Hitman: Desperation (Безумие)

      47-ой проснулся и обнаружил, что он не в гуделке, а в своей постели. Все-таки Аула не настолько чудовище, каким хочет казаться. Но чудовище. Убежать бы от неё, куда подальше...       Утро было серым и дождливым. Струи дождя стекали по стеклу, искажая пейзаж за окном. Ветер срывал с деревьев листья и уносил прочь. 47-ой позавидовал этим листьям. Он отвернулся от окна и направился к выходу из комнаты.       Надо избавиться от этих браслетов. А для этого нужно получить чуть-чуть больше свободы. Интересно, как это сделать, если тут всем заправляет неадекватный диктатор в юбке. С большими проблемами в личной жизни, судя по всему.       С этими невесёлыми мыслями он дошел до столовой. 47-ой совсем не хотел сюда идти, но по-другому было не пройти. Комната стояла так хитро, что выйти из дома никак не получалось, если не пройти через неё. А лазить по окнам с браслетами он не решался. Если система вырубит его на стенке, проблемы его только увеличатся.       Он аккуратно заглянул в щелку в дверях. Так, Аула на своем месте, стол посередине комнаты, занавески на окнах до пола. Незаметно не пройти, нужен отвлекающий маневр. Чем тут можно пошуметь? Он находился в длинном коридоре с окнами по правой стороне и дверями по левой. Ага, горшки с цветами на подоконнике. Сойдет. Теперь, куда прятаться? Недалеко от двери обнаружилась ниша. Когда дверь открывалась, то она отлично её загораживала. Он удовлетворенно кивнул. Теперь осталось только точно рассчитать бросок. Он встал в нише, поднял руку с горшком и резко кинул его в коридор. Раздался шум.       — Что там такое? — услышал он из столовой голос Аулы. — Мария!       Ну пусть она гуляет где-нибудь, ну пожалуйста...       — Когда нужно, так никого не дозовешься, — проворчала она и встала.       47-ой замер в своей нише. Выровнял дыхание. Ни звука. Аула резко открыла дверь и решительной походкой прошла по коридору.       — Что тут происходит? А, это всего лишь горшок упал.       47-ой этого уже не слышал. Он бесшумно отворил дверь, проскользнул в столовую. Ещё немного и он пройдет незамеченным...       — А куда это вы идете? — внезапно раздался из-за спины раздраженный голос. — Я вас не отпускала. Сядьте на место!       Он замер. Тихо пройти не получилось — пора менять тактику. Кто он там, Стенли Купер?       — Я не хочу есть. Вы меня за это концерт слушать отправите? — спросил он невинно.       — Надо будет, отправлю.       — Вам не идет этот тон, — сказал он как можно спокойнее. — Возможно, вы так разговариваете в Совете директоров, но...       — Плохая попытка — меня это не разозлит.       — Я не собираюсь вас злить, вы и так не мать Тереза. Вот интересно, за что вы так всех не любите? Вас кто-то обидел?       — Было лучше, когда вы молчали, — Аула злилась все больше.       — Да? Молчание — это одно из моих лучших умений. Я в совершенстве умею молчать на шести языках. Так, на чем я остановился? На обиде...       — Вы сейчас доиграетесь, — в голосе, однако, не было уверенности.       — Я не проявляю агрессии, — еле-еле удержался от улыбки — просто прелесть, когда теряется. — Мы просто мило беседуем за завтраком. Что там сегодня, кстати? О! Булочки с маслом. Прекрасно. Так вот, на обиженных, как известно, воду возят и...       — Замолчите!       — А ваша система умеет рот затыкать? Нет? Хм... Недоработка, госпожа председатель.       — Я прикажу, и они доделают,— ну просто обиженный ребенок какой-то.       — Конечно, доделают. И на всех наденут. Будете одна без браслетов ходить немодная.       — Я немодная? Да я вас сейчас...       — Отправите в гуделку? Зачем тогда останавливали, я как раз туда шел.       — Зачем? — было видно, что ей надоело спорить.       — Меня там Бишеп ждет, у нас сегодня навыки побега. Можно подумать, им можно кого-то научить по книге.       — Бишеп сегодня со мной. Занятия переносятся на потом.       — Вот досада, что же я буду делать целый день?       — Я сегодня добрая — у вас выходной. Вы заговорили, это заслуживает поощрения, Стенли, — она сделала ударение на этом имени. — Разрешаю вам стрелять в тире, читать в библиотеке, посетить спортзал, гулять в саду.       — Вы необыкновенно добры, хотя и не можете запомнить, как меня зовут, — спрячь иронию, что ты делаешь! — А могу я, в качестве культурной программы, посетить сегодня Альбертхолл в Лондоне? —остановиться он уже не мог.       — Нет, не можете. Или у вас там задание? Очередной тенор или бас...       — Нет, ну что вы, какое задание? Чисто культурный интерес. Дожил почти до 50 лет, а из всех опер слышал только «Тоску». А так, знаете, иногда хочется чего-нибудь прекрасного.       — Кстати о прекрасном. Почему вчера вы... отключились?       — Леди была не в себе, я не мог воспользоваться её состоянием, — сказал он как можно увереннее.       — Хм... Вы правы. Спасибо, вы вели себя как джентльмен. Я много о вас не знаю, оказывается. Вы мне очень интересны. Мы поговорим обо всем вечером, а сейчас мне пора. Дела фирмы.       — Тогда до вечера. Только одежду с меня не снимайте, там шрамов много.       — Ах, вот оно в чем дело. Хорошо, не буду. Пока не буду.       Она ушла. 47-й перевел дух. Он так много давным-давно не разговаривал, с тех пор как Виктория попросила рассказать про Санкт-Петербург. Виктория. Он надеялся, что у неё все хорошо. Что она не бьёт охранников и не разбрасывается деньгами. И мафия не собирается больше её похищать.       Итак, у него есть целый день «свободы»! Нужно его использовать. Надо чем-то разрезать эти штуки.       Дождь перестал, но солнца не было. 47-ой отправился гулять по поместью. За ним никто не смотрел, охрана была уверена в своей системе. Он прошел по аллее и свернул на боковую дорожку. Дорожка привела его лужайку, обсаженную яблонями. Садовник обнаружился неподалёку. Это был мужчина лет шестидесяти с обветренным лицом. Заметив 47-ого, он перестал возиться с яблоней и поднял голову.       — Доброе утро, мистер Стенли! Хорошая погода.       — Да, неплохая, Тим. Чем занимаетесь?       — Обрезаю яблони. Чем могу служить?       — Ничем. Можно, я помогу?       — О! Конечно. Я не до всех веток дотягиваюсь, а идти за стремянкой так лень.       Когда-то 47-ой пытался жить нормально. Давным-давно на Сицилии он целый год был садовником. Какие у него там были апельсины! И розы. Если бы Диана увидела эти розы, она бы не морочила ему голову всякими наркоторговцами и шпионами. Но она не увидела.       47-ой обрезал верхние ветки, садовник нижние. Они быстро справились со всеми яблонями. Затем собрали инструменты и пошли в мастерскую. В мастерской внимание 47-го привлекли большие ножницы для стрижки кустов. Он взял их в руки.       — Тим, помоги, пожалуйста, — он вставил лезвие между левой рукой и браслетом. — Подержи здесь.       — Вы уверены, сер?       — Абсолютно!       Крак! Браслет остался цел и не вредим, зато ножницы сломались. Ладно. Попробуем что-нибудь посильнее.       — Болгарка есть?       — Есть. Какой диск предпочитаете? Для бетона или для металла?       — Для металла неси, с алмазной крошкой.       — Наденьте очки, сэр, берегите глаза. Сейчас, сначала закрепим её на верстаке.       Искры полетели во все стороны, болгарка исправно пилила. Диск стерся до основания, но чертов браслет даже не нагрелся. Вот упертая железка...       — А что ещё есть?       — Электросварка, сэр. Но я боюсь её использовать, вы можете обжечься.       — Ерунда. Неси.       Руку они все-таки обожгли. Но не сильно. Для 47-го не сильно. Но браслеты остались все такими же светлыми и гладкими, как и были. Полный провал. 47-й посмотрел на Тима. Тот был расстроен.       — Вам к врачу нужно. Позвольте, я вас провожу.       — Не обязательно.       — Обязательно, не расстраивайте старика. И ещё, мистер Стенли, я должен сказать вам кое-что.       — Что?       — Здесь повесили видеокамеру, но кому нужно смотреть за мной?       — Я знаю, Тим. Они не за тобой смотрят, — 47-ой помахал рукой в объектив.       Врач, высокая сухая дама неопределенного возраста, встретила их весьма прохладно.       — Что делали? Сваркой разрезать пытались?... Хм... А взрывать не пробовали? Сразу все проблемы.       Несмотря на острый язык дело она свое знала. Быстро обработала ожог и заклеила его.       — Берегите себя, мистер Стенли, — смягчилась она на прощание.       47-ой кивнул врачу и вышел из её кабинета. Снять не получилось. Он особо и не рассчитывал: если бы это было так просто, то инструменты не оставили бы в зоне доступа. Значит, сам он отсюда не выйдет.       Остается только просить помощи у Агентства, как это ни печально. Печально потому, что он ни разу за свою карьеру не попадался так сильно... И ещё не понятно: кому и зачем все это надо? Странно.       Нужно позвать Агентство, но как? Телефон недоступен, компьютер с интернетом тоже. Он ясно видел эти обозначения на плане. Что остается? Письмо. Самое обыкновенное. Но едва ли он найдет здесь желающих отнести его на почту. Так, отнести — это следующий этап. Сначала написать. Чтобы написать, нужна бумага и что-то пишущее. В мастерской Тима не было ни карандашей, ни маркеров. Где же ещё... Точно. Библиотека! Ему же можно быть в библиотеке.       Приняв решение, 47-й отправился в главное здание. Библиотека встретила его тишиной, рядами книг на полках и запахом пыли. Камеры только на входе и около окон... Хорошо. Где-то здесь должны быть письменные принадлежности. Так, вот и стол. Он обыскал все комнаты, но не нашел ничего, чем можно было бы писать. Ни ручек, ни карандашей, ни фломастеров.. Кто-то унес всё. Наконец, когда он уже решил идти искать в другом месте, он увидел на столе в углу старый паркер. Ручка была воткнута в календарь. Её не заметили, потому что посчитали деталью этой странной конструкции. Возможно, ей много лет никто не пользовался. Хорошо, ручку он нашел. Но она пустая, нужны чернила... А, может, не чернила... В принципе, его устроит любая темная жидкость, в крайнем случае собственная кровь. Но тут может быть проблема: письмо должно пройти по открытым каналам. Обычный человек может испугаться записки, написанной кровью.       47-й вдруг понял, что хочет есть. Кухня не значилась в списке запрещенных зон. Значит, он может туда наведаться. Заодно и посмотрит, что там может ему помочь. Спрятав ручку во внутренний карман, он быстро зашагал по коридорам.       На кухне было полно всякой еды, но что можно налить в ручку? Черничный джем? Нет. 47-й задумчиво рассматривал обстановку, жуя бутерброд. Плита, столы, раковина. Шкафы и полки всякие. Огромный аквариум в углу. И не один. Интересно...       В большом аквариуме плавали здоровые рыбины с тупыми мордами. Наверное, их приготовят сегодня на ужин. Рядом стоял другой аквариум, поменьше. В нем плавали кальмары и прочая морская живность. И как они не передрались? И тут 47-го осенило. Кальмар! Это же живая чернильница. Вот, что ему нужно! Он быстро нашел какую-то железку, похожую на сачок, осторожно выловил одного кальмара, положил в миску. Так, как же теперь чернила из него... 47-ой ударил кулаком по столу. В ушах зашипело, но он устоял. Зато кальмар испугался и выдал ему чернил. Как раз хватило ручку наполнить. Отлично. Так, камера не засняла ручку? Ещё лучше.       — Что это вы тут делаете, сер? — услышал он трубный бас с итальянским акцентом. На кухню завалился повар.       — Кальмара пытаюсь приготовить, — 47-ой был сама невинность.       — И как, получается?       — Что-то не очень...       — Позвольте мне, сэр! Я знаю, как готовить морских тварей. Я очень интересуюсь этой темой, последнее время меня привлекает филиппинская кухня. И знаете, сер? Этот дом никогда не был ничьей тюрьмой! — внезапно закончил работник плиты.       47-ой благополучно ушел из кухни. Хорошо, что люди так стараются не замечать странного. Вот идет их жизнь, спокойно и размеренно. Затем что-то чуть-чуть меняется. Увольняется половина слуг, а охраны становится в пять раз больше. Ну и что? Музыкальную студию переделывают в гуделку. Подумаешь, значит так и надо. В поместье появляется высокий лысый человек, которого не выпускают при помощи спецсредств. Мы делаем своё дело и стараемся не смотреть по сторонам. Все, что угодно, лишь бы сохранить привычный уклад жизни...       Итак, ручка заполнена. Он походкой победителя направился в библиотеку. Там он взял первую попавшуюся книгу, вырвал первый пустой лист, разорвал его на несколько частей и быстро написал пару записок. Записки спрятал в карман, ручку отнес обратно и воткнул в календарь. Прятать что-то лучше всего на виду. Если понадобится, ручка будет на месте.       Ну, и кто отнесет записку? Он решил начать с Марии. Она не особо умная, простая женщина. Возможно, не испугается. К тому же, её легко найти. Каждый день она приносит ему чистую одежду.       Ну что же, на сегодня он сделал все, что мог. Можно идти стрелять. Он должен быть в форме. К тому же, стрельба отлично успокаивает нервы. В тире ему выдали его Сильверболлеры. Он был рад их видеть, хотя их украли вместе с ним. Ничего, мальчики, скоро выберемся.       Интересно, а его не отключит за стрельбу? Он направил пистолет на мишень. Шипения не было. Он аккуратно перевел прицел на одного из охранников, в ушах раздался знакомый свист. Все понятно. Ему была предоставлена возможность стрелять на время по движущимся мишеням. Когда механизм запустили, весь мир для него пропал. Остались только мишени и его пистолеты. Бух-бух-бух. Свободные от дежурства охранники собрались недалеко от огневого рубежа. Они такого ещё не видели. Он стрелял без промаха в огромном темпе. Автомат не успевал за ним...       Наконец, 47-й устал. Тревоги последних дней почти исчезли, оставив маленькое пятнышко в уголке сознания. Ему стало заметно легче. Попросил статическую ростовую мишень и стал просто стрелять по ней, как рука возьмет. Все удивились, зачем он промахивается. Но он их даже не слышал, потом ушел к себе.       Охранники в тире долго рассматривали его мишень. Они не могли понять, что он «нарисовал» — цветок или огонь. Один из них, с чувством юмора, предложил версию:       — Наверное, это эмблема школы, где учат так стрелять, — сказал весельчак. И был недалек от истины.       Остальные с ним согласились — самостоятельно так стрелять не научишься.       На ужин 47-му подали суп с морепродуктами. Он подмигнул кальмару.