Повсюду в мире сянься удивительно

Шэнь Цинцю. Два слова, которые внезапно не услышал, а именно почувствовал Шэнь Юань. К чему это, да и зачем? Он умер и, кажется, даже недавно понял это и принял. Белая вспышка, и бывший интернет-критик уже начинает чувствовать себя живым. В приступе головокружения он вдруг услышал мужской голос: — …Шиди? Шиди, ты слышишь меня? Шэнь Юань не сразу пришел в себя. Мозг пытался перестроиться на новый лад после прелестного времяпрепровождения в царстве мертвых. Разлепив глаза, он увидел, что лежал в постели, вокруг кровати был балдахин. Он, что, переродился в принцессу? Хотя шиди это ведь мужчина, да? Тогда в принца. Начитался он подобных новелл в духе: «Я переродилась в теле главной злодейки любимой дорамы и теперь пытаюсь собрать гарем, да не умереть от рук моей сводной сестры». Подобные ассоциации с началом новой жизни не приводили мужчину в радость от слова совсем. Хотя окружение и не походило на дворец или дворянское поместье. По крайней мере, живой и прекрасно. Судя по всему, этого критика теперь зовут Шэнь Цинцю. Опустив взгляд сначала на себя, он увидел, что одет в белые нательные одежды, а потом поднял взгляд на странно одетого мужчину, что всё это время не отрывал от него своих глаз. Шэнь Юань не остался в долгу и вперился взглядом в своего соседа, а затем спросил: — Прошу простить этого Шэня, но не могли бы вы мне объяснить кто вы вообще такой и что здесь делаете? — Шиди, ты меня не помнишь? — мужчина выглядел очень расстроенным от услышанного, глядя на этого критика взглядом преданной любимым хозяином собаки. Шэнь Юань зажмурился и приложил пальцы к виску. У него в голове произошла резкая вспышка боли. Он внезапно откуда-то понял, что сидящего перед ним человека зовут Юэ Цинъюань и на этом всё. Шэнь Юань решил, что пока что лучше всего отыгрывать полную амнезию и гнуть эту линию до последнего. За ошибку его могут, если не убить, то точно отправить восвояси. А это последнее, чего хочется после воскрешения. Шэнь Цинцю помотал головой. — Имя этого Юэ Цинъюань, глава пика Цюндин и всего ордена Цанцюн. — Прошу не счесть за грубость, но почему глава посещает этого Шэня, у него разве нет других более важных дел? Глава целой секты сидит и следит за своими больными подопечными как медсестра? Не похоже, что тот знал точно, когда этот Шэнь проснётся и он просто сидел и ждал что ли? Что это за орден такой вообще? Человек с таким положением и спать успевать не должен, а не чахнуть над душой своего шиди. Этот Цанцюн какой-то маленький кружок по интересам для так себе экспертов? Тут такие розово-позитивные нравы, что он потрясён, ещё немного и он разомлеет и превратится в лужу. — Здоровье и благополучие боевых товарищей — это мой главный приоритет. Нет дела важнее, чем беспокойство о моих шиди и шимей, — отчеканил глава. Ага, конечно, какие высокопарные речи. Пробирает до слез. Вы, многоуважаемый глава, увы, совершенно не внушаете доверия этому критику. Стоит получше постараться. А тем временем, Юэ Цинъюань продолжал расспросы: — Шиди, как ты себя чувствуешь? Шэнь Цинцю не сильно волновало то, что этот странный мужчина верещит у него под ухом, он рассматривал окружение и даже нашел под подушкой веер. — Тебе принести поесть? На последнем вопросе он приободрился. Да, да, и ещё раз да! Он только что пережил воскрешение из мёртвых. Ему срочно нужно подкрепиться. В Царстве Мертвых о том, чтобы кормить отдыхающих и не слышали! Чтобы выглядеть непринужденно, новорожденный Шэнь Цинцю вскинул руку и схватился за недавно найденный веер, с щелчком раскрыв его, он степенно кивнул. — Хорошо, — ответил ему глава. Мужчина задумался на мгновение, а потом громко сказал: — Шичжи Мин, зайди. В комнату проскользнул высокий, элегантный мальчишка лет пятнадцати-шестнадцати, выглядевший также по-дурацки, поклонился сначала этому критику, а потом его странному соседу и произнёс: — Адепт Мин Фань приветствует учителя и главу Юэ! Шэнь Цинцю, прищурившись, оглядел ребёнка с ног до головы. Учитель? Этот критик? Ладно, прошлый владелец тела, но теперь-то именно ему выполнять его обязанности. Надо бы отыгрывать амнезию подольше: так, чтобы не выперли, но и так, чтобы не заставили работать. Сейчас этот Шэнь поест и сытым подумает над планом. — Шичжи Мин, принеси каши своему учителю, — строго приказал Юэ Цинъюань. Мальчишка поклонился и убежал. Спустя пару минут он уже вернулся с подносом, передал его двумя руками Шэнь Цинцю, снова поклонился каждому и спешно ретировался. Мужчина даже не успел поблагодарить мальчика, что так быстро от него сбежал. «Ну и ладно», — хмыкнул он в мыслях. Шэнь Цинцю поднёс ложку с подозрительной субстанцией ко рту. Вообще, он никогда бы не стал есть ничего с чужих рук проснувшись в неизвестном месте, но вот сейчас конкретно, он жутко голоден и если это станет последним его обедом — пускай. Не сильно-то и жалко. Он уже умирал от пищевого отравления. Лучше, чем умереть от голода. «…ну, помогите мне, Пресвятые Небожители», — он хотел ещё и сложить руки в молитвенном жесте пред Небесами, моля, чтоб это не стало его последним обедом, но подумал, что это будет лишним, да ещё и выглядеть неуместно. Шэнь Цинцю положил ложку каши себе в рот и практически сразу неэстетично выплюнул её обратно, параллельно пытаясь оттереть язык руками. Лучше бы ладони сложил, честное слово. Шэнь Цинцю отложил кашу и посмотрел на неё так, будто та лично его жену похоронила. Юэ Цинъюань пронаблюдав за этим полным ненависти взглядом, направленным на ни в чём неповинную крупу, робко спросил: — Тебе принести чего-нибудь другого? Когда взгляд с каши обратился к великому и могучему главе ордена, тот пугливо вздрогнул. — Хорошее предложение, — недовольно кивнул Шэнь Цинцю, пытаясь скрыть свой позор за веером. Юэ Цинъюань неловко поднялся и пошёл к выходу, бросив: — Шиди, ты пока отдохни. Я сейчас вернусь. Шэнь Цинцю сжал веер в руке и тот жалобно скрипнул. Какой позор! Он, взрослый мужчина, только что пытался оттереть язык руками перед другим взрослым мужчиной, который ещё и представился его начальником. Он, конечно, не может верить ему на слово, но от этого эта ситуация не становится менее постыдной. «Может сразу психически нездоровым притвориться?» — прикидывал различные варианты Шэнь Цинцю, пока Юэ Цинъюань не вернулся с парой лепёшек. — Цинцю-шиди, подкрепись, пожалуйста. У тебя была лихорадка и ты долго не приходил в себя. Глава-со-знаком-вопроса подошёл к этому критику, сел рядом и передал поднос с едой. Шэнь Цинцю решил, что, даже если он сильно голоден, на еду бросаться не стоит, особенно после прошлого травмирующего опыта. Он долго-долго смотрел на лепёшки, а потом, подумав, что если эту отраву делал тот же повар, то пусть не один он здесь мучается. — Глава должен разделить трапезу с этим Шэнем, — добродетельно улыбаясь, злорадно сказал он. Юэ Цинъюань явно не ожидал такого и опешил, но через несколько секунд вернулся к своему виду Будды, и с кивком ответил: — Если шиди хочет, то этот Юэ с радостью. Шэнь Цинцю пронаблюдал, как глава берет одну штучку с подноса и откусывает. Его лицо не изменилось ни на цунь, так что наконец-то он мог немного расслабиться. Он взял одну из лепёшек в руку и откусил. Право слово, в тот момент Шэнь Цинцю не знал, смеяться ему или плакать. Это было отвратительно, как будто он съел кусок картона. Скоро он пересмотрит свои устоявшиеся взгляды на мир, откажется от всего людского и будет питаться только солнцем и луной. Зато в этот раз, он хотя бы не подал виду, что ему не понравилось, так что несчастный сосед вмиг просиял и спросил: — Шиди понравилось? Я попрошу шичжи Мина принести ещё. Шэнь Цинцю, тяжело вздохнув, закрыл глаза и начал обмахиваться веером, чтобы отвлечься и никому случайно не врезать. Собрав всю свою выдержку, он произнес: — В этом нет нужды. Юэ Цинъюань немного погрустнел, но кивнул и сказал: — Тебе сейчас нужно отдохнуть. Я вызову шиди Му, чтобы он осмотрел тебя и мы подумаем, что можно сделать с твоей потерей памяти. Шэнь Цинцю ничего не ответил, он уже, честно, хотел выпроводить вроде-бы-главу пинками. Он только вернулся с чего-то похожего на Чистилище, первым делом отравившись какой-то дрянью (он не сомневался, что от этой каши его будет мутить ещё не один день), а тут еще и достают бесконечной нервотрёпкой. «Дай мне отдохнуть уже», — взвыл про себя Шэнь Цинцю. Когда дверь захлопнулась, он просто решил лечь обратно спать. — …тот, кто говорил про то, что после смерти отоспишься — был полнейшим идиотом, — буркнул в подушку Шэнь Цинцю. Поспать нормально ему не удалось. Мужчина уже перебрал весь словарь обсценной лексики, пока тот, кто назвался главным лекарем Цанцюн и, по совместительству его шиди, расспрашивал о его состоянии. Хотя, что удивительно, тот раздражал меньше псевдо-главы с его взглядом побитой псины. Мир Шэнь Цинцю перестал быть прежним, после того как он кивнул на странную просьбу про духовную энергию. Ну что же, шаманы — они и в Африке шаманы. Покуда по его телу реально не прошла какая-то волшебная дрянь. «Блять», — Шэнь Цинцю не знал, плакать ему или смеяться. По правде, явно огорчало то, что он начал повторяться в выражениях, хоть и считал, что хорошо владеет нелитературным китайским. Мир меча и магии? Или как его там. Духовная энергия? Шэнь Цинцю только из уважения к культуре своего народа прочитал парочку сянься-уся романов, так что разбирался в этом всем достаточно поверхностно. Знал он, что там волшебные мужики с длинными волосами в почти-платьях летают на мечах и убивают демонов. В тот момент Шэнь Цинцю сильно приободрился, ведь теперь мысль про солнцеедство, заместо здешней еды, больше не казалась ему влажной мечтой. — Шисюн Шэнь, — вкрадчивый голос лекаря вернул его обратно в бренный мир, — потоки твоей духовной энергии еще не полностью стабилизировались. Тебе пока стоит не злоупотреблять культивированием. Шэнь Цинцю глупо моргнул, заново осмысливая произошедшее, потом твердо кивнул. — Шисюн Юэ сообщил мне о твоей ситуации, так что я выписал тебе лекарства, что помогут восстановить память. Пока Му Цинфан рассказывал всё то, что нужно знать о них, Шэнь Цинцю слушал его вполуха, пытаясь осознать наступившую реальность. Он оказался в волшебном мире, где у него есть ученик, духовная энергия и вроде-как-начальник с вроде-бы-лекарем. Договорив, лекарь пристально посмотрел на своего шисюна, который застыл соляной статуей и даже веером перестал обмахиваться. Му Цинфан с минуту молча глядел на Шэнь Цинцю пока, не помотав головой каким-то своим мыслям, не вернул себе осознанный взгляд. — Этот шисюн благодарит шиди. Когда Шэнь Цинцю, получив лекарства, закрыл дверь за Му Цинфаном, он осел на пол, зарывшись руками в волосы, и простонал, вопрошая в пустоту своего нового дома: — Чегооо блять… «Повторяюсь… опять», — раздраженно фыркнул в мыслях Шэнь Цинцю. Зато ёмко и по смыслу. Он просидел в таком положении ещё пару минут, пока не поднялся и не придал себе максимально возможный величественный вид. Мужчина пошёл выпить тех лекарств, хотя, если бы знал, где лежит алкоголь, то он бы пошёл просто выпить. Шэнь Цинцю, перебрав в памяти все мотивирующие фразы из интернета, решил, что нет — не сегодня, он не сдастся. Будет жить назло тому, кто решил сыграть с ним эту абсолютно не смешную шутку. Хотя, пока что ситуация выглядела пасторально — никаких угроз жизни, но вряд ли всё было вот так просто и без подводных камней. Вообще, он понимал, что лучше не пить непонятные таблетки от непонятно кого. Массовые убийцы на то и массовые убийцы, что не выглядят, как массовые убийцы. Читал он про врача, который своих пациентов травил. Однако, вспомнив всю прочитанную и просмотренную классику про попаданцев, Шэнь Цинцю прикинул, что каждого в начале закидывало в безопасную локацию и понадеялся, что он исключением не будет. Хотя… та каша не выглядела безопасно. Тьфу ты срамота, не попробуешь — не узнаешь. Когда Шэнь Цинцю принял лекарства, у него резко разболелась голова и перед глазами появилось видение. Он наблюдал за ситуацией со стороны, не мог двигаться, но мог изменить угол обзора и видел всё достаточно чётко. В мрачной комнате с давящей атмосферой с потолочной балки свисал металлический трос с закреплённым на конце обручем. Тот плотно обхватывал человеческую талию. В висящем всё ещё угадывались очертания того, что можно было бы назвать «человеком», с грязными спутанными волосами и чумазым лицом безумца. Самым ужасающим в представшей картине являлись отсутствующие конечности — все четыре были отсечены. На плечах и бёдрах в плоти виднелись срезы. От каждого движения пленник мучительно хрипел под аккомпанемент капающей с потолка жидкости. Шэнь Цинцю уже хотел выругаться от омерзения, как его оставила мысль, что ничего лучше повторения одного и того же слова, он придумать не может. Он расстроился и нахмурился. Шэнь Цинцю просиял, когда к нему пришла в голову поистине гениальная мысль и громко крикнул видению: — Пии-здец! Человек либо его не видел, либо, что было менее вероятным, но всё ещё не невозможным, просто был очень культурным молодым человеком, которому просто маленько не повезло в жизни, и что он посчитал выше собственного достоинства отвечать на подобное. Шэнь Цинцю на это всё лишь недовольно хмыкнул. Жалко его, конечно, но он не знает этого человека, а за всю историю запытали многих, так что в слёзы и отчаяние он впадать не собирается. Внезапно вода, или что-то на неё очень похожее, перестала течь с потолка, и изо рва вокруг поднялась дорожка. «Ничего себе технологии, а я думал в средневековье попал», — удивлённо подумал Шэнь Цинцю. По этой тропинке лёгким шагом шёл высокий статный мужчина в чёрном. Когда тот подошёл ближе к пленнику, Шэнь Цинцю увидел, как он безумно оскалился, а потом громко захохотал. От радости тот прыгал и скакал по всей комнате аки нежная девица, которая получила любовное письмо, поджимая руки к телу и хихикая себе под нос. «Больной, что ли?» — подумал Шэнь Цинцю, он даже посочувствовал пленнику, мало того, что беднягу пытали, так ещё и мучитель какой-то, ну, ну вот ну, не без ругательств. Шэнь Цинцю лишь понадеялся, что с этим человеком он никогда не встретится, как видение кончилось. Поначалу он подивился, что не открыл глаза на полу, а всё также сидел на кровати в своей комнате. Вздохнув, он прикрыл глаза и начал перебирать в памяти все те пару прочитанных сянься новелл, ведь сейчас ему надо будет собраться и порадовать окружающих своим лучезарным ликом. Шэнь Цинцю поднялся с ложа и сел к зеркалу, ну если это медное недоразумение можно так назвать. Он видел своё лицо ещё при жизни, но было удивительно, что теперь оно у него и после смерти такое же, только волосы длинней были. Однако перерождением это быть не могло по трём причинам: во-первых, перерождаются вперёд, а не назад во времени, во-вторых, душу, принадлежащую одному миру не перекидывает в другой мир, разные пантеоны, все дела, а в-третьих, ну кто перерождается уже в теле взрослого мужика? Так что, он лишь в очередной раз убедился, что какое-то Божество, хотя нет… какой-то божок в шутку закинул его в этот мир. «…у всех великих и могучих что ли совсем дел нет?» — мысленно застонал Шэнь Цинцю. При жизни он не только писал памфлеты и рецензии на литературу, но и постоянно ругался с верующими за право быть единственно правым. Скрепя сердце, Шэнь Цинцю признал, что, похоже, эти дураки всё-таки были правы. Хотя меньшими идиотами это их в глазах мужчины не делало. Он-то доказал это на практике, а те просто взяли на веру. Потом Шэнь Цинцю неприятно осенило. Он же совсем не в курсе, как заплетать волосы и носить несколько слоёв одежды! — ТВОЮ МАТЬ! — он ударил по тумбочке кулаком, на что та жалобно скрипнула. Почему у него видения про непонятных закадычных подружек, развлекающихся в какой-то дыре, а не про реально нужные вещи? Один раз! Один раз, ему подкинули что-то полезное — его новое имя. Спасибо! Имя вроде-бы-главы тот сам сказал, да и больно надо было! А последнее… он бы спал спокойней, если бы не видел всей этой дряни! Он раздраженно поднялся со стула и взял еще одну пилюлю. — Может хоть что-нибудь дельное увижу! — рявкнул Шэнь Цинцю. На этот раз он быстро сложил руки в немой мольбе Богам и закинул лекарство в рот. В голове как будто бы взорвался фейерверк, и он снова впал в наваждение. В светлой и просторной комнате с умиротворяющей атмосферой, сидели рядом два человека: он и тот странный человек из прошлого видения. Они мило о чём-то болтали и пили чай, потом второй положил руки на талию тому Шэнь Цинцю и поцеловал его за ушком, шепнул что-то, и с максимально довольным и счастливым видом поднялся и пошёл куда-то. Оставшись один, тот Шэнь Цинцю покраснел и принялся активно обмахиваться веером. «Здрасьте, приехали», — раздражённо подумал Шэнь Цинцю. Потом этот странный человек в чёрном вернулся в комнату с едой и сел за стол. Они принялись трапезничать и оба выглядели донельзя довольными: один сосредоточенно ел, другой сосредоточенно следил за тем, который ест и выглядел даже счастливее первого. — …сейчас бы поесть, — понуро пробубнил настоящий Шэнь Цинцю и видение кончилось. Шэнь Цинцю боролся с сильнейшим желанием что-нибудь разрушить, но нельзя. Ему ещё жить здесь, а вдруг его заставят платить за ремонт из своего же кошелька? Нет уж, спасибо. Порешив, что Бог любит Троицу, а не его, Шэнь Цинцю принял третью пилюлю и снова провалился в видение. Сейчас же он не был просто сторонним наблюдателем. Он был наблюдателем в своём же теле, насчёт этого он не был уверен наверняка, но догадывался. В зеркало же не посмотришь. Это, конечно, всё отвратительно, лучше бы он продолжал смотреть видения как кино, но спасибо, что хотя бы в бедолагу из первого видения не запихнули. Тот первый не был похож на этого критика, но он не брался судить, тот-то и на человека едва смахивал. Мужчина начал догадываться, что все эти видения связаны именно с ним, а не с окружающим миром, так что вероятность, что там, в той дыре, был именно он, велика. Он шагнул в какой-то грот. В глаза тут же бросились спина человека, облачённого в белое, и меч, по эфес погружённый в камень. Стены испещряли следы рубящих ударов и брызги свежей крови. Одеяния незнакомца также были пропитаны ею. «Катастрофическое искажение Ци!» — прозвучала чужая мысль в голове Шэнь Цинцю. В следующий миг взгляд Шэнь Цинцю упал на чужой меч. Сейчас, из-за пострадавших сил обладателя, клинок сотрясала дрожь. Постепенно нарастая, она вызывала резкие вспышки серебристого сияния, пробивавшегося из-под тёмного кружева заклинаний, опутавших лезвие и эфес в форме феникса. Тщательным образом разглядывая развернувшуюся картину у Шэнь Цинцю опять в голове прозвучала чужая мысль: «Твою мать!» и осознание стоящего впереди человека. Лю Цингэ. «А это что за хмырь?» — недовольно буркнув, мысленно спросил у второго сознания Шэнь Цинцю, но тот не ответил. Вот же мудак. Этого критика сегодня все тут игнорируют. Тот человек сорвался с места. Хлопок рукой — и камень брызнул крошкой, разлетевшись на осколки. Его меч, взвившись вверх, устремился к Шэнь Цинцю, отрезая мужчине путь к отступлению. Потерявший всякий рассудок, Лю Цингэ понёсся вперёд. Когда Шэнь Цинцю понял, что ему, кажется, сегодня кирдык, видение оборвалось. Шэнь Цинцю открыл красные от злости глаза, он не был уверен в их цвете, но догадывался. Ещё и правый из них начал дергаться. — Я. ПРОСТО. ХОЧУ. НАУЧИТЬСЯ. ЗАПЛЕТАТЬ. ЧЁРТОВЫ. ВОЛОСЫ, — каждое слово он отбивал кулаком по тумбе, которая, к слову, уже пошла трещинами. Он никогда не был азартным человеком, нет. Шэнь Цинцю всегда старался делать только логичные вещи, обосновывая каждый свой шаг, но сейчас выяснение подробностей стало просто делом принципа. Он узнает, как заплести эти патлы, или умрёт пытаясь! «Сгорел сарай — гори и хата», — с такой мыслью он закинул в себя четвертую пилюлю, на этот раз ничего не увидев — его схватило искажение ци.