***
Первый и безусловно единственный капитан «Мести» заваривает вечерний чайник чая, когда солнце уже далеко спряталось за горизонт. Команда пребывает в чудесном расположении духа после успешной вылазки за апельсинами, и даже Джим, сперва обеспокоенный и нервный, теперь выглядит весьма довольным. Волшебно спокойный вечерок, и температура опустилась до комфортного уровня: всё так, словно даже само судно, разморенное летним солнцем, теперь баюкало себя в молочно-теплой морской воде. Ароматный, пряный дымящийся чай уже разлит по двум чашкам, как полагается, с добавлением молока и семи ложечек сахара, и Стид ждёт лишь, когда постучат в дверь. Волновался ли Стид Боннет когда-либо перед приходом гостя так, как это происходит сейчас? Определённо нет! Он всегда был готов ко всему со своими навыками пассивной агрессии и арсеналом знаний о каждой вилке в этом мире. Но теперь этого мало: он оказался совершенно беззащитным перед лицом самого страшного пирата всех морей, и вовсе не потому, что тот был опасным человеком. Естественно, Чёрная Борода был таковым, но с первого дня их знакомства Стид Боннет испытывал к нему скорее неподдельный интерес, чем страх. А потом… Потом что-то изменилось, и каждый день Стид с замиранием сердца ждёт всякой секунды наедине с Эдвардом. В дверь осторожно стучат, и Боннет, поправляя в очередной раз буквально каждый предмет на столе, торопливо приглашает пришедшего войти. Ему не нужно оборачиваться, чтобы по звуку шагов различить долгожданного друга. — Стид, — приветственно тянет Чёрная Борода, подходя вплотную к столу и принимая чашку. — Не скучал? — Рад тебя видеть, Эд! Вопрос довольно риторический. — Рито… чего? — Эд хмурится в своей манере, ожидая объяснений, но Стид лишь замирает на секундочку, а затем мягко смеётся. Этот смех… Иногда Эду кажется, что он его выдумал, что выдумал от одиночества всего Стида Боннета со всеми этими книжками, костюмами и грёбанными чулками. — Это слово означает, что отвечать на вопрос не обязательно, так как ответ и так всем известен, — и снова эта тёплая улыбка. Никто никогда не смел улыбаться Эдварду так! Никто никогда и не хотел ему так улыбаться! Стид Боннет вообще плохо вписывается в привычный образ жизни былого Чёрного Бороды, вернее не вписывается вовсе. Он слишком всё: от своих манер и до причёски. Стид Боннет не для моря, он не для пиратства, и, конечно же, не для опасного и грозного Эдварда Тича. — Как дела у команды? Ты же был с ними только что, верно? — чашка Стида уже пуста, и он обновляет в ней чай, повторяя заново все процедуры с молоком и сахаром. — Они… неплохо развлекаются. Ром и пошлые сплетни делают дело! Они откуда-то прознали про Иззи Блевотника. Хреновая история тогда случилась… — Эд весело фыркает, но становится ещё смешнее, когда смеётся Стид — в чашку, полную чая, разбрызгивая его по всему носу и подбородку. — Прости, я немного… — Боннет отставляет чашку и торопливо вытирает лицо салфеткой, виновато улыбаясь. Будто он сделал что-то плохое. Эдвард старается сдерживать смех, но получается плохо, и он поднимает руки в сдающемся жесте, стараясь не смеяться хотя бы во всю силу. И Стид смеётся вместе с ним. Приятно, когда тебя не осуждают, не бьют по лицу за оплошности и несоответствие глупым правилам. И если быть до конца честным с собой, то приятно смеяться вместе с Эдом. Да и вообще делать с ним что угодно. Смех постепенно затихает и сменяется на отдышку, а затем и приятное молчание. — Отличный был чай! — улыбается Эд, и Стид отчего-то краснеет. — Мне нравится когда мы вот так встречаемся! — На самом деле мне… — Боннет запинается, пытаясь найти нужные слова и вдруг осознаёт, что они всегда крутились на языке! Всё оказалось так просто и понятно: и маленькие сердечные приступы и потеющие ладони, когда рядом Эд, и неукротимая ревность и то горячечное желание, которое иногда посещает капитанскую каюту ночью. — Эд, я, кажется, влюблён в тебя. Я не знаю, но никогда и ни с кем не испытывал… чего-то и близко подобного. Стид выглядит смущённым. Наверняка он даже не осознаёт, насколько интимную вещь сейчас сказал, но Тич осознаёт всецело. Сказать, что новость застала пирата врасплох — определённо соврать, но то, что Боннет решился признаться — вот что удивительно! Эдвард замирает, прокручивая в голове услышанное, и не может поверить, что вот этот абсолютно солнечный человек только что сделал такой рискованный шаг. — П-прости, пожалуйста, я не должен был взваливать это на тебя. Забудь, это моя проблема и я с ней разберусь. Извини, Эд… — тараторит Боннет и удивлённо замолкает, когда Эдвард крепко прижимает его к себе. — Это не проблема, балбес. Сказать точно, сколько времени они целуются — сложно. Но время не имеет никакого значения, когда самый грозный пират всех морей вот так восхитительно ласкает твой рот. Конечно, Стид был уверен, что опыта этому разбойнику не занимать, однако, господи боже, где он научился делать все эти вещи своим языком?! Страстно, влажно, горячо и просто запредельно: у Боннета так не было ни разу и ни с кем. В лёгких давно закончился воздух, но оторваться от этих солёных, потресканных и напористых губ будет для Стида равно смерти. — Невозможный, — бормочет в поцелуй Эд и усаживает любовника на стол, попутно сгребая прочь скатерть и эти дурацкие прекрасные чашечки. — Откуда ты такой взялся? — Я думал, ты знаешь, — смеётся Стид, и Эдварду хочется всю жизнь слышать этот смех так близко. Он отстраняется и смотрит так, как на Стида не смотрела даже жена. Тот осекается и замолкает, одной лишь улыбкой показывая, что в порядке. — Стид Боннет, я хочу тебя. И кажется Стид Боннет чувствует это не только эмоционально. Он тянется за поцелуем сам, обхватывает Эдварда ногами и ощутимо ведёт бёдрами, вызывая весьма яркий отклик. Неужели Стид Боннет может быть таким… вызывающим? Эдвард не понимает, он возбужден или в восторге, или всё это вместе, но однозначно теперь он точно знает, что пропал. Ведь это всё только для него, первого и единственного в мире, кому Стид может открыться с такой стороны. Эдвард стонет, чувствуя, как чужая рука гладит его член сквозь штаны, и не может сдержать ещё одного стона, взглянув на раскрасневшегося, растрепанного Стида с зацелованными губами и таким желающим взглядом. — Показать кое-что? — мурлычет Эд, и тянется к Боннету за очередным поцелуем. Между их губами тянется тонкая паутинка слюны, разрывается и собирается влажной каплей на нижней губе Стида. Эд размазывает её большим пальцем, надавливает слегка, и Стид вбирает палец в рот, чувствуя на нем вкус морской воды. Наблюдать за таким Боннетом — одно удовольствие, но ещё лучше — его раздевать. Каждый сантиметр светлой груди, практически нетронутой солнцем из-за закрытых одежд, постепенно оголяющийся живот, вздрагивающий от легких прикосновений в особенно чувствительных местах, твердые горошинки сосков — это всё исключительное лакомство для Эдварда, и он желает получить его всё и сейчас. Оставляя влажные поцелуи на шее и груди, он спускается пальцами к брюкам Стида и ловко расстегивает их, будто тренировался годами. Тот удивлённо охает, но сразу же срывается на жалобный стон, когда чувствует движение языка вокруг левого соска. — Боже, Эдвард, что ты… — Хочу, чтобы ты не сдерживался. — Команда услышит. — Команда давно уже ждёт, когда мы это сделаем. — Кошмар, почему я не знал? — Потому что ты — Стид Боннет! Расслабься и дай мне показать тебе что-то. И Стид даёт. Эдвард надавливает на его плечи, заставляя опуститься на локти, приподнимает его бёдра и спускает штаны до голеней. Стиду кажется, что нельзя покраснеть ещё больше, но когда его член возбужденно дергается и капелька смазки мажет по животу, он стесняется до ужаса. — Ты прекрасен, — уверяет его Тич и целует во внутреннюю сторону бедра, отмечая, что это помогает. Стид верит Эдварду всегда, и сейчас — не исключение: он расслабленно прикрывает глаза и рвано выдыхает. Эд касается языком его яичек и гладит большим пальцем под самой головкой, размазывая новую блестящую капельку. Он делает это такими выверенными движениями, что Стид не осознаёт: ревнует он или в восторге. Но когда головки касается язык, Боннет уверен — он в полном ауте от происходящего! Позволить себе быть громким — единственное, что может помочь оставаться в сознании, когда тебе отсасывает грёбанный гроза морей. Эти движения, поглаживания, посасывания — что-то абсолютно восхитительное! Эдвард восхитительный, и кажется это Стид произносит вслух на грани первого настоящего оргазма в своей жизни.***
— Ты в порядке? — Эд улыбается, склоняется над Стидом и одной рукой поглаживает его живот, ещё напряжённо подрагивающий. — Признайся, я ведь умер и просто попал в рай? — Боннет смеётся, не в силах даже открыть глаза. — Мне кажется, я не очень-то смахиваю на ангелочка. — А по-моему… — Боннет!