Undividable

Тара, 25 декабря Могилорожденный с цилиндром вместо головы скомандовал идти прямо и не оборачиваться. Тара шагнула в сверкающий зеленым портал, и по коже пробежал электрический разряд. Тело сделалось тяжелым и неуправляемым, и теперь ей будто бы приходилось продираться сквозь толстый слой желе. К счастью, долго это не продлилось. Тара ступила на асфальт, на знакомые и тихие улицы, а портал за спиной с треском закрылся. Она глубоко вдохнула: пахло зимней свежестью, сыростью и бензином. Как же давно она не чувствовала запаха бензина! Чтобы узнать место, где она находилась, много времени не понадобилось. Мимо этих зданий и деревьев Тара проходила сотни раз. Даже некоторые машины выглядели знакомыми. Она примерно в десяти минутах ходьбы от бабушкиного дома. Именно отсюда Тара вышла полгода назад, сжимая в руках сумку и подарочный пакет. По дороге ей встретилась только молодая пара, спешившая куда-то с бутылкой вина в руках, и чтобы не понять причину, нужно быть слепым. Окна одноэтажных домов украшали светящиеся гирлянды, на дверях висели венки из омелы и остролиста, а в некоторых дворах стояли фигуры Санта Клауса. Неужели, скоро Рождество? Тара поправила лямку, стряхнула с волос пушистые снежные хлопья и тронулась с места. Она думала о матери и о бабушке, которые расплачутся от одного её вида, о Гвен, которая плакать не станет, но вот покричать ей точно захочется. Тара представляла их реакцию, но только для того, чтобы не вспоминать лицо могилорожденного, которого она оставила в Эсперии. После поцелуя Сайлас дернулся, словно хотел сделать что-то, но Тара решила, что не стоит позволить ему довершить начатое. Так она может утешать себя мыслью, что он хотел поцеловать её или сделать нечто не менее приятное. Это оказало обратный эффект — Тару мучило любопытство. Чего же он хотел на самом деле? Она уже никогда не узнает. Дома горел свет. Уже давно стемнело, но, кажется, спать еще рано. Скорее всего, мама с бабушкой сидят в гостиной друг напротив друга и ведут неспешную беседу. После развода мама вернулась в семейное гнездо, куда по выходным приезжала Тара с сестрой, если их отпускал отец. С этим местом было связано так много положительных воспоминаний. Она набралась и постучала в дверь. — Да? Кто там? — донесся до неё негромкий, но знакомый голос. Сердце Тары сжалось. Дверь открылась и на пороге возникла мать. В одной руке она держала тарелку с индейкой, а другой тут же принялась теребить край полотенца, обернутого вокруг головы. Эти полгода изменили её до неузнаваемости. Нос и скулы заострились, а глаза ввалились внутрь черепа. Запястья стали такими тонкими, что Тара могла бы без проблем обхватить их пальцами, и еще осталось бы место. Вся она похудела, уменьшилась. Мать непонимающе посмотрела на Тару, а потом ее глаза расширились и наполнились слезами. — Тара? — пробормотала мама и тут же отставила тарелку в сторону, чтобы обнять её. Она так похудела, буквально кожа да кости. Даже сквозь одежду Тара чувствовала, как мать всхлипывает. Раньше от неё пахло яблоками и корицей, но теперь к ним примешивался едкий больничный запах. Тара разжала объятья, чтобы внимательнее рассмотреть её. Первое, что она заметила — на голове было не полотенце, а узорный платок. Он слегка сбился набок и из-под него показался висок, напрочь лишенный волос. Теперь все пазлы встали на место. В носу закололо, а на глаза против воли навернулись слезы. — Джули, кто там? — раздался голос бабушки, всё такой же скрипящий и недовольный. — Тара, — прорыдала она настолько громко, насколько ей позволяли силы. — Тара вернулась. Вскоре на пороге появилась бабушка. А вот она совсем не изменилась: всё такая же маленькая, кругленькая и седая. Стоило ей увидеть Тару, как она принялась похлопывать себя по щекам — не снится ли ей это? А убедившись в реальности происходящего, тут же притянула её к себе. — Наконец-то ты вернулась! Мы столько этого ждали! — восклицала бабушка, расцеловывая её в обе щеки. — Но где же Гвендолин? Послышались чьи-то негромкие шаги, и в прихожей появился ещё один человек. Тара заметила его лишь краем глаза. Всё внимание обратилось на бабушку. — А что с Гвен? — Несколько недель назад Гвен пропала, — сообщила мать, закрывая дверь. — Мы надеялись, что ты сбежала от отца и нашла безопасное местечко где нибудь в Испании, а потом забрала сестру… Договорить она не смогла — закрыла лицо руками. Её плечи мелко затряслись, и незнакомец ласково приобнял мать. А саму Тару бросило в холод. Гвен пропала несколько недель назад? Как же так? Что с ней случилось? — Хорошо, хоть ты жива, — сказала бабушка и взяла её за руку. — Ну-ка, дай мне посмотреть на тебя. Она расстегнула пуговицы и сняла с неё пальто. Тара почувствовала себя куклой, с которой могут делать всё, что угодно, а она ни на что не в состоянии повлиять. Мысли, пульсировавшие в голове, касались сугубо Гвен. Что сказали детективы? Как далеко продвинулось расследование? Есть ли зацепки? — Какой наряд на тебе, — не без восхищения подметила она, расправляя вышитый Шемирой воротничок. — Ты у меня красавица, но как же ты исхудала… Мать тем временем успокоилась и принялась вытирать слезы рукавом рубашки. Мужчина убрал руку с плеч, но лишь для того, чтобы вытащить из нагрудного кармана носовой платок и протянуть ей. — Всё в порядке, Джулия, — пробормотал он у матери над ухом. Незнакомец был коренастым, с пышными рыжими усами, растрепанной шевелюрой и пивным животом. Лицо у него неказистое, во внешности сквозила неопрятность, но на мать он глядел с неподдельной нежностью и сочувствием. Её усадили за стол, накрытый в гостиной, и поставили перед ней тарелку с надписью «Happy Christmas!» и танцующими эльфами. Чего там только не было: индейка, запеченная с яблоками, сосиски, картофель, узорные имбирные печенья, пудинг… Но как она могла думать о еде, когда Гвен влипла в очередную передрягу? Жива ли она сейчас? Скорее бы празднование закончилось, и она смогла расспросить мать или бабушку обо всем. — Это чудо, Рождественское чудо, — бормотала себе под нос бабушка, нагружая тарелку Тары всем и сразу. — Нужно представить вас друг другу, — сказала мать, присаживаясь на место. Двигалась она так, словно до этого весь день работала и неимоверно устала. — Тара, это доктор Джоэл О’Брайен. Джоэл, это моя дочь, Тара. — Очень много слышал о вас, — Джоэл протянул ей широкую ладонь, и они обменялись рукопожатиями. — Надеюсь, только хорошее. — Ещё бы. Джулия говорила, вы собираетесь стать нейрохирургом. Тара лишь улыбнулась и кивнула в ответ. Что ещё она могла сказать человеку, который многое знает о ней, но о котором она ничего не знает? Оставшуюся часть вечера они разговаривали обо всём, что только можно, кроме того, что действительно хотелось обсудить. Бабушке не терпелось узнать, что происходило с Тарой последние полгода, а сама она сгорала от нетерпения: скорее бы доктор О’Брайен ушел и она могла бы спросить о Гвен. Матери тоже было интересно, но судя по измученному и утомленному лицу, ей хотелось прилечь. Наконец, Джоэл решил откланяться, сославшись на позднее время. Переубеждать его никто не стал. Как только за ним закрылась дверь, мать и бабушка одновременно выпалили: — Где ты была всё это время? Тара глубоко вздохнула. Эту легенду она продумывала последние несколько часов. Можно было придумать и лучше, но легенда нравилась ей тем, что у родных будет какое-никакое представление о том, чем занималась Тара эти полгода. А уж она постарается рассказать историю так, чтобы ей поверили. Сайлас, 72-й день зимы С личной катастрофой по имени Аделаида Рихтер, или же просто Ида, Сайлас познакомился через сорок семь дней после ухода Тары. К тому моменту зима уже начала сбавлять обороты. Снег ещё не растаял, и до весны было далеко, но уже можно было выйти на долгую прогулку без страха окоченеть и простоять так до оттепели. Тогда в Растпорте разгорелась целая эпидемия «Свечения». Поначалу заразившихся регистрировали и считали, но когда их число перевалило за тысячу в день, то подсчеты попросту забросили. Ниру ездил туда несколько раз, видимо, жить становилось скучно. И одна из таких поездок стала причиной появления «занозы в заднице». — Смертные! — воскликнул Ниру с таким энтузиазмом, которого Сайлас ещё не замечал у него. — Для них «Свечение» это просто кишечная инфекция, а не смертельное заболевание! — И что ты предлагаешь? Найти быстрый способ ожить? — Я предлагаю нанять парочку смертных для работы с больными. Уже через несколько дней Ниру презентовал эту идею королю. И сколько бы Сайлас не бросался колкими замечаниями о том, что Торан попросту неспособен на адекватные решения, он тут же дал добро. Король даже отдал им университет «Экс-Мортис» и приказал переоборудовать его под исследовательскую лабораторию с клиникой. — Какая неслыханная щедрость, — хмыкнул Сайлас. — А в чем подвох? — Это альма-матер всех ученых некромантов в Бантусе, — сказал Ниру таким тоном, словно читал лекцию. — А когда его Величество жаловал магов? Как бы то ни было, в распоряжение Сайласа попало несколько просторных лабораторий с самым лучшим оборудованием и теплый кабинет с мебелью красного дерева. Предыдущий его обладатель, некромант с целым ворохом ученых степеней, ретировался из «Экс-Мортиса», даже не перебросившись с Сайласом парой слов. А уже через неделю перед ними оказались первые добровольцы. Их разделили на две группы. Первая, довольно многочисленная, состояла в основном из женщин. Высокие и низкие, толстые и худощавые, молодые и старые — им предстояло ухаживать за больными под руководством Ниру. А вот вторая группа предназначалась для помощи Сайласу с разработкой лекарства и состояла всего лишь из трех человек. Молодой парень со взглядом прохвоста, мужчина в годах и девчонка. Первого звали Рудольфом, но он настоял, чтобы его называли Руди. Он оказался фармакологом, неплохо разбирался в местных травах и имел здоровый энтузиазм. Второй, Морган, работал у Руди ассистентом и личным помощником. А третья… — Аделаида Рихтер, — произнесла она с придыханием и растянула толстые губы в улыбке. — Думаю, вы понимаете, на что я способна, уважаемый начальник. Кожа девчонки напоминала цветом кофейные зерна. Такой темной он никогда не видал. Длинные черные волосы она собирала в два хвоста, что уж точно не подходило для работы в лаборатории. Большие карие глаза вцепились в него и пристально разглядывали. На ней красовался плащ темно-бирюзового цвета с кучей заклепок и ремешков, и Сайласу не потребовалось много времени, чтобы узнать его. Значит, она тоже из Уроборосов. Девчонка тоже всё поняла. Она перебросила через плечо вьющуюся прядь и принялась накручивать её на палец, неумело изображая кокетство. Ну и омерзительно же это выглядело, учитывая, что ей вряд ли исполнилось восемнадцать. Вот нужно же ей было откликнуться на подобную вакансию! К огромному сожалению Сайласа, принадлежность к гильдии Уроборосов делала её в ценным сотрудником. Даже если она ещё учится, негоже такими разбрасываться. Но долго ли он вытерпит, если эта мелочь продолжит бросать на него недвусмысленные взгляды? Первое время в нем теплилась надежда, что это недоразумение с двумя хвостиками себя не оправдает и вернется обратно в Растпорт, читать алхимические труды, но специалистом она оказалась хорошим. Настолько хорошим, что Сайласу пришлось признать её. Только вот для неё, кажется, это стало поводом показать характер. — Вам, узколобым деревенщинам, может быть не понятно с первого раза, но я поясню кое-что, — сказала она фармакологу и его ассистенту, пока они работали в лаборатории, а Сайлас сидел в кабинете. Девчонка не учла, что её прекрасно слышно. — После Сайласа здесь главная я. — Не помню, чтобы он назначал тебя главной, — возмутился он. Его ассистент оказался умнее и промолчал. — Да это и так очевидно, если твой мозг больше кукурузного зерна! Мои знания глубокие, как штольня. А ваши — да ноздри у меня глубже! В подобные перепалки Сайлас решил не вмешиваться. На него и так свалилась целая куча дел, связанных с разработкой лекарства и его тестированием, ему не до дрязг в коллективе. Хочется ей думать, что она важнее других — пускай. Только вот отчеты о проделанной работе он станет спрашивать у Руди. Но главная проблема оказалась совершенно в другом. Кажется, мелочь поставила цель очаровать его, и это стало очевидно всему их тесному коллективу. Она заявлялась на работу с накрашенными губами и подведенными глазами, а ещё душилась так, что запах оставался в лаборатории даже после её ухода. Однажды она вообще пришла с распущенными волосами, из-за чего ему пришлось самолично собрать их в пучок, чтобы они не лезли куда не надо. И если таким способом девчонка собиралась завоевать его сердце, то у неё огромные проблемы. Потому что пока она делает всё, чтобы вывести Сайласа из себя. На работе следует работать, а подобные штучки пускай оставит своим ровесникам. Но мелочь продолжала лезть из кожи вон. При нем она производила впечатление доброй и воспитанной девушки. Она склоняла голову, говорила с томным придыханием и всегда обращалась к нему исключительно «господин начальник» или «уважаемый». Смысла в этом было не больше, чем в макияже и духах. Сайлас знал, какая она на самом деле. В один из дней, когда его часть работы закончилась, Сайласу взбрело в голову спуститься в палату для пациентов из контрольной группы. Он ведь тратил уйму времени на составление рецептов и эксперименты с собственными растворами, но ещё ни разу не видел использование собственных наработок. Пора бы и глянуть на результаты своих трудов. Пришлось нарядиться в длиннополый плащ и надеть маску в форме птичьего клюва. В таком наряде он походил на любого работающего с зараженными. И как же хорошо, что маска полностью скрывала лицо, потому что в палате оказалась мелочь. Узнать её было проще простого — только она обладала настолько маленьким ростом, что едва доходила Сайласу до плеча. И только в ней было столько дерьма. — Если ты не дашь мне свою потаскушечью руку прямо сейчас, я вколю тебе иглу прямо в глаз! Она нависла над сидящей на кушетке могилорожденной девочкой и тыкала той в лицо наполненным мутной жидкостью шприцом. Та зажмурилась от страха и протянула ей ладошку, покрытую синеватыми пятнами. Мелочь вцепилась в запястье, дернула так, словно захотела оторвать руку, и принялась обкалывать кожу вокруг пятен. — Теперь твоя очередь, тупой ты кусок мертвечины! — прошипела она, подходя к следующему пациенту. От подобного обращения Сайлас сжал руки в кулаки. Как было бы здорово схватить её в охапку и вышвырнуть вон за такие слова. Раз могилорожденные всего лишь тупые куски мертвечины, почему бы ей не перестать пялиться на него каждый раз, когда они оказываются в одном помещении? Оставалась надежда, что старик, будучи оскорбленным, хорошенько отхлещет мелочь по щекам, но он ничего говорить не стал. Ещё бы, ради выздоровления и не такое вытерпеть можно. К сожалению, девчонка заметила его, когда переходила к следующему пациенту. Глаза за красными стеклами глянули на Сайласа с презрением. Она открыла рот, да так, что маску слегка перекосило, и заговорила без притворного кокетства и придыхания: — А ты чего стоишь? Забыл как работать? Или наверху меня не слышно? Сайлас показал ей средний палец и покинул комнату. Вслед доносились крики: «Да ты вообще знаешь кто я такая?» и «Ну всё, прощайся с работой, каланча, я тебя запомнила!». Такие угрозы ничего, кроме смеха, вызвать не могли. Но и смешно не было. От мысли, что Сайласу придется работать над лекарством рука об руку с этим недоразумением, он начинал чувствовать усталость. Эх, если бы Тара никуда не уходила, они бы и вдвоем справились. ??? Всё катилось к чертям. Дни напролет она тащилась по нескончаемой пустоши, серый пепел под ногами мешался со снегом, и на километры вокруг не было ничерта, кроме серости. А может и часа не прошло. Она точно не знает. Ещё недавно у неё были обычные человеческие руки. Теперь они увеличились в размерах, а кожа стала неровной и серой, как асфальт. Пальцы удлинились и побагровели. Они сделались точно такими же, как у твари, поймавшей её. Она до сих пор слышала его голос. Он говорил, что сейчас будет весело, что они оба оторвутся. Такого она еще не видела. Ха-ха. Как же оглушительно он смеялся, как громко говорил. — запомни моё имя, я золрат, — зашептал он в левое ухо. По коже поползли мурашки. — золрат, тарлоз , золрат, золрат, золрат, инмопаз , ЗОЛРАТ! Эти руки у неё не просто так. Каждое прикосновение превращает предмет в кучку серого пепла. Живых тоже, вся разница в том, что они верещат, как свиньи. Ха-ха-ха. Как же смешно смотреть на это. это — дар свыше, дар от золрата. дусос йыньлаеди ыт, ланз я . она прекрасно подходит для этой роли! как же будет весело сравнять этот мир с землей дать простор для нового мира она станет прекрасным орудием в его руках ха-ха-ха ястиварноп ебет так хорошо и так плохо кожа горит распирает изнутри вот-вот разорвет но это будет превосходно она превратится в волну эйфории и разрушения она станет энтропией а-ха-ха-ха-ха огонмен ипретоп тем чем ей предназначено стать он пришел всё испортить с ним надо разобраться волатроп гам, яслунклотс оннеми меч с ьшеаминоп ен ыт ясьтяоб янем тиотс ен ебет суртро яслунсок ябет зар ьшеамуд почему так больно кожа плавится господи мои джинсы превращаются в пепел а он смеется и смеется прямо у меня в голове мне больше не весело мне страшно пожалуйста хватит смеяться я ничего не слышу меня пугает этот мужчина всё такое зеле…