Undividable

Дорогой С. Сегодня я видела тебя во сне. Ты касался моего лица, а я целовала твои пальцы. Это была самая настоящая идиллия, и я расплакалась, когда проснулась. В последнее время я слишком уж много плачу, как думаешь? Сайлас, 18-й день весны Уважаемый Сайлас, Не стану представляться, только скажу, что я одна из Ваших пациенток. Ваш профессионализм и стремление найти лекарство глубоко меня впечатлили. Теперь мне захотелось получше узнать такого прекрасного могилорожденного как Вы. Я зарезервировала столик в «Наперстянке», пожалуйста, приходите сегодня вечером и составьте мне компанию. Очень жду Вас Послание осталось без подписи, но нужно быть совсем уж тупым, чтобы не понять от кого оно. Мелочь старалась изменить почерк, но Сайлас слишком часто видел эти маленькие, округлые буковки. И как она умудрилась проскользнуть в кабинет и спрятать письмо среди документов, учитывая, что он сидит здесь почти безвылазно? Сайлас скомкал бумагу и зашвырнул в урну, там ей самое место. Внутри кипело раздражение и какое-то другое, очень гадкое чувство, названия которому он не знал. Однажды Тара рассказала, что в её мире некотрые мужчины смотят на женщин так, словно раздевают их у себя в фантазиях. Ей после таких взглядов всегда хотелось вымыться. Такое же желание возникло после прочтения этой чертовой записки, даже написанной с придыханием. Только вот когда он в последний раз позволял себе подобную роскошь? Шла шестая неделя, а результата они так и не достигли. Чего они только не делали, но заболеваемость продолжала расти, а могилорожденные — умирать. Даже введение строгого карантина для заболевших и закрытие города не смогло повлиять на эпидемию. На прошлой неделе к группе разработки лекарства присоединилась алхимичка: старуха, чудом держащаяся на ногах, но дело своё знающая. Ещё пару недель назад он избавился бы от Иды сразу после появления новых людей. Теперь работы навалилось столько, что выставить её из лаборатории было всё равно, что выстрелить себе в ногу. После инцидента с запиской она напустила на себя равнодушное выражение, и около недели бросала в его сторону холодные взгляды. Она не строила глазки, не задавала дурацких вопросов и перестала выглядеть, словно уличная девка. И если она думала, что Сайласа такая перемена расстроит, то очень ошиблась. Пока мелочь до него не докапывалась, всё шло так, как и должно было идти. Круглосуточная работа без возможности отдохнуть, но и без саднящего чувства утраты, неотвязно следовавшего за ним. Разговоры с Ниру, приносившие одно только расстройство, ежевечерние встречи с Руди, обсуждения новых и новых вариантов… Приятная, отупляющая рутина, именно то, что ему нужно. А потом Руди заболел «Свечением», и всё пошло прахом. Исследовательская работа, хромающая на обе ноги, остановилась практически полностью, а любые надежды на занятия собственными проектами в свободные минуты умерли в муках. Именно Руди штудировал книги о растениях из разных регионов, высившиеся в углу лаборатории, словно башня, отсеивал лишнее, приводил полученные данные в порядок и подавал их Сайласу, чтобы тот мог поработать над формулой. Именно он следил за работой остальных, да и вообще служил ему правой рукой. А теперь всем этим придется заняться ему одному. Долго Сайлас не продержался. Уже через три дня он отыскал Иду и едва не скрипя зубами от раздражения сообщил, что у него есть работа для неё. Большие глаза засверкали от радости, а толстые, словно гусеницы, губы растянулись в надменной улыбке, и Сайлас пожалел, что вообще решил обратиться к ней с подобной просьбой. — Разумеется, уважаемый начальник, — она слегка наклонила голову и захлопала ресницами. — Я сделаю всё, что попросите. Ассистент перетащил в лабораторию стол из комнаты отдыха, за ним Ида и устроилась. Сайлас поставил перед ней целую стопку книг с флорой Империи Носителей Света и попросил выписать названия растений с антисептическими свойствами. К счастью, мелочь уселась за чтение без всяких там взглядов и придыханий. Удивляясь собственной удаче, Сайлас взял недавно начатые «Растения пустыни» и уселся за соседний стол. Но вместо того, чтобы читать, скосил глаза на мелочь. Та наклонилась над книгой, шелестела страницами и изредка скрипела пером. Тёмно-коричневые пальцы гладили обрез, взгляд скользил от строчки к строчке, а кончик пера щекотал нижнюю губу. Выполняет задание? Ну и хорошо. Сайлас потянулся, хрустнул шеей, а затем закинул ноги на угол стола и развалился в кресле. Наконец-то он добился своего, и эта девчонка оставила надежду набиться ему в любовницы. А раз так, значит ему ничто больше не мешает… — Уважаемый начальник, — нарушила тишину Ида. Быстро ей захотелось почесать языком. Будь его воля, Сайлас и сам бы занялся чем-нибудь другим, но это его долг. Он обернулся, в надежде, что у мелочи возник вопрос по делу, а не появилось желание поболтать ни о чем. — Сайлас? Могу я называть вас так? Нижнее веко непроизвольно дернулось. Черт! И с чего он решил, что это недоразумение, наконец, отвязалось от него? У девчонки только прибавилось энтузиазма — даже прожженные Растпортские шлюхи не разговаривают настолько вульгарно. Сайлас ни одному человеку не пожелал бы, чтобы кто-то произнес его имя в такой манере. — Что на этот раз? — Ему стоило немалых усилий проигнорировать вопрос, не изменившись в лице. — Я просто подумала, — мелочь взяла театральную паузу и вытаращилась на него. — Вам не скучно одному? Не одиноко? Кведам её побери, опять эта тема. Последний раз её подняла маленькая некромантка, но сделала это куда тактичнее. Это не выглядело как вторжение в личную жизнь или нарушение границ, она просто поинтересовалась. В конце концов, они провели вместе действительно много времени и научились чувствовать друг друга. А ещё у Тары не было намерения затащить его в постель, а то и чего похуже. — Неужели, ты выполнила всё, о чем я попросил? — Сайлас со скрипом отодвинул кресло и глянул на Иду с неприкрытым раздражением. — Что-то я в этом сомневаюсь. Так что, будь добра, не трать время, на то, что всё равно тебя не касается. — Почему же не касается? Мы с вами в одной лодке! У нас так много общего: мы оба из Уроборосов, я прошла через те же испытания, что и вы. А сейчас мы идем одной дорогой, и среди всех этих идиотов нет никого, кто понимал бы вас больше, чем я! Так почему же вы думаете, что это меня не касается? — Потому что ты суешь нос туда, куда не следует, — желание сдерживать злость исчезло, и голос Сайласа завибрировал от гнева. — Потому что ты лицемерная и злая дрянь, и бесишь меня настолько, что я мечтаю о дне, когда мне больше не придется видеть твоей рожи. Расстояние между ними сократилось за три широких шага. Только зачем он подошел? Бить её было бы чересчур, а у слов куда большая дальность, чем у любого оружия, что можно найти в лаборатории. Сайлас навис над девчонкой, обдав её волной сладковатого запаха, и вложил в голос столько яда, сколько смог: — Так что или закрой свой поганый рот, или проваливай на все четыре стороны. Мелочь отшатнулась и вжала голову в плечи. Стул протяжно заскрипел и чуть не опрокинулся под её весом, а чернильница сорвалась с края стола и покатилась, оставляя за собой след из брызг и пятен. Ноздри расширились от частого дыхания, в уголках глаз, больших и круглых, встали слезы. Может, хоть сейчас до неё, наконец, дойдет? — Ты меня поняла? Она закивала, и волосы, заплетенные в два хвоста, запрыгали вверх-вниз. Сайлас выпрямился и направился к столу, перешагнув черные кляксы на кафельном полу. — Ах да, приберись за собой, — он обернулся. Ида вздрогнула и подняла глаза, такие же испуганные, как и несколько мгновений назад. — В лаборатории всегда должно быть чисто. Остаток дня мелочь просидела, склонившись над книгой и послушно делая выписки. Сайлас больше не слышал её голоса, а через несколько часов и вовсе забыл о её присутствии. Под вечер она заложила книгу шнурком, положила на стол несколько исписанных листов бумаги и дала деру из лаборатории, даже не попрощавшись. Губы под маской сами собой растянулись в улыбке. Ещё рано судить, но если девчонка больше не вернется к своим выходкам, Сайлас сможет доверить ей что-нибудь из ежедневных занятий. Может, снова начнет успевать выпить кофе по утрам и принимать ванну. А пока он станет наблюдать. И если Ида совершит хоть одну ошибку, он не задумываясь вышвырнет её, даже если придется разорваться напополам. Гвен, 28-й день зимы Если Линда думает, что после такой истории Гвен поверит каждому слову и будет следовать за ней и её урноголовым дружком Оденом, ей критически не хватает мозгов. А раз она считает Гвен настолько тупой, то слишком много чести — звать её полным именем. — Давай-ка заново, — прошипела Гвен, едва сдерживаясь от того, чтобы вскочить и хорошенько пнуть что-нибудь. При возможности — саму Линду. — То есть, ты хочешь сказать, что этот твой Оден создал перчатки с порталами внутри? Линда кивнула, почему-то два раза вместо одного. Зря только мышцы напрягала. Какой кретин вообще поведется на такую историю? — И мои руки сейчас находится в другом измерении? Она снова кивнула и напустила на лицо то ли блаженное, то ли попросту идиотское выражение. Глаза слегка выкатились, нижняя губа оттопырилась, как у ребенка, а на щеке появилась ямочка от легкой улыбки. Единственное желание, которое возникло у Гвен, это влепить ей пощечину позвонче. Они ведь не в чертовом цирке, чтобы лыбиться! И ситуация сейчас неподходящая! — А почему бы вам не вернуть мне их? В чем гребаная проблема?! — не сдержавшись, закричала Гвен. Вопреки ожиданиям, лицо Линды нисколько не изменилось. Не появились морщинки между бровями, не задергались ноздри, даже улыбка не увяла. У Гвен без труда выходило читать эмоциональное состояние людей, и девушка в белом платье, сидящая перед ней, не испытывала никаких отрицательных эмоций. Она что, святая? В вопросах выбивания людей из колеи Гвен заслуженно считала себя профи. У неё даже получилось вывести из себя школьного психолога, хоть это и потребовало прорву времени и сил. Посмотрим, кто победит сейчас, Гвен или эта замарашка. — Как я говорила, твои руки и сейчас с тобой. Они попросту находятся в межмировой пустоте, дорогая моя. — Дай угадаю, ты не безмозглая, просто твои мозги плавают в пустоте и не собираются возвращаться. Я права? После этого выпада Линда даже бровью не повела. Она откинулась в кресло, чтобы оттолкнуться и подняться на ноги, но вышло только удариться о торчащую из спинки деревяшку. По позвоночнику зазмеилась боль, а Гвен закусила губу и замычала. — Твои руки дарованы тебе демоном, Повелителем Пустоты, — заявила Линда, хмуря брови. — Если мы отпустим тебя, ты совершишь ужасные деяния. Кто-то называл это имя раньше, а вместе с ним и другое — Золрат. Точно. Так звал его тип с погребальной урной на голове. Стоило вспомнить об этом, как в памяти воскрес голос, шептавший ей на ухо: запомни, я Золрат, Золрат, Золрат… Всего на мгновение Гвен показалось, что она действительно слышит его. Низкий, хрипящий голос, заставляющий кожу на пояснице и предплечьях покрываться мурашками. А ещё звучащий так, словно его хозяин находится совсем близко. Посох, стоящий рядом с креслом Линды коротко вспыхнул. Она не стала медлить и двинулась к Гвен. Пальцы в грязных перчатках светились мягким белым светом, а в глазах читалась уверенность. Линда коснулась висков Гвен, и от шепота, ещё секунду назад такого осязаемого, ничего не осталось. — Его власть над тобой всё ещё велика, моя дорогая, — она наклонилась, и их глаза оказались на одном уровне. — Ты и сама чувствуешь, правда? Сглотнув слюну, сделавшуюся вязкой, как патока, Гвен закивала. С ума сойти, её окружают маги и демоны. Как вообще так получилось? — Но в тебе, как и во мне, есть свет. Все мы дети Дары, — Линда опустила ладони ей на плечи. До Гвен донесся запах давно не чищенных зубов, и она сморщилась. — Мы должны принять это как божественное испытание. Преодолев его, мы станем сильнее и мудрее. — Если ты не заметила, у меня нет рук, — возмутилась она. — Я не смогу ни поесть, ни попить, я даже задницу подтереть не смогу! И как это должно сделать меня сильнее? — Это изменит твоё мышление. Научит тебя смирению. — Круто. Может, сама хочешь попробовать? — Гвен пнула Линду в колено, и та едва устояла на ногах. — Я не хочу учиться смирению! Я хочу вернуться домой! Хочу получить обратно свои руки и увидеть сестру! Я что, так много прошу? Когда Линда отряхнула платье и выпрямилась, в её глазах отражалось только спокойствие и понимание. Гвен заскрипела зубами. Ей не нужно ни того, ни другого. Внутри накопилось столько ярости, что её нужно было куда-то выплеснуть. И если бы Линда дала хоть малюсенький повод, Гвен не стала бы думать и секунды. — Прости нас за то, что удерживаем тебя здесь, — она широко улыбнулась, но её губы слишком напряглись. — Мы не хотим, чтобы ты уничтожила всё, что ты любишь. Но как только мы найдем более надежный способ изолировать тебя от влияния Повелителя Пустоты, обещаю, мы вернем тебя обратно. Желание подраться тут же пропало. Гвен бы ударила Линду за это, но только вздохнула и закинула ногу на ногу. — Сколько времени вам понадобится? — Лучше поговорить об этом с Мастером Оденом. Он разбирается в этом намного лучше меня, — она села на диван, и опустила ладонь на колено Гвен. — Но если такого способа не существует, тебе придется остаться здесь на всю оставшуюся жизнь. — А что произойдет, если я сниму перчатки? — спросила она, дерзко уставившись на Линду. Способов, какими она могла бы осуществить подобное, у Гвен не находилось, но она не оставляла надежду вывести магичку из себя. Да и вообще, из всех возможных материалов эти двое выбрали кожу. Из неё сделали не только перчатки, но и штаны, топ и плащ. И, судя по рунам, изредка вспыхивающим зеленым, всё, что она носила, защищало её от Золрата. — Ничего хорошего, моя дорогая, — она вздохнула так тяжело, будто воздух потяжелел на несколько килограммов. — Повелитель пустоты возьмет над тобой контроль, и ты начнешь делать всё, что он прикажет. Но ты ведь не хочешь этого? Во взгляде Линды появилась тревога, но вместе с тем и нежность. Так матери смотрят на детей, которые делают первые шаги: как бы сладенькое дитятко не шлепнулось на зад и не ударилось. Она коснулась волос, пытаясь убрать несколько прядей за ухо, но Гвен дернула головой и отодвинулась. Такого дерьма ей точно не надо. — Когда Мастер Оден нашел тебя, ты почти распрощалась со своей волей, — Линда убрала руку и вдруг погрустнела. — Пожалуйста, не позволяй Повелителю Пустоты одержать над тобой верх. В воспоминаниях, мутных, словно подернутых пленкой, Гвен стояла в центре площади. Она забралась на постамент, где раньше возвышалась чья-то статуя, расставила руки в разные стороны и любовалась тем, как люди бежали от неё, словно от чумы. Тогда подобная картинка казалась веселой, но теперь Гвен бросило в холод. Она приказала мозгу никогда больше не думать об этом, но тут же вспомнила, как каждый её шаг превращал землю в пепел, а каждое прикосновение обращало людей в прах и развеивало их по ветру. Гвен преследовала всех, кто попадался ей на глаза, хватала за головы, плечи, руки. Они выли и ревели перед смертью, воздух пропитывался смрадом, а руки покрывались чем-то липким и черным, напоминающим деготь… — Ты в порядке, дорогая моя? — Линда взяла её лицо в ладони и принялась гладить по щекам. — Что случилось с тем городом, где меня нашли? — спросила она куда тише, чем ожидала. В горле будто что-то застряло и мешало говорить нормально. Одного её взгляда хватило, чтобы понять — ничего хорошего. — Этот город назывался Куилин. Мастер Оден сообщил, что его больше не существует. Не существует? Но как такое вообще могло произойти? Гвен закусила губу и стиснула челюсти покрепче, но это не помогло ей сдержаться. Она притянула к себе колени, закрыла лицо культями и разрыдалась. Да, Гвен никогда не была хорошей девочкой. Она хулиганка и грубиянка, она не умеет правильно вести себя со старшими и втайне радуется, когда кому-то не везет. Но она не убийца. — Это была не я! Господи, это не я! — перед глазами помутилось, и Гвен задышала часто-часто. Сознание, казалось, готовилось уплыть от неё. — Я бы не… В нескольких метрах впереди затрещали молнии и так ярко полыхнуло зеленым, что было видно даже сквозь зажмуренные веки. Гвен замолкла и приоткрыла глаза. Прямо в воздухе возник овальный портал, напоминающий водоворот. Оттуда вышел урноголовый, лениво махнул огромной двузубой вилкой и портал начал исчезать. — Вы вернулись, Мастер Оден, — Линда вскочила на ноги и расправила рваный и грязный подол. Последний раз Гвен видела Одена чужими глазами, да и в схватке не было особо времени разглядеть его. А теперь у неё появилась такая возможность, и увиденное вызывало кучу вопросов. Он носил на голове странное подобие модерновой погребальной урны с тремя вращающимися глазами, скрывающее голову и шею. Поношенный плащ из темно-серого бархата скрывал левую половину туловища, оставляя правую открытой. Грудь и живот нездорового серого оттенка покрывали шрамы. Единственными нормальными деталями его образа были черные штаны и кожаные сапоги. Когда Гвен увидела его впервые, то пришла в ярость. Вернее Золрат пришел в ярость, и его эмоции передались ей. Теперь Оден вызывал неясную тревогу и желание оказаться подальше отсюда. — Энтропия пришла в сознание. Два из трех глаз уставились на Гвен. Последний, самый нижний, принялся глядеть по сторонам с удвоенной скоростью. Затем он остановился и глянул на Линду. — Присмотри за ней. Его руки двигались дергано и отрывисто. Оден прикрепил светящуюся зеленым вилку к поясу, продолжая буравить Гвен взглядом, а затем повернулся спиной и направился в сторону двери. — Меня зовут Гвен, — произнесла она, собравшись с силами. С тем же успехом Гвен могла бы ничего не говорить. Он даже шага не замедлил. Протяжно заскрипели петли, лязгнул дверной замок, и Оден покинул комнату, не сказав ничего из того, что она ожидала услышать. — Не расстраивайся, — на плечи опустились Линдины руки. — Мастер Оден до сих пор разбирается с последствиями уничтожения Куилина и очень устает. Но он обязательно поговорит с тобой, когда освободится. Ох и ненавидит же её Оден, раз Гвен подкинула ему так много работы. Захочет ли он вообще разговаривать с ней и отвечать на вопросы? — А пока, может, перекусим?