Или может гуляете вместе? — Мы… разговариваем. — О чем? О футболе? Оля начала закипать. Андрей сидел напротив сникший, не хотел, чтоб к нему с этими расспросами лезли. Неприятное чувство, когда кто-то кажется тебе таким замечательным, а тебя как котенка мордой тыкают, что не прав ты. — Почему ты просто не можешь поддержать? — спросил он. — Потому что, Андрей. У Фила много денег, его каждая собака знает. Тебе не кажется, что он просто зажрался и решил что-то новенькое попробовать? Он ведь тебя под себя продавит и все. — Оля выдохнула и наклонилась к брату. — Андрей, для меня важно, чтобы ты был счастлив. И я рада что кто-то смог вытащить тебя с твоих пробежек постоянных. Но подумай хорошенько. Ты уверен, что он подходящий человек? Тебе восемнадцать лет. Ты молодой красивый парень. Не надо думать, что Фил один единственный, кто смог обратить на тебя внимание. — Хватит меня опекать! — выкрикнул он. Девушка дернулась, резко отстранившись. На Андрея светлые глаза смотрели испуганно. Воробьев никогда голос не повышал и вообще ругаться не умел, Оля привыкла, что он слова не скажет даже если спросить. — Почему вы все хотите, чтоб я постоянно слушал и делал как мне говорят? Почему всем плевать на то, чего я хочу? — Я забочусь о тебе. — Ты говоришь, что человек, который мне нравится, выбросит меня. Откуда ты знаешь? Ты хоть раз пробовала поговорить с Филом нормально? Не вести себя так? — Он тоже… — договорить Андрей опять не дал. — Фил просто копирует поведение людей. Волкова видела, что он ей соперник. Ты к нему цепляешься. А я его люблю, и со мной он не такой, как с вами! Потому что вы себе его придумали и даже разобраться не хотите, какой он! — Ладно. Ладно… Я не хотела ругаться. Просто, если ты почувствуешь, что что-то не так, не жди, что человек изменится. И… если ты решил… попробуй пожить с ним. Фил спустился со второго этажа, услышав копошение ключа в замке и с приподнятыми бровями наблюдал, как Андрей кинул под ноги две сумки. Собирать все он не стал, потому что можно было купить или вернуться домой. — Давай только на тренировку будем не вместе ездить. — попросил он. — Окей. Где что ты сам знаешь, показывать не буду. И будь добр, смени звонок на будильник, он меня раздражает. Жизнь с Филом от их обычной порознь не сильно отличалась, просто вместе они были не пару вечеров в неделю, а каждый. Напрягало, что тот долго торчит в ванной и постоянно врубает обогрев в спальне, но жить с этим можно было. Оля писала периодически, спрашивала, как у него дела и не хочет ли Андрей зайти. Они оба теперь Фила не обсуждали, а общих тем хватало максимум на сорок минут разговора, которые брат с сестрой высиживали раз в неделю. Когда Андрей понял, что никто их больше не слышит и целый дом только на двоих, ему тоже захотелось лишний раз прижать к себе, потрогать. Фил на все соглашался и уверенно тащил перепробовать все поверхности. Даже в его неудобной для такого, дорогущей машине во внутреннем дворе, где через забор их никто не мог увидеть. Андрей на заднем сидении не помещался, Фил ржал, но подначивал. Неплохие вышли полгода. Ссорились иногда, конечно, от чего Андрей сбегал когда на улицу, когда к сестре, у которой теперь нужно было спрашивать совет, потому что сам Воробьев наконец допер, что многого не понимает. Оля скрепя сердце уговаривала его вернуться домой. Не к ней, а в то место, которое теперь было его домом, потому что брат каждый раз словами и без слов доказывал, что его все устраивает. — … Может, я жениться хочу. Фил даже поперхнулся. Андрей лежал за спиной, обнял и как всегда вдавливал пальцы в грудь. Никитин не догонял зачем, но у того появилась странная привычка сжимать его иногда в странных местах и обстоятельствах. Вроде просто утром собираются, Фил перед зеркалом пытается расчесать мокрую запутавшуюся челку, Андрей только из душа вылез и прижимается мокрым телом, руку по линии ребер, ладонь на левую грудь и немного сжимает. «Ниче у меня там особенного нет» говорил Никитин и рассматривал себя перед сном в зеркале. Мужик и мужик. Торс широкий, мышцы есть, но плечи узковаты, это даже по форме видно, и грудь абсолютно обычная — плоская. Но Андрей упорно вылавливал и прижимался. Так и привыкли. Фил вытянул шею, насколько хватало сил. Вот вообще ничего в их разговоре ни о чем последние двадцать минут не предвещало чего-то подобного. И тем не менее, Андрей смотрел в ответ спокойно. Не предложение же делал в конце концов, так, просто намекнул, что когда-нибудь это может случиться и с ними. — На ком? — глупо спросил Фил. — Есть один вариант. — Так, малой, тормози. Ты куда погнал? Андрей позволил выпутаться из своих рук и уверенность как-то стекла с его лица на простынь. Он стал чувствовать себя спокойнее и иногда, когда Фил перебарщивал с ласками или с выкрученным кондиционером (не исключено, что он делал это специально), спал без верха. Так было гораздо удобнее, пусть поглаживающие спину пальцы и казались слишком… просто слишком. Они смотрели друг на друга. Фил с чего-то вдруг подобрался, даже выронил «малой», которое при таких вот переменных Андрею не нравилось. Они старались быть на равных, и Фил, порой вспыльчивый как подросток, редко давал повод вспомнить об их разнице в возрасте. — Я сказал что-то не так? — Ты сейчас сказал, что хочешь на мне жениться. — Ну да-а. — протянул он, не понимая. — А что в этом такого? Фил выматерился под нос и залез пальцами в волосы, растрепал и без того торчащие пряди. Они уже потушили свет во всем доме, завели на завтра будильники, Никитин на семь двадцать, потому что предпочитал собираться второпях, но поспать еще немного и Андрей на шесть для утренней пробежки. С натянутым до живота одеялом, которое прикрывало голое тело, подобравший ноги к груди, Фил казалось отгородил себя от парня. — Не знаю. Может то, что это слишком? — Слишком что? Мы ведь вместе. Почему нам не думать, что будет потом? — Андрей, тебе девятнадцать. — Раньше тебя это не особо смущало. — недовольно ответил он. — Да я не об этом, блять. У тебя только карьера началась. Ты хорошо играешь. Зазовут куда-нибудь на край света, че делать будем? — Ну, не поеду. — Андрей, ты идиот? В смысле «не поеду»? Ты понимаешь, что нельзя всю жизнь по одному полю бегать и один мячик пинать? — Но ведь такое и сейчас могло произойти. Что нам, расставаться надо? Зачем было начинать тогда? — Сейчас другое. Андрей тоже поднялся, сел. Было так тяжело порой оказываться в ситуации, когда не понимаешь, что делать и как реагировать. С опытом взаимодействия с людьми в жизни как-то не задалось и до сих пор эмоции Никитина, всегда бившие через край, загоняли в ступор. Что «слишком»? Что «другое»? — Ты же говорил, что любишь меня. — сказал Андрей. И Фил правда говорил это постоянно. Его не смущало кинуть «люблю тебя», когда пробегал близко во время тренировки, когда бодрый Андрей протягивал ему, сонному, кружку кофе утром, когда созванивались в течение дня. Не было в этих словах магии момента, обычное напоминание, что парень важен. — Почему мы вообще сейчас это обсуждаем? — Фил нахмурился. — Ответь. — Люблю. — Ну так у тебя нет мыслей о том, как мы будем жить дальше? — Да так и будем. Зачем менять то, что работает? Закончившийся ничем разговор тянулся и висел над ними постоянно. Андрей закрылся и не хотел снова это обсуждать, потому что никакого толкового объяснения не находил. Он не собирался прям завтра тащить Фила за штампом, но когда-нибудь вполне возможно они сделают это. Андрей оставлял в стороне зеленеющий парк, перешел на тротуар вдоль улицы. Воздух прочищал голову. Обычно он слушал музыку без слов, чтобы не перебивать собственные мысли, которые казались яснее, когда тело напрягалось для еще одного километра. Боковым зрением он заметил, что слева от него, подстраиваясь под скорость человека, плетется машина. За пять метров он сбавил скорость до нуля и остановился. Фил над пассажирским сидением смотрел на него, тоже притормозил. Музыка из ушей пропала и неприятно кольнуло тем, как на улице на самом деле тихо. В домах, что он оставил за спиной, свет горел только в редких окнах, людей почти не было — парочка велосипедистов и женщина с собакой. — Набегался? — Я думал, ты дома. — Садись. Дверь машины хлопнула за послушно забравшимся в салон Андреем. Никитин, как показала совместная жизнь, мерзлявый, поэтому распаренному Воробьеву в прогретом Порше было не по себе. Они не трогались. Фил, держа одну руку на руле, трогал пальцами другой щетину на подбородке, смотрел прямо. — Я не хотел тебя обидеть. — начал он. — Я просто был не готов, что ты это скажешь. — Андрей сначала кивнул, но не выдержал. — Я иногда вообще не понимаю, как себя вести. Жить с кем-то оказалось сложно. — Со мной? — Да в принципе с людьми тяжело. — Андрей выдохнул и упал на спинку сидения, притираясь мокрой футболкой к скрипучей коже салона. — Я же вроде не имею в виду то, что иногда понимают. И я до сих пор не понимаю, чего ты так отреагировал. Почему у меня не может быть планов прожить с тобой всю жизнь? Фил выдержал паузу. Приборная панель маленькими огоньками отражалась в его глазах. — Мне иногда кажется, что ты гораздо старше меня. — выдохнул он и повторил движение Андрея, откинувшись. — Я привык одним днем жить, и поэтому, когда ты спросил, я… Не знаю. Я не задумывался о том, что будет дальше. Мне сейчас хорошо. Мои родители рано поженились и за двадцать лет жизни заебали друг друга настолько, что с ними рядом невозможно было находиться. Мне казалось, они только из-за меня вместе, даже когда вырос и съехал, все равно чувствовал. Я боюсь, что с нами случится тоже самое. В какой-то момент ты узнаешь о человеке все, для тебя каждое слово уже предсказуемое. — Они развелись? — Да. Я с отцом почти не вижусь. Когда зарабатывать нормально стал, маму в Германию на пэ-эм-жэ отправил. Она давно хотела. Вроде замуж вышла даже. — Вы не общаетесь? О родителях Фил говорить не любил. Это как ноющее колено, что-то вроде скребущего сожаления внутри, которое все не может истлеть от времени. И показывать эту болевую точку никому не хотелось. Волкова как-то перед игрой говорила: «там, на трибунах, будут ваши родители, жены, мужья, дети». А у Фила там никого не было. Никто не смотрел на него одного. Никто не любил даже проигравшего. — Нет. Мы сильно поругались несколько лет назад. Я просто заебался жить со всем этим… Мне постоянно говорили, что все для меня одного, что они мою жизнь устроить хотят, пашут оба. Только ни денег нихера не было, ни времени на меня. Мать иногда выпивала, почти каждый день, и меня бесили ее стеклянные глаза по вечерам. Отец вроде был, а вроде и не было. Приходил вечером с работы, ел и залипал в новости. От меня ждали чего-то постоянно. Рассказывали, что они сами из деревни вылезли в большой город, чтоб я еще дальше шагнул. Понимаешь, мне просто страшно, что когда-то вот это между нами исчезнет. Андрей потянулся и взял его за руку, переплетая их пальцы между собой. Ему не нравилось видеть тени у Фила под глазами от усталости, такого разбитого перед собой. — Ты всегда хочешь доказать всем вокруг, что ты лучший. — Андрей рассматривал их руки. — Просто не надо это со мной. Я люблю тебя таким, какой ты есть. Каждому нужно время, когда он может расслабиться. Я, вот, бегаю и не задумываюсь в этот момент, как быстро, успел бы я мяч догнать, что отец бы про это сказал. Просто бегу, потому что это помогает вымести все. И если я когда-нибудь узнаю о тебе все, ты не станешь от этого скучным. Мы просто будем всегда понимать друг друга. — Фил вдруг легко засмеялся, так, что кожа собралась лучиками у глаз. — Я все еще думаю, что ты мне пиздишь про возраст. — Андрей улыбнулся. — Ладно, сеанс окончен. Поехали домой. — И ты снова пытаешься сделать вид, что справляешься лучше всех. — Тебе бы на психолога учиться, а не на физрука.***
Андрей: Ты где? 10:09 PMФил: На поле 10:09 PM
Наконец опустевшее после матча поле казалось громадным. На его фоне блуждающий в пятне света Фил казался слишком маленьким. Андрей недолго наблюдал за ним с трибуны, медленно передвигался глазами вслед за бессмысленно петляющим мужчиной, но скоро устал, вышел навстречу. — Все в порядке? — спросил он за пару шагов, чтоб не напугать своим появлением. — Хорошая была игра, скажи? Андрей кивнул, остановился рядом и попытался разглядеть в далеких трибунах то, что видел в них Фил. Но там не было ничего особенного: ряды пластмассовых сидений, большой экран. Стадион уже успели убрать от оставленного мусора, свет почти весь погасили. Пальцами Воробьев нашаривал в кармане шершавую поверхность, думал, решался. Не знал, как сделать правильно, какой момент выбрать. По стандарту в ресторане с заказанными музыкантами не хотелось — слишком много лишнего внимания. — Мне кажется, я запомню этот день. — вдруг произнес Никитин, будто продолжал какую-то уже озвученную мысль. — Фил? Тот лениво обернулся, расфокус глаз выдал, что мужчина, вроде, и забыл, что не один стоит здесь. Но Андрей набрал в грудь воздуха, повернулся весь к нему, достал что-то из кармана. Подрагивающие пальцы открыли маленькую черную коробочку с простым тонким кольцом, на котором переплетались золотые и белые вставки. — Ты выйдешь за меня? Сердце ухнуло вниз, Андрей задержал дыхание. Фил вдруг улыбнулся. — Думал, ты уже не предложишь. Сам собирался кольцо покупать. — Андрей хлопнул глазами. — Это «да»? — Конечно да. Фил даже время на подумать брать не стал, сотню раз уже решил. Но на самом деле, Андрей умудрился две недели прятать кольцо в коробке, где были свалены старые ненужные документы. Неожиданно понадобился какой-то договор на покупку дома, Фил полез разбирать макулатуру и нашел. Улыбался, когда разглядывал кольцо, не смог себя удержать и примерил — немного гуляло, но в целом нормально. И две недели он все ждал, соберется тот или нет, и вроде сам выискал столько подходящих моментов, но Андрей все тянул. После того разговора в машине Фил много думал о своих родителях. Он столько жил порвал, чтобы быть лучше них во всем. Смотрите, я не проебываю жизнь на нелюбимой работе! Пап, смотри, у меня дорогая машина и дом двухэтажный! Ма, я не считаю, что один знаю, как правильно жить! И семью он вдруг захотел лучше, чем у них. Хотел, чтобы с Андреем правда долго вместе. Навсегда или по крайней мере до старости. И главное счастливо. За победу Фил давно обещал собрать всех у себя. Команда заняла почти весь первый этаж, даже Елена согласилась поучаствовать в общем сборище, Данин обещался приехать позже после совещания. Все не переставая ржали, перебивали друг друга, звенело стекло бокалов, закуски расползались со стола. Волкова даже успела толкнуть какой-то душевный тост, закончившийся общими криками в поддержку и смехом. Она наблюдала за парнями, которых редко видела вне поля. Илья, вроде бы собранный, оказался любителем старперских анекдотов, Денис жонглировал апельсинами. Давно не получалось вот так расслабиться между работой. Она наблюдала за Андреем, который был странно спокойным. Ее смутило, что тот, окинув глазами стол и заметив закупоренную бутылку вина, спокойно ушел на кухню и с первого раза отыскал в ящике штопор, будто отлично знал, что у Никитина где лежит. — Фил, ты красавчик, конечно, — встрял Динияр, — но я рассчитывал на салюты там, и желательно на торт. — Фил улыбнулся, нашел Андрея глазами. — Скоро будет. Я вообще вас не за этим позвал. Воробьев понятливо встал рядом с ним и приобнял под множеством ожидающих взглядов. Фил оглянулся, поискал что-то в его лице и как-то слишком манерно приподнял бокал. — Мы приглашаем вас на свадьбу. Все хлопали глазами, смотрели почему-то на Андрея. Даже Волкова ничего понять не успела, открыла рот, чтобы сказать что-то в поздравление, но ее перебил голос с боку от нее. — Нихера себе сыгрались. — все заржали. — Тогда горько? — подхватила Елена и под дружное улюлюканье Никитин поцеловал первым.***
Андрей в какой-то момент понял, что не понимает ничего. Фил вторую неделю был откровенно странный: то ему посреди ночи приспичило идти гулять в лес, то полутра переставлял будильник и в итоге злой как черт гнал через полгорода на стадион к началу тренировки. Настроение у него могло поменяться буквально во время разговора и в течение одной фразы. Андрей между всем этим лавировать не успевал — то получал подушкой по голове, то на какую-то его неосторожную острую фразу хохотали до слез. Еще Фил стал плохо спать, ворочался ночью, то залезал на него, то слезал, а где-то ко второму часу шел шариться в холодильнике. Как быть, Андрей понятия не имел, а обсуждать это с кем-то казалось неправильным. Волкова работу Фила на тренировках особо не комментировала — игрок хороший, но взаимодействия мало. И в итоге Андрей не нашел ничего лучше, кроме как рассказать обо всем Оле. Сестра Фила все еще недолюбливала и не скрывала этого, они до сих пор умудрялись посраться, если находились в одном помещении больше двадцати минут. У Андрея в голове сидело «Такие хотят взять все и сразу», но он отмахивался от этой мысли, как от назойливой мухи. Фил с ним был не таким, как со всем остальным миром — не скрывался, не выебывался, чтоб доказать, какой он распиздатый. Оля кивала на все слова Андрея, стойко слушала до конца, со всеми этими «И что делать?.. И потом он сказал… И я нихера не понял…» Молчала, снова кивала. Когда грустная история закончилась и вывод и близко не мелькал на горизонте, Андрей сник. Сестра все думала, как он умудряется столько отхватывать по жизни? Штормит его от одной проблемы к другой, но тот ничего, барахтается. — То есть ты хочешь сказать, что у него начались перепады настроения, он постоянно ест и цепляется к тебе? — Ну, вроде того… — пожал плечами Воробьев. — И все это похоже на… — Андрей задумался. — А я откуда знаю? Я думал, ты что-то сообразишь. — Андрей, бля, ты бы повзрослел сначала, жизни поучился, а потом уже приключения на жопу искал. — не сдержалась та, хотя материлась очень редко. — Не понял. — Беременный он. Тест делали? Андрей смотрел на нее и не догонял. В смысле… беременный? От него? Они же вроде предохранялись. С таблетками же и внутрь можно. А Никитину это нравилось, он вообще перестал принимать как-то по-другому. Ну, Фил говорил, что «все ок, париться не о чем». И еще Андрей подумал, что если Никитин сам не особо понимает, что с ним происходит, то скандал будет пиздец. Голова мерно начала закипать, как старый электрический чайник. — Бля. Он выгонит меня из дома. — сказал Андрей в сложенные на лице руки. — Не делали мы тест… наверное. Я не знаю. Он бы сказал, если бы знал, наверное. И че мне делать? — Ниче. — передразнила Оля, — Кружок бегом до аптеки, папаша. — Он мне эти тесты в жопу засунет. — Тебе тоже следовало думать, куда и что ты суешь. — Он мой муж, вообще-то. — Не напоминай. — сестра картинно схватилась за сердце. — Я еще не смирилась с этим. — но Андрей не выглядел так, будто ему смешно, на его лице слово «пиздец» читалось удивительно отчетливо и по буквам, сестре даже жалко его стало. — Эй, не загоняйся. Ну перебесится твой Фил. В конце концов, он взрослый мужик и ты не просто парень со двора. Разберетесь. — Какие мне дети, Оль? — А когда предложение делал, о чем думал? — Ну, думал… Не знаю. Поживем вместе, а там когда-нибудь… Не сразу же. — Ты скажи честно, не хочешь что ли? Андрей посмотрел на нее так, будто Оля сказала какой-то фантастический по своему идиотизму бред. Боится? Да. Не знает, что делать? Еще бы. Но чтобы сказать Филу «Знаешь, зай, мы поторопились, наверное, давай ты сам как-нибудь» — он себя такой сволочью не считал. Тем более, он же Фила любит. Даже с невыносимым характером и закидонами его этими. — Хочу. Он же от меня… ребенок. — От тебя, не от тебя — это не важно. Детям надо, чтоб их любили, их вот эти социальные конструкты в понимании семьи не ебут. — А проще можно? — Оля снова закатила глаза. — Дуй в аптеку и домой. Так и скажешь: «Фил, ты ведешь себя странно. Давай просто проверим, чтоб знать точно». Если у него хоть немного ума есть, послушает и сделает. Андрей подходил к дому. Пакет из аптеки в руке казался странным, будто и не его вовсе. Будто и не он смотрел на девушку за прилавком круглыми беспомощными глазами, когда та объясняла, какие есть варианты и какая у них точность. Она, на удивление, не смотрела на него как на малолетку, жмущуюся и заикающуюся. Только по пути домой Андрей понял, что та, наверное, кольцо обручальное заметила, и поэтому не осуждала. Это же вроде как нормально. И Воробьев сам себя этим успокаивал — так ведь и должно быть, нет в этом ничего такого. Дверь он почему-то пытался открыть максимально тихо, может малодушно понадеялся, что Фил уже спит и разговор можно отложить до завтра. Но тот сидел в кресле, листал какую-то книжку, будто даже не вчитывался, а просто картинки рассматривал. Глаза оторвал быстро, улыбнулся. — Привет. Где потерялся? — К Оле заходил. — А это что? Андрей даже забыл про пакет в своей руке, на который Фил косился с интересом. Как начать, было непонятно. Вроде у Никитина было хорошее настроение, но кто мог знать, каким оно будет в следующую минуту. Андрей присел на край столика, забыв даже кофту снять, помял пакет в руках. Темные, почти черные, глаза смотрели на него с интересом. Фил как всегда умудрялся занимать собой все пространство вокруг — ногу поджал, локти на подлокотники расставил и в сером худи на три размера больше напоминал расплывшуюся предгрозовую тучу. — Фил, слушай… В общем… Ты последнее время ведешь себя немного… не как всегда. — Та-ак. — протянул тот, книга уже была ему не интересна. — Давай просто… перестрахуемся? Чтоб точно знать. Слова упорно не складывались, Андрей сам понимал, что говорит нихера не понятно, поэтому только протянул Филу пакет, в который тот заинтересованно залез носом и тут же убрал от себя. — Это что? — Тесты. — Андрюш, ты пил сегодня? Андрей подумал, что не помешало бы для храбрости, но являться с таким заявлением, еще и нетрезвым, выглядело как свинство. По Никитину понятно не было — закипает тот или тоже в шоке, но парень попытался сжать его руку и начал снова, стараясь смотреть в глаза. — Я тебя люблю. Это будет наш ребенок… — Какой блять ребенок? Ты совсем что ли? — Фил, просто сделай. Если ты уверен, то ничего страшного не будет. В ванной, дверь которой была видна от кровати, было тихо уже минут двадцать. Заходить Андрей побаивался и не знал, чего больше — Никитина, который может выкинуть, что угодно, или узнать, что все зря и он рано занервничал. За этот вечер он даже успел немного привыкнуть к этой мысли и уже представлял, каким будет их ребенок, каким Андрей станет отцом. Он поскребся в дверь, думал, что Фил ответит что-то, но в ванной все еще стояла тишина. Теплый желтый свет шел сверху, еще сияла во множестве металлических деталей светодиодная лента за зеркалом. Фил сидел на полу, поджав к груди колени и прислонившись спиной к стенке ванной. Глаза были вперены в пол, вокруг под ногами валялись тесты. Андрей несмело сделал пару шагов, попытался с высоты роста рассмотреть что-то в маленьком пластиковом окошке. Две полоски. На втором, третьем, четвертом — на всех. Фил его будто не замечал, сидел себе молча, только что не качался из стороны в сторону, чтоб совсем сойти за сумасшедшего. Воробьев сел рядом, прижался губами к мягкой ткани худи на плече, потерся щекой. Что сказать, он и сам не знал. — Поздравляю, папаша. — выдал Фил и улыбнулся криво. Его рука тяжело прошла по собственному лицу, Никитин резко выдохнул. Не мог описать, что чувствует, это было что-то невообразимое. Он же последние дни жил как всегда — где-то поорет, где-то на тренировке перестарается, а у него все это время в животе сидел ребенок. Рос с каждым днем, напитывался от него, собирался расти, пока тело не разобьет схватками. И потом он будет жить с ними, любить, называть родителями. В голове не укладывалось. Он со средней школы знал про пестики, тычинки, незащищенный секс и заболевания. Но никто никогда не объяснял ему, а как ощущается это, когда внутри растет ребенок. И появляется он не сам по себе, а от любимого человека, который в постели мог драть до криков, шептать на ухо что-то грязное и возбуждающее, а заканчивается все так. Фил обернулся на Андрея, стал разглядывать лицо. Андрюша. Временами дите дитем, что Фил задумывается, как с таким трахаться то можно, когда глазки эти щенячьи смотрят, радуются, если погладят, в щеку поцелуют. Фил думал, время нужно — Андрей закалится, пройдет через некоторую хуйню и станет смотреть на мир как все — вокруг зло, надо защищать свое. Но отчаянно не хотелось, чтоб эти синие глаза когда-то перестали смотреть так. — Фил… я не знаю. Надо что-то сказать? — Было бы неплохо. — Я люблю тебя? — на вопросительную интонацию Фил улыбнулся, покачал головой. — Сойдет. Ладно, небо на землю не упало. Не дали место тренера — сам себе команду нарожаю. Андрей улыбнулся. Отлегло. — Я столько не смогу. — подхватил тот. — Пизди больше. — Надо наверное к врачу какому-то?.. — Наверное. Я сам первый раз, так что хер его знает. — Может не будешь материться при малом? Вроде было спокойно. Андрей помог убраться в ванной, оставил Фила в спальне отдыхать. На кухне он не мог придумать, чем себя занять, спать совсем не хотелось. Он посидел за столом, думал выйти на пробежку, но было уже поздно, да и сбегать сейчас как-то не очень. Появление Никитина ознаменовал его недовольный топот. Успел тот уснуть или нет, непонятно, но тело в огромной футболке двигалось довольно бодро, чтоб практически с лестницы запустить в Андрея подушкой. — Воробьев, сука! Рвануло. И отчего-то Андрею было пиздец весело бегать по гостиной от злого Никитина, который бросался подворачивающимися под руку коробками салфеток, шмотками, книжками. Даже рассмеялся на очередное сорвавшееся на слишком высокое «Андрей, блять, я тебя кастрирую!» Бегал тот достаточно быстро, чтобы замотать уставшего, еще и беременного Фила. — Сына назовем Кирюшей! — и побежал к кухне, а Фил за ним. Они выдохлись через четверть часа. Фил завалился на диван и продолжил злым котом смотреть, даже замахнулся маленькой диванной подушкой, но вдруг передумал. Прижимающий подушку к животу, он смотрелся милым воробьем, Андрей не стесняясь разглядывал. В тишине большого дома, в ворохе разбросанных в пылу никитинской истерики вещей было что-то такое настоящее. Воробьев выждал, убедившись, что все необходимые вещи в него уже были брошены и его благоверный проорался. Тоже присел на диван, поближе к Филу, пропустил пальцы через русую челку. — Полегчало? — Немного. — уже спокойно ответил тот, помолчал, а потом серьезно заявил, — Хочу вяленные томаты и потрахаться. Андрей заржал ему в плечо. За два месяца он свыкся, кажется, со всем: и с толчками посреди ночи, потому что Фил хочет консервированные персики, и с необоснованными слезами, потому что Филу жалко собаку из рекламы приюта, и со злыми взглядами в свою сторону, когда Оля в очередной раз подстебывает Фила. Но Воробьев терпел все, потому что Никитин вдруг оказался безумно ласковым. Он мог орать на Андрея, но при этом держать его за руку, высиживать в машине на парковке в ожидании его, но при этом не трогался, пока его не соображали поцеловать. Весь будто расцвел, довольный, и, кажется, еще более красивый. И пусть в целом Никитина непривычно штормило, хотелось пожить вот так еще чуть-чуть. Но команде Фил упорно говорить не хотел. Работал наравне со всеми. Стабильные скандалы и угрозы Андрея самому пойти и рассказать Волковой ничего не давали. Фил хотел выторговать у жизни еще пару дней, еще один выход на поле. Вечерами он иногда в одиночестве, пока Андрей пытался успокоиться во время пробежки, гладил живот и объяснял то ли сам себе, то ли маленькому человечку в своем животе: «Еще немного. Одна игра и мы останемся дома, обещаю». Елена гоняла Андрея по полю штрафными, потому что тренироваться тот толком не мог — постоянно искал Фила глазами, нервничал. Что угодно ведь могло на тренировке произойти, на игре тем более. Но Никитина было не переспорить, он своими честными черными глазами смотрел, обнимал, и клялся, что завтра последний раз, и так было неделями. Живот под формой становился все более круглым, рос как-то слишком быстро, если сверяться со справочниками, которые Андрей теперь листал перед сном. Его в школе научили: не знаешь — смотри в книгу. В них были подробные схемы, рекомендации, некоторые он даже зачитывал вслух, когда потешающийся над ним Фил лежал рядом и почти засыпал. В один день они в очередной раз поругались, но гораздо сильнее, чем обычно. Фил взорвался прям на поле, когда все собирались идти в сторону раздевалок, цапнул Андрея за руку и едва не повалил на газон, говорил что-то, что Воробьев только на него пялится и не работает, что засрет следующую игру. На них сначала не обращали внимания, они и раньше могли сцепиться после тренировки, дело житейское. Но Волкова напряглась, через половину поля прошла и остановилась между ними, прикидывая, Фила в случае чего оттаскивать или на Андрея орать. Последнего и командирским голосом одернуть можно, а Никитину все это как об стену. — Что случилось? — Ничего. — рыкнул Андрей. — Фил сомневается, что я игру отбегаю. — Ну так может тренироваться нормально будешь? — не унимался тот. — А ты может завяжешь наконец? Фил закаменел. Андрей ведь не станет сдавать его Волковой вот так, перед самой игрой? Он тоже хорош, кормит его обещаниями «Андрюш, я аккуратно», «Андрюш, последний раз». Упорно натягивал форму, которая скоро не налезет, и заводил то же самое, но уже себе. Воробьев сжал челюсти, выдохнул под нос «блять» и ушел вслед за командой. Волкова успела поймать Фила за рукав, но тот тоже, не готовый объясняться, бросил: «Семейные ссоры. Разберемся». Видимо, Андрей закипел действительно сильно, сказал ехать домой без него, а сам решил бежать прям со стадиона. Никитин не находил себе места в квартире, как всегда заедал стресс мороженым, которое казалось безвкусным, а сам он бесился, что режим похерил. К полуночи он хотел уже было вызванивать мужа, но тот наверняка сидел где-то у Оли, которая пыталась уличить момент, чтобы написать Филу «Вот ты гондон». Да, с новой родственницей у него не задалось. Фил ковырялся в телефоне, думал пойти спать, но одному было как-то не очень, тем более когда он понятия не имел, где шляется Андрей. Но тот послушно явился, бросил вещи в прихожей, и по тяжелым шагам Никитин сообразил, что ни черта тот не успокоился. — Почему ты не спишь? — Тебя ждал. — Как мило. Андрей смотреть не хотел, хлопал ящиками, выискивая дурацкую открывашку для бутылок, которая всегда лежала в одном и том же месте. Фил наблюдал молча, вроде думал наорать, чтоб перестал психовать, но в то же время что-то вроде инстинкта самосохранения внутри шептало сидеть ровно и не дергаться. Конечно, Андрей бы его не тронул, какую бы лютую херню тот не натворил, но сломанный стол их кухню точно не украсит. Выдирать ящики тому явно надоело, он в каком-то порыве замахнулся и стеклянная бутылка с водой разбилась о стену, разлетаясь большими осколками и оставляя темное пятно шипящей воды на обоях. Фил инстинктивно пригнулся, замер, почти не дыша. Потихоньку начал осознавать, что наверное сильно накосячил. — Ты хочешь избавиться от нашего ребенка? — Андрей стоял все так же, тупо пялился на пятно, но говорил ровно, будто весь запал ушел на этот бросок. — Нет. — тихо и честно ответил Фил. — Тогда что ты делаешь? — Я… Андрей, скоро… — Меня заебало твое «скоро». Твои эти «последние тренировки» уже два месяца. Ты чего добиваешься? Одной неудачной подножки? Фил, если ты не готов, надо было сразу говорить, а не изображать счастливую семью. Андрей присел за стол напротив, сложил руки перед собой, сцепив ладони. Он пытался заглянуть Филу в глаза, но тот смотрел в столешницу, все еще не разгибая спину. Было почему-то страшно. — Я никогда не просил выбирать между мной и футболом. Потому что я не на первом месте. С этим можно жить. Но он сейчас внутри тебя и зависит от того, будешь ты думать головой или нет. — Андрей вздохнул. — Фил, так продолжаться не может. Или завтра ты говоришь всем, что больше не выходишь на поле, или мы едем на аборт. — Андрей… — Фил. Или уходишь, или аборт. — У нас игра с москвичами через четыре дня. — Ну так играй, я же не запрещаю. Выпишут тебя максимум на следующий день. — Андрей пожал плечом, говорил холодно. — Я не могу. — на глазах почти выступили слезы. — Андрюш, он же наш. Он твой. Андрей не хотел, чтобы это все было так. И видеть плачущего Фила он не мог, чувствовал себя беспомощным. И сейчас он сам доводил, понимал, что больно им обоим, но он просто устал бояться. — Фил, это же не на всю жизнь. Год-полтора. Потом найдем няню, садик там. — Никитин кивал. — Я понял. Ладно, я скажу. Завтра. Рад Андрей не был, но кивнул. Фила нужно было успокоить как-то, плакать тот не стал, но держал руки на плечах так, будто обнимал, успокоить сам себя пытался. Андрей поцеловал его в макушку и обнял собой сверху, потерся носом об висок. — Я люблю вас. Спал Фил плохо, ворочался. Понимал, что все правильно Воробьев говорит, что не орет и по сути принимает любой выбор, какой бы тот не сделал. Даже думать про аборт не хотелось. Да, невовремя они все это, но, с другой стороны, это самое «вовремя» могло никогда не настать. За одной игрой тянулась другая, за чемпионатом чемпионат, связки с каждым годом все сложнее. Фил себе как будто представлял, что ребенок у него когда-нибудь появится сам собой, и желательно сразу взрослый, чтоб пропустить период пеленок и ночных слез. И сам ведь понимал, что судьба ему найти какую-то красивую жену, которой будет плевать на постоянные отъезды, которая довольна будет каким-то брошенным в качестве извинений подарком. Но так не сложилось и оно наверное к лучшему. Фил снова перекатился на другой бок, стал смотреть на Андрея. Тот подсунул одну руку под щеку, другую вытянул так, что кистью занял подушку над головой Фила. Он иногда хмурился во сне, но не ворочался, мог всю ночь пролежать на одном боку, прижимая мужа к груди. Андрей был красивый. И наверняка если его разбудить сейчас с очередной дурацкой просьбой, он продерет глаза и послушно пойдет до холодильника или даже до магазина. За свое поведение иногда было стыдно. Фил не понимал, что такое с ним вытворяют эти гормоны и почему он перестал быть на себя похожим. То ноет, то дерется, хотя драться он всегда мог, но иногда отчаянно бесило, что его могла растрогать какая-то херня. Рядом с Андреем было хорошо, Фил будто впервые встретил кого-то спокойного, как берег, о который волна разбивается и сходит. Приятно, что тебе в лицо скажут, что ты еблан, не потому что завидуют, а потому что ты правда ведешь себя как еблан. Команда собиралась перед тренировкой на поле. Фил так отчаянно не хотел ехать, что даже опоздал, Андрей укатил на такси, предупредил, что если тому тяжело, может сам с Волковой поговорить, а та уже ребятам все передаст. Но это точно было ниже гордости Никитина, который не собирался прятаться по углам как залетевшая малолетка. Поэтому сидел на трибуне в джинсах и куртке, ждал, когда Елена выйдет. Андрей говорил, что это ненадолго: годик, максимум два, и Фил вернется. Но Фил отлично знал, что полгода отдыха херит технику будь здоров, а во что он превратится через два, и думать не хотелось. Вот этим его карьера закончится? Променяет игру и восхищение на книжки ребенку перед сном и походы по врачам? Хотелось ведь еще совсем немного побегать. Но у Фила так было всегда: если нужно, то без меры. Он и играл так, и с людьми обращался, и трахался он тоже так. Не умел затормозить, пока не влетал в Андрея, который за руки держал, гасил. Елена заметила его еще с выхода на поле, не понимала. Увидев ее, Фил поднялся, одернул куртку. Андрей стоял рядом у ограждения с другой стороны поля в форме, уплывал на корабле новых побед, пока Фил обещал ждать на берегу. — Никитин, почему не на поле? — Я пришел сказать, что не выйду на игру. — Могу я узнать, почему? Елена произносила это отдельными словами, бегала глазами с ребят на Фила и обратно, продумывала что-то. Чтобы Фил сам ушел с поля? Конфликт? Травма? Переманили соперники? — Мы с Андреем ждем ребенка. Прокатилось громкое «ооо» через весь неровный строй. Все принялись поздравлять, Андрей отхватывал одобрительные хлопки по плечам, комментарии вроде «красавчик» и «молодец, папаша». Елена обняла Фила, перебравшись к нему за трибуну, и пока они были рядом, шепнула в ухо: «Можешь зайти в тренерскую?» Андрея она оставила за главного и выдала заданий минут на двадцать, чтобы команда не прохлаждалась и была готова к работе к ее возвращению. В тренерской Фил сидел на кресле, а Елена не захотела прятаться от него через весь стол, придвинула еще одно и села прям напротив. Со сгорбленной спиной Фил опирался локтями на колени, зажимал ладони. Внутри было как-то тоскливо и противно от того, что все вокруг поздравляют, что команда радуется. И он тоже должен быть рад. — Фил, я знаю, тебе сейчас кажется, что ты хоронишь карьеру. Я сама уходила в декрет с дочкой. Возвращаться будет тяжело и не так быстро, как хочется, но ты справишься. Данин тебя без вопросов возьмет, когда надумаешь. — Фил кивал не глядя на нее. — Знаешь, когда я тренировала женскую сборную, девочки периодически уходили. Но они почему-то никогда не прощались насовсем. Это вы, мужики, привыкли, что декрет это обязательно конец жизни. Это всего лишь перерыв. Посидишь, насмотришься, обдумаешь хорошенько. Ошибки ведь не на поле исправляют, надо головой понять, где налажал. Фил слушал ее. Хотел верить, что это правда, что ничего он не теряет сейчас. И Елене доверять стоило — тут тебе и личный опыт, и собственная семья. — Крестной будешь? — они с Андреем вообще-то это не обсуждали, но Филу хотелось как-то отблагодарить Волкову за поддержку. — И Данина в крестные, чтоб ребенок не отвертелся. — Фил улыбнулся. Елена на прощание еще раз обняла, сказала, что с Антоном сама поговорит, чтобы документы все оформили. Посоветовала не загоняться, отдыхать и потом, неожиданно, сказала, что Фил всегда может звонить ей, если нужны будут помощь или совет. Тот поблагодарил и вышел. Немного отпустило.***
К концу срока Фил готов был на стену лезть. Дома заняться было откровенно нечем — то он задумывал уборку, то штудировал поваренную книгу, то по полдня залипал в телевизор с записями старых матчей. Еще и состояние было отвратительное. Резко менялись вкусы на какие-то продукты, от живота ломило спину, постоянно клонило в сон, и спать хотелось так, как удобно, а не на боку с подложенной подушкой. Иногда случались хорошие дни, когда сил хватало прогуляться до стадиона, чтобы встретить Андрея с тренировки и вместе доехать до дома. Пару раз в месяц они выбирались куда-то поужинать или в кино. Фил, пока мог, приходил на игры, чтобы поддержать команду и было глупо надеяться, что его там не заметят. Смотрел он с вип-ложи, соседствуя с Титовым, Даниным и еще парой больших шишек. Но слухи все равно просочились, комментарии были разные: от поздравлений до бесящих грязных шуток. Андрей упорно отгораживал от этого, но Фил с тем же усердием нырял под очередную статью с нечеткими фотографиями его через стекло ложи. Иногда даже на улице снимали исподтишка. Воробьев отвлекал от неприятностей как мог — рассказывал что-то, успокаивал и поддерживал, хотя временами, когда он думал, что никто не видит, Фил замечал его заебанный вид. Андрей время от времени сбегал вечером к сестре, потому что только ей мог честно признаться во всем, пожаловаться, каждый раз выторговывая обещание, что та не начнет звонить Филу и заступаться за брата. Тот все-таки беременный, он все это не со зла. Получилось даже подружиться с Волковой. Они созванивались иногда, и Фил накидывал кучу вопросов, на которые внятных ответов в интернете не было. К положению бывшего игрока та испытывала какое-то странное уважение, поэтому временами объясняла по нескольку раз. Иногда Никитин наглел настолько, что выкатывал ей длинный список всех ошибок за прошлую игру. Что-то из этого было ценным, а что-то — чисто Никитинским желанием доказать, что он справился бы лучше. Но и тут она выслушивала, а после говорила дочери, что хуже мужиков футболистов только футболисты в декрете. Еще Фил разочаровался во всем человечестве и в факте тысячелетней истории эволюции их как вида, потому что думал, что только у животных беременные самки так на самцов лезут. Но он себе отказать тоже не мог. Андрея ему хотелось гладить, притереться поближе, а еще он неожиданно стал кайфовать от того, как он пахнет вечером после душа, с легкими остатками одеколона и запахом чистой кожи. И Воробьева все устраивало, как будто второй период начала их отношений или медовый месяц, или вообще все то время, что они были вместе. Он даже во время секса умудрялся гладить живот и иногда Фил шипел, что у него вообще и другие части тела есть. Андрея пришлось шлепать по рукам, чтоб отучить от привычки трогать грудь, которая стала чувствительной и иногда болела. Сидеть сверху теперь было удобнее, а вот прижать лицом в подушку его уже было нельзя. Фил бесился от того, что что-то, а точнее он сам, ограничивает его свободу в сексе, которая у них с Андреем всегда была на полную катушку. Как, спрашивается, этот девственник научился вытворять такое руками и языком? И он не признавался, но Фил его таким пиздец возбуждал. Тоже, наверное, если копаться, какая-то первобытная херня про ожидание потомства, но это можно оставить для ученых. И затраханный тренировкой и Филом Андрей всегда очаровательно разговаривал будто с его пупком, тоже вычитал в своих заумных книжках, что ребенок звуки различает с четырнадцатой недели, голоса родителей — с двадцать четвертой. Как-то Никитин попробовал полистать эти справочники, которые муж складирует на своей тумбочке. Как раз утро было какое-то ленивое, вставать не хотелось, и он, с полусброшенным из-за жары одеялом, неловко дотянулся до самой верхней книги и открыл на рандомной странице. Знать, что у него там внутри, как-то не хотелось, еще картинки были такие графичные, а схемы плода отпугивающими. Как Андрей вообще это читал? Узи они ждали с нетерпением. Оба, по-честному, хотели мальчика, но друг друга убеждали, что главное их, здоровый. И спорили постоянно по поводу имени, потому что Андрей настаивал, что Кирилл Андреевич будет звучать хорошо, а Фил соглашался только на Ваню. Даже прибег к дурацкому аргументу, что фамилия и отчество все равно андреевы будут, а Фил, вообще-то, «тоже так нихуево поучаствовал». Им назначили на вторник, и к трем часам они оба оказались в кабинете врача. Фил попытался поудобнее устроиться на длинной кушетке и едва не скривился от холодного геля, который ему втирали в кожу. Андрея забавно потряхивало, над чем Никитин шутил всю дорогу, потому что это успокаивало и возвращало к чему-то привычному — подстебывать мужа он всегда любил. Мужчина в очках высматривал что-то у себя в экранчике, куда Никитин не смотрел — все равно ничего не понятно, а вот младший любопытно заглядывал, хотя тоже не разбирал мельтешащие серые пятна. Молчание Фила выводило. — Почему живот такой большой? — нетерпеливо спросил он. Мужчина повернул экран ближе к ним и кончиком ручки стал водить по нему вокруг отдельных кусков весьма абстрактной картины. — Вот это — мальчик. А это, — он чиркнул по пластмассовой поверхности в сторону, — Еще один мальчик. У вас двойня, поздравляю. Они оба молчали и пялились в экран. Фил все это представлял как-то по-другому. Они же вроде должны сейчас держаться за руки, счастливо плакать и благодарить врача, что открыл им эту священную тайну. И нет, Никитин не насмотрелся фильмов. Так же, вроде, положено было. — Так, стоп. — после паузы начал он. — То есть во мне сейчас два ребенка? — Как видите. Поэтому живот такой. Он у Вас при двойне на пятом месяце соответствует норме. — Пиздец. — не сдержался Фил и повернулся к Андрею. И он бы наверное понял, если бы увидел что-то похожее на собственное выражение лица, может восторг или слезы. Но Андрей улыбался как-то до похабного счастливо, Фил даже пихнуть захотел. — Ну, так, с именами мы определились? — спросил тот Никитина. К девятому месяцу Фил был согласен уже на все. Зачем люди вынашивают столько, чтоб потом еще восемнадцать лет держать при себе, оставалось загадкой. Ему настолько все надоело, что вечерами он бессильно ныл Андрею, что спина заебала болеть, еще мальчики пинаются постоянно. Шутки про пасы бесили, уговоры не помогали. Все эти «Зай, потерпи, чуть-чуть осталось», «Все будет хорошо, ты молодец» были приятными, но легче не делали. Не складывалось с прогулками, потому что Фил быстро уставал, с сексом тоже, потому что хотелось до сжатых зубов, но с ноющей спиной даже на боку было неприятно. Неожиданно от терроризирования исключительно мужа, Никитин переключился на окружающих. Звонил Оле, с которой неожиданно захотел подружиться, переписывался с ребятами из команды, с Волковой, даже с Даниным иногда. Андрей сидел на неудобном больничном стуле, устало оперев подбородок на руку и почти засыпал. Фил разбудил в семь утра ожидаемым «Андрюш, началось». Но пока они в четыре руки пытались натянуть на Фила кофту и ехали до больницы, тому уже «перехотелось». В больнице их все же оставили, выделили палату, давно закрепленную за ними, без соседей и с постом медсестер прям напротив двери. Никитин копался в телефоне, и когда он лежал, у него немножко вылезал второй подбородок, о чем Андрей предусмотрительно помалкивал. На экране была древняя игрушка типо «Энгри Бердс», но Фила это успокаивало, хорошо снимало стресс. — Андрюш, мне скучно. — протянул он недовольно. — Че мы тут сидим? Поехали домой. — Тебе врач сказал, что вот-вот будут схватки. — Андрей глаза даже не открывал, спать хотелось ужасно. — Потерпи немного, скоро поедем. Фил просунул руку через сгиб его локтя и стал играться с завязкой на черном худи. Теперь Андрей выучил, что самое страшное — когда Никитину скучно. Тот временами начинал то задавать странные вопросы, то требовал на уровне «принеси то, не знаю, что». — Может ты домой поедешь? Ты не спал ночью толком. Андрей действительно до утра катался за Филом по кровати, потому что то его нужно было обнять, то отпустить, потому что жарко, то поцеловать, то живот погладить. Только этот был неожиданно бодрый, а вот Воробьева рубило страшно. — Куда я тебя здесь оставлю? Ты медсестер распугаешь. — Устал от меня, да? — неожиданно спросил Фил. — Мне самому на самом деле пиздец надоело так себя вести. Мне кажется, все вокруг только и ждут, когда я отстану. — он поджал губы. — Я просто вообще это не контролирую, просто накатывает и хочется общаться со всеми или наорать на кого-то. Бесит, когда реветь хочется. Я в жизни столько не ревел, как в эти девять месяцев. — Это нормально, Фил. Все все прекрасно понимают. — А ты меня даже такого любишь. — Я тебя любым люблю. Фил попытался присесть на жестких простынях, которые от трения поскрипывали и чмокнул Андрея в губы. Воробьев смотрел и думал, что за такие вот минуты правда землю перевернуть может. — Хочешь чего-нибудь? — Хочу, чтоб это все кончилось. Вернуться домой, малых спать. Еще Филадельфию, МОЁТ черный и «ашку» банановую. И потрахаться наконец без живота наперевес. — Андрей заржал. — Классно, конечно. Но давай пока вредное вычеркнем, тебе малых кормить еще. — Бля… Это же минимум полгода сверху. — Мгм. Ну ничего, я буду поддерживать тебя в ведении трезвого образа жизни. — Ты просто пить не умеешь и отлыниваешь. Схватки начались только к вечеру и Андрею спать резко перехотелось. По началу Фил еще делал вид на уровне «Ох, как неприятно», но похоже боль становилась такой, что орал он дай боже. Врачи за всем этим наблюдали, но везти не торопились, а на грубые вопросы Андрея отвечали, что рано, и чтоб не волновался. Фил сжимал его руку так сильно, что та едва не хрустела суставами. Пожалуй, под «все, что угодно» он представлял немного не это. Андрей зашел в палату с цветами, которые ему, ничего не понимающему и мокрому от стабильного стресса в течение трех часов, в коридоре впихнула в руки Оля, готовая ко встрече с племянниками. Фил на койке был бледный, но до странного довольный. Два туго спеленатых младенца лежали рядом в длинной кроватке, ворочались и вскрикивали. Все это казалось Андрею сном, тело вдруг стало чужим и будто не его, а как управляться инструкцию не оставили. Сестра толкнула его в спину и закрыла дверь палаты с другой стороны, чтоб дать им немного времени наедине. Не твердые четыре шага пронесли тело до кроватки. Мальчишки были абсолютно одинаковые: волос толком не было, красные какие-то, с зажмуренными глазками. Воробьев беспомощно переводил взгляд между Филом и двумя шевелящимися клубками. — Скажешь что-нибудь? Фил улыбался. Спокойный такой, взъерошенный, уставший и счастливый. Он не верил, не понимал, но это было до того непередаваемо, когда после долгих минут страданий тебе кладут это горячее тельце на грудь и это твой ребенок. Такое крохотное создание, которое само по себе — твоя любовь к какому-то человеку. И ради такого Фил готов был простить природе скачущие гормоны и выламывающую боль от схваток. Андрей не чувствовал, что плачет. Смотрел и думал, что вот они. Два чистых листочка, на которых они с Филом начнут что-то писать, и от эпиграфа будет зависеть вся их дальнейшая жизнь. Пока только ждешь их появления, представляешь их уже взрослыми — как будешь качать на руках, как поведешь в первый класс — а вот об этом Андрей не задумывался, каково будет увидеть их впервые. — Андрюш, иди сюда. Фил сумел сжать его пальцы своими и заставить сесть рядом с собой, обхватил за плечи, стал медленно покачивать. Андрей и не всхлипывал, и дышал в среднем ровно, но слезы шли как-то сами. Он позволил Филу уткнуться носом в свой висок и слушал его тихий успокаивающий голос. — Все хорошо. Смотри, какие классные. Мы хорошо постарались. Там у одного родинка под левым ухом, он на пятнадцать минут старше. Будет Кирюшей. А Ваня младший, он вообще вылезать не хотел. — Фил тихо низко рассмеялся. — Прикинь, мы смогли. А я как всегда на высоте. Двухочковый за раз, скажи? Андрей кивнул. Тонул в этом странном теплом облаке, которое затопило палату, в сшибающем чувстве любви ко всему миру, которое не сравнится с самой громкой победой и самым ярким поцелуем. У него теперь была семья.***
Лампы в коридоре капали светом на пол и вытягивались в длинную цепочку бусин. Тишина была звенящей, собственное дыхание отпрыгивало мячиком от стен, билось о барабанные перепонки. Фил сильно нервничал, мял в руках форму, пока не швырнул ее от себя куда-то в сторону вешалок. Спину обдало теплом, Андрей обхватил живот руками. — Чшш… Ты справишься, слышишь? Нужно время и придешь в форму. Даже лучше. Там, на поле, его ждали команда, тренер, которые будут смотреть, наблюдать. Последний месяц они с Андреем бегали вечером, пока с детьми сидела няня. Пытались отрабатывать что-то на маленькой коробке для любительских матчей. Фил чувствовал, что все не то, что бежит медленно, ноги переставляет не так ловко. От этого злился на себя и упорно продолжал и раз, и другой, пока Андрей не утаскивал домой в тепло отогреваться и укладывать мальчиков спать. Фил боялся вердикта. Не сможет. Не справится. Сколько ему нужно будет времени? Месяц? Полгода? Год? А будет вся команда ждать, пока он просиживает скамейку запасных в стороне? И Андрей еще как мантру выдавал каждый раз «Фил, береги себя», «Не так резко», «Не перестарайся». Хотелось, чтобы тело стало послушным как раньше. Но он на поле с десяти лет и только раз выбыл на полгода из-за колена. Но прошло девятнадцать месяцев. Андрей похоже хорошо обжился в команде, его стараниями никто в ладоши не хлопал, здоровались с Филом так, будто вчера видели. Он и до этого приходил на большие матчи, оставив малых с тетей, которая стала относиться к мужу брата немного лучше как минимум за то, что он поучаствовал в рождении ее племянников. Волкова приветственно кивнула и стала раздавать задания. С бегом прошло гладко, размялся тоже неплохо. Нужно было отработать пару схем, которые Андрей ему заранее обрисовал, так что в этом Фил себя лишним не чувствовал. Он вел мяч вокруг временных соперников временно другой команды, пробежал половину и передал на Андрея. Раскатывая мяч между друг другом они пронеслись до ворот и Фил, толком не прицелившись, попал на пару сантиметров в сторону от штанги. Мяч столкнулся с сеткой и упал вместе с вратарем. Внутри жгло легкие от холодного вечернего воздуха и какой-то глупой радости. К концу тренировки все просекли, что Фил с Андреем хорошо разыгрывают мяч между собой, когда надо увести у противника. Будто стали чувствовать друг друга гораздо лучше, чем раньше. Елена наблюдала с прищуренными глазами, радовалась, что у них есть такой выгодный ход. Она остановила Никитина рукой после тренировки, тот был мокрый насквозь и довольный. — Рада тебя видеть. Молодец. Я же говорила, все не так страшно. — Ну да. — Давай игру пропустишь. Лучше даже на скамейку не выходить. Будет лучше, если подготовишься и сразу в основной состав. Тренировки по расписанию. — И как думаете, сколько нужно будет на подготовку, тренер? — Фил ее умению анализировать и своих, и чужих, доверял. — Такими темпами без перегибов возможно к концу месяца. — Понял. Видеть довольного Фила было приятно, тот и смеялся, и детей никак не мог уложить, потому что они вместе дурачились с какой-то книжкой, мальчишки лезли к нему под руки, тыкали в слова пальцами. Фил приходил на каждую тренировку, упорно работал, выдыхаясь к вечеру. Хотелось осилить за месяц, а может и меньше. Андрей держал его за руку, когда они не спеша возвращались с совместной пробежки. — Фил, я слышал, Волкова хочет выпустить тебя на игру с Казанью. — Вроде как. — Это хорошо. Не перестарайся, ладно? — Андрюш, не начинай. Фил обогнул того кругом, остановился впритык. Обнимая его приходилось запрокидывать голову вверх, Андрей был слишком высоким. А привставать на носочки было выше достоинства Никитина и он всегда нетерпеливо дергал за шею, чтоб это до него тянулись. — Все будет отлично. — Конечно будет. Просто это командная игра. Не можешь — передай. Без геройства. — Да понял я. — Фил. — Андрей взял его за подбородок. — Я серьезно. Я тебя знаю и ты не умеешь тормозить вовремя. Пожалуйста, думай о себе. — Окей, папочка. На день рождения Андрея они по традиции собирали всех у себя. Народу всегда выходило очень много: ребята приходили с семьями, теперь на такие посиделки брали и детей, потому что Воробьевым-младшим нужно было с кем-то пинать мяч на заднем дворе. Фил управлялся со всем замечательно, развлекал гостей, одним глазом приглядывал за малыми, чтобы те не перекинули мяч через забор, подливал в чужие бокалы. Андрея такое количество людей все еще напрягало, и быть центром праздника неловко, но Фил год от года их совместной жизни учил, что это не надо заслуживать, оно просто есть. Любая подобная тусовка перерастала в разговор о футболе, который велся всегда на повышенных, с желанием перебить друг друга. Супруги и спутники игроков смотрели на это привычно. Оставив Андрея за главного, Фил ушел доставать новую порцию алкоголя из холодильника. На губах играла легкая улыбка от того, что все стало как раньше, будто он и не уходил никуда. Они примерно так же провели и свадьбу, на которой гости и оба жениха, все уже подвыпившие, с благодушного разрешения такого же Данина, поехали посреди ночи на стадион сбивать носки дорогих туфель о мяч. Они пачкали дорогие костюмы в газоне, запрыгивали, орали, и Фил с Андреем целовались посреди поля. Хорошо тогда было. Елена встала рядом, смотрела на команду как на проказничающих детей. Фил протянул ей новый бокал, сам принялся откупоривать бутылки. Он обратил внимание на то, как женщина рассматривает какого-то лохматого паренька, которого привела с собой Рита. Тот вроде был каким-то знакомым Андрея еще до прихода того в «Ястреб», но Фил не озадачивался. Он по таким поводам любил собирать всех подряд. — Жених? — кивнул Фил на парочку в углу комнаты. — Вроде того. Вот так вчера в школу за руку водила, а тут уже одобрять кого-то надо. — неожиданно откровенно ответила Елена. — Я сам в шоке. Пацаны только по полу в распашонках ползали, а тут уже заявляют, что тоже играть хотят. — Отдадите? — А че делать? Андрей говорит, пусть попробуют. Не захотят — найдем, чем занять. Их бокалы столкнулись с легким звоном. Андрей периодически растерянно смотрел на Фила и постоянно вызывался проверить детей, чтоб сбросить чужое внимание. Когда гости выпили достаточно, чтоб не заметить отсутствие хозяев, Никитин вышел во двор, где Андрей сидел на скамейке и наблюдал за возней детей на поле. Те старались быть похожими на родителей, мальчишки и девчонки играли в кучу и радостно визжали, если мяч залетал в ворота. Андрей выглядел каким-то умиротворенным и улыбнулся, когда Фил привалился к его плечу.