«Красный Ястреб» дрался как лев» «Фил Никитин умеет возвращаться красиво» «Никитин снова станет главным бомбардиром сезона?»
«Двадцать первый снова в строю» «Матч десятилетия»
Андрей хмурился и ругался, что Фил все это смотрит и читает. Он не больно хотел себе сделать, он хотел поверить, что все было не зря, что оно того стоило. Но разве слова на экране стоили всех перевязок и двух операций? Нервных снов под успокоительными? Холода кабинета рентгена? Андрей обещал приехать утром. Где-то за мутной стеной самобичевания и боли, Фил все же помнил о нем, думал. Ненавидел себя за слова про «роман с глупой малолеткой». «Глупый» Андрей был с ним каждый день, укрыл собой и не впускал никого, давал время прийти в себя, чтобы снова натянуть маску на лицо. Первые дни Фил был невыносим — плакал, кричал, говорил, что это Андрей виноват, что это он хотел, чтоб Фил остался дома, что это он похерил его карьеру детьми. У Воробьева желваки от этих слов ходили, но ответить не мог, понимал, что Фил не со зла, он так оттолкнуть пытается, убрать от себя, чтоб не смотрели так заботливо, чтоб у постели не сидели и не гладили по голове как маленького ребенка. Злость отпускала во время вечерней пробежки и он приходил утром снова, слушал извинения со слезами, но к вечеру Фила все доставало, колено начинало выламывать и он снова кричал. Пока не перегорел к концу недели. Утром кивнул ему вместо приветствия, позволил взять за руку и молчал. Андрей притащил ему ноут, чтобы тот смотрел фильмы, книги привез, которые валялись недочитанными у кровати. Филу было даже плевать, что тот забивает эфир бессмысленным трепом, обходя все, что касается клуба, победы, тренировок. Будто жалел. В одиночестве думалось лучше, но злость внутри скапливалась, газики наполняли шампанское, бутылку вертело и пробка наконец вылетела — Фил закричал. Завыл и начал бездумно колотить по колену, в голове било «Ненавижу. Ненавижу!» Это все было с ним, по его вине. За что? Может за то, что по головам шел. Может за гордыню его. Может за убитого ребенка от Андрея. Он не знал. Медсестры влетели в палату, мужчина в халате сумел прижать его к койке, когда игла шприца метилась в вену. Глаза будто насильно закрывали, крик выродился в противный тонкий скулеж. Наконец пришла темнота.***
Фил бездумно пялился на газон. Он был все такой же зеленый, едва высохший после дождя. Пустые трибуны смотрели тысячами отсутствующих глаз. Внутри больше не жглось и не взрывалось — стало легче. Может правда отболело? Мелкие в красно-желтых кофтах бегали по полю, пока пожилой тренер кричал на них, называя по фамилиям. Фил теперь зависал здесь три раза в неделю. Мальчишки ездили на тренировки с удовольствием, а после них засыпали прям на диване под крики из телевизора, а в перерыве лепили плакаты на стены, выпрашивали новые мячи. Новая жизнь Филу не нравилась, но была сносной — работу он так и не нашел. Не то чтобы искал, но ему пока хватало. Андрей условно занял его место, по прошлому сезону выбился в самые продуктивные игроки, практически содержал семью. Первые полгода Фил привыкал — пытался быть хорошим мужем: возил детей в садик, читал умные книжки, учился готовить, два раза в неделю ездил к психологу. Ноющая боль в колене стала такой привычной, что Фил даже забыл, что такое жить без нее. И от всего этого тянуло безнадегой. На тренировки детей всегда возил Андрей, не хотел взваливать это на Фила. После пресс-конференции, на которой тот объявил, что заканчивает карьеру, он толком не ел и не спал неделю. Воробьеву до странного пришлось быстро взрослеть. Было не впервой. Когда-то резким скачком пришлось становиться из ребенка парнем, теперь — мужчиной, мужем и отцом. Он справлялся не всегда, порой прогадывал, метился наощупь. Забывал предупреждать, что задержится, забывал о незапланированных тренировках мальчишек, забывал позвонить сестре. Он злился на мазохистскую любовь Фила приходить на матчи с детьми, собирать команду на дни рождения, самому таскаться и высиживать всю тренировку малых. Ругался, не понимал, но позволял. Не ему Филу что-то запрещать. Киря с Ваней помахали ему с поля, когда команда мальков неровным строем шла в раздевалку, Фил натянул улыбку в ответ. «Когда меня не станет, я буду петь голосами моих детей». Внутри стадион выглядел почти так же — Титов расщедрился на новые стенды с фотографиями, на парочке засветился даже Фил — еще свежий, в форме, с дурацким гнездом на голове. Он рассматривал снимки пока ждал детей, и не сразу заметил шаги по коридору. В его сторону шел Данин, даже удосужившись натянуть вежливую улыбку. Они обменялись рукопожатием. — Ты чего здесь? — Малых на тренировку привез. — Да… Забыл. — Че запарный такой? — Данин опустил руку с зажатой в пальцах папкой, вздохнул со вселенской тяжестью, но тут заинтересованно посветлел. — Слушай, Фил, а что врачи говорят? Тебе на поле совсем выходить нельзя? Тот замер. Не мог угадать по чужому лицу, издевается тот или нет. Но если и да, это не обижало, Филу на удивление было приятно, что кто-то может говорить с ним об этом напрямую, а не молчать как Андрей и бывшие товарищи по команде. — Ну… Играть нельзя. — Играть не надо. Тут такая ситуация… У юношеской нашей тренер в больнице с инсультом, у парней через девять дней финал за выход в молодежку. Не выйдут, конечно, команда слабовата, но надо хоть сыграть не позорно. Может приглядишь за ними? Так чисто, пусть побегают, мячик попинают. Чтоб не совсем амебами ползали. Справишься? Фил открыл рот. Выглядело это как херовый прикол. Вернуться на поле? Тренером? Бегать за мелкими раздолбаями? Ему, лучшему бомбардиру трех сезонов подряд? — Ты мне предлагаешь с подростками возиться? — Фил, выручай… Волкова с ребятами сами в мыле, ты и так знаешь. Тимур из младших этим лбам ничего не объяснит. А ты для них авторитет, звезда все-таки. — Данин смотрел щенячьими глазами. — Но если ты там по здоровью не можешь, тогда никаких вопросов. — Нет. — тут же перебил Никитин. — Я могу. Когда начинаем? — У них завтра в три. — Я приеду. — Серьезно? — Антон облегченно улыбнулся. — Спасибо, Фил. Ты — мое спасение. — Ну да-да. Мальчики после тренировки были выжаты, таскали с тарелки нарезанные овощи и валялись на диване перед телевизором. Показывали «Железного человека» и они спорили, кто круче — он или Капитан Америка. Фил сидел за стойкой на высоком стуле, думал. Зачем он согласился? Он сам ничего этого уже сделать не может, а как тренировать, когда сам ты не игрок? Он гипнотизировал глазами стакан с соком, разглядывал радостно-рыжую жидкость. Его отвлекла только хлопнувшая входная дверь — Андрей вернулся с пробежки мокрый, на ходу пытался засунуть наушники в кейс. Мальчики не встали к нему на встречу, видимо, правда умотались. Андрей потрепал обоих по волосам, на вопрос ответил, что Капитан Америка круче — он бегает быстрее. Фил слегка улыбнулся, когда получил свой поцелуй в лоб и стал наблюдать, как по нотам изученную симфонию — Андрей бросал кейс на подоконник, чтобы потом как всегда искать его, распахивал холодильник и искал бутылку воды. Пил он жадно, кадык ходил по шее вверх-вниз, Фил залипал больше по привычке. Пара рваных вдохов и Андрей снова смотрел на него. — Все нормально? Ты загруженный какой-то. — Мгм. Андрей пожал плечами и пошел переодеваться. Он со временем привык, что Фил отвечает только тогда, когда готов, а расспросы его только злят. Они поужинали вместе, дети спорили за столом, Андрей разнимал, пока Фил ворочал вилкой салат и думал. Киря с Ваней ныли, что спать не хотят, а сами были сонные, глаза слипались, в конце концов Фил выдал какой-то бред, что если плохо спать, тело не запомнит, что они делали на тренировке и не научится играть. Мальчишки наперегонки побежали по лестнице наверх. В спальне было тепло. Кондиционер немного барахлил, но Фил все забывал вызвать ремонтников, поэтому спал закутавшись в одеяло, а Андрей вроде этого и не замечал. Стоило последнему лечь рядом в наконец затихшем доме, как Фил выдохнул, устал есть сам себя. — Данин предложил мне подменить тренера молодняка. Тот в больнице, а у них игра на следующей неделе. — Ты согласился? Фил повернул лицо к нему, чтобы разглядеть, что скажут ему Андреевы глаза. В них было какое-то беспокойство, усталость. Никитин выдохнул и снова уставился в потолок. — Сказал, что приеду посмотреть. Мне все равно нечем заняться. Не потяну — свалю. — Ладно. — ответил тот. — Сделаю вид, что поверил. Фил улыбнулся. Что же он такого успел сделать в прошлой жизни, что в этой ему достался Андрей? Спасал голодающих детей в Африке? Придумал лекарство от рака? Он не знал. На поле Фил стоял в без пяти минут три. На воздухе было холодно, постоянно хотелось передернуться от колючего сырого ветра. Он немного нервничал, не хотел отвечать на вопросы, которые, наверняка были. На поле все выползали не спеша, парням было от пятнадцати до семнадцати, кто-то еще не перерос детскую припухлость, кто-то, наоборот, казался гораздо старше. Они стали шептаться еще вдалеке, когда увидели Никитина на поле, который крутил в руках мяч. Выстроились они тоже как-то лениво, Фила это раздражало. Он бросил взгляд на вип-трибуну, но там никого не было, Данин, похоже, и правда не гордился их юношеской командой. — Как меня зовут, вы, думаю, все знаете. — начал громко он. — Ваш тренер оказался в больнице, с вами выйти на финал он не может. — ребята не впечатлились, видимо, знали. — Меня попросили последить за вами и обозначили, что финал вы вряд ли возьмете. — и это они пропустили без интереса. Фил подошел ближе, начал присматриваться к каждому, те стояли спокойно, хотя в некоторых смятение уже нарастало. Он остановился у одного из игроков, который был ростом примерно с него. — Так скажите мне, почему все так уверены в этом? Вы зачем сюда пришли? — он снова обратился ко всем сразу. — Мячик попинать? Девчонок впечатлить? — Нет. — вдруг ответил один в начале строя. — А зачем? — Играть. — Ну так может будете играть? Чтоб не стыдно за вас было. Чтоб ваши родители на трибунах не смотрели, как их сынков как щенков мажут. У вас восемь дней до финала. У меня столько же, чтобы привести это сборище в приличный вид. Ровно в три все должны стоять на поле, опоздавшие — нахуй на скамейку запасных. Пахать будете пока не упадете. Кого не устраивает — дверь там. Фил кивнул в сторону выхода. На него все смотрели с восхищением, от этого даже силы появились. — Вопросы и предложения имеются? — помотали головой. — Тогда бегом пять кругов по полю. Чтоб через шестнадцать минут все здесь же стояли! Данин для приличия постучал по косяку открытой двери в тренерскую. Фил за столом листал карточки игроков и выписывал что-то на чистый лист. Сил хватило поднять на Данина уставший взгляд и мотнуть головой на кресло рядом. Ключи от тренерской ему дали на охране, сказали, вещи можно здесь хранить и он почувствовал себя как в каком-то дурацком сне. Вот, он стоит здесь как тренер, а внутри что-то не то. Вроде бы так хотел, а вроде… Как когда рисуешь что-то, ждешь увидеть что-то от Рафаэля, а выходит Пикассо, и тот на троечку. — Мне секретарь сказал, ты просишь поле на утреннюю тренировку? — спросил Антон, присаживаясь. — Я посмотрел график, там свободно. — Эти мальчики учатся в школе. — Сейчас каникулы. — пожал плечами Фил. — Есть какая-то проблема? — Нет. Никакой. Просто не перестарайся, ладно? — он посмотрел на Фила как-то странно, просяще. — Мне не стоит тебе объяснять, что лучшие игроки имеют некоторый авторитет. Я не хочу ссориться с твоим мужем. Я и так вижу, что Андрей не в восторге, что я втянул тебя в это. Фил кивнул и уставился перед собой. Он наконец отогрелся после трех часов на улице и бросил куртку на диване рядом со своим рюкзаком. Данин собрался уйти, но замер в дверях, спросив через плечо: — Как тебя, кстати, в пресс-релизе записать? — он улыбнулся. Тот задумался. К чему Данину это спрашивать? Одна его фамилия уже заполнит половину трибун, хотя на юношеские игры ходить особо не любят. Но Андрею наверняка было бы приятно увидеть такое. — Никитин. — Хорошо. — Быстрее! Быстрее! — Фил к концу тренировок стабильно сажал голос, но пытался выжать все силы, по-другому не получалось. Парни носились по полю, на пятый день тренировок утром и днем они перестали ныть, смотрели на тренера зло и одобрительно одновременно. В их игре все еще была какая-то лень, никакой техники — простой дворовый футбол. Фила это бесило. Он страстный человек во всем — в игре, в любви. И он не терпит когда к чему-то относятся кое-как. Очередной пас ушел в сторону Антипова, он перехватил мяч и понесся в сторону ворот. Фил сначала наблюдал, но после отчего-то вспыхнул, вышел на поле и на подлете поставил парню подножку так, что тот повалился на землю. Вокруг все замерли. Фил смотрел на него сверху вниз, раздувал ноздри. — Думаешь, ты самый умный? Кроме тебя играть никто не умеет? Ты нахуй в футбол пошел? Надо было в бокс — там сам за себя по башке отхватываешь. — Я… — Хуйня. — тут же ответил Фил, который на всех тренировках безбожно матерился. — Если мяч пол игры у одного игрока — значит команда проиграет. Усек? — парень поднялся с земли, насупился. — Я бы дошел до ворот! — Тебя твои же жалеют. А чужие не станут. Точно так же свалят и будешь валяться брюхом кверху. — Да Вы всегда сами за себя играли! — не сдержался пацан и Фил обмер. Поле погрузилось в тишину, все смотрели на них двоих. В их глазах виделось понимание — они все так думали. Но злости и яиц только у этого хватило сказать. А ему ли это Фил все загонял? Или себе тому, который несся так же? Который просто хотел победить. — Именно поэтому я больше не играю. — выдохнул он. — Хорош пялиться! Тренировка окончена. В тренерской он как всегда сидел один. Стол Волковой был завален папками, на углу стояла смешная кружка и фотография с дочкой. Фил тоже думал притащить сюда свою, но каждый раз обрывал себя — он здесь до финала. А потом будет пара простых игр и зимний сезон на тренировки. Но там уже без него справятся. На его столе валялись только бумажки, где он расписал для себя все необходимое про своих подопечных. Было не густо. Вот, что значит с детьми работать — вроде куй, что угодно, а вроде публике уже надо что-то показать. Стук в дверь отвлек его, рука, в которой он держал парилку, дернулась по привычке — привык прятать от малых, чтоб плохому не учились. Антипов протиснулся в щель, заметил его. — Можно? — Валяй. — Фил кивнул ему на кресло, но пацан остановился возле стола, виновато сложил руки за спиной, даже голову опустил. «Дети — они и есть дети» — подумал Фил. — Я извиниться хотел. За то, что на поле сказал. Вам неприятно наверное вспоминать об этом. — Сядь. Пацан послушно опустился в кресло, Фил подался вперед, сложил руки локтями на стол, чтоб выглядеть убедительнее. Как учить чужих детей он не понимал. Своих-то понятно. Кирю с Ваней надо было хвалить после тренировок, чтобы не так загонялись из-за криков Тимура Аликовича. Ну, ругать для профилактики, когда прыгают по лужам и приходят все грязные, когда песок в садике на спор жрут и пытаются конфеты из ящика стащить. Со своими всегда проще. Фил хотел верить, что хороший отец. Лучше своего, лучше Андреева. Двое переломанных родителями мальчишек решили заменить себя двумя другими, которые вырастут счастливее, которым они с Андреем дадут то, чего не было у них, чего так не хватало когда-то. Свежие воспоминания постепенно перекрывали старые. Фил не вспоминал об отце с матерью, которым так и не нашел сил сказать, что вышел замуж, что у них теперь есть внуки. Боялся впустить эту черную дыру в дом, в которой утопало все хорошее. Не хотел слушать, как его будут учить жизни и воспитанию детей, потому что бежал от всего, что напоминало о собственном далеком детстве. Его родители никогда не били, но словами порой можно растерзать так, что захлебнешься кровью. Фил рядом с детьми забывал о тяжелых девяти месяцах, о бессонных ночах, о слезах, когда зубы резались у обоих, о том, как возвращался на поле, и главное, о еще одном ребенке. Он только вернулся в форму, отбегал первые матчи, не идеальные, но, по словам Волковой, достойные. И вдруг время сделало дугу, он как в дне сурка оказался на полу в ванной с тестом. Во второй раз Андрей за ним ничего не замечал, и сам Фил не чувствовал ни малейших изменений. Это ведь внутри него был еще не ребенок. Просто маленькая вишневая косточка. Фил чуть ли не перед зеркалом репетировал как скажет Андрею, как признается, что не готов. И тот, настоящий уже, сидевший напротив за столом, выслушал до конца и понял. Поехал вместе с ним в больницу и после операции сказал, что им лучше просто не вспоминать об этом. Мелкие хорошо отвлекали и без них Фил свихнулся бы один на один с полной беспомощностью после травмы, но и они не давали забыть. Просили поиграть с ними в мяч, показать что-то. Фил прятал слезы и говорил, что папа их лучше научит, вернется с тренировки и поиграет с ними. Мужчина мотнул головой, отгоняя эти мысли и вспомнил наконец, что сидит не один. — Вы ребята взрослые, сами все понимаете. Мне не то что пиздец хотелось этим заниматься, просто по старой дружбе гендиру помочь решил. — Фил смотрел на свои руки. — Ты прав, я всегда играл сам за себя. Но в конце карьеры муж мне постоянно говорил, что это командная игра, что я за всех один не вывезу. Вот теперь я здесь. — он пожал плечами. — Чем раньше ты поймешь, что не ты один на поле, тем меньше шансов, что будешь в больничке от боли подыхать. Усек? — Усек. Фил кивнул. Сказать вроде больше было нечего, но Антипов упорно сидел, прибежал сразу после тренировки, даже переодеться не успел. Никитину на удивление было легко с ним говорить — здесь ему не боялись даже травму припоминать, не опекали и это радовало. Он начинал снова чувствовать себя полноценным. — Ты мне скажи, с чего вы сами себя все убедили, что играть на отъебись можно? — Да у нас многие ребята еще с мальков здесь. Все вроде хотят и в молодежку, и в высшую лигу. Просто мы с Василием Геннадьевичем привыкли слушать, что ничего не получится. И ему вроде не особо надо было нас тащить. Он как отец нам. Но тренер нужен был как Вы, чтоб матом и по делу. — Фил улыбнулся, снова помолчали. — Как думаете, мы правда можем финал взять? — Не знаю. Противник сложный, но это не повод забить и плакать в углу. Антипов кивнул ему и наконец ушел, оставив Фила одного. Андрей обнял его со спины, уткнулся носом в плечо. Он сегодня после тренировки был какой-то удивительно довольный, вроде уставший, но под руку лез как кот, чтоб погладили. Фил чмокнул его в щеку, продолжил записывать на листочке список продуктов. — Фил?.. — М? — Я рад снова видеть тебя таким. — Андрей улыбнулся ему. — Каким? — Не знаю. — он беззаботно пожал плечами, уселся на стул и притянул мужа на свои колени. — Довольным. Живым. — А я, вот, чувствую себя заебанным. — Разве не скучал по этому? Фил не знал, что ответить, чтобы честно было. Он теперь пять часов в день проводит на поле, на его глазах будто вырисовывается что-то толковое, бесформенная масса становится подобием команды. Андрей гладил его по спине, смотрел как всегда своими синими глазами. Фил почувствовал даже какую-то тоску, что соскучился по этому за год своей бестолковой реабилитации. Он, эгоист, все думал, что это его травма, а оказалась их общая. — Не знаю. — тихо ответил он. — Облажаться страшно. А если они выиграют, сам понимаешь, никто не будет этого ожидать. — Просто помни, что они — не твоя ответственность. За семь дней чудо сотворил только бог. А ты человек. Талантливый, — он провел пальцами по голове, — красивый, — по щеке, — любимый, — по груди, — но человек. Не забывай об этом. В день матча Фила колотило не по-детски. Андрей объявил утром, что команда придет поддержать его, афиши с именем Фила заполнили стадион на две трети, что на юношеских было крайне редко. Никитина конкретно так потряхивало от репортеров, количества болельщиков. Он уже забыл, что такое переживать перед выходом, как актер перед рампой сцены, который заучивал роль, проигрывал ее сотни раз, но все спрашивает себя «Получится?». Сейчас Фил был скорее режиссером, актеры от него уже не зависели. Первые ряды за скамейкой игроков занял старший состав «Красного Ястреба», Андрей даже малых притащил. Ребята смотреть с вип-зоны не хотели, наблюдали все прямо перед собой. Там у стекла Данин что-то заливал Титову, успокаивал, наверное, что хоть билетами отбили, а проиграют — так проиграют. Фил толкнул дверь раздевалки. Команда вся была в сборе, парни сидели на скамейках в форме, молчали. Рисоваться перед ними Фил не хотел, может, наивно уповал на свою славу, может понимал — он здесь гость. Как-то по-простому Никитин присел на стол, посмотрел на всех. — Я не мастер толкать мотивационные речи. Народу там дохера. — он смотрел себе под ноги, думал, что бы он хотел услышать в такой момент. — Я хочу, чтобы вы сейчас вышли на поле и выкинули нахер из головы все эти «не сможем», «не получится». Забейте на репортеров, на зрителей. Там на трибунах у каждого из вас есть человек, который пришел сюда ради вас. Родители, девушка, парень, друзья. Забейте сейчас на это. Они вас будут любить при любом раскладе, хоть вы победите, хоть проиграете. Играть надо ради ребенка, который первый раз пнул мяч и понял, что хочет этим заниматься. В каждом из вас он сидит. И ему не надо объяснять, что не смогли, ему надо принести эту победу, чтобы он понял, что способен на все. Его слушали внимательно. А как Фил замолчал, подскочили, сложили руки в центре. Получилось слишком много людей, Никитин улыбнулся, когда заметил, что ждут только его, спрыгнул со стола и положил ладонь сверху. — Ястребы! Вперед! Фил на трибуне следил за каждым из них, не кричал, потому что не услышат отсюда, но в перерыве успевал сказать все, что было нужно. Трибуны колыхались и гудели, как рой пчел, но Никитин смотрел только на поле. Его парни натурально дрались, играли агрессивно, но ловко уходили от карточек. Беглый взгляд в вип-ложу и он увидел, что Данин с Титовым прилипли к стеклу, смотрят в четыре глаза. Первый тайм закончился ровным счетом один-один. Фила пока устраивало. В раздевалке было шумно, спертый воздух пах потом, пацаны пытались отдышаться, пили взахлеб и материли друг друга. Фил сделал вид, что не заметил. За этим шумом и обычным футбольным бардаком его не особо заметили, но он выбился в центр и все посмотрели на него, ждали, что скажет. — Антипов! — крикнул Фил. — Я! — Еще раз мяч через все поле потащишь — в жопу запихаю. Воронов! — Я! — Плетешься как черепаха. Или включай скорость, или пинком на скамейку запасных. Иванов! — Я! — Как нога? — парень на скамейке покивал ему, выглядел и правда целым, просто запнулся. — Порядок. Тайм отбегаю. — Понял. Краснов! — Я! — Держи центр, ты высокий, тебе лучше видно, как там погодка наверху. Кручин! — Я! — Тебя Глеб заменит, после гола прессовать сильнее будут, нам оно не надо. Слушай мою команду! Пока вывозите хорошо. Настрой верный. Осталось сорок пять минут. Наша цель — дотянуть без добавочного времени и обойти на два гола. — Фил… — попытался кто-то. — Я сказал на два! Начали хорошо, нехер расслабляться. У противника сильные двадцать третий номер и девятый. Жуков, Скворцов — они на вас. В драку не лезть, но слегка боком пиздануть разрешаю. — все заржали. — Вперед, парни! Второй тайм начался с быстро проскользнувшего мяча на половину противника. Позиция была выигрышная. Глаза Фила бегали, а мозг генерировал сотню мыслей в секунду — просчитывал развязки, думал, как передвинуть игроков, читал противников. Там парни были более подготовленные. Но сегодня Филу хотелось сотворить чудо. Он не бог, за семь дней не уложится, но вот за восемь можно попробовать… Фил затылком чувствовал взгляд Андрея, не сомневался, что тот тоже переживает, хочет, чтобы у Фила все получилось. В раздевалке он сказал пацанам, что надо принести победу. Он и сам ее желал сейчас как никогда, хотел выдрать зубами и притащить в ту палату, где ревел от боли, где Андрей обнимал его. Хотел напомнить себе, что живой, напомнить Андрею, детям. Вырваться из гребаной больничной палаты, в которой до сих пор сидел. Матч закончился. Один-три. Они смогли. Никитин тупо пялился на табло, не верил. Он… смог? Сотворил чудо? Пацаны носились по полю, запрыгивали друг на друга, орали. Смятение на трибунах перерастало в вопли, неслось к небу. И Фил вспомнил тот день. Победу, которую он не увидел, счастье, которое не разделил. Он нетвердо ступил на поле, смотрел на трибуны вокруг. Люди стояли, махали плакатами, мужчины и женщины, родители, видимо, плакали, смеялись. За спиной в випке Данин с круглыми глазами, довольный Титов. Ребята его окружили, жались, кричали. — Фил, мы смогли! — Получилось! Юхуу! А Фил не понимал. Получилось? Правда? Кто-то из них завел первым, подхватили другие, а после трибуны «НИ-КИ-ТИН! НИ-КИ-ТИН!» В ушах звенело, сшибало чужими голосами, парни по плечам хлопали. Фил, как потерянный, нашел место, где стоял на трибуне, скамейку игроков, за ней — свою старую команду. Те радовались не меньше. И Андрей смотрел. Почти плакал. Смотрел так, будто Фил с того света вернулся, будто разбился об землю, встал и пошел. И Фил улыбнулся в ответ, рассмеялся, пихал кого-то в плечо. Радовался со всеми. В раздевалке был полный бедлам — парни старались собираться быстрее, хотели увидеть родных, ощутить восторг, но не унимаясь пихали друг друга. Фил смотрел на них. На сущих детей, на еще не выкованных игроков и улыбался как своим. В раздевалку зашла команда взрослых, поздравляли молодых коллег, жали руки. Андрей присел на стол рядом, понимал, что в этом хаосе их не заметят с краю, пока все вокруг увлечены собой, ощущением чего-то общего на всех. Рука Андрея на плечах казалась твердой и приятной, Фила адреналин уже отпускал и кости грозились вот-вот превратиться в желе и растечься по столу. — Ты сотворил чудо. — сказал он на ухо. — Я почти бог? — пошутил тот. Данин скинул сообщение, что очень просит зайти. Фил долго прощался со всеми, принимал поздравления и не хотел думать, что больше он с этими ребятами не увидится, он сделал, что должен был. Андрей сказал, что с детьми подождет в машине, а мальчишки, утомленные долгими играми со взрослыми, упрямо тащили отца к выходу. Никитин поднялся наверх до кабинета Данина, улыбка не сползала с лица. Его уже ждали Антон, обычно не пьющий на работе, но тут с бутылкой в руках, и Титов, который светил своей ненатуральной улыбкой. — Вот он! Вот! Он! — Титов даже поднялся, чтобы обнять Фила. — Друг мой, я как чувствовал, что ты еще поборешься. — Давай. Давай за победу! — торопил Антон. Филу пихнули в руки стакан с виски, он крепкое пить не любил, но надо было чем-то успокоить скачущее сердце, потому он отсалютовал обоим и выпил. Внутри обожгло кислым, дыхание на секунду сперло, но голова немного прочистилась. Титов без остановки что-то вещал, нахваливал, а Фил кивал в ответ, хотя больше всего хотел сейчас завалиться в душ и проспать до обеда. — Фил, мы тут с Игорем Эмильевичем посовещались и подумали… Пойдешь тренером к ребятам на постоянку? — А Василий Геннадьевич? — спросил тот. — Да Василию Генадичу на пенсию давно пора. — уже заплетающимся языком перебил Титов. — Толку от него. Все «кривоногие, кривоногие». А тут раз — и очень даже прилично играют. — Ну, прилично я бы не сказал. — протянул Фил. — Но работать с ними можно. — Можно. Можно и нужно. — поддакивал тот. — А там и финал молодежки, и дальше. Ты не смотри, что молодняк расползется, желающих-то море, но ресу… ре-зуль-та-тив-ность нужна. — Возьмешь? — Данин смотрел на него серьезно. — У меня лицензии нет. Как я за пару дней на «цэшку» прыгну? — Решим. Так что? — А чего не взять? Они какое-то время слушали пьяный лепет Титова, которому для его пространных монологов и собеседников не нужно было. Данина вроде отпускало, он явно просчитывал планы на команду. Гендиром он был мягкотелым, но администратор хороший. Фил лениво катал с стакане остатки виски, уже не хотел никуда ехать и был готов уснуть прям на стуле в кабинете. Телефон звякнул. Титов начал раскланиваться и сообщать о своих невероятно важных делах, а Антон не чаял выпроводить его. Андрюша: Все хорошо? 10:42 РМ Фил пытался попасть по кнопкам слабыми пальцами, отбил в ответ:Фил:
Да
Титов заебал пиздеть
Ща, с Даниным договорю и иду
10:43 РМ
Когда они остались вдвоем, Фил тоже подумал свалить и даже поднялся, кинул на прощание «до встречи» и повернулся к выходу. — Фил… — он остановился и обернулся на Антона, который тяжелым взглядом вперился в дно своего стакана. — Я виню себя, что не сделал тебя тогда тренером. Может, с тобой бы этого не произошло. — Уже поздно решать, кто виноват. — Я не верил, когда ты сказал, что все еще можно сделать. Оказалось можно. Продолжать они не стали. Фил спускался по лестнице, чувствуя, как ноет от нервов и усталости колено, но был доволен. Перед выходными детей они оставили у Оли, которая обижалась, что теперь к ней редко заглядывают. Возмущалась перед Андреем и кормила малых кексами, которые Киря с Ваней уплетали за обе щеки — Киря с изюмом, а Ваня с курагой. Дома было хорошо, спокойно. Фил развалился на диване, натянув футболку Андрея и шорты, от этого было уютно. Он ни капли не смущался следов от швов на колене, свыкся уже так же, как со шрамами Андрея. Шутил, что они теперь похожи. Шампанское в бокале нравилось ему гораздо больше элитного Данинского коньяка, который отдавал кислятиной и пошлой роскошью. Андрей позволил облокотиться на свою грудь, гладил по волосам. Кожа казалась мягкой и горячей, слышался ровный пульс. Когда детей не было, он часто ходил без футболки, потому что так было комфортнее и потому что неосознанно показывал Филу — доверяет. Тихая музыка из колонки не отвлекала, а свет они вырубили весь, кроме теплой желтой ленты под потолком. Никитин крутил бокал за ножку, хихикал, когда Андрей снова стал мять его грудь. — Я горжусь тобой. — сказал тот куда-то в русые растрепанные волосы. — Думал, кончусь там. Смотреть оказывается куда страшнее, чем играть. Но признай, я хороший педагог. — Да я не сомневаюсь, что ты умеешь ладить с теми, кому только второй десяток. — Фил пихнул его, пьяно рассмеялся. — Это что, шутки про возраст? Я думал, мы переросли это. — Ну, тебе расти некуда, ты только стаптываешься. Филу обидно не было. Это тоже что-то из прошлой жизни, в которой Андрей не обращался с ним как с хрупкой вазой, а постоянно подстебывал, подначивал по-детски. Они смеялись, довольные пережитым днем и редким отсутствием детей дома. Андрей, вот, всегда удивлялся, что дети, даже в таком большом доме, сильно поумерили их пыл друг к другу. Оставались только редкие выходные, когда они оказывались вдвоем и почти не вылезали из постели. — Фи-ил… — Что? — Почему ты оставил свою фамилию на релизе? — конечно, Андрей должен был задать этот вопрос, иначе было просто никак. — Маркетинговый ход. Забитые трибуны и все такое. — И все? За годы Фил усвоил одно правило — не пизди, тогда не будут пиздеть тебе. А Андрей всегда убивал своей честностью. Раньше мялся, если хотел сказать что-то личное, но как-то собирался с духом и выдавал. — И еще понял, что не могу с чистого листа начать. Как ты рассказывал про свой семнадцатый номер. Понимаешь, для меня это правда шанс заняться тем, что я хорошо умею. Вспомнить, как это было раньше, каким я был. Нас пиздец помотало за этот год и я до сих пор не представляю, как ты меня вытерпел. Но это… Это не жизнь, Андрей. Не могу я просто сидеть дома и смотреть в стену. Даже если я не смогу бегать, я хочу быть там, на поле. Данин предложил мне место постоянного тренера. Я согласился. Андрей отстранил его, чтобы самому повернуться боком и смотреть в лицо. Он тоже устал за этот год, тоже много чего хотел Филу сказать, но не мог, боялся, что тот не поймет, расстроится. — Ты прав… этот год… он был очень тяжелый для всех нас. Мне в какой-то момент показалось, что ты уже не поправишься. Мы много всего друг другу наговорили и мне правда жаль, если я тебя чем-то обидел. Мне… — он запнулся, — Трудно иногда, знаешь. Иногда кажется, что я только вчера вырвался из дома, пришел во взрослую команду, а теперь столько ответственности. Я понятия не имел, что делать, когда нужно было ездить к тебе в больницу, следить за детьми, тренировки еще. — он взял Фила за руку, но, наверное, чтобы успокоить самого себя. — Иногда я сам себя чувствую ребенком и не понимаю, что делать. Фил не перебивал, слушал, потому что Андрей редко говорил так много и так открыто. Это особое доверие никак нельзя было спугнуть. — Мне до сих пор иногда снится, как я посреди ночи приезжаю к тебе в больницу, потому что ты в приступе колено разбил. Помню, как ты говорил, что жить не хочешь и мне тогда так страшно было. Я что угодно готов был сделать, лишь бы ты так не думал. Мне кажется, мы оба никак не могли выйти из этой больницы. И то, что ты тогда говорил, что чувствуешь себя беспомощным… Я тоже ничего не мог сделать. И вот это было самое ужасное чувство. Я жалел тебя и ты злился, я старался делать вид, что ничего не было, и ты выгонял, я говорил о детях, а ты не хотел их видеть. И потом, когда ты вернулся домой… Я понимал, что у меня есть работа, что с тобой будут дети, но ты выглядел так, будто вот-вот покончишь с собой. Их переплетенные пальцы казались удивительно похожими. Фил смотрел на них, потому что в лицо Андрею сейчас не смог бы. Слез не было, вины тоже. Была противная тоска, что он-то хотя бы отбегал карьеру и всегда на самом деле знал о рисках, а Андрей… Ему тогда было всего двадцать три, в нем еще где-то сидел юношеский максимализм и вера, что все люди вокруг на самом деле хорошие. И за это было больно. — И сегодня я вдруг увидел тебя таким, каким ты был, когда мы познакомились. И знаешь, я пиздец скучал. — Фил улыбнулся, помотал головой. — Я хочу, чтобы было как раньше. Они целовались на удобном широком диване. Плейлист пошел по второму кругу, когда Андрей заставил Фила стянуть футболку через голову и стал целовать шею. Губы попадали то на ключицу, то на синюю выдающуюся венку. Вес Фила на коленях казался правильным, знакомым, единственно возможным. Когда они поменялись местами и Андрей оказался над ним, приятной тяжестью прижимая бедра к дивану, Фил на ухо сказал «Хочу тебя» и этого было достаточно. Вещи они разбросали по полу, свет и их смутное отражение множились в бутылке на столике, в стекле бокалов с недопитым шампанским. Фил обнимал спину, проводил пальцами по бугристой от зарубцевавшихся швов коже, принимал таким, какой есть. Он глупо хихикал в ухо, когда Андрей шептал, какой тот узкий и как он скучал по теплу внутри него. Между ног сводило приятной дрожью, бедра хотелось то сжать сильнее, то раздвинуть пошире. Фил жмурился до звезд перед глазами, стонал часто и дышал загнанно в чужое плечо. Он любил так — лицом к лицу, чтобы сцеловывать стоны с губ, чтобы позволять видеть свою улыбку и закатывающиеся глаза. Он чувствовал себя до визга живым. — Еще. Андрюш, сильнее. — Мы сломаем еще и диван. И Фил быстро вспомнил, как они когда-то сломали кровать. Рейка корпуса с треском переломилась именно в тот момент, когда Андрей на грани оргазма брал его сзади. И они, два молодых идиота, сначала дотрахались, потом поржали, и только после полезли смотреть, что там случилось. Воспоминание об этом всегда вызывало улыбку и какое-то приятное тепло в груди, что Андрей отдавался со всей своей пылкой любовью, которую Фил сначала по незнанию принимал за первую влюбленность, но потом понял, что Андрюша просто человек такой — такой же страстный, как сам Фил. — Давай сломаем. А Андрею только дай команду. Он перевернул распаренного алкоголем и лаской Фила на живот, взял рукой за волосы и принялся исполнять. И самолюбие Никитина было поглажено со всех сторон, когда он думал, что сам сделал Андрея таким — показал, как нужно, научил, как сделать им обоим хорошо до криков. И этой ночью он не планировал слезать с него вообще.***
Андрей вышел из здания в холодную октябрьскую ночь. На улице было свежо, земля пахла сырым асфальтом и специями из соседнего ресторана. Хотелось кофе с отвратительно сладким сиропом и прогуляться. Они готовились к матчу в среду. Волкова давно наседала на него больше других, потому что капитану команды принято быть лучше во всем, и Андрей послушно бежал дополнительный круг. Ноги приятно покалывало после тренировки. Он шел по пустой парковке, выискивая глазами кого-то так же поздно удалявшегося от огромного подсвеченного стадиона, но было пусто. Машина пахла новым кожаным салоном и полиролью. Водить он не особо любил и не понимал самозабвенной радости, с которой Фил порхает вокруг своего Порша, но работают они теперь в совсем разное время, детей постоянно приходится перехватывать кому-то, везти в садик или на тренировки. Вот Фил и вручил ему ключи от новой ауди, вроде бы просто так, без повода. Для него это был просто подарок, удобная вещь в быту, но для Андрея что-то важное. Что-то, что дали просто за то, что он есть. Андрей любил, когда они ездили куда-то все вместе, Фил за рулем забавно ворчал на прохожих и водителей, Кирюша пытался читать каждую вывеску по буквам, не зная и половины, а Ваня канючил, что ему то жарко, то холодно. Все это отдавало каким-то семейным теплом. Как-то так себе это Андрей и представлял — дети ведь не были такими, как в рекламах: смирно сидящими и тихими. Их два маленьких торнадо вдвоем превращались в ураган, сметавший все на своем пути с победными визгами, но взрослые так очаровывались, что спускали все. Про мальчишек в детском саду говорили: видно, что дети ухоженные, любимые. Когда он припарковался во внутреннем дворе, Фил помахал ему от качелей в углу. Мальчики к игрушке остыли быстро, а вот они вдвоем иногда сидели вечерами и веселились как тогда, на детской площадке, где Фил угрожал раскрутить его «солнышком» и запустить в космос. Он оставил свою машину рядом с Поршем, оглянулся на дом. Свет горел только в гостиной, на втором этаже мальчики уже наверное спали, было одиннадцать вечера, хотя Андрей и заметить не успел, как прошел день. Фил сидел в куртке, застегнутой под горло, и не спеша одной ногой раскачивал себя туда-обратно. Андрей сел рядом, ссутулился, потому что спина устала, и принялся в такт движениям мужа качать их. — Как день прошел? — спросил он. — Гонял пацанов со штрафными вокруг стадиона. По газону любой дурак пробежит, а этим и по плитке полезно. — Чем провинились? Не изволили ручку целовать? — Фил улыбнулся. — Выстроились на две минуты позже. — Ууу… Надеюсь, они довольны, что ты не избрал честную казнь четвертованием. — Фил пихнул его в бок, завалившись на Андрея и оставил голову на его плече. — Еще в садик вызывали. Ваня подрался с каким-то мальчиком, а Киря добил. Воспитатель в шоке, родители истерят. — За дело хоть? — Говорят, тот девочку за волосы дергал, а они заступились. — Двое на одного как-то нечестно. — Я тоже так сказал, но Киря говорит, что обижать тоже не честно. Воспиталка вынесла две желтые карточки, они удалены с поля. — Обжалуем через просмотр записей. — они оба посмеялись. — Как у тебя? — Андрей боком чувствовал, что Фил уже замерз, но уходить не хотелось, на улице было приятно и тихо, легкий ветерок трепал волосы и челка лезла в глаза, поэтому Андрей прижал к себе за плечи. — Волкова гоняла сегодня. У тебя научилась, видимо. В среду игра, ждет, что мы добьем по числу голов до рекордсменов сезона. — Слышал, у вас хороший бомбардир. И, говорят, очень красивый. — А я слышал, что он замужем. — подыграл Андрей. — Как жаль. — протянул Фил и они переглянулись. — Мне новенького в команду кинули в последние две игры сезона. На поле вряд ли выпущу, но пока тренируемся присмотрюсь, чего стоит. Данин сказал, он только переехал, в Самаре был бомбардиром молодняка, еще и сынок какого-то большого дяди. — Звучит уже так себе. — Посмотрим. И Фил очень быстро заебался смотреть. Этот Вадим Лисицын у него в печенках сидел всего после двух игр, которые тот провел на скамейке запасных. На тренировках он абсолютно не видел никого, кроме себя, и сильно выбивался на фоне команды, которая постепенно принимала какое-то подобие сплоченности. Данин успокаивал зло вышагивающего по тренерской Никитина, объяснял, что мальчик не привык. Мальчик, кстати, был на голову выше самого Фила, широкий, плечистый, будто засланный казачок из взрослой сборной. Команда нового игрока тоже невзлюбила — чем-то он всем не нравился, но пойманный в коридоре после тренировки Антипов упрямо молчал. «Просто, Фил, он ведет себя как гондон». Фил не был в курсе, что Лисицын выспрашивал о нем у команды, которая говорила как всегда «Хороший тренер», «Никитин наорет, если играешь плохо, и похвалит, если хорошо — все честно». Но Вадим не отпускал, допытывал, а нормально ли, что тренер молодежки их хуями кроет на каждой тренировке и штрафные всем постоянно накидывает. Ребята молчали. Сами рычали и злились, когда Фил начинал выебываться, но с ним они стали по-настоящему играть. Его появление на следующей после победного матча тренировке было встречено овациями и свистами. Тогда он объявил, что они, вроде как, не расстаются, и Фил с них с живых не слезет, пока они не возьмут кубок юниоров. После одной из тренировок Филу пришлось разнимать драку в раздевалке. Он зашел проверить, вымелись ли все из здания, но еще в коридоре заслышал копошение и крики, влетел заранее злой и застал Жукова и Лисицына валяющими друг друга по полу. Жуков в перекошенной футболке быстро слез с Вадима, который отплевывался и пытался отдышаться. — Разошлись, я сказал, блять! Жуков удержался, чтобы плюнуть товарищу под ноги, и вышел. Фил поймал его только на парковке, когда парень собрался перейти дорогу в сторону остановки. — Жук, да стой ты! — окликнул он его. Идти быстрее Никитину не давало колено, но он упорно пер вперед, даже успел ухватить парня за куртку и прижать к стене маленького склада с инвентарем для уборки территории. Жуков пыхтел, но не вырывался, смотрел недовольно. — Спокойно. Я не орать пришел. Давай по-хорошему, че сцепились? — Сцепились и сцепились. Жуков вертел головой, видно, не хотел вот так, посреди улицы говорить. Фил закатил глаза и снова как на буксире потащил за рукав в сторону стадиона. Одна из стен в косых балках неплохо скрывала от чужих глаз и временами накатывающих дождей. Оглядевшись снова, парень присел на бетонную плиту, достал из кармана сигареты, но спохватился и бросил взгляд на Фила. Тот покачал головой, но сел рядом. — Я не одобряю, но сделаю вид, что не видел. — и Жуков закурил. — Стряслось-то что? — Фил, а зачем его вообще взяли в конце сезона? — Данин сказал, он самарский бомбардир, переехал сюда. Но мне кажется, Данин хочет подлизать его отцу, матери, бабке или не знаю еще кому. — Фил решил, что если он будет честно, то и парень станет так же. — Так что свалился на нашу голову. — Он достал всех уже. — Играть учит? — Если бы… — Жуков помялся, сжимая в пальцах фильтр. — Фил, ты не подумай, это не мое дело… Просто скажи, твоему мужу правда восемнадцать было, когда вы поженились? — Никитин попытался сделать вид, будто вопрос его не удивил. — Девятнадцать. — А тебе? — Тридцать. Это важно? — Мне — нет. Лисицыну — очень. — Не понял. Никитин хмурился и Жуков чувствовал, что тренер теперь вцепится мертвой хваткой и держать будет, пока все ему не выдадут. — Нам с командой похер всегда как-то было, как ты там живешь. Мы только спортивную твою биографию все наизусть знаем. И на своих стучать нехорошо, но после тренировки Вад докопался, что ты ему нравишься. Ну мы, понятно, «Лисицын, ты слепой, у него кольцо на пальце». А тот «Слепой, не слепой, а он помладше любит, это все знают». — вот теперь у Фила держать лицо не получилось. — Я-ясно. Окей, я разберусь. Но ты не лезь больше. Пиздит и пиздит, будем надеяться, он у нас недолго просидит. — Жуков кивнул. — Давай хоть до дома подброшу. — Спасибо. Мне еще брата у тетки забрать надо, он там после тренировки сидит. — Тоже футбол? — Да, с мальками в команде. — Мои тоже. — кивнул Фил, но Жуков не понял. — Дети, в смысле. — Я про Никитиных в их команде не слышал. — Так и я не Никитин. — Фил подмигнул и оставил парня сидеть одного. Этот разговор крутился в голове до самой ночи, не давал спокойно закрыть глаза. Андрею тоже не спалось — он ковырялся в телефоне и бессмысленно залипал в ленту. Фил откинул вниз одеяло и, разместив колени по бокам, навис сверху. Тот отреагировал не сразу, но понятливо сунул телефон под подушку и сжал чужие бедра руками. Сквозь ткань твердые пальцы настойчиво сжимали подтянутые мышцы, но Фил что-то серьезно высматривал в чужом лице, хотя сам не понимал, зачем все это делал. — Зай, ты чего? — наконец спросил Андрей. — Как думаешь, мы скоро доживем до момента, когда тебя станут принимать за моего младшего брата? — Андрей заржал. — Фил, у тебя что, подступил кризис среднего возраста? Не рановато? — он попытался погладить мужа по лицу, но тот смотрел недовольным котом. — Чего ты загнался? — Я не загнался. Просто шутка. — Мгм. Просто шутка. Может ты хочешь о чем-то поговорить? — Андрей оглядел его сверху донизу, насколько хватало вида и открытого тела. — Утром поговорим. На сколько у тебя будильник? — На шесть двадцать. — ответил тот в недоумении. — Нормально, за шесть часов выспишься. — и стремительно накрыл его губы, прижавшись всем телом. На следующей тренировке Фил особенно присматривался к игрокам. Наученные его нагоняями, парни послушно отдавали пас даже Лисицыну, который действительно неплохо управлялся с мячом. После тренировки никто даже не падал, сбив дыхание, на землю, все уже более-менее подстроились под бешеный темп, в котором работал Никитин. Фил в тренерской собирал со стола вещи и распихивал по карманам телефон и ключи, планировал побыстрее свалить со стадиона, они с Андреем обещали сегодня пораньше оказаться дома, чтобы вместе с мальчиками посмотреть мультик, который те давно выбрали. Он перебирал бумажки на столе в поисках затерявшейся где-то парилки, наткнулся глазами на фотку в углу. Он все-таки притащил ее сюда, когда этот стол официально стал его. Там они с Андреем сидят на поле, мальчики валяются друг на друге на траве. Это Елена щелкнула их после какой-то игры — Андрей еще был в форме и с мокрыми волосами, но довольно прижимался к Филу, который закинул на него руку. Дверь открылась без стука и Фил ожидал увидеть кого-то из двух других тренеров, но на пороге стоял уже переодевшийся Лисицын. — Хотел что? — У нас там с Жуком конфликт вышел. Мы сами разобрались, все в норме. — Ммм. — протянул Фил. — А сцепились с чего? — Да так. Подружку не поделили. — Фил хмыкнул. Он в личную жизнь игроков не лез, ему эти подростковые истории ни к чему были, но после тренировок Жукова часто встречал какой-то парень, который обнимал и принимался что-то мило болтать. Но эти наблюдения Никитин предусмотрительно оставил при себе. Лисицын прикрыл за собой дверь и подошел к столу, у которого стоял Фил. — Что-то еще? Его разглядывали как-то развязно, этот взгляд кололся и будто вымазывал липким слоем, но Фил твердо смотрел в ответ, глушил раздражение. — Я очень рад, что Вы оказались моим тренером. — Признателен. Но играть тебе не с тренером, а с командой. И ты им как-то не понравился. — Я всего лишь был с ними честным. Они не оценили. Сказал, что Вы мне нравитесь. Фила такая наглость начинала бесить, он еле сдержался, чтоб в порыве не вмазать по чужому лицу, но драку с игроком даже Данин прикрыть не сможет. Потому Никитин решил поступить по-взрослому и поговорить. Он решил, что для разговора стоять к человеку полубоком — неподходящий вариант и развернулся всем корпусом. — И чего ты от меня ждешь? — Не знаю. Сходим на свидание? — Лисицын, ты охуел? Ты в паспорт заглядывал? Тебе сколько лет? — не сдержался Никитин. — А Вас это так смущает? Вашему мужу сколько? Двадцать три? — Тебя должно напрягать только то, что он есть. Вадим как-то грубо сжал его за бока и прижал к столешнице так, что Фил ударился о нее бедрами. Чужие губы, настойчиво вжимавшиеся в его, казались сухими и неприятными. Неизвестно откуда взявшийся в такое время на стадионе Андрей открыл дверь в эту самую секунду и пока соображал, что происходит, Фил успел оттолкнуть парня от себя так, что тот почти столкнулся со шкафом у противоположной стены. — Руки, блять, убери! — Да че Вы… — Он — ничего. — подал голос Андрей. Фил резко обернулся к нему. Глаза были бешенные и сердце колотилось, не знал, этому морду бить или мужу что-то объяснять. Но Воробьев его метаний не заметил, подобрался. Андрею даже не нужно было подходить к Вадиму, кричать, он и без того выглядел достаточно злым, чтобы все молчали. — А я тебя по стене размажу, если еще раз увижу. — Лисицын решил нарваться и подходил ближе. — Мой отец… — Мне срать, кто твой отец. — перебил Андрей. — Еще раз увижу — нахер вылетишь из команды, понял? Вон отсюда. Парень не нашел, что ответить, протиснулся мимо, для вида приложил плечом, но по факту сбежал, поджав хвост. Андрей закрыл за собой дверь, оставив их одних в маленькой тренерской. Ступор сошел, Фил сам начал закипать, но его успокоило то, как быстро Андрей оказался напротив и приподнял пальцами подбородок так, чтобы они могли смотреть друг другу в глаза. — Почему ты не сказал, что он к тебе пристает? — Андрей, он ребенок. Перебесится и отпустит. Не ревнуй. — он обезоруживающе положил одну руку на чужую талию, выучил, что это всегда работает. Чужая ревность гладила самолюбие. Андрей вообще не выглядел как тот, кто будет ревновать, но одно упоминание Лисицына его бесило. И Фил не сомневался — если муж будет настаивать, Данин сдастся и приструнит нового игрока. Но доводить до этого не хотелось, Фил рассчитывал справляться своими силами. Они придумали смежную тренировку как обмен опытом. Волкова дала добро, тем более, что ей в тот день нужно было срочно уехать, а Фил оставался за главного и для старших, и для младших. Для честности разбились поровну на смешанные команды — выставлять опытных против неопытных было неспортивно. Фил дал сигнал свистком, а сам наблюдал. Началось ровно — ребята вдруг даже включились, не хотели позориться перед старшими, которые их когда-то с победой поздравляли. Передачи все равно были слабоваты и на обходах они не угадывали со скоростью, но в целом нельзя сказать, что у детей забрали мяч. Но спустя сорок минут Фил уже не знал, за что хвататься. Лисицын с Воробьевым устроили что-то непонятное, и если сначала Андрей по-взрослому игнорировал подножки и удары в бок, то в конце и его терпению пришел конец — грозилось перерасти в драку на поле. Одни не понимали, с чего всегда спокойный капитан бросается, другие — зачем Вадик так откровенно нарывается. Филу с трибуны было видно, как Лисицын в очередной раз лежал лопатками на земле, но Андрей, который увел мяч, дальше не побежал, пнул куда-то в сторону, а сам наклонился к парню и что-то говорил. Тот уже вскочил, протерев кофту на спине газоном, хотел броситься, но Фил тут же дунул в свисток. — Вы че, бля, устроили?! Но Лисицын не слышал, огрызнулся еще раз и его почти поймали за грудки формы, если бы кто-то из старших не успел оттащить Андрея. Фил вышел на поле, двинулся к толпящимся игрокам. — Я говорил, что ты вылетишь?! — рычал Андрей. — Хули ты мне сделаешь?! Ты сам здесь кто?! Фил свистнул еще раз прям над ухом так, что все инстинктивно пригнулись. — Прекратили, я сказал! Вы оба в тренерскую! Остальные в раздевалку! Тренировка окончена. Они сидели втроем — Лисицын на стуле у двери, Андрей в кресле Фила, и сам Никитин на столе между ними — чтоб служить своеобразной преградой. Даже в этом всем был смысл, который тот хотел втолковать — Вадима к двери и нахуй отсюда, Воробьева — на свое место. Фил не считал молодого игрока законченным уебком, сваливал все на подростковый возраст — побесится и отойдет. Но тот был все настойчивее, дошел даже до того, что оставлял цветы в тренерской на его столе, которые Никитин отправлял в мусорку. Его бесило, что теперь все хотят порыться в его грязном белье — скоро дойдут и до того, что он, прости господи, несовершеннолетнего Андрея совратил. От такого скандала бедное сердечко Данина точно не выдержит. Фил смотрел то на одного, то на другого. — Объясняю один раз. Неспортивное поведение оставили за стадионом. Выяснять здесь нечего. Ты, — он посмотрел на Лисицына, — или прекращаешь, или вылетишь из клуба и срать мне на твоего папашу и на твою результативность. — Ты, — обернулся на Воробьева, — прекращаешь кидаться на малолеток и ведешь себя как взрослый, профессиональный, блять, игрок. Усекли? Но те не выглядели впечатленными, все еще сверлили друг друга глазами, будто Фила здесь вовсе не было. Тот закатил глаза к потолку. — Ни-ху-я. — вздохнул он. — Ладно. Андрей, оставь нас. — тот недовольно нахмурился и посмотрел, будто Фил сказал что-то обидное. — Пять минут подожди в коридоре. Воробьев послушался, хотя зубами скрипел. Он, даже злой, понимал, что они с Филом могут обсудить это наедине без посторонних глаз. Когда дверь закрылась, он выдохнул и опустил голову вниз. Как же все заебало. — Слушай внимательно. Ты его пиздец разозлил, даже я Андрея таким не видел. И поверь, его авторитета хватит, чтобы ты вылетел. Я сделаю вид, что не хочу этого, а ты будешь жить спокойно. Мне не нужны ни твои признания, ни подарки. Оставь для кого-то другого. И в жопу засунь себе обсуждения, сколько мне, и сколько моему мужу. Тебя это не касается. — Я играю не хуже, чем он. — будто его ничего не волнует, пожал плечами Вадим. — А ты думаешь, я решаю, с кем трахаться по тому, кто лучше мячик пинает? Фил слез со стола, подошел ближе, наклонился и неожиданно зашипел. — Оставь меня в покое. Ты — просто пацан в чужом городе, который настойчиво наживает врагов. Что ты мне можешь дать? Подростковые закидоны и имя твоего мифического папаши? Он, — Фил мотнул головой к двери, — Был со мной еще когда я по этому полю бегал, он сидел рядом, когда я подыхал в больнице, и он сейчас при всех заявил, что вышвырнет тебя нахуй. Заимей самоуважение и если хочешь остаться — иди, играй, и даже не подходи ко мне вне тренировок. А не хочешь — вали сам, чтоб позорно не выпнули. Лисицын хмурился, храбрился, но вынужден был все слушать. Фил выражался достаточно ясно. Одного такого взгляда было достаточно, чтоб целую команду заставить смирно стоять, и Вадиму пришлось сдаться. Он неуверенно кивнул и вышел. Андрей не скрываясь стоял под дверью, но не остывал. — Теперь ты. Фил пытался говорить так же строго, отделаться еще одной воспитательной беседой, но Андрей его слушать не хотел, запер за собой дверь на ключ, потеснил к столу. Бумаги разлетелись по полу, рамка упала фотографией на стол, а Фил оказался посреди всего этого напротив злющего Андрея. «Раздевайся» — последнего хватило только на это. Видеть его таким, каким раньше и представить себе нельзя было. Заикавшийся мальчик, который смотрел на Фила как на божество, в целом недоступное, но исключительный раз смилостивившееся. Никитин позволил кинуть свою куртку на пол, согласно подсел на пустующую столешницу. Цепкими пальцами его сжимали за бока, придвигали ближе, чтобы обнял ногами, прижался весь без остатка, вплавился. И он в сотый раз почувствовал, что они одно целое — понимали друг друга с полувздоха. Андрей за ворот содрал с себя кофту, выкинул, и Фил снова подался ближе к теплу распаренной кожи. Гладил, сжимал пальцы на спине. Шрамы он уже не замечал, Андрей просто был таким. Поцелуи смазанные, губами мимо губ, по щекам, шее. Нервные пальцы пытались стянуть резинку шорт, но Андрей не давался, пока сам не разденет его до конца. Фила поставили снова на пол, который плясал и почти опрокидывался. Вело страшно, возбуждение било по голове так, будто не было этих лет, будто он не знал наизусть, как Андрей может, хочет, как ему нравится. Фил позволил бы сейчас брать себя хоть посреди поля, главное с ним и прямо сейчас. Частое «Андрей, Андрей, Андрей» слилось в одно бесконечное слово, набор букв. Не волновала работа, команда, игра — ничего. Только вот этот момент, когда кажется, что изнутри разорвет от переполняющего восторга. Андрей грубым быть не хотел, просто злость впервые накрыла с такой силой, что клыки не могли не прорезаться. Его. Фил был только его. Тело под ним хотело, просило сделать что-то быстрее, и Андрей не отказывал, сбросил остатки своей одежды. Зубами хотелось вцепиться в эту точеную шею, наставить меток, чтобы видели — его. — Пожалуйста. Андрей, пожалуйста. Андрей… Фил никогда не просил — выбивал дверь и забирал, что хотел. Но Андрея умолять готов был, чтобы вот так, чтобы больше и до конца. Пальцы гладили правильно, так не хотелось тратить время на смазку, воздух заканчивался в легких. — Просто сделай это. — Фил перешел на шепот. — Пожалуйста. Хочу… — Потерпи. Сначала Фил попытался только опереться на стол, но после лег грудью. Терять ощущение чужой кожи на своей не хотелось, но прохладная поверхность остужала горящее тело. Фил послушно терпел и трясся в предвкушении, пока Андрей наспех готовил пальцами, прижимал рукой между лопаток к столу, чтобы слушался во всем. Новые поцелуи через плечо не давали толком вдохнуть, Фил вжался бедрами, повел. Он не умел ни терпеть, ни сдерживаться. Всю жизнь так — через край, на полную катушку. Андрей сделал шаг в сторону, утаскивая послушного Фила за собой, вжал собственным телом в стену. У Никитина чуть слезы не выступили от того, как стало хорошо, когда Андрей был внутри, как правильно. Он чувствовал дыхание на своем загривке, слышал это «мой» в полголоса. Это не для всех, только для Фила, чтобы всегда помнил. Пальцы скребли по стене, ладони иногда ударяли резко по синей поверхности. Помнил, что они в тренерской, что вокруг люди, что их услышат, но это было не важно. Даже Андрею было плевать, пусть слышат. Он повернул к себе, стал целовать. Заставил запрыгнуть на свои бедра. Колено заныло, покалывание расползалось судорогой до щиколотки, но на это плевать — привычно уже. Фил не мог посмотреть в глаза напротив, свои закрывались, закатывались. — Блять, как же я тебя люблю. — он мазнул губами по мочке уха. Потолок над головой был высокий, плыл. Фил голый лежал поперек стола, не способный подняться. Его в принципе собственное тело никогда не смущало, но Андрей был Андрей, шорты натянул, но только их. Сидел на краю столешницы, расслабленно опустив плечи. Оба вроде отдышались, но морок не сходил, цеплялся за стены, вился в воздухе — это все было между ними прямо сейчас. Как вынырнуть из воды и барахтаться, не осознавая, что дышать можно спокойно. — Ты такой… — Фил говорил тихо, голос сдался под натиском криков на тренировке и оглушительно громких стонов. — Какой? Но тот не ответил. В голове была необходимая сейчас тишина, даже Андрей не задумывался, как хотел лицо разбить тому пареньку, как их мог слышать весь стадион, как сидит вот сейчас без футболки. Оказывается, это было лучше бега, не просто выкручивало громкость мыслей до минимума, а распыляло совершенно. — Фил? Я люблю тебя. — И я тебя. Пиздец как люблю. Стук в дверь заставил Данина оторваться от перелистывания бумажек в папке. Судя по мелкому убористому почерку, Волкова всего за ночь при пособничестве литра кофеина принесла новую схему. Фил зашел внутрь и привычно пожал протянутую руку. — Как тренировки? — Готовимся к дружескому матчу с Самарой. — И какие твои прогнозы? — Они делают упор на левый фланг, выдвину туда Скворцова и Жукова, они умеют играть агрессивно и без желтых карточек. Команда сильная, счет надо сровнять или обойти максимум на одно очко. — Выпустишь Лисицына? — Я о нем пришел поговорить. Антон, давай начистоту. — Фил придвинул кресло ближе. — Последние четыре года молодежная команда у нас была просто сборищем подростков. Я за год выведу их на кубок юниоров. Работы много, но и они уже привыкли, что со мной по-другому не получится. Ты сам помнишь, как вы с Титовым обещали мне место тренера, а после поставили Волкову. Нехорошо получается. И когда ты попросил вывести ребят на финал, чтоб было стыдно не больше, чем всегда, я их выдрочил за восемь дней до чистой победы. — К чему ты ведешь? — Я хочу, чтобы Лисицын ушел из команды. — Фил… — Антон! Никитин поднялся из-за стола и нервно прошелся по большому кабинету. Он продумал все свои аргументы и шел сюда уверенный, что не выйдет, пока Данин прямо при нем не начнет решать этот вопрос. — Останется или он, или я. — Фил, ну ты сам говорил, что они просто дети. Его отец согласился быть спонсором клуба и его вложения гораздо больше, чем у Титова. А это, на минуточку, твоя зарплата. — Послушай, все достаточно ясно, тебе просто нужно сделать выбор, чего ты больше хочешь: чтобы команда наконец вышла в следующем сезоне, или новые стендики в коридорчик. — Фил, да в чем дело? Чего пацан такого натворил? — Он лезет в мою семью. И пока к тебе с этим разговором не пришел Андрей, давай решим все мирно? Лисицын за моей спиной обсуждает с командой с кем я сплю и пристает ко мне после тренировок. — Ты преувеличиваешь. Фил почти зарычал и сел обратно на свое место, потому что от нервного вышагивания колено заныло. — Андрей чуть не разбил ему лицо посреди поля во время смежной тренировки. Как думаешь, завелся бы он из-за какой-то незначительной херни? — Данин согласно кивнул, мол, аргумент засчитан. — Я прошу тебя не как тренер, а как друг. Я не хочу, чтобы какой-то малолетний долбоеб херил мой брак. Я у тебя ни о чем подобном ни разу не просил, но сейчас прошу. Антон крутился на стуле, уперев одну ногу в пол, и раздумывал. Выгоды от такого решения будет мало, а зная взрывной характер Фила, тот мог слегка и приукрасить. Но не доверять Воробьеву причин не было — тот и правда был непрошибаемый. — Я подумаю об этом. — Ты уже подумал и начнешь решать прямо сейчас. — Фил, не наглей. Я директор клуба. — Ну так и решай, директор! — Фил сжал веки пальцами, пытался успокоиться. — Слушай, я правда благодарен, что ты мне тогда предложил это место. Я без всего этого на стены дома лез. Для меня много значит быть здесь хотя бы так. Но если сейчас ты скажешь, что он останется, я брошу все. Я не буду выбирать между Андреем и футболом. Не в этот раз. — Ты хорошо подумал? Фила хватило только кивнуть в ответ. Он действительно долго торговался с собой, прежде чем решился на такие меры. Но вот эта атмосфера дома напрягала. Андрей сцен не устраивал и ничем не давал понять, что не доверяет Филу, но то, какой он стал нервный постоянно, заставляло переживать за него. Вот только же все наладилось, они вылезли из одной жопы и тут их силком затаскивают в другую. И конечно было жутко от мысли, что снова нужно будет вернуться домой к дурацкому распорядку дня и амебному существованию. Но Фил бы наверное со скрипом принял и это, только бы между ними с Андреем снова было это прочное взаимопонимание, которое одно вытаскивало их все это время. Данин все еще мялся, но смотрел на Никитина одобрительно, уважал такое решение. — Хорошо, я позвоню его отцу. На тренировки он может больше не ходить. — Спасибо. — Как тебе, кстати, тренер у младшей группы? — Не знаю. — удивился Фил. — Мы особо не пересекались. Малым он нравится. А что? — Да так. Ничего. — Так мы договорились? — Да-да. Иди уже. Андрею привет. Фил довольно выдохнул и поторопился вниз, в сторону парковки, чтобы быстрее добраться до дома и рассказать Андрею. Но про то, что Фил готов был даже футбол ради него бросить, решил умолчать. Вот только виноватого лица ему сейчас не хватало. Фил, как учили мудрые, делал добро и бросал его в воду.***
Фил перебегал глазами от Волковой к Данину и обратно, не переваривая услышанное. — Вы сейчас прикалываетесь? Но Елена выглядела спокойной, довольной очаровательным замешательством на вытянувшемся лице Фила. Антон прокашлялся и начал сначала медленнее. — Елена готова сложить полномочия. Нам нужен тренер и никто, кроме тебя, не справится. Контракт надо подписывать сейчас. Титов от твоей кандидатуры в восторге, но команде еще не сообщали. — Фил посмотрел на тренера. — И почему? Вы же так хотели. — Меня пригласили в Хорватию главным тренером сборной. Я с «Ястребом» уже семь лет. Пора двигаться дальше. — А как же, что я «не готов»? — она снова улыбнулась. — Ты многому научился за это время. Фил задумался о том, что его жизнь тянет на удивительную черную комедию. Интересно, что бы он сказал, узнай семь лет назад, сколько ему придется до этого момента идти? Обматерил бы, наверное. Но он сидел в кабинете Данина, окна которого выходили на поле, где медленно собиралась команда. Среди далеких маленьких человечков был Андрей. Первый раз Фил задумался о том, сколько всего с ним произошло. Хватило бы на две жизни. Елена успела выдать дочь замуж за того друга Андрея и, по слухам, в Хорватии ее саму уже кто-то ждал. Антон наконец сделал предложение их тренеру младшей группы, милому парню, почти ровеснику Фила. От всего этого голова взрывалась. Вроде счастлив должен быть, а столько всего навалилось. Дети слишком быстро росли, Филу в очередной раз не хватало времени, чтобы они еще немного побыли маленькими, чтобы они с Андреем оставались молодыми родителями. Воробьеву исполнилось двадцать пять, его всеми благами манили в Москву, но тот уезжать не хотел. Говорил потому что здесь дом, но может не хотел возвращаться в самое начало. И была его команда мелких раздолбаев, с которой Фил уже год не расставался. Тех самых, с которыми он только начинал, оставалось все меньше, они перерастали порог и шли дальше, рвались под софиты на поле. Двое подписали контракт на основной состав «Ястреба», один наконец уехал играть в Питер, о чем долго мечтал. — А мои ребята? — Им найдут тренера, не переживай. Уже есть три кандидата. — успокоил Данин. Если Фил сейчас согласится, то исполнит наконец-то, о чем мечтал столько лет: большой футбол, победы, чемпионаты мира. Но что если на такую ступеньку он только один забраться сможет? Елена, сколько он ее знал, жила всем этим. А получится ли у Фила? Его не торопили, давали время подумать. Контракт лежал на столе и всего одна подпись могла стать новым этапом его жизни. А что бы на это сказал Андрей? Он бы поддержал? Хотел бы, чтобы Фил стал его тренером? Он часто прислушивался, когда после игр Никитин выкатывал список его косяков, не обижался, понимал, что со стороны Филу лучше видно. И ценил, что в этом он прежде всего игрок, и только потом любимый муж. Они ведь пять лет уже вместе прожили, Андрей наверняка привык к его характеру и постоянной тяге командовать. Потому что Фил как лучше хотел, чтобы никто не пережил того, через что прошел он сам вместе со своей семьей. Он молча поднял нетвердой рукой ручку со стола и поставил размашистую подпись в свободном поле. Волкова довольно ему улыбнулась и первой вышла из кабинета, готовая идти прощаться с командой. Фил задержался в дверях, затормозив собой Данина. — У меня одна просьба будет… Игроки на поле слушали внимательно, долго хлопали Елене, которую по началу не приняли, а теперь стали почти семьей. Обнимая каждого, она не стесняясь плакала и, утирая слезы, пошла в сторону выхода. — Но не расслабляемся! — привлек внимание команды Данин. — У вас уже есть новый тренер. — На этот раз должен быть или ребенок, или инопланетянин. — шепнул Илья и все дружно заржали. — Ваш новый тренер… — Данин глянул себе за спину, — Фил Воробьев. Фил вышел чуть вперед, хотя все это время прятался за Антоном и Леной. Шума было не меньше, посыпались шутки. «Это тот самый Воробьев? Тот самый!» Фил позволил себе насладиться моментом всеобщего хаоса, пока выловил глазами Андрея. Тот смотрел влюбленно, без сомнения, сраженный не тем, что это место занял наконец Фил. Совсем не этим. Что тренером «Красного Ястреба» стал Фил Воробьев. — А че стоим радуемся жизни, ребят? Тренировка идет. Бегом кружочком и на разминку! Все рванули с места под продолжающийся гомон и только Андрей успел уцепить его пальцами и поцеловать. Так много для них было на этом поле: здесь они впервые встретились, здесь Андрей сделал ему предложение, здесь их жизнь переломилась пополам и здесь сейчас Фил наконец понял, что окончательно победил. — Так люблю тебя. — прошептал в губы Андрей. — А я тебя больше. — они стояли прижавшись лбами. — Не отлынивай, а то все подумают, что ты спишь с тренером. — Этого нельзя допустить. — как всегда подхватил Андрей и наконец присоединился к команде. Фил смотрел вокруг себя и дышал полной грудью. — Быстрее! Кто придет последним — будет таскать мне кофе!КОНЕЦ