Humility is a cover for salvation

Вова не помнит совсем, как оказался здесь, лишь видит, что ноги его поломаны, и сидит он в инвалидной коляске, а выше чуть находится мягкое, симпатичного вида лицо с улыбкой, что ярко светится и горит. Тогда, в этот момент, мелькает чувство спокойствия и уверенность за свою блогерскую жизнь. Он не знает этого парня, но когда слышит от того объяснения, то тешатся все его сомнения. — Я Алексей Губанов, твой фанат. Я тут в глуши живу, один, шёл и тебя увидел. Дай, думает, спасу. И вижу — мой любимый кумир лежит! Нужно было в больницу позвонить, но связь плохая, извини. Вот, давай помогу. Лёша поспешно берет за руку, тянет его немного, а затем подкатывает к столу, указывая на вкусную еду. — У тебя ноги переломаны. Я нашёл тебя в машине, ты в аварию попал. Так беспечно, ты даже фары не включил. — говорит Губанов укоризненно, но так же с какой-то материнской заботой и нежностью смотрит на Братишкина и гладит по волосам. А затем, зачерпнув горячего супа, кормит стримера с ложечки, спокойно улыбаясь. — Я дал тебе новрил, тебе будет больно из-за ног, а это лекарство облегчит твои страдания. Только дышать тяжело будет, но ты ведь выдержишь, да? — Сколько я так лежу, и где мои вещи? — совсем без страха перебивает Семенюк, а затем немного дёргается, когда видит вдруг помрачневшее и злое лицо напротив, которое до этого было милым. Теперь этот Лёша похож на свинью, злую, сморщенную. И Вова спешит успокоить его. — Мне просто нужен кошелёк, там сигареты… — Ох, Вов. — лицо Губанова светлеет и разглаживается, и он вновь подносит ложку к губам своего подопечного, кормя того супом. — Нельзя тебе курить. Давай лучше твой блог обсудим: когда новые части? Мне так понравилось, ты отличный стример. — Правда? — Братишкину нравится эта похвала, он даже забывает о странной метаморфозе, что происходила с фанатом несколько минут назад. Ну, пока он не произносит: — Да я его забросил. — Что? — ложка падает с рук Алексея, брызгая кофту и лицо Семенюка. А затем бледное лицо оборачивается корпусом к нему, и блоггер лицезреет совершенно холодные, опустошённые глаза Губанова. Его руки начинают трястись в кулаках, губы дрожать. А после раздаётся громкий хлопок, и Владимир чувствует на щеке очень ощутимый отпечаток руки. — Как ты смел?! Ради чего?! — замечая, что кумир молчит, долговязый подлетает к нему и грубо хватает за кофту, встряхивая. — Говори, или не получишь дозу лекарства, а это знаешь, как плохо? Приливы убьют тебя, ты подохнешь в агонии. И это действительно пугает, потому что Братишкин резко чувствует ноющее чувство внизу, будто бы врач бьёт по нечувствительным коленям тупым молотком. — Я… я перешёл на игры. Я буду рубиться с другими и… — Эта херня? Этот чёртов бред не достоин твоего времени, Вов! — возмущённо верещит в лицо Алексей, брызгая на парня слюной и яростно глядя куда-то между переносицей. — Никогда не позволю своему любимому стримеру снимать подобную ерунду! На, бери быстро! — и он протягивает пленнику камеру, наводя на лицо. Именно в этот момент Братишкин и понимает, куда же он попал, когда слышит слова о том, что эти блоггерские отрывки, снятые на старую камеру, будут индивидуально для одного Губанова. И пока тот не снимет где-то штук сто — тот его не отпустит. Никогда. Очередная манипуляция, но он снимает. Нужно ведь как-то здесь выжить, да и ноги существенно начинают тянуть, знаменуя новые приливы. И Вова снимает, пока Лёша готовит что-то на кухне и улыбается, ожидая, когда же тот позволит промониторить и отмонтировать ролики. Он снимает, а в голове с каждой секундой перебираются всё новые и новые планы побега.