Сначала я не могла заснуть из-за нахлынувшей паники, такой, которая словно накрывает волной, не давая вдохнуть ни атома кислорода, а только лишь оставляя колкую боль в легких, затем из-за режущей головной боли как от удара чем-то очень тяжелым и холодным. Чем-то, что способно было на несколько мгновений остановить время и выбить жизнь. И это был не железный топор или стальной нож, не удар или точный выпад, а всего лишь несколько, казалось бы, ничтожных слов и воспоминаний. Но в завершение всему пришло красное, заплаканное лицо. Немного опухшие глаза и губы, алые ланиты, горящие совсем не из-за смущения, а от самого настоящего гнева. Весь мой вид был истинным произведением искусства, словно полотном, написанным о горячем последнем дне человечества за несколько секунд до неотвратимого извержения вулкана. Одновременно полные боли и горечи глаза, но при этом неодолимо притягивающиеся к красному мареву ярости вдалеке, иногда стремясь стать ближе, а потом испуганно возвращаясь назад.
Красный для меня еще и цвет неутолимого гнева. Гнева на себя, на Люцифера — на всех. Гнев — это неконтролируемое чувство, оно поглощает тебя полностью, с головы до пят, сковывает и убивает другие чувства, стремясь заполонить полностью, не оставив места ничему лишнему. Раньше я думала, что меня очень сложно разозлить и довести до ручки, что злость, а тем более ярость — удел тех, кто не ценит других и себя самих, но видимо я совершенно беспрекословно ошибалась. Гнев — это один из семи грехов, присущих почти каждому, естественных для смертных и бессмертных. Задевает ли меня то, что я не могу контролировать свои эмоции? Ещё как. Это злит, пугает и манит.
Поднимаюсь с шелковой постели, понимая, что окончательно потеряла возможность в здоровом сне. Мне всегда говорили, что сон — это своеобразное лекарство, плохо — спи, хорошо — спи. Но вы когда-нибудь задумывались, что сон — это на самом деле один из способов побега от своих проблем. Во сне ты забываешься, чувствуешь покой и удовлетворение, бросаешь прежние переживания, терзания и чувство недосказанности. Именно в объятиях Морфея ты можешь быть тем, кем хочешь. Сон — это самая большая отрада для тех, кто хочет чувствовать себя счастливым хоть несколько часов в день. Ведь таким способом ты можешь и быть любимым, родным кому-то и довольным жизнью, пока теплый океан сна укрывает тебя нежным волнами. Постоянный чрезмерный сон — это своеобразный побег от реальности в отчаянной попытке найти счастье. Поэтому я всегда погружалась в царство Морфея, чтобы ни в коем случае не почувствовать разъедающие дыру в сердце отвратительные эмоции. Но я не хочу бежать от проблем сейчас. Мне кажется это трусостью и глупостью. Прежняя маленькая Вики, которой вечно не хватало внимания и похвалы — выросла. Пора бы учиться не убегать от своих чувств и эмоций, какие бы они не были, потому что они именно мои, и нужны они в первую очередь тоже только мне. Лучше дать волю слезам, нежели бежать. Ведь жизнь без чувств — это не жизнь, а лишь бессмысленное существование в попытках бегства. Ведь побег карается наказанием, не так ли?
Босыми ногами, ступаю на холодный черный мрамор, и постепенно прохожу к огромному балкону. Остатки сна стремительно спадают с каждым прикосновением к холодному полу, приятный прохладный ветерок ласкает кожу, а темная лёгкая ночнушка развевается по воздуху, придавая ощущение легкомысленности и развязности. Ещё шаг и моему взгляду открываются яркие звезды, так красиво переливающиеся на темно-синем небе. Казалось, что такие же ослепительные звезды блестели сегодня в зеницах, ставших уже родными. Или же это были совсем маленькие чертята, танцующие только в им понятном ритме и резко исчезнувшие в конце вечера. Слегка провожу рукой, мысленно касаясь мелькающих комет и снова в голове проносятся теплые воспоминания, связанные с Люцифером. В тот вечер он показал мне всевозможные созвездия, и первый раз снял с себя маску безразличия и неприязни. В тот вечер он был настоящим.
Он мне нужен.
С того самого дня, как Демон подсел ко мне на уроке, его личность полностью заняла место в моей голове.
Она вместе с ним в тот день легко подселилась в моем сознании, постепенно заполняя его все больше и больше, пытаясь уже стать там полноправным хозяином. Словно свой собственный разум — это минное поле, одно действие и ты уже на шаг ближе к смерти. Одно лишнее слово или неуместный вопрос — и ты уже истекаешь кровью от выстрела в грудь.
Так я думала раньше, ведь Люцифер для всех являлся образом самого могущественного, величественного и жестокого Дьявола. Весь в отца, прямо-таки зло во плоти. То самое опасно обворожительное зло, к которому тянет с невероятной силой, после которого ты лишь остаешься наедине со своими горькими слезами, ведь это зло не способно на любовь и проявление каких-либо слабых чувств. Но всем свойственно ошибаться, а в тот раз допустила ошибку и я. После того, как узнала Люцифера с другой стороны, моя совесть пошатнулась. Стыд, словно алая краска, разливался по ланитам, а губы предательски дрожали каждый раз, когда любимый Демон рядом со мной позволял себе снять идеальную маску, так ловко придуманную самим им же. После такого, мне всегда хотелось попросить прощения за всех тех, кто считает, что имеет право так нагло придумывать иллюзию и ужасную картину, скрывая настоящую действительность. Кто вы такие, чтобы врать про кого-то себе, и другим? Вы никто. Вы прежде всего делаете ужасными и мерзкими себя, а не кого-то еще. Вы как раз-таки зло во плоти.
Именно Бессмертные так нагло придумали Люциферу образ жёсткого, бесчувственного, высокомерного и лицемерного Дьявола. Для них это тот самый идеал бэд боя в тех самых до невозможности клишированных американских сериалах, про которого каждая примерная девочка в тайне мечтает перед сном. А ведь кто бы мог подумать, что Дьявол сможет быть нежным и чувственным, просто нужно пройти сквозь холодные стены его сердца и растопить вековой лёд, уже не ждущий надежды на волшебство. А Дьявол все-таки умеет любить. Он не считает «слабые» чувства слабыми, он такой же, как и все мы — настоящий. И иногда я чувствую себя самой настоящей феей из сказки, которая смогла приоткрыть завесу волшебства и тайн для Люцифера, дав ту самую надежду — кровную связь.
Родственные души — что-то такое неизведанное и пугающие до дрожи в пальцах. Так странно было бы почувствовать чужие эмоции, жить одной жизнью на двоих. Это же до невозможности странно, страшно ощутить мысли друг друга, такие одновременно чужие и родные, не так ли? Да. Именно так я бы подумала, спроси у меня кто-то это в прошлой жизни, но теперь я — это новая, усовершенствованная модель себя, другая я. И я так не считаю. Меня давно не покидают мысли о завершение связи, они сковывают меня в огромное кольцо тревоги и сомнения, но каждый новый день, я снова и снова убеждаю себя в том, что завершить связь необходимо. Необходимо, чтобы Люцифер был в порядке, ведь я не смогу жить если он погибнет. Не смогу жить без тепла его рук, без огня его зениц, который словно горел для всех адским пламенем, обжигая, но я не чувствовала от него угрозы для меня он был другой, это были будто горячие поцелуи июльского солнца, так приятно ласкающие кожу. Забавно, но именно тот самый
«холодный и неприступный» Дьявол смог вдохнуть в меня жизнь и стать ее смыслом.
Неожиданное прикосновение теплых рук заставляет думку мыслей развеяться в напряженном воздухе и превратиться в ничто. Даже атмосфера в комнате за несколько секунд меняется, энергия становится более тягучей, успокаивающе тяжелой. Его горячее дыхание ласково обжигает кожу, даря ощущение безопасности рядом. Казалось бы, он самый настоящий Дьявол, Сын Сатаны, будущий Правитель Ада, циничный, самодовольный Демон, разбивший множество женских сердец. Но для меня Люцифер успел стать важным бессмертным в моей новой жизни.
— Где ты был? — вопрос логичный, но произношу я его без какого-либо энтузиазма.
— Почему не спишь?
Фраза звучит тревожно, а крылья мои невольно подрагивают в такт дыханию.
Вопрос на вопрос. Хорошо, будь по твоему.
— Не спится, — даже бровью не повела — актриса, только вот оскара явно не хватает.
— Понял.
— Где был? — снова повторяю нудный вопрос, не теряя надежд на ответ.
— Отец вызывал на срочный разговор.
— Настолько срочный, что ты бросил меня?
— Да.
Удар.
Нервный смешок. Да, именно он прозвучал из моих уст в следующую секунду перед тем, как я собиралась покинуть этот цирк. Я как смешная обезьянка, которая скачет по сцене, веселя народ своей глупостью, своей доверчивостью. Я ведь верю Люциферу, верю всему тому, что он говорит. А иногда мне кажется, что все его слова, действия и поступки словно укол мне в самое сердце тяжелым ядом, который очень болезненно и медленно поражает каждую клеточку тела. Потому что я всегда проигрываю в таких играх. Я ведь уже говорила, что чувства — это одна сплошная игра, а проиграл тот, кто признался. Не важно кому-то или самому себе, главное, что осознал, признался. А я ведь опять проиграла.
— Поняла, — отвечаю также коротко, как Дьявол, будто мы и не родные вовсе, уже собираюсь уйти, но он не даёт, удерживает.
— Хватит, Уокер, — глаза закатывает, а меня аж передёргивает от его тона, — Не веди себя как истеричка.
— Это я истеричка?!
Шлепок. Звонкий такой. Я ударила его. Злость, которая горела адским огнем в моих глазах после его слов не утихает, а вдруг оборачивается против меня самой. Теперь я злюсь уже на себя. Хотела получить удовлетворение от проделанного, но почувствовала лишь вину и желание забрать боль себе. Люцифер стоит как статуя, ни один мускул не дрогнул на его лице, только крупная прядь волос спала ко лбу, но она явно его не волнует, потому что его кроваво-красный взгляд полностью прикован ко мне. Я его не боюсь, теперь
я боюсь себя.
— Успокоилась? — проговаривает он, прежде чем притянуть меня к себе, и руками сжать талию, а носом зарыться в волосы и томно выдыхнуть.
— Да, — шепчу, не двигаясь с места, — Прости, — шепотом, — Прости-прости, я не хотела, то есть…
— Мне не больно, — перебивает меня и целует в лоб, такой быстрый, но теплый жест.
— Тебе может быть не больно здесь, — нежно кладу ладонь на щеку, медленно поглаживая, — Но тебе не может быть не больно здесь, — второй рукой провожу по груди, смещая пальцы чуть влево, там где сердце.
— Было больно, —аккуратно перемещает руку с талии на моё запястье и накрывает своей ладонью мою, — Но сейчас, — поднимает зеницы, устремляя их прямо в мои, — Появилась ты.
Слова, звучащие как самый настоящий проигрыш. Он проиграл с треском. Он признался. Мне кажется, что Демон сам не понял, что сказал, потому что моя глупая, счастливая улыбка немного смутила всего такого из себя Люцифера. Ведь как так? Это же несусветная безрассудность — признаваться в любви какой-то там бывшей Непризнанной, так ещё и дочке Серафима.
Вдруг одергиваю руку от резкого жжения внизу, замечаю такое же действие со стороны Люцифера и непонимающе перевожу на него испуганные серо-голубые зеницы. Краем глаза замечаю, как маленький узор постепенными штрихами вырисовывается на моем запястье, а приглянувшись чуть ближе, я различаю в орнаменте печать. Красно-золотистый, по-настоящему статный дракон окольцовывает золотистую кайму, по которой раскинула свои травенистые листья роза. Кроваво-красная роза. Один из моих любимых цветов. Меня не привлекал его острый запах или само растение, всегда единственное, что завораживало в нем — цвет. Нет, он вовсе не ярко красный, как цвет очередной помады случайной прохожей, а темно-бордовый. Он не обжигающий, не режущий глаза так, что хочется зажмуриться, он приятный, ласкающий взгляд. Он даже какой-то родной. Мне всегда нравился этот оттенок тем, что он не призывал к тому, чтобы выделиться или показать себя, мол, —
«Я не такая, как они. Я особенная! Посмотрите на меня!». Нет-нет, он просто был моим цветом. Цветом меня самой. Цветом моей души. Цветом моей любви. Мной.
Фокусирую взгляд на руке Люцифера, которую он так скрупулезно рассматривает, но как только он замечает мои глаза, устремленные к нему, аккуратно берет моё запястье и придвигает ближе к себе, чтобы рассмотреть мой орнамент, а в ответ же самолично даёт возможность взглянуть на его печать. И видит Шепфа, лучше бы не смотрела.
Думаю, что мою удивленность можно было бы оценить по шкале на самом верху, даже выше. Хотя, казалось бы, куда ещё выше?
На запястье Люцифера во всю длину золотистого кольца раскинулся огромный, красный дракон. Он был намного больше моего, словно отражал самого Люцифера, его характер и статность. Именно с таким гордым, красивым драконом я бы сравнила Сына Сатаны. Но это не единственное, что отличалось у нас на печатях — розы. Если у меня они были с едва распустившимися бутонами, то у Дьявола растение было уже довольно зрелым, постепенно рассеивающим свои лепестки, а шипы отсутствовали, что странно, ведь если роза — цветок Люцифера, она бы обязательно была бы с шипами. А может наши розы перепутали местами? Как бы смешно это не звучало.
— Это…
— Мы завершили связь, — перебивает меня Люцифер, полностью подтверждая все догадки.
Хорошо это или нет, я не знаю. Честно не знаю. Всегда женщины так не хотели от кого-то зависеть, сидеть на шее, и как привязанная кукла твердить о том, что мужчина глава семьи. Я никогда не была игрушкой мужчины, старалась этого избегать, кричать о том, что я сильная и независимая, а скорее уж внушать себе то, что я сама со всем справлюсь, что все переживу одна, что мне никто не нужен, что в жизни нет того, кто был бы предназначен мне. Зачем мне кто-то в жизни, кроме меня? Ведь легче же быть одной, одной решать свои проблемы, одной переживать, одной плакать, ведь кому это нужно, кроме меня? Но порой все же так хочется быть к кому-то привязанным, так хочется чувствовать себя любимым, и дарить эту любовь в ответ. Все же я так сильно не хочу быть одна. Я ведь никогда не находила подходящего себе человека, не умела подобрать нужных слов, не могла даже заикнуться на тему любви. Но на самом деле до дрожи в пальцах хотела себе того человека, с которым можно разделить все, что угодно, с которым захочется проходить через трудности вместе, которого захочется любить до конца жизни и шептать его имя в последние минуты.
Всегда казалось, что ты не слишком хорош, не слишком умён, да и вообще не слишком для кого-то. И когда в какой-то момент мне пришла мысль о том, что я красива, умна и безупречна для себя самой, я осознала, что это не я не заслуживала тех людей, а они меня.
И да, почему люди думают, что чью-то любовь нужно заслужить? Думаю. всё идёт из детства. Но каждый человек заслуживает любовь, самую крепкую любовь в мире, и когда я поняла это, я стала любима. Любима собой. И затем в моей жизни появился один Демон, который видимо, несмотря на все недовольства и колкие шутки, тоже смог полюбить меня. А я помогала ему полюбить себя самого.
И знаете что? Я хочу быть привязанной. Я хочу эту связь, и я хочу, чтобы Люцифер был в моей жизни в самой главной роли.
— Это конец? — вопрос звучит неожиданно, да я и вовсе не собиралась его говорить, но язык мой враг.
— Это только начало, Уокер, — мурлычет Люцифер, словно кот, а у меня от такого ответа сердце сжимается, и улыбка вот-вот начнет сводить зубы.
****
После произошедшего почти никто ничего не говорил, будто и не было этого вовсе. Люцифер что-то пытался сказать, но это было неуверенно и могло смутить, ведь прежде я никогда не видела Дьявола таким. Словно ему было за что-то стыдно, но он не мог подобрать нужных слов для раскаяния или оправдания. Я решила не давить на него и вела себя непринужденно, например, могла резко взять и прочесть пару страниц литературной классики, чтобы отвлечь себя. Это же ведь совсем непринужденно? Вот и я думаю, что нет.
Мысли снова путаются и сбивают друг друга.
Говорил же Люцифер, — «
Уокер, нужно уметь думать, не умеешь не берись. Не нужно перенапрягать свою красивую головку».
Хотя если подумать, то большую часть своей жизни я только и делаю, что думаю и ещё раз думаю. А иногда своими же мыслями делаю себе хуже, иногда тону в них и не вижу даже просвета в пучине мыслей. Не хочу думать. Но если я перестану думать, то перестану быть собой. Как всё сложно, точнее это вовсе не сложно, но я своей головой сделала так, чтобы казалось, что абсолютно всё, что я говорю —
сложно.
Какой бред.
Еле сдерживая смех от собственных мыслей, перевожу взгляд на Люцифера, и моя улыбка полностью спадает на нет. Передо мной вальяжно раскинулся Демон на изящно красивом кресле, буквально недавно читавший, но сейчас книга аккуратно покоится на коленях, а сам мужчина прикрыв веки, тихо позволил завлечь себя в сон. Говорят, что демоны спят очень чутко, слыша каждый шорох. Я же не могла сказать того же о себе, ведь сплю очень крепко, не слыша ничего вокруг, только теплый, обволакивающий сон. Видимо, это побочный эффект прошлой человеческой жизни, как бы это смешно не звучало.
Осторожно встаю с кровати, приподнимая руками длинную, струящуюся ткань ночного платья. И стараюсь пройти очень тихо босыми ногами к Люциферу, чтобы забрать книгу, которая, как видно была скучна и неинтересна. И вот я уже приблизилась к цели, аккуратно вытягиваю ладонь, чтобы забрать рукопись, и заколдованно смотрю на ресницы Люцифера, подрагивающие в такт с дыханием, как резко меня притягивают за эту же руку к себе. Из-за быстрой скорости я ничего не успеваю сказать. Хотя хватит, наговорилась. Приземляюсь прямо на колени Люцифера, и обречённо выдыхаю, потому что явно была обманута наигранным сном Дьявола.
Люцифер ухмыляется от проделанной шалости, а мне стыдно, что я повелась на такой детский фокус глупого Демона. Но его горящие глаза пробуждают во мне положительные эмоции, и я по-собственнически ерзаю на коленях, пытаясь найти более удобное положение. Кладу голову на грудь мужчины и прикрываю глаза, всё-таки спать в объятиях Родственной души так до дрожи в пальцах приятно. Это одновременно успокаивает, и возбуждает — это дарит бурю эмоций, а эмоции — это самое лучшее, что может быть в этом мире.
— Я должен сказать, почему поступил так, — резко, как снег на голову начинает Люцифер, а эмоции на моем лицо сменяются моментально, — Ты ведь видела в моих воспоминаниях женщину? — не совсем уверенно, но настойчиво, — Это моя…
— Твоя мать? — заканчиваю, а затем прикусываю язык, не собиралась ведь говорить.
— Не совсем, можно сказать мачеха, — неприятно хмурится, одгоняя режущие воспоминания, — Моя настоящая мама умерла при родах, — на его губах расцветает теплая, грустная улыбка, при упоминание о ней, — Её звали Ева. Красивое имя, правда?
— Очень… — тихо шепчу, стараясь не нарушить такой значимый момент, ведь между нами начинает протягиваться тонкая нить доверия друг к другу.
— После ее смерти, Ад начал буквально рушится на глазах, ведь Правитель не смог пережить утраты жены, — тяжело продолжает Демон, — Но спустя некоторое время появилась она — Лилит. Прекрасна внешностью, именно про таких как она говорят дьявольски красива, или же роковая женщина; остра на язык, очень умна и хитра, а главное жестока, — в противовес своим словам нежно поглаживает талию, стараясь успокоиться, — И знаешь, она ведь смогла охмурить Сатану очень быстро, а он как влюбленный мальчишка повелся за ней, в конечном итоге узнав, что ей нужна была только власть и ничего кроме неё, — печально хмыкает, а я приподнимаю голову, вглядываясь в зеницы Люцифера, — А я ведь в начале считал ее матерью. Даже старался ради нее и делал подарки, хотя знал, что они будут снова выброшены, — фраза, так больно бьёт в сердце, ведь мужчина, сидящий рядом, каким бы не казался, всегда заслуживал намного большего. А ведь он как и я думал, что любовь нужно заслужить.
Кладу ладонь на скулы Люцифера и медленно поглаживаю, чувствуя жёсткую щетину, а он же прикрывает глаза и подается головой вперед, принимая мои ласки. Будто загипнотизированная, я не могу отвести взгляд от Люцифера, его горящих огнем зениц. Другой рукой провожу по волосам Демона, пальцами перебирая смоляные пряди цвета воронова крыла. Люцифер же крепче притягивает меня за талию, и тянется к шее, оставляя влажные поцелуи. А в голове только одно, лишь бы он не останавливался, но я буду собой, если не поинтересуюсь знаменательным концом:
— А что с ней стало?
— Отец отправил ее на девятый круг Ада —Ледяное озеро Коцит, к стражам-гигантам, — снова натягивает маску непроницаемости, — Она хочет выбраться, весь Ад напичкан её игрушками, — аккуратно убирает прядь моих каштановых волос за ухо, — Лилит будет мстить.
— Провителю? — напуганно шепчу я.
— Мне, — неожиданно для меня озвучивает ответ, —Она хочет, чтобы я был несчастен как она, хочет забрать самое дорогое, — тяжело вздыхает, — Она хочет забрать тебя, — я даже дёргаюсь от перенапряжения, ведь сейчас для меня не важна Лилит, для меня важны только что произнесенные слова.
— То есть, как это… Забрать меня? — теперь дурно стало мне.
—Хочет убить, — удар острым лезвием, — уничтожить тебя.
Сильней прижимаюсь к Люциферу, находя в нем сильную мужскую опору, а сама мысленно лечу в пропасть, разбиваясь о собственные надежды. Чувствую, как крепкие руки снова окольцовывают мою талию, даря такое нужное сейчас тепло, а моего уха касается горячее дыхание.
— Я не позволю ей тронуть тебя даже пальцем, — а затем снова
целует, целует, целует, и я растворяюсь в нежности и ласке его движений, переживания остались, но они постепенно ушли на второй план. Ведь на первом всегда был, есть и будет Люцифер, и никто иной кроме него.
— Но ведь, ты не всегда сможешь быть рядом, — уверенно начинаю, — А поскольку я ещё не открыла в себе никакой силы, не смогу защитить себя, — от нечего делать попровляю накрахмаленный воротник черной рубашки Демона, — Значит, ты должен заниматься со мной, чтобы я осознала какой силой обладаю, и как с ней справиться,— подвожу итог своих размышлений.
— Звучит, как приговор, — не забывает отшутиться, нахал, — Значит будем заниматься, — щелкает по носу пальцем, а я снова глупо улыбаюсь, ведь мне удалось получить задуманное.
— Знаешь, отец рассказал мне странное пророчество, — неожиданно снова подаёт голос Люцифер, — Оно показалось мне детским лепетом, но я все же хотел поделиться первыми строками, — накручивает прядь моих волос на палец и медленно начинает:
Отступит солнце, ночь настанет,
Из озера Коцит восстанет
Одна заблудшая душа,
Чья кровь не так уж и важна.
Ее цинизм и самомнение
Погубит, душу очернит её.
Она умрет не в заточении,
А от чужой руки земной.
— Довольно жутко, — озвучиваю свой вердикт, а неприятные мурашки сковывают тело, —Заблудшая душа восстанет, и в итоге умрет от руки земной, — задумчиво повторяю некоторые строки, — Что означает, умереть от земной руки?
— Это значит, что ее убьет бывший смертный.
— А есть продолжение пророчества? — не унимаюсь я, но видимо разговору об этом не быть, потому что в следующую секунду в дверь раздаётся громкий стук.
Я испуганно подскакиваю, нервно обвиваю шею Люцифера и утыкаюсь носом в его шею, он же уверенно прикрывает меня своим большим, винно-бордовым крылом, словно теплым одеялом.
— Войдите, — голос — сама сталь, не тот, что я слышала ранее, поэтому что он посвящен только мне, никому больше.
Подглядываю в маленькую щель, и вижу на пороге комнаты Вивиану. Девушка облачена во всё черное, и словно сливается с темным коридором позади, но её выдают яркие изумрудного цвета глаза, обычно несвойственные демонам. Я узнала ее по ним, такой одновременно отстраненный и теплый взгляд. Эта девушка действительно внушала мне бурю непонятных эмоций. Вокруг нее всегда царила странная аура. Вроде бы она не входила в ряды самых сильных рождённых демонов, но и к слабакам никогда не относилась. Я восхищалась ей.
— Здравствуй, Люцифер. Правитель вызывает вас с Викторией, — наклоняет голову, чтобы отыскать меня, и в конечном итоге находит. Думаю, что меня выдала энергия, —На разговор.
— Именно сейчас? — немного нервно, хотя и правда, мы ведь не закончили.
— Да, — медленно кивает, — Именно сейчас.
— Хорошо, — всё-таки сдается Люцифер, он ведь не может перечить отцу.
Убирает зановесу из крыла, и перед глазами открывается полный обзор происходящей картины. Не успеваю слезть с Демона, как он сам подхватывает меня и бережно ставит на ноги около себя, мало ли, вдруг упаду от неожиданности. Показывает жест головой, и мы поспешно выдвигаемся к расщелине в Ад.
Люцифер, прежде расслабленный, превратился в напряжённого, каждый мускул — сталь, лицо серьёзное, значит он уже представляет тему разговора, а она видимо не из приятных. Мы с Вивиан идём позади, а я от чего-то начинаю вся дрожать, и бледнею, как фарфоровая неживая кукла. На мое удивление заметив это, девушка, идущая рядом, аккуратно взяла мою ладонь в свою, а дальше все словно в тумане. Я снова увидела картину чужой жизни.
****
Перед глазами высокая, необычайно красивая женщина. Черные, очень длинные волосы струятся по ее телу аккуратными витиеватыми кудрями, кожа ее словно фарфор, только не бледно-мертвый, а с алым румянцем, что придает игривости. Улыбка ее безупречна, губы пухлые, а за счёт розового оттенка смотрятся по-настоящему живыми. Глаза необычного цвета — они смешали в себе проблески ярко-коричневого, рыжего и в самую малость изумрудного цвета. Фигуру ее можно назвать идеальной, как и саму женщину. Приглянувшись, я замечаю округлившийся живот, что наталкивает на мысль о беременности. Чуть правее я замечаю знакомое лицо мужчины, а постепенно понимая, кто же это, я удивляюсь. Ведь рядом стоит не кто иной, как Сатана, только моложе и что ли умиротвореннее. На его лице нет морщин от вековой усталости, взгляд мягкий и теплый, а губы, привычно сжатые от недовольства, нежно улыбаются. Рядом с ней он выглядит очень счастливым, будто его жизнь без неё ничто. Женщина рядом снова улыбается, так тепло и так по-матерински. Это явно желанный ребенок.
— Будет мальчик, — неожиданно ласково воскликает Демоница.
— Уверена? — мужской голос с ноткой насмешки, но по прежнему счастливый.
Сейчас, после всего голос Сатаны звучит иначе. Не такой звонкий и счастливый.
Неужели это Ева…
— Да, — поглаживает живот женщина, а затем и мужчина накрывает ладонями ее руки, повторяя те же движения.
Они выглядят такими счастливыми вместе, словно были всю жизнь созданы друг для друга. Но я не увидела их печатей, сколько бы не вглядывалась. Люцифер ведь говорил, что печати завершения связи появляются именно на запястьях, нигде больше. Но их руки были чисты, и кажется, что там никогда ничего не было.
Неужели кто-то из них не смог сказать…
****
Вики.
Очнись, Вики.
Резко открываю глаза и чувствую теплые прикосновения Люцифера, он снова несёт меня на руках, взгляд его встревожен, волосы снова растрепаны, а Вивианы уже рядом нет.
— Что случилось? — голос Люцифера словно дрожит, а сам он выпытывающе смотрит на меня.
Только вот как сказать, что после завершения связи я снова вижу прошлое, тем более прошлое его родителей? Но больше всего меня удивляет факт того, что всё это произошло после того, как до меня докоснулась Вивиана.
