***
После кратковременного семичасового сна, где то в районе одного литра воды и чего то отдалённо похожего на яйцо МакМаффин, Карл почувствовал себя более бодрым и готовым сразиться со всем миром. Убедив Таббо в том, что с ним всё хорошо, и поблагодарив, он по быстрому ушёл, прежде чем его могли завалить новыми вопросами. Ему удалось наконец прочувствовать время. Это было время президенства Шлатта, ещё до войны между Мэнбургом и Погтопией, и, если верить Таббо, первый фестиваль должен быть через неделю. Карлу нужно было всё обдумать. Для начала он нашёл блокнот и сел под Л'Мэнтри, после чего начал писать. Это была довольно странная ситуация. Все временные отрезки, в которые он попадал раннее, были либо слишком далеко в прошлом, либо слишком далеко в будущем, так что его действия не имели последствий. По сравнению с тем, это было странно. Эти люди всё ещё дышали и были живы в настоящем времени, и его действия в будущую неделю будут отражаться в его времени. Первым вопросом который он задал, было: Должен ли быть уничтожен Мэнбург? Это казалось почти неизбежным. Даже если бы он смог это предотвратить, — даже если бы был способен, — оно бы всё равно произошло. Но так же ему надо предотвратить казнь Таббо, и ему не очень-то и хотелось, чтобы под его ногами взлетела от взрыва земля, пока он пытается это сделать. Он записал в блокнот заметку: «Не дать Мэнбургу быть уничтоженным», а под ней ещё одну: «Не дать Таббо умереть». Дрим. А что делать с Дримом? Перо Карла замерло над последней точкой в его записи, капая чернилами на то место, над которым зависло. Он бросил взгляд на Мэнбург и, что было довольно странно, почувствовал, как его спокойствие медленно разрушалось. Всё вокруг находилось в кратере. Качающиеся деревья, мягкая трава, пологие, спокойные холмы. Но это было нормально. Карлу всегда не нравился Л'Мэнбург. В конце концов он встал на сторону Дрима и Шлатта, потому что первый был его другом, и, возможно, из-за обиды на Томми и Уилбура, которые вообще исключили его из нации. Но честно говоря...Ему не было дела до того, что может случится со столь маленькой страной. Потому что в то время его заботила лишь поддержка своих друзей и развлечения с ними. Он продолжал скорбить по своей ныне потеренной наивности, пока листья дерева, коему в будущем было суждено сгореть до тла, шелестели над ним. Он невероятно скучал по возможности делать только то, на что ему не было плевать, потому что это было весело. Он скучал по собственной слепоте по отношению к жестокости этого мира, к жестокости Дрима. Дрима, который когда-то был его другом. Интересным фактом было то, что он говорил всем, кто был готов его слушать, что он поддерживает Погтопию и считает её действия правильными. Он был лжецом. Просто хотел заставить себя чувствовать себя правильным, в то время как во всём слушался Дрима. Во всём, что было ему угодно, ради этого. Теперь у него был шанс действовать не только словами — теперь у него был шанс использовать действия.* Теперь он понимал больше. Он не посмеет совершить те же ошибки. Он записал: «Помочь Погтопии» и захлопнул блокнот. — Карл! Он сидел на одном металлических стулов, рядом с которыми недавно проснулся. Теперь он смог понять, что они выстроились перед подиумом и сценой впереди, увешенными флагами в честь предстоящего празднования. Он обнаружил, что весь день слоняется призраком по городу, не делая абсолютно ничего полезно, просто наблюдая. Логически размышляя, Карл понимал, что ему есть чем заняться, и пытался вспомнить, что делал в то время перед фестивалем. Основное, что он сумел вспомнить, было то, как он помогал Таббо с украшать дом и околачивался в Рутабагвилле. На сколько же это было бесполезно, подумал он, когда война буквально ошивалась за углом? Как он мог быть настолько слеп? Голос, о котором говорилось ранее, и который вырвал его из размышлений, принадлежал Сапнапу, подбежавшего к нему сзади и сильно хлопнувшего его по плечу. Само это действие вызвало у него эйфорию, он мнгновенно ощутил себя непринуждённо, как будто вновь вспомнил, что имеет тело — тёплое, дышащее и любящее его объятия. Его мужья — он осознал это, почувствовав слегка приятные мурашки. Карл совсем забыл про них! Сапнап улыбнулся ему, смотря сверху-вниз, после сжал в крепких объятиях: — Эй, где ты был? — ...э-э, — Карл потупился, протянув это с глупой манерой, глядя на слабую улыбку мужчины. На самом деле он соскучился по такой улыбки со стороны Сапнапа. К счастью, тот продолжил за него, — Таббо сказал мне, что ты выглядел почти как мёртвый сегодня утром. Сказал мне проверить тебя. Под рёбрами Карла вновь что-то с силой сжалось от мысли о том, что он снова стал причиной беспокойства Сапнапа и, сделав голос беззаботным, наконец ответил: — Ты пришёл! Сапнап нахмурил брови, его голова слегка склонилась в сторону, как у сенбернара. — Что это было? Ты в порядке? Возможно, у Карла всё ещё было головокружение после прыжка во времени, или возможно его муж был слишком милым, потому что он почти сразу забыл заданный ему вопрос, и лишь выдал: — ... Ммммм! В ответ слегка раздражённо рассмеялись. — Ты уверен? Потому что ты просто сидишь тут и смотришь в никуда. Наконец, Карлу удалось собрать слова воедино. — Э-э...Да, хах, я не знаю. Сегодня я ужасно хочу спать. Ты знаешь, как это бывает. Это было лицемерием — потому что даже сам Карл не знал, как это бывает. Сапнапа явно не удовлетворил этот ответ, но он не продолжал настаивать. Выводя круги большим пальцем по лопатке Карла, он просто сказал: — М...Ладно? Тогда береги себя, хорошо? Я просто пришёл повидаться с тобой. Я проверю тебя в следующий раз, когда вернусь. Клянясь Богом, это было безумно приятно. Карлу хотелось вечно чувствовать прикосновения, его глаза грозили вот-вот закрыться и, возможно, он мог бы вздремнуть ещё немного. Он пробормотал. — Ты уходишь? — Мм. Дрим хочет развлечься. Возможно, отправимся в другое царство на день-два. Я думаю, что он что-то задумал. — Ох... — Карл не смог скрыть разочарования в своём голосе, — ... Хорошо. А потом, это было особенно приятно, Сапнап наклонился и чмокнул его в макушку. Карл издал удивлённый смешок, который сам же не заметил. — До скорого, малыш, — Он быстро ушёл, и Карл лишь успел крикнуть ему вслед «пока!», поднося руку к щеке, дабы удержать улыбку. Как же это было прекрасно, подумал он. Быть любимым. Чтобы к тебе прикасались так нежно и с такой заботой. И было до безумия жаль, что Сапнапу пришлось уйти так быстро. Лучше бы он притащил его домой, устроился бы с ним смотреть «Гарри Поттера» и провалился бы в сон на его плече или что-то в этом роде. Но потом, вздрогнув, он внезапно осознал в чём именно заключалась вся прелесть имения двух мужей. Когда один из них был занят, он мог всегда провести время со вторым. Карл вскочил на ноги так быстро, что его голова снова закружилась. Где Квакити? Он бродил по улицам, вглядываясь в переулки и закоулки, и когда он наконец услышал громкий, оживлённый смех в воздухе, он последовал за ним будто пёс за свистом. Белый дом. Голоса доносились из Белого дома. Квакити был громче всех, и, возможно, слышался и голос Фанди, но Карлу не было разницы, потому что мир перед ним ещё не был выстроен правильно, и он не должен был находиться тут. Он не должен был вот так вернуться в прошлое, мир выглядел как сплошная иллюзия. Но это был голос его жениха, и это было самым прекрасным звуком на земле. И это было реально. Одна мысль об этом давала смысл. Он, спотыкаясь, вышел из-за дерева, замечая, как Квакити смеётся и улыбается. С рукой Шлатта, обвившейся вокруг его спины. С рукой Шлатта, расположившейся на его талии. С таким же кольцом на указательном пальце, которое имел и Квакити. С Шлаттом, с определённо не мёртвым мужем Квакити, смотрящего на будущего партнёра Карла с волчьей, жестокой ухмылкой. Карл резко остановился, так и не успев выйти из тени, чувствуя себя так, как если бы его привязали привязали к верёвкой. Он не мог сделать ничего более того, как просто молча смотреть. Просто молча смотря на то, как пара слушает то, о чём говорит сейчас Фанди. Молча смотря на то, как голова Квакити немо ложится на грудь Шлатта. Смотря на то, как Шлатт отталкивает его, как будто бы смахивая какого-то чёртового жука. Видя, как Шлатт затем резко, по собственнически, сжал бедро Квакити, наверняка оставляя после себя синяки. Как взгляд того неуверенно опустился вниз, на руку, его улыбка стала слабее от явной нервозности, а тело слегка напряглось. Лишь слегка. Не достаточно, чтобы Шлатт ощутил его дискомфорт, но Карл знал Квакити, и он прекрасно мог видеть, когда его муж чувствовал себя некомфортно. Пока что не его муж — он вспомнил. Ещё нет. Карл вновь уставился на него. Он не считал себя человеком, способным решать что-то насилием. Он учавствовал в битвах и войнах, конечно же, но не из-за жажды крови или чего-то подобного. Он никогда не пытался причинить вред отдельным людям. Но когда он увидел Квакити рядом со столь отвратительным человеком, о котором он слышал так много ужасных фактов и вещей... Гнев захлестнул его, красный и липкий, собравшийся под грудной клеткой, идящий вниз по рукам, в сжатые пальцы. Неизведанная до ныне ярость скручивала его, заставляя выпрямиться и сжать зубы до скрежета. Заставляя его дыхание скрипеть в его лёгких и в носу, будто дым. Придя в себя, вся усталость и растерянность, все сомнения в том, где он находится и на чём стоят сейчас его ноги, мнгновенно рассеялись. Он собирался убить Шлатта. — Определённо, мистер Президент, — он услышал ответ Фанди. Президент, подумал Карл, тяжело вздохнув. Он был президентом. И хотя ему и очень хотелось выбить этому человеку зубы, Карл не был ослеплён иррациональностью. Он понимал и знал, что нападать на президента любой страны было явно плохой идеей. Ему было необходимо действовать осторожно, чтобы не испортить всю историю окончательно и навсегда. Поэтому, как бы ему и не было больно, Карл заставил себя отвернуться и покинуть сцену. Он постарался заверить себя в том, что исправит это со временем. Карл не был наделён способностью выбирать, когда он вернется, но когда он возвращался в настоящее, это имело смысл и не заставало его более врасплох; он возвращался либо после результата события или окончания истории, завязанного аккуратным маленьким бантиком, либо после его собственной смерти. Более это не было столь внезапным как тогда, когда он впервые совершил путешествие по времени. Он понимал, что ему придётся сделать много всего, для того, чтобы просто уйти. Пока он продолжал пытаться понять смысл своей силы, он внезапно осознал один факт: он путешествовал именно по тем временным линиям, которые было способны показать ему что-то. Что именно, он не знал, но в основном ему всегда доводился повод понаблюдать за чем-то. У него было чёткое чувство, что он пробудет здесь определённо ещё немного времени. Его дом выглядел почти так же, как и в настоящем времени, за исключением присутствия библиотеки, находящейся в дальнем углу. Карлу совершенно ничего так сильно не хотелось, как рухнуть в постель и вздремнуть ещё, но его тело всё ещё было напряженно от гнева, от которого он не был способен избавиться. Квакити никогда не вдавался в подробности того, каковыми были его отношения со Шлаттом, но Карл всё таки знал парочку деталей: 1. Их отношения закончились плохо. 2. Квакити ненавидел Шлатта больше, чем кого-либо другого. И ни одно из этого не сулило ничего хорошего. Воспоминания о грязной руке Шлатта на бедре Квакити, осмелившейся прикоснуться к нему, прокрутились перед глазами Карла, когда он вновь достал перо и блокнот. Карл наконец записал последний пункт в своём списке: «Сберечь Алекса» Сегодня он отдохнёт. Сегодня он выстроит полную картину мира и полностью сориентируется. Сегодня он всё уладит, подготовится и станет ждать.Завтра он изменит мир.