На правде и воображении строятся любимые детские сказки. На лжи и воображении строятся любимые взрослые истории.
— Знаешь, а ты меня удивила. Я, честно говоря, думала, что ты захочешь вернуться к прежней спокойной жизни, но… подумать только! Старшая дочь Огнева полезла в самые дебри. Послышался тихий смешок. Василиса скользнула взглядом по виду за окном и медленно перевела его на собеседницу. Небо постепенно затягивалось оранжевыми и розоватыми тучами, а небольшой фонарик в карете, горящий не ясно зачем, чем-то напоминал закатное солнце, выглядывающее из-за пушистых облаков. Собрание в РадоСвете затянулось почти что до вечера. Но цирк закончился, и Огнева наконец оказалась свободна. Предоставленная свобода, конечно же, была очень эфемерной. К счастью, Королева Времени — непривычно, что уже бывшая, — была не слишком требовательной в этом вопросе. Но у семьи Огневых всё же есть несколько общих черт, и одна из них — алчность, имеющаяся у каждого члена семьи, просто в разном количестве. Василисе думается, что из всех детей Нортона она получила наибольшую порцию алчности, поданную в красивом фарфоровом блюдце и накрытую салфеткой с красивым рисунком, потому что свободой ей хочется захлебнуться. До слёз, до хрипоты, до всего. Даже до смерти. — Это не дебри. — Девочка усмехнулась уголком губ, качнув головой. Несколько прядок выбилось из хвоста и упало на лоб. — Так, вынужденная мера. Окажись в моём положении вы — и поступили бы абсолютно так же. Елена, сидящая напротив неё в прекрасном дорожном платье из дорогого голубого бархата, рассмеялась. Со стороны могло бы показаться, что они отлично ладят между собой, но Василиса рассмеялась бы точно так же, если бы кто-то даже мельком решился о таком подумать. Конечно же, они с Мортиновой никогда не ладили. И честно говоря, Огнева не была уверена, что сможет заполучить эту женщину на свою сторону. Зная её характер, Елену нужно было действительно покорить. А когда ты — лишь девочка, что должна убить собственного отца, которого эта часовщица — судя по прошлому, — и правда обожает всем своим ледяным сердцем, такая задача кажется и вовсе невыполнимой. — Я сделала это ради семьи. — Василиса сглотнула и отвернулась к окну, закусив губу. Очередная ложь легко сорвалась с её языка, ловко переплетаясь с клубком правды и имитируя его уверенное продолжение. — Ради отца в частности. На самом деле, у меня и не было выбора. Я могла или сдать его, тем самым предав, или наврать с три короба всему РадоСвету, — тут же она добавляет шёпотом так, чтобы собеседница её не услышала: — спасая его шкуру. — А затем возвращается к нормальному тону. Так, словно отцу спасение от неё действительно нужно. Хотя да. Нужно. — Но предателей никто не прощает. Особенно тех, что предали свою семью. А другой у меня… просто нет. «Была когда-то». — Печально подумала Огнева и прикрыла веки. Рыжие ресницы дрогнули. — «Очень давно». Бывшее Время ощущала на себе внимательный и заинтересованный взгляд. Сейчас впервые ей действительно захотелось остаться одной, запершись в собственной спальне, спокойно выдохнуть и перестать ощущать на себе пристальное внимание отцовской пассии. Но вся ситуация явно была против неё. — Это тяжело? — Мортинова задумчиво разгладила юбку, на длинных женственных пальцах блеснула пара серебряных колец. Прощупывала почву на будущее. Умно. — Защищать отца, который фактически тебя бросил. — Не так тяжело, как кажется. — Василиса усмехнулась, разгадав план часовщицы, словно то была лишь какая-та задача по математике из младшей школы. — Особенно когда осознаёшь, что отец, в отличие от матери, хотя бы вернулся. После этой фразы разговор сам собой сошёл на «нет». Но всё-таки Огнева успела заметить, как уголки губ собеседницы едва заметно приподнялись. Девочка заметно расслабилась и вновь отвела взгляд к окну, за которым где-то вдалеке уже были высокие башни Черновода, скрытые от зорких глаз за защитным полем. Живя в Расколотом Замке, Василиса могла лишь грезить о том, чтобы вернуться в семейное имение. К сожалению, покидать Безвременье у неё выходило не так часто, как хотелось бы. То есть практически никогда. Знал бы кто-то, как сильно она завидовала своим брату и сёстрам. Особенно… особенно Николь. Эта девчонка, ради которой старшая сестра пожертвовала своей жизнью, погибла в пожаре в собственной мастерской. Ей почти исполнилось тридцать, а младшая дочь четы Огневых уже оказалась в гробу. Жаль, что слова эти лишь символичные, ведь тело целиком и полностью сгорело в жарком пламени, охватившем в тот день всё здание. Но могильный камень ей возвели, как и положено, с красивым рукописным шрифтом и очень складной эпитафией. Увы, ей, но не Василисе. Василисе и некому было возводить памятники. Для всех она была лишь недосягаемой королевой-святой, которая отказалась от собственной статуи и максимум, что позволила, так это пару витражей в Лазурной Зале. Зато умерла как мученица, и это не может не удручать. Думается бывшей Королеве, что даже если могилу ей и сделали, пусть и пустую, да и не в Безвременье вовсе — последние сто лет там вообще никого, кроме затерянных душ, не было, — цветы никто бы не возложил. Просто потому что Василиса Огнева — это что-то слишком недосягаемое и далёкое. Что-то, чем хочется восхищаться, подобно божеству и идолу — которым она, по факту, и являлась, — но никогда не оплакивать. Как дорогая безделушка, вроде бы и ценная для сердца, но… если так подумать, прожить можно и без неё, даже стараться особо не придётся. И однажды кто-то наконец это осознает, потеряет интерес, а после и саму безделушку. Без всякого сожаления, со всяким «ничего страшного, другая отыщется». — Подъезжаем. — Равнодушно уведомила Елена, поправляя свой роскошный наряд, но Огнева услышала её будто сквозь толщу воды. — Сейчас спадёт защита, и маленькая госпожа, которую все давно ждут, окажется наконец дома. «Нет, Хладокровь…» — Василиса вздохнула, пытаясь не подать виду, что ей хоть сколечко больно. — «Меня уже нигде не ждут, зато мою сестру — да». — Перед глазами всё ещё маячило радостное личико Николь, так восхищённой тем, что сестра ради неё отдала нечто абсолютно бесценное — свою жизнь. — Спасибо. Я никогда этого не забуду. «Я тоже», — подумалось девочке, прикрывшей веки. Да, самые важные ошибки в своей жизни не забывает никто. Даже Время, прожившее тысячу лет. Словно в тумане Огнева пропустила момент, когда карета пронеслась через защитное поле, явив наконец всё величье Черновода. Действительно красивый замок из красного камня, освещённый огнями со всех сторон, поднимался прямо из воды и будто бы врезался шпилями в закатное небо. — Роскошное сооружение, не правда ли? — пропела Мортинова, переводя полный интереса взгляд от окна к девочке. — Я хочу, чтобы ты хорошо разглядела этот замок, милая. Очень дорогой проект, полвека строили. — На этом моменте часовщица как-то странно вздохнула, словно бы в её голосе смешались восхищение и тоска одновременно. — Великий Черновод, лучший дом из всех владений твоего отца. — Резиденция. Не дом. — Машинально, оставаясь лишь в своих мыслях, прошептала Василиса. И лишь потом, когда взгляд Елены исполнился недоумения, наконец поняла, что именно сказала. Неловко прикрыла глаза и сглотнула, качнув головой и поправив выбившуюся вперёд прядку. Впрочем, часовщица, сидящая напротив, быстро совладала с собой. — Разве есть разница? — женщина наклонила голову, едва заметно моргнув. Будто скуку изображает, слушая нелепую детскую болтовню о том, почему небо голубое, а трава зелёная, но Василиса её игру разгадывает быстро и легко. Собеседнице интересно. И она жаждет хлеба и зрелищ. Пусть словесных, пусть не таких красочных, как действия. Всё равно жаждет. И не может насытиться. — Есть. Конечно есть. — Огнева печально улыбается и срывает со своих волос чёрную атласную ленту, наконец распуская тугой хвост. Длинные волосы рассыпаются по её плечам и спине, начиная ещё больше отливать медью при тёплом свете фонаря. — В доме есть домашние. Семья, члены которой любят и ценят друг друга. Согласитесь, в Черноводе такого нет. Елена усмехается. Вероятно, думает, что дочь Лиссы так говорит о себе… и это её главная ошибка. Ведь Василиса имеет ввиду не только себя, но и всех Огневых в целом. — Знаешь, а это самое главное проклятье вашей надменной и алчной семейки! — шипит знакомый голос где-то на задворках сознания. — Вы, Огневы, не способны на любовь! Следом раздаётся громкий хлопок. Бывшему Времени кажется, что ладонь до сих пор горит и краснеет от той пощёчины, но она ни о чём не жалеет. Он заслужил… но оказался прав. Никто из Огневых — точнее, из ныне живущих членов этой семьи, даже Родион Хардиус и Нерейва, — по правде никогда не любил. Это факт, который они все постарались зарыть в самом секретном месте. Но также это правда, пусть горькая и болезненная. Да, Норт никогда не любил Марину Резникову. Возможно, изначально было что-то подобное — было бы действительно странно, если бы такой как Норт не влюбился в такую как Марина, — но когда лучшая ученица Светлочасов просто начала им пользоваться, мальчишка превратился в её верного… пёсика? Лучше слова и не подберёшь, пусть звучит и неприятно. «Как будто падать в Раскол было приятнее», — шепчет разум, и Бывшее Время может лишь согласиться с ним. Потому что это правда. А Дейла… Дейла никогда не любила Марка. Изначально было только слепое обожание вместе с восхищёнными вздохами, которое мигом исчезло после того, как Ляхтич и Мортинова предали их в ночь четырнадцатилетия Василисы. «Нападение Ордена… Похищение Нортона-старшего… Одинокая башня», — опять шепчет. Теперь гораздо тише. — «И вновь неприятно». У Николь с Данилой тоже ничего не вышло. Может, и была бы у них светлая искренняя любовь, да только Время было не на их стороне… От ироничности всей ситуации Огнева едва сдерживает ухмылку, но та уходит сама по себе, когда в голове сама собой возникает следующая пара. Впрочем, всё как в жизни. Так же неожиданно, как снег посреди знойного лета. Её собственные родители. Да уж, история Огнева-старшего и Белой Королевы сложилась трагично, портя не только их судьбы, но и судьбу их единственной дочери. Василисе всегда было интересно, почему же всё сложилось именно так, и сейчас, зная всю историю целиком, она смело может сказать: потому что её родители это её родители. Нортон-старший — горделивый и очень харизматичный мужчина, что красив собой, но уродлив тем, что у него внутри. Спрятанное за мышцами, костями и органами, да так, что ни один патологоанатом не докопается… ну или не дорежется. Ужасный отец, а муж — и того хуже, но, тем не менее… многие эфларские женщины его обожают. А ещё его деньги, замки и рудники. Или только его деньги, замки и рудники. Лисса — удивительно, но тоже горделивая женщина, не обделённая харизмой и красотой.***
Когда Елена увидела Василису впервые, та была ещё совсем младенцем, замотанным в тёплую ткань маленького одеяльца. Лисса, сбежавшая из Змиулана вместе с малышкой, спрятала её ото всех. Возможно, для того, чтобы предотвратить ТОТ САМЫЙ МОМЕНТ? Мортинова не знала, тогда при каждом взгляде на рыжеволосую пассию Нортона она лишь кривила губы. И, тем не менее, напросилась пойти вместе с Огневым, чтобы помочь отобрать ребёнка у нерадивой матери и оставить на Остале. Думала, что так сможет сблизиться с ним… возможно, у неё вышло. Совсем немного. Ценой шрама — длинной белой полосы от крыла этой феи, разместившейся чуть ниже левой ключицы, — которого она так ненавидела. Но, в любом случае, сейчас дочь Нортона и Белой Королевы сидела прямо перед ней, с задумчивым лицом глядя в окно кареты, за которым раскинулась палитра из самых разных цветов, какие только можно увидеть на закате. Повзрослевшая, ставшая ещё более красивой и… продолжающая всем мешать одним своим существованием. Будь воля Елены, она уже давно зачасовала бы девчонку. Нет ведь ничего сложного, чтобы прочертить перед всеобщей помехой огненный крест, верно? Всего пара быстрых и решительных взмахов стрелой, оба наискось — не проблема для кого-то вроде Мортиновой. Вон, половина статуй в Зале Печальных Камней стоит там только благодаря её сноровке в подобных делах. И всё-таки… Женщина прищурилась, поджала губы и снова глянула на Василису из-под густых светлых ресниц. И всё-таки девчонка была очень сильно похожа на свою мать… Абсолютная копия, куда ни глянь. Было ли в ней хоть что-то от известного отца, которого директриса Светлочаса так обожала? Разве что не менее известная фамилия. Вот только Василиса Огнева свою фамилию скорее порочила. Она и родилась просто пятном на почти безупречной родословной, которое хотелось стереть и забыть навеки. И Елена бы так и сделала, если бы не обещание, данное отцу этой девчонки. В ночь после посвящения, когда все дети и немногочисленные слуги уже уснули, Елена и Нортон вновь оказались в гостиной, но в этот раз наедине. Нортон сам постучал в дверь гостевой спальни и позвал её. Мол, приходи на беседу без лишних ушей. Ведь Маркусу и Мандигору незачем знать о наших личных делах. И Елена пришла. Как истинная леди сменила наряд на лучшее из своих платьев, а затем покорно вошла в гостиную, в которой ещё пару часов назад проводилось часовое посвящение. Разговор начался вполне безобидно. За парой бокалов с редким ледяным вином, коллеги — впрочем, не только коллеги, — обсудили дела РадоСвета, последние новости Эфлары и, конечно же, долгожданное возвращение Нортона на планету-двойник. Но Мортинова прекрасно знала, что это лишь начало. И наконец она сама решилась задать интересующий её вопрос. — Норт, скажи… что ты решил делать с фейрой и наследством? Её «неожиданная» высшая степень… — Елена с выдохом отряхнула юбку своего платья из бордового бархата. — Очень мешает твоим планам, разве нет? Мешает… нашим планам. Как бы Орден не… — Да, мешает… — мужчина резко прервал её на полуслове и задумчиво качнул головой, разглядывая собственный бокал с алкоголем. Фисташковые глаза полыхнули раздражением, но гостья, в этот момент сделавшая глоток из своего бокала, уже не видела этого. — В любом случае, я хотел бы снова попросить тебя… — Я помню. — Мортинова незамедлительно кивнула, скрыв за бокалом с золотистой жидкостью всё своё недовольство, хотя хозяин дома, несомненно, и так знал, как она ко всему этому относится. — Клянусь, что и пальцем не трону твою старшую дочь, пока ты не позволишь мне этого сделать и убрать нашу главную проблему с пути. Они обсуждали это уже много раз. Настолько много, что тема уже приелась и начала раздражать, заставляя кровь кипеть от недовольства. Стоило только разговору хоть как-то коснуться этой фейры, как Огнев-старший умудрялся элегантно и почти незаметно перевести тему таким образом, чтобы заставить Елену самостоятельно повторить клятву, будто это она этого хочет и именно ей это нужно. И Елена повторяла. Покорно повторяла каждое слово из раза в раз, хотя с каждым последующим звуком, срывающемся с губ, всё больше убеждалась: Норт не позволит. Сколько бы времени не прошло, мужчина скорее сам встанет под стрелу дочери и позволит прочертить огненный крест, потому что… так рассудило Время. И плевать ему на те клятвы и обещания, которые давал он сам. Своей матери, тому лучшему другу зодчему, которого сама блондинка на дух не переносит, и… ей. А Мортинова… даже если иногда она позволяет себе думать о том, что существуют какие-то «мы», часовщица продолжит повторять клятву. Упрямо, как и всегда до этого. Поджав губы в недовольстве, прикрыв глаза и надеясь, что что-то изменится. Что ТОТ САМЫЙ МОМЕНТ никогда не произойдёт — просто так или потому что другое зачасование случится раньше. Её рукой, направленной вперёд, её стрелой, целящейся прямо в сердце, и губами, произносящими заветное часовое имя, которого у фейры пока ещё нет, но которое сама Елена, непременно, однажды узнает. Даже если однажды ей всё-таки удастся соблазнить Нортона на нечто большее, чем просто короткую интрижку с выгодой для них обоих… Даже если однажды, вжимая её тело в тёплую постель, он попросит повторить клятву вместо того, чтобы простонать его имя… Елена это сделает. Просто потому что иначе нельзя. И девочка, сейчас сидящая перед ней, всё ещё значит для своего отца слишком много и слишком мало одновременно. Хотя, конечно, ненавидеть старшую дочь Норта только потому что она есть Мортинова не может. Потому что девчонка так похожа на Лиссу — тоже. И потому что именно Белка её мать. В конце концов, у двойняшек матерью тоже выступает иная женщина, на месте которой Елена, возможно, хотела бы быть, но она ведь не ненавидит их за это. Зато ТОТ САМЫЙ МОМЕНТ — причина достаточно весомая. По крайней мере, женщина склонна так считать. А считать она умеет.***
Из-под толщи чёрной воды, благодаря которой Черновод и стал одной из эфларских достопримечательностей, на неё смотрит лицо. Бледно-зелёный овал в обрамлении коротких чёрных косичек со впалыми щеками, маленьким носом и тонкой полоской губ. В больших серых глазах мерцает заинтересованность. Русалка делает странный, кажущийся приветливым, жест рукой, словно бы подзывая её к себе. Но Василиса не двигается с места, замерев у самого мерцающего синего бортика глубокого бассейна, стоящего на постаменте. Потому что знает: всё это — ненастоящее. Русалочье лицо — ненастоящее. Хвост с изумрудной чешуёй — ненастоящий. И Диана Фрезер, использовавшая бальзам «Чешуйка» и нарушившая целый свод правил, лишь бы проникнуть сюда — тоже ненастоящая. От этого карнавала Василисе хочется смеяться, но она лишь вздыхает, наблюдая за другими русалками, со стайкой которых Фрезер так сильно и упорно пытается слиться. Те выглядят полупрозрачными и печальными, в больших пустых глазищах одна только тоска. Потому что для них этот бассейн, как для Огневой — Расколотый Замок. А для Дианы он — лишь один из путей, ведущих внутрь замка, который никто не станет проверять. Фрезер не знает, каково это — быть пленницей. А ещё она до жути плохая актриса, которой только «Малину» дарить, никак не «Оскар». Поэтому маска, которую фея надела на себя сегодня, легко спадает с её личика и разбивается, словно фарфоровая. Зритель не верит, встаёт со своего места и выходит прочь. Огнева же лишь едва слышно хмыкает. Она знает, что действие бальзама не длится долго. Знает, что маскировка феи может обвалиться, словно штукатурка, уже через полтора часа или около того. А ещё она знает, что план Лазарева, для которого Диана и проникла сегодня в Черновод, безнадёжно провалился. Потому что всё пошло не так, Василиса успешно сыграла жертву, а Драгоций и Лазарев-младший уже не придут. Во-первых, потому что Огнева исполнила роль злодейки, у которой в юбках платья и потайных карманах спрятано несколько десятков масок для мгновенной смены. Во-вторых, потому что «мотылёк», благодаря которому они нашли её в прошлый раз, девочка незаметно нашла и уничтожила ещё во дворе одним ударом каблука, пока Елена поправляла свой наряд, ненадолго оставшись в карете. «Русалка», наконец смирившаяся с тем, что Василисе на неё плевать, недовольно хлопнула хвостом, создавая волны, и нырнула глубже в тёмную воду. Настоящих русалок, пленниц этого бассейна, её действие сильно взбудоражило, заставив переглянуться. Созданный шум быстро привлёк внимание Елены, стоящей в другом конце большого круглого зала. Женщина быстро приблизилась, стуча каблуками, и ухватила Огневу за плечо, больно впившись ногтями в кожу сквозь ткань. — Это русалки. — Произнесла Мортинова тоном экскурсовода, что должен объяснить что-то непонимающему посетителю. — И они плавают в воде, бьющей из источника глубоко под землёй. Именно из-за него замок твоего отца называют Черноводом. И только в подобной часодейной воде можно содержать русалок в неволе. — И откуда он их взял? — задаёт вопрос, потому что не может сдержаться, а ещё потому что тянет время перед нежелательным разговором. Эту историю никто ей никогда не рассказывал — впрочем, она и не спрашивала. Ни сам отец, желая похвастаться этой историей, ни пьяный Миракл, перебравший виски, ни нахмуренная бабушка, возмущённая до нельзя историями о дурости своего единственного сына. Василиса знает, что русалки обитают у некоторых островов, в скрытых от путешественников заливах и, конечно же, в небольшом количестве озёр. И сколько она не представляет, никак не может найти законного способа получения подобных существ в личное пользование. Елена, очевидно, не собирается отвечать на её вопрос. Женщина лишь хмурит брови и в недовольстве поджимает губы, наблюдая за русалками, которые с весёлым хохотом брызгают друг в друга водой. Её рука сжимается на плече Огневой, словно челюсть акулы — на очередной жертве, а затем вдруг резко отпускает. — Глупые эферные создания… — Мортинова фыркает и закатывает глаза, поправляя рукав дорожного платья. Своего, естественно. Её язык едва слышно щёлкает, губы кривятся, а брови едва заметно напрягаются, явно собираясь нахмуриться. За спиной Василисы из ниоткуда появляется Ассил и, стоит ей услышать недовольную фразочку Елены, тут же тихо хихикает. Явно узнала благодаря Эфларусу о том, чем закончилась история директрисы Светлочасов в той, прошлой жизни. Огнева не смотрит на неё, но она уверена: эррантия почувствует её эмоции и замолкнет. Так и происходит. Просто потому что Мортинова, несмотря на всю ненависть Ассил к ней, вовсе не глупая. В прошлом она годами обводила вокруг пальца РадоСвет и Астрагора — а вместе с ним и Орден Непростых, — управляла целой школой и, наконец, выбрала Ключников, которые точно не позволят своим действиям подвергнуть целый мир опасности. А ещё… ещё она вырастила Марка, заменив ему обоих родителей. «Он её не любит.» — Точно знает Бывшее Время, смотря на Елену. Та наконец приходит в себя, а затем вновь берёт Огневу за плечо и начинает медленно вести в сторону той самой комнаты. — «Но уважает. В конце концов, он благодарен ей за всё, что она сделала. Для него и для Микки.» Думая о последней, Василиса даже не вздрагивает. Она видела много смертей, слишком много, так что смертью незнакомой женщины её уже не пронять. Они заворачивают в коридор, но девочка успевает заметить, как в бассейне громко хлопает по воде изумрудный хвост. Бывшее Время ухмыляется. Пожалуй, маскировка Фрезер её смешит. Смешит своей глупостью, примитивностью и простотой. Какая же она… Ненастоящая. Да. Всё-таки да. Василиса не помнит настоящую Диану Фрезер — фея-фрейлина исчезла из её памяти настолько давно, что даже часодейство Ассил не сумело вернуть те воспоминания. Зато она помнит настоящую Диану Лазареву — новую Жемчужную Королеву, трон которой так любезно уступила сама Диара Дэлш. И то, что Огнева помнит, ей совсем не нравится. — Это из-за тебя! — шипит голос в её голове, срываясь то на хрип, то на по никчёмному тихие всхлипы. — Это всё из-за тебя! Жемчужная Королева одёргивает рукав своего бежевого платья, наплевав на длинные чёрные волосы, лезущие в лицо и мешающие видеть собеседницу. Слёзы катятся из её глаз, слегка остужая разгорячённые и покрасневшие щёки. Она зла, она страдает и она хочет справедливости. Которой не будет, потому что Василиса помочь ей уже не в силах. И потому что решение Диана принимала сама. Точнее, не принимала. — Разве? — на лице Бывшего Времени мелькает ухмылка, совмещающая в себе осуждение к чужой глупости и лицемерию, а ещё злость и раздражение. Ответ ясен, как небо в знойный летний день. Нет. Но Диана Лазарева никогда этого не признает. Она слишком упрямая, слишком настырная и слишком… она просто слишком. И этого достаточно. Одним движением Елена распахивает дверь, легко вталкивает туда задумчивую Василису и заходит следом, вновь поправляя рукава и волосы. Огнева быстро моргает, оглядываясь по сторонам и сразу натыкаясь взглядом на высокую фигуру отца. Нортон-старший стоит прямо напротив большого витражного окна, небо за которым уже начинает окрашиваться в тёмно-голубой, скрывая за пушистыми облаками солнце. После собрания в РадоСвете он переоделся в эфларский тёмный костюм, но Огневу это мало волнует. Её волнует зелёное одеяло, зелёные стены, зелёный ковёр, зелёные кресла и… ещё много чего зелёного. Потому что это Зелёная Комната, в которой она прожила больше десяти лет и которую возненавидела всем своим сердцем. И здесь, Эфларус бы кого побрал, всё зелёное. Отец повернулся, смерил вошедших взглядом и вдруг усмехнулся. — Как видишь, девчонка здесь. — Елена тихо цокнула языком, делая от Василисы шаг назад. — В целости и сохранности. — Я поражён, Елена. — Нортон иронично хмыкает, не глядя на неё. Он смотрит только на дочь, и взгляд его… не предвещает ничего хорошего. Потому что его взгляд никогда не предвещает ничего хорошего. — Твоё самообладание достойно уважения. А теперь, пожалуйста, оставь меня наедине с дочерью. Бывшее Время не видит этого, но она уверена: Мортинова недовольно скривилась, когда делала книксен и выходила из комнаты. Девочка наконец шагает вперёд, обходит отца и садится в кресло, глядя только на шахматную доску. Партия уже начата неизвестно кем. Вероятно, самим отцом, пытающимся разогнать собственную скуку в ожидании этого разговора. Мужчина едва заметно хмурится, наконец садится напротив и сжимает ладони в замок, слегка наклоняясь вперёд и глядя на Василису из-под ресниц. — Ну и что это было? — говорит тихим, размеренным стальным тоном. Фисташковые глаза блестят, словно глаза хищника перед прыжком. — А что это было? — Огнева деланно расширяет глаза, словно удивляясь, но на деле просто строя из себя дурочку. Юную наивную дурочку, которая вроде бы ничего не знает. Но это пока. — Там, в РадоСвете… — он поджимает губы, наклоняет голову к плечу и наконец моргает. — Почему ты солгала? Почему не стала говорить правду, защищая невиновного человека? Василиса молчит. Она лишь смотрит на доску, изредка моргает своими длинными ресницами и… сейчас она так похожа на свою мать. Нортон сглатывает. — Я думал, что ты ненавидишь меня. — Он хмыкает, откидываясь на спинку кресла и поправляя воротник, давящий на шею. Невольно цепляет пальцами горячую пульсирующую венку и тут же убирает руку. — И твоё поведение для меня… не ясно. Проходит минута тяжёлой тишины. Василиса наконец цокает языком, прикрывая глаза. — Защищать незнакомцев не в моих правилах. — Бывшее Время наклоняется в шахматным фигурам. Белая сторона перед ней, а значит, эти фигуры сейчас целиком её. Что-то в голове щёлкает. Огнева усмехается, цепляет пальцами белого коня и передвигает его по форме «г», делая ход. — К тому же, ты всё-таки мой отец. И… не думаю, что ты бы позволил мне сказать правду. Так что я просто сыграла на опережение. «Гордиться не прошу. Прошу посмотреть, удивиться и подавиться». — Голос разума тихо смеётся. Отец с любопытством наклоняет голову к плечу. — Так… значит, ты догадалась, что твой побег был подстроен? Похвально. — Он деловито хлопает в ладоши, а затем по диагонали ведёт на другую половину доски чёрного слона. — Марк, этот чудный малец, — на этих словах Василиса закатывает глаза, пользуясь тем, что собеседник на неё не смотрит. — Внушил тебе, что требуется. Ты поверила. И, умница, воспользовалась часолётом, подаренным тебе Эриком. Простодушный сынок Лазарева… — Я знаю. — Резко прерывает его Огнева, передвигая белую пешку. Фигурка добралась до противоположного края доски, а это значит… — Не понимаю, зачем ты пересказываешь события сегодняшнего дня. Я и так всё это видела. И да, разгадать твой хитрый план было несложно. Нортон-старший вскидывает бровь, но вопрос не озвучивает. Василиса и так всё понимает, откидывается назад и вздыхает, желая потянуть время. Уголки её губ вздрагивают в желании потянуться вверх. Затем с уст начинает сама собой срываться более интересная история. — Эрик, глупый Эрик, не смог меня убедить. Он плохой актёр, наивный мальчишка и тот самый младший брат, которому никто никогда не верит. — Она ведёт языком по губам, смачивая сухую кожу. Руки кладёт на подлокотники, правую ногу закидывает на левую. Привычка не Королевы, но Василисы. — А Марк… это я его обманула. — Бывшее Время ухмыляется, представляя реакцию отца на её дальнейшие слова. — Ты бы видел, как забегали его глаза, стоило «чудному мальцу», — девочка тихо фыркает, — подумать, будто ничего у вас не получилось. Будто я не собираюсь убегать. Это… было забавно. Мужчина слегка хмурится, снова поправляет воротник и выдыхает: — В любом случае, благодаря твоей высокой степени я без особых проблем вошёл в РадоСвет, а с помощью твоей лжи легко устранил своего давнего врага — Лазарева. В общем, я тебе благодарен вдвойне. — На этих словах он внезапно хмыкает. — Спасибо, дорогая. — Всегда пожалуйста. — Василиса иронично усмехается и кивает, но внезапно задумывается. Она не помнит, когда отец в последний раз благодарил её до этого, в прошлой жизни. Снова наступает гнетущая тишина, но в этот раз её прерывает сам отец. — А вообще, я рассказывал тебе это не просто так. — Он и сам закидывает ногу на ногу, а затем прикрывает глаза. — Видишь ли, я не намерен делать тебя часовщицей… а вот госпожа Дэлш считает иначе. Сегодня в полночь я вынужден дать праздничный ужин: якобы в честь моего назначения… Конечно, пришлось пригласить весь РадоСвет и некоторых других известных людей. Обычно госпожа Дэлш ни за что не опустилась бы до того, чтобы принять подобное приглашение, но тут… — Отец вновь усмехается. — Представляешь, она согласилась. Причина ясна? — Да… — Василиса вздыхает, покачивая правой ногой в воздухе. Она не ненавидит нынешнюю советницу своей матери, но и не любит тоже. Огнева сглатывает, наклоняется вперёд и делает ход в партии вместо отца. Чёрная ладья отходит на пару клеток назад. — Но разве мы не можем ничего с этим сделать? Где твои любимые варианты вроде «моя старшая дочь заболела», «моя старшая дочь сошла с ума, так как не выдержала смены обстановки. Не выдержала, сломалась, испугалась»? Где это всё? — Что? — Нортон-старший удивлённо вскидывает брови. Он никогда такого не говорил. Да, думал о таком, хотел сказать, но… — То. — Огнева фыркает, закатывает глаза и стучит ногтями по подлокотнику кресла. — Думаешь, я буду нести на ужине чепуху вроде «извините, со мной всё хорошо, просто я не хочу быть часовщицей»? Но что, если я хочу быть часовщицей? Что, если ради этого я готова отказаться от своей прошлой жизни и даже один раз покорно станцевать под твою дудку? Отец удивлённо моргает. Сначала один раз, потом другой. Василиса громко цокает языком, спускает свой гнев с поводка, как ту собаку, о которой всегда предупреждают таблички на заборах, и с резким стуком переставляет белого ферзя, ставя чёрному королю мат. — Я просто хочу жить спокойно и, возможно, наконец счастливо. Если не на Остале, так здесь. — Наконец выдыхает она, горько усмехаясь. Знает, что о настоящих причинах её действий собеседник не догадается. А сама дочь ему ничего не расскажет. — И мне плевать на твои распри с моей матерью, на Часовой Круг и на то, каким образом Норт получит Рубиновый Ключ. Просто позволь самой принимать решения, взять в руки стрелу и, чёрт побери, действовать не по чьей-то указке! Нортону кажется, что его сердце ухает вниз. Так же, как фигурка короля, которую девочка с громким стуком скидывает с шахматной доски секундой позже. Для него время замирает. Остаётся король, валяющийся на полу, дочь, так похожая на свою мать, и осознание. «Она всё знает». — Понимает он, сглатывая мешающую слюну и моргая. Кажется, будто впервые за вечность. «Я всё знаю». — Говорит ему взгляд Василисы и короткая ухмылка, растянувшаяся на её лице. Бывшее Время догадывается, о чём отец думает, и ей становится смешно. Конечно, мужчина думает о том, что она унаследовала дар Лиссы. Увидела будущее, едва переступив порог остальского поместья… а то и раньше. Но, великий Эфларус, он даже не представляет, насколько глубока бездна, в которую дочь только что насильно макнула его лицом. Точнее, столкнула вниз, не позволяя выплыть и вдохнуть. А затем Нортон-старший просто сбегает, скрываясь в звенящем зеркальном переходе. И Василиса тихо смеётся.***
Когда небо за окном окончательно окрашивается в тёмные тона, зеркало звенит снова, будто бы покрываясь инеем. Из перехода выплывает шумная стайка девчонок, от которых у Василисы, сидящей на диване и карандашом рисующей что-то на листе, найденном в этой комнате просто чудом, начинает мгновенно болеть голова. За час, проведённый в полном одиночестве, она успела поесть — к счастью, серебряное блюдо было здесь, как и в прошлой жизни, — переодеться из чёрного платья в ярко-жёлтое с квадратным вырезом на груди и с юбкой солнцем и снова собрать волосы в хвост, правда, в этот раз высокий. Огнева не сразу узнала высокую блондинку в голубом платье, стоящую впереди всего этого сборища, но затем быстро сообразила: Марина Резникова собственной персоной. Ещё четырнадцатилетняя и более высокомерная, чем та, которую Бывшее Время помнила. Сбоку Хрустальной Ключницы переминалась Дейла в похожем красном наряде, с любопытством поглядывая на сестру. А за спиной замерли девочки в совсем уж простых нарядах, но всё равно в платьях. Голубые глаза прищурились, с интересом оглядывая её. — Значит, ты — старшая дочь Огнева? — вопросила Резникова немного жеманным голосом. Её голова с интересом наклонилась к плечу. — Та самая, с высшей степенью? — Может и та самая. — Василиса кивнула, изображая приветливую улыбку. Затем взглянула на Дейлу и кивнула, приветствуя без всяких слов. — А ты… — Я Марина Резникова. — Спохватившись, представилась Хрустальная Ключница. Впрочем, она тут же приняла прежний вид и деловито поправила свои золотые волнистые волосы. — Признаться, я давно хотела с тобой познакомиться. Все уши прожужжали о тебе и твоей степени. А в каком бешенстве наша Елена! — девочка усмехнулась, а затем задумчиво причмокнула губами. — Она тебя не любит… — Она меня плохо знает. — Бывшее Время пожала плечами, поднимаясь с насиженного места и направляясь ближе к стайке девочек. — Поэтому так относится. Но… думаю, это временно. — Возможно… — Маришка хмыкает. — В любом случае, мы здесь не для того, чтобы обсуждать госпожу Мортинову. Нас попросили подготовить тебя к празднику. Нортон Огнев позвал много гостей в честь своего назначения. Василиса не желает идти на этот праздник. Она оглядывается к окну, которое Драгоций и Лазарев сломали в прошлой жизни, когда вломились сюда. Но сейчас так не будет. Никто из них не придёт, никто не оттянет неизбежное. Ей придётся идти в зал и притворяться, отменно играть роль и улыбаться каждому гостю. Огневу это уже достало. Девочка чувствует, как кровь внутри закипает и начинает быстрее бежать по венам. В этот момент зеркало неожиданно снова покрывается чем-то, слишком похожим на зимний иней, и звенит, оповещая о неожиданном госте, которого не должно было быть здесь. Из зеркала неспешно выходит Марк в чёрном мундире с серебряными элементами. Василиса замирает на месте, не зная, что делать. В его компании находиться слишком тяжело, даже если в комнате есть кто-то ещё. — Огнева не идёт на праздник. — Оповещает он с ехидной усмешкой, кивком здороваясь с Хрустальной Ключницей и её спутницами. — Елена сказала передать вам, чтобы вернулись. Личное распоряжение Нортона-старшего. — На этих словах парень кривится. Маришка замирает на месте, странно глядя на него. Затем она медленно кивает, переводя взгляд снова на Василису. — Приятно было познакомиться. — Жеманно и задумчиво говорит девочка, поджав губы. — Думаю, скоро свидимся. Затем ученицы Елены одна за другой исчезают в зеркале. Последней выходит Дейла, нерешительно переминаясь и оглядываясь на Зелёную Комнату и на Марка, замершего у окна. Ну или только на Марка. Василиса тихо хмыкает, когда сестра едва заметно краснеет и быстро юркает в зеркало. Ляхтич, очевидно, намерен потянуть время. Огнева догадывается, что он хочет что-то обсудить, поэтому вскидывает бровь. Златоключник не смотрит на неё первые секунд двадцать. Он медленно садится на диван с зелёной бархатной обивкой, а затем с любопытством замирает и тянется к листу бумаги, лежащему на стеклянном столике. Перед ним эскиз больших могущественных на вид гор, укрытых высокими деревьями с пышной листвой, и замка, замершего меж ними подобно единственной константе. Строение каменное и большое, с высокими острыми шпилями и плющом, увивающим стены. Подопечный Мортиновой насчитывает с десяток башенок, около сотни окошек — это только спереди! — несколько балконов и открытых площадок. Марку нравится то, что он видит. Возможно, он и сам бы хотел себе такой замок… Парень задумчиво хмурит брови, ещё секунду глядя на эскиз. А затем наконец поднимает глаза. И смотрит прямо на Василису.