— Если это будет так продолжаться, то я точно коньки отброшу. — икнул блондин, отклеивая пластырь с щеки. — Моё нежное сердечко не выдержит, хых.
— Что ты там бурчишь, Ми-тян? — блондин фыркнул на мамину реплику.
— Удон хочу, — выходит из ванной паренёк. И добавил уже шёпотом: — И гарем, но он мне не светит.
— Будет тебе удон, Ми-тян, — улыбается брюнетка, растрепав итак пушистые волосы сына.
Такемичи по-детски улыбается, на пару мгновений забывая, что он, как бы взрослый, маньяк-убийца и ему надо (очень, так чтобы этот засранец Манджиро Сано был счастлив!) спасать друзей в далёком будущем.
Паренёк даже как-то забыл, что у него есть родители — любящие, заботливые и старающиеся для него. (Аж плакать захотелось… От счастья, да…) И ведь всё покатилось из-за Киёмасы — там уже комплекс неполноценности, чувство вины и полное расстройство психики. И ведь даже не знает, что случилось с родителями… И ведь было всё так красиво, ну почти.
— Папа во сколько придёт? — Мичи хвостиком топает за красивой мамой, одетой в чёрный сарафан и такие же гольфы.
И ведь не скажешь, что ей тридцать три — молодая, энергичная и светится, как солнышко. Со своих тридцати с хвостиком понимает, что привлекло альфу — лёгкость, изящество, какая-то игривость, оставшееся даже после рождения сына. И никакой депрессухи — позитив во всём, главное верить и делать, а не сидеть сложа руки, чтобы всё принесли на блюдечке.
— Ну, — Ёсико садит сынишку за стол, делая губки бантиком, вспоминая, когда же обещал придти ненаглядный. — к часам шести, может позже. Начальница та ещё, простигосподи. Пока перекуси салатиком и чаем с булочкой, как раз сырная, как ты любишь. — женщина легко пархает по кухне, заглядывая в шкафчики, разогревая салат и делая чай.
— М, всё пытается к себе в кровать сманить? — фырчит голубоглазый. Половое воспитание и ознакомление началось в пять лет, а там через год-два поверхностное объяснение откуда и куда всё суётся и берётся.
Папа даже расщедрился на журнальчик с голыми людьми, а мама дала диск с детской программой полового воспитания. Чтобы было легче усвоить. Да и воспринимают они его хоть и маленького щеночка, но уже немного самостоятельного.
— Ага, цветёт и пахнет же. Завидный альфа и шикарный мужчина, мр-р, — женщина довольно вздохнула, запах засахарился и Ёсико поспешила открыть окно, а то бы не только рот слипся.
— У нас всегда такой чувствительный нюх? — Мичи уткнулся в ворот футболки. Всё-таки иногда такое не очень помогает, на физре с кучей потных одноклассников. Особенно после старших — остатки феромонов и просто задохнуться можно.
— Да. Сейчас полегчает, — забота и комфорт с головой затягивает паренька и ненавязчивые сладкие феромоны оседают на кухне при таком чувствительном обонянии младшего Ханагаки. На вкус, как шоколадное моти. Буквально.
Мичи с довольной моськой хрустит огурцами. Пока можно расслабиться и побыть ребенком снова. И попытаться не накосячить.
Снова.
***
Такемичи смотрит на это мягкое существо в нежной кремовой кофточке, что невозмутимо расквасил носы парочке наглых старшегодок — Мацуно Чифую.
Ханагаки сам бы справился с «угнетателями» слабого пола. Он столько дерьма и пиздеца пережил, что обычное вымогательство от старшегодок, — как жужжание шмеля, бьющегося о стекло окна на улицу. Если разозлить и тыкать пальцем — ужалит, смахнуть листочком или чем-нибудь другим в форточку — и можно спокойно спать.
Но к сожалению, эти придурки не шмелики, собирающие нектар и пыльцу, а наглые дети-переростки, возомнившие себя главными на районе.
Только появился внезапный фактор — паренёк с ведомым чувством помогать всем убогим, хилым и слабым, например, блондину, зажатому между тех громил.
В будущем этот парень его правая (или левая? Почему рука? Почему не почка?) рука в якудза. Ками, он видел его во всех вариациях будущего, там где ещё не помер или не убили. Его или кого-нибудь из знакомых-друзей.
Сильный омега.
И вот, как пишут в учебниках — «ласковый, нежный омега», — пинает альфу и подходит к нему.
— Классно отпиздил их, — Такемичи улыбается на растерянную мордашку Чифую. Немного детской наивности, комплимент и получаем смущённого мальчика.
— Э, пасиб? — из кровожадного паренька блондин превращается в стеснительную омежку.
Вот это преображение.
— Ханагаки Такемичи, — и поклон в тридцать градусов, благодарность, ну и смущать этого паренька даже взрослым мужчиной не переставал.
— Мацуно Чифую. — неловко улыбнулся блондин, оглядываясь на побитых альф.
А ведь Мичи вышел только за шоколадкой.
<…>
Оставив переваривать шокированного и ахувшего от жизни Чифира с чаем и конфетами наедине, утопал в комнату в поисках гигиенички — привычки-привычки.
Как оказывается, тут немного раньше основные события произошли, а некоторые даже и не происходили — эффект этот — основание Томана состоялось немного раньше; Шиничиро отделался временной потерей памяти с тошнотой, как и друг (уважительно, пожалуйста!) Баджи-сана отсидел по повинной год. И творится что-то непонятное между ними троими.
Ну это так, чтобы не удивлялся.
Мичи вспомнил что-то смутно такое, где эти трое вместе семью образовали. Или это Ханма Казутору с Чифу увёл или Кейске с Торой? (
Бля…)
Вернувшись на кухню к спокойно попивающему чаёк Чифую, заварил себе тоже.
— Получается ты ментально старше и знаешь пиздец, как много. Даже спойлеры… Нет! Не говори, что в конце было, так не интересно. — цыкнул зеленоглазый.
— Угум. Меня могут порвать на куски. Хоть мне и кажется сейчас, что это всё было реальным сном. — Такемичи почесал макушку.
Его детская непосредственность и шило в заднице тоже никуда не делось. Особенно инвестиции и какие-то даты.
Как и кошмары. Кровь и стеклянные глаза Чифуи.
— Знаешь, мы можем сделать мощный вклад, если ты конечно помнишь, — состроил невинную мордашку Мацуно. (
Ты сомневаешься в моей тупости?)
— Пф, я так и мухлевал пол жизни, правда за это пришлось положить на кон свою задницу и другую часть тела. И парочку попыток убить меня и семью. Почти удачно. — вздыхает Мичи.
<…>
Весь оставшийся вечер какое-то зудящее чувство нашёптывает о подставе века. Даже любимая манга про русалку и человека не так сильно отвлекает.
— Ми-чан, спускайся. У нас сюрприз, — (вы не представляете, как Мичи не любит сюрпризы) зовёт голос отца.
Такемичи успокаивает паранойю и, мазнув гигиеничкой со вкусом и запахом клубники, потопал вниз. И какое же было удивление и ахуй юного Мичи… (Мат перемат)
— Кокосик! — паренёк налетел на Какучо с радостными визгами и повис на шее. Юный опиздюлятор (Мичи ржал до икоты) с малиновыми щёчками самое милое, что есть в детстве Мичи.
— Они у нас на выходные остаются, — хихикнула маман на счастливую мордашку сынишки и неловкое смущение Какучо.
— О? — блондин отлип от красно-белоглазого, заметив ещё одного паренька.
Эти фиолетовые пустоцветы…
— Приветули, я — Ханагаки Такемичи, можешь звать Мичи. — поклонившись, как полагается младшим, блондин полез обниматься и к нему. — Я позабочусь о тебе, — тактильное голодание это не шутки. Так что заобнимает их Мичи до следующих выходных. И постарается сгладить садистские наклонности к минимуму.
Рёбра и вбитые в пальцы гвозди сильно болели.
— Пфы. — хихикнула Ёсико. — Давайте на кухню, поедим, — Мичи со всем детским шолопайством потащил замершего истуканом белокурого паренька на кухню.
