***
— Эй, Сокол, присоединишься? Ворон показательно поднял небольшую деревянную миску с плескавшейся в ней странной жидкостью. По рассказам готовящих, они добавили в котелок не только воду и травы для эстетики, но и мясо убитого вýла, на чей счёт у Сокола имелись серьёзные сомнения. Довольно специфический и не особо приятный запах наталкивал на соответствующие мысли о том, что зарезали какого-то вонючего фéвула, умиравшего в пещере от старости. Нет, мясо этих животных было очень питательным, а шкура оценивалась в городе за приличные глéты, но при всех своих достоинствах они воняли хуже, чем стадо коров или свиней, хотя чтобы перебить зловоние последних надо ещё постараться! Это был первый привал за целый день, к концу которого Сокол успел вымотаться, пару раз упасть, чуть не убиться, а ещё вдобавок жутко проголодаться. Будь его воля, он бы съел целую тушу дракона, но, к сожалению, ему давали только паршивую воду с кусочками мерзкого зверя. Неужели его так не любили?.. — Присоединиться? — Сокол фыркнул. — Только если мне закроют глаза, собьют обоняние и будут эту гениальную бурду пихать в рот с ложечки. Желательно перед этим ещё спеть песенку, помолиться Сущему, чтобы не издохнуть здесь вместе с вами, и, разумеется, «дракончиком» залететь мне в рот. Вспыхнул огонь, охватив целиком чёрный котелок, после чего утих, продолжив мерно освещать небольшую территорию. Ворон оценил шутку друга, доброжелательно ему улыбнулся и возобновил заниматься своими, бесспорно, важными делами. Глядя на его безэмоциональное лицо, Сокол совершенно не мог понять, как его товарищ поедал эту гадкую похлёбку. Не исключено, что перед ней он выпил несколько сильнодействующих настоек, притупивших все его органы чувств. Но опыт показывал, что Ворон был просто ценителем ужасного. Понаблюдав за ним со скучающим видом ещё несколько минут, Сокол психанул и придвинулся к остальным. Те, кто уже расправился с едой, активно обсуждали план действий и спорили с загадочным человеком, отправленным с ними по настоянию такого же таинственного заказчика, общавшегося с командиром при помощи писем. Их неприятный попутчик, в основном предпочитающий молчать, не нравился никому, особенно Орлу, которого тот заставлял следовать бумажке, не внушавшей доверия. Он ненавидел неизвестность, но ещё больше не любил чужие карты, чьё качество зачастую оставляло желать лучшего. Этот ниври́йский храм — их точка назначения — возвели высоко в горах. С чем это связано — Сокол не знал. Его сведения относительно этого народа были скудными, но их хватало, чтобы задаться вопросом: почему ни́вры, будучи созданиями низменными, решили построить храм почти в облаках? Да и ещё, кажется, в людском Королевстве. Видит Сущий, они как всегда строили планы по истреблению человечества. — Ладно, надзиратели, наливайте и мне, — сказал Сокол. — Если помру, то только посмейте возродить. Укушу и превращу в такого же мертвеца, поняли? Все, кроме их хмурого скрытного сопровождающего, отстранённо кивнули и вернулись к прежнему обсуждению более насущных вопросов, чем голод одного из членов Балобана. Однако Сова, молодая рыжеволосая девушка, шустро поднялась и прихватила освободившуюся миску. Она подчерпнула ею суп из котелка и приблизилась к Соколу, после чего села рядом с ним и протянула положенную ему порцию. — Не помрёшь, не переживай. Мы же целы. — У вас, может, пищеварение хорошее, а вот у меня с этим проблемы! — Сокол размешал жидкость, из-за чего кусочки мяса начали пахнуть ещё сильнее. — О, Сущий… — Не умирай ты так! Орёл, оторвавшись от ожесточённого спора, недовольно глянул на ворчащего подопечного и пригладил и без того идеальную бороду. Сокол всегда думал, что Орёл испытывал какое-то ненормальное влечение к своей растительности на лице. Он вёл себя в точности как городские легкомысленные люди, любящие прихорашиваться, и тратил на это дело всё своё свободное время. Что ещё удивительно, командир умудрялся сохранять внешность и в самых экстремальных ситуациях. Как — неясно, однако его борода, под каким углом ни посмотри, всегда была безукоризненной формы, что очень раздражало — Сокол терпеть не мог что-то идеальное — что-то, к чему невозможно придраться. Он с детства привык к грязи, к потрёпанным и рваным вещам, к сальным заросшим волосам и обломанным ногтям. Орёл неспешно порылся в мешке, откуда достал небольшую бутыль с розовой настойкой, после чего потряс её, стукнул пару раз по стеклу и кинул склянку Сове, прытко её словившей. Сова была энергичным человеком, а ещё странным. Она постоянно что-то щебетала себе под нос, часто моргала и нервно подёргивалась, словно замерзала. Девушка обладала молниеносной реакцией, но иногда становилась неряшливой, когда сильно нервничала. — Попробуй, — сказал Орёл, обратившись к Соколу и указав на бутыль, — и будет тебе счастье. Только не пищи. Сокол закатил глаза, а Сова тем временем быстро вытащила пробку из стекляшки и добавила без спроса несколько капель в суп. Жидкость сразу позеленела, а запах улетучился, будто и не было всей этой тошнотворной вони. Сокол недоверчиво помешал похлёбку, на свой страх и риск понюхал и, наконец убедившись, что она более-менее безопасна, сделал первую пробу. — Ну что, лучше? Орёл с еле заметной улыбкой следил за осторожным Соколом, который перед тем, как глотать, обязательно дул, как маленький, на ложку, и только потом приступал к импровизированной трапезе. Орёл взял его совсем малышом: наткнулся на него на улице, когда с командой проходил мимо деревушки. Сначала Сокол назойливо бегал возле их лагеря, пытался заговорить, а потом с наступлением ночи хитро к ним пробрался и почти успел забрать лежавший без присмотра меч. Неудачливого вора, разумеется, раскрыли и собирались как следует за такой проступок наказать, однако Сокол так активно брыкался и боролся, что Орёл пожалел его и поклялся превратить в порядочного человека. Так этот сорванец и появился в отряде, сразу же начав мешать всем жить: то утащит что-то, то не даст заточить оружие — всё побегай за ним да отбирай то, что он нагло себе присвоил. От него была одна головная боль, но, невзирая на это, ребёнок, развлекавший своими выходками всю команду, скрашивал тяжёлые рабочие будни. К тому же Сокол не воспринимал никого, кроме Орла, и поймать его от этого было вдвойне сложнее. Зато он вслушивался в каждое слово командира и действительно прикладывал силы, чтобы измениться в лучшую сторону. Сокол считал Орла близким по духу; он уважал его за отвагу и принимал как лидера, а ещё доверял ему больше, чем другим членам Балобана. Со временем ребёнок подрос, возмужал и на одном серьёзном деле показал себя достойно. Тогда-то Орёл впервые испытал за него гордость. — Жить можно, — невнятно проговорил Сокол, продолжая уплетать за обе щеки некогда противную еду. Он быстро расправился со своей порцией — даже слишком быстро для того, кто так яро отрицал съедобность данного блюда. Сокол отложил миску в сторону, потянулся и громко зевнул. Рядом никого не было. Сова чудом испарилась. Теперь она стояла, как и Ворон с остальными, возле Орла, пока тот бурно жестикулировал, водил пальцем по чужой карте и объяснял, что до храма осталось идти максимум день — не больше. Сопровождающий же настойчиво требовал сократить время похода, чтобы добраться быстрее. Сокол предпочёл не принимать в деле никакого участия. Он прекрасно знал, что они справятся и без него, а его бесполезные комментарии только испортят ситуацию. Исходя из такого умозаключения, Сокол откинулся назад, подложил руки под голову и принялся рассматривать небо, на котором, как на узорчатом полотне, высыпались яркие звёзды, а почти по самому центру находилась огромная синеватая луна, выглядевшая в этот день красивее обычного. Некоторые звёзды располагались так близко, что сливались в какой-то замысловатый рисунок, отдалённо напоминающий животное. Это восхищало. Соколу казалось, что там, на небе, тоже жили различные существа: звёзды в качестве подданные суетились каждую ночь, а по утрам, приходя домой, запевали весёлые песни и разбрызгивали из большой кружки сладковатый эль. А вот их всеобщая любимица луна была их правительницей, наверняка носившей полупрозрачное одеяние, отливавшее желтовато-голубым оттенком от множества блёсток. Сокол хотел познакомиться с ней. Он думал, что она походила на Сущего, когда как её подданные — на людей. Однако, в отличие от него, луна всегда держалась рядом со своими детьми, когда как Сущий почему-то предпочитал их избегать. — Сокол! Хватит витать в облаках. Иди сюда! Живо! Орёл снова разозлился из-за пустяка. Он каждый раз — и всегда против его воли — пытался привлечь подопечного ко всеобщему обсуждению плана, даже если это и подразумевало просто постоять рядом; и каждый раз раздражался, когда получал от птенца целую гневную тираду о том, как того всё достало и как ненавистна ему командная работа. Бурча себе под нос очередные проклятия, Сокол, не имея иного выбора, устало поплёлся к командиру. — Все в сборе, отлично. — Орёл поправил фонарь со свечой и отодвинул его подальше от карты. — К сожалению, нам придётся сократить привалы. — Вдвое, — сухо поправил сопровождающий. — Да. Вдвое, дабы быстрее прийти к храму. Все члены Балобана на такое заявление только страдальчески простонали. Они предвкушали невыносимо тянущую боль в конечностях. — Но ничего страшного. Как только мы разберёмся с заказом — отдохнём подобающе. — Орёл кашлянул и хлопнул в ладоши. — Так что, ребятки, ноги в руки — и марш на свершение подвигов. Обещаю, в конце с меня выпивка. Эту новость приняли с бóльшим энтузиазмом. Послышались весёлые разговоры и смешки: кто-то уже планировал как следует отлежаться, а кто-то устроить кутёж и оторваться в таверне. — Эй, Орёл, я пропустил эту информацию, когда вы обкашливали вопросики. Типа, э-э, напомни мне, что мы ищем вообще? — Воробей с любопытством уставился на командира. — Ну, меня это, конечно, не особо волнует, ведь ты не соглашаешься на февульский бред, но меня дрожь от всей этой ерунды берёт. Страшно жуть. Предчувствие плохое. Орёл изогнул бровь. Он присвистнул и повернулся к сопровождающему, давая ему шанс ответить. — Артефакт. Его вы сразу увидите. Остальное не должно вас касаться. — Вот так вот. — Пожал плечами Орёл, показывая свою беспомощность перед заказчиком, решившим хранить секреты. — Но я согласен: всё, что связано с ниврами, напрягает. Верно, Воробушек? — Нет… То есть… да… наверное… — Он почесал макушку. — Короче, простите сердечно. Просто думал, смогу, ну, успокоить нервишки, если кто-то скажет что-то путное. Не серчайте, да? Всё хорошо типа. — Проклятье, Воробей, ты снова выставил себя кретином, — прошептала Сова, нахмурившись. Воробей был крупным человеком. И крайне глупым. Сокол никогда не воспринимал его всерьёз, хотя на деле это неповоротливое корыто отлично махало клинками. Из-за своей хлещущей из всех щелей энергии он даже попробовал от скуки сразиться с этим громилой, но в итоге проиграл и выслушал целую недовольную речь Орла, отчитавшего подопечного за неподобающее поведение. Как ребёнка, честное слово. — О, да ладно вам. Все мы любопытные создания! — Сокол поставил руки на столик, сооружённый из подручных средств, и вклинился в разговор с натянутой улыбкой. — А ещё называют меня дитём малым. Ложью попахивает, дорогие мои! — Сокол… Орёл мягко опустил ладонь на плечо неугомонного соратника и слабо сжал — явный намёк, что можно схлопотать, если тактично не заткнуться. Сокол обиженно вздохнул и чуть не надул губы, и Орёл невольно отметил, что его подопечный до сих пор не вырос, хотя давно должен был смотреть на мир более осознанным взглядом — возраст, в конце концов, уже начинал говорить о себе. — Все вопросы оставим на потом, а сейчас пора ложиться. Завтра нас ждёт тяжёлый день. Ворон, будь любезен, проследи за Соколом, чтобы он ничего не взорвал, никого не убил и себя заодно не поранил. — Эй!.. — Возражения не принимаются. Орёл, прежде чем потушить свечу, завернул карту в трубочку и передал её сопровождающему, который, не заботясь о делах наёмников, сразу убежал в свою палатку. Сова же разобралась с последним источником света — костром. Сокол, шедший до этого рядом с Вороном, с любопытством развернулся понаблюдать за тем, как последние языки пламени блекли под чужой силой. От этого зрелища ему на ум спонтанно пришла довольно странная мысль: если огонь мог умереть, то на что тогда стоило рассчитывать хрупкому человеку? — Не тормози. — Ворон помахал другу, зазывая к себе. Поморгав несколько раз, стараясь избавиться от нежелательного наваждения, Сокол смущённо несколько раз кашлянул. В основном их палатки имели по два места, но Сове повезло — она спала без компании, и ей никогда не приходилось вставать посреди ночи от громкого храпа и кидаться всем мягким и твёрдым в нарушителя спокойствия. А вот Сокол мучился с этим всю свою короткую жизнь. В какой-то момент он даже затыкал уши эластичным материалом, однако этот способ совсем не помогал против такого мощного врага, как храп Ворона. Когда вновь уснуть не получалось, Сокол обычно выходил на улицу вместе со спальным мешком, откуда его прогоняли обратно внутрь либо навязчивые насекомые-кровопийцы, либо Орёл, страдающий бессонницей. Иногда Сокол использовал девиз «тонешь сам, топи другого» и всячески мешал спать Ворону. Но чаще, если не всегда, ему просто приходилось покорно принимать свою незавидную участь. Зайдя в тускло освещаемую палатку, он сразу же, не раздеваясь, завалился на заранее приготовленное место. Сокол вздыхал и сетовал на невезучесть, преследовавшую его по пятам. — Принцесса сегодня притомилась? Ворон шустро снял верхнюю одежду, затушил свет, поёрзал в спальном мешке, выбирая удобную позу, и утихомирился. Сокол, следом за ним, несколько секунд устраивался, а потом лёг на спину и закинул руки за голову. — Ага, эта принцесса тебя уничтожит, если только посмеешь испортить мне ночь. — М-м-м… — протянул Ворон. — Как думаешь, всё пройдёт нормально? Этот человек с нами напрягает меня. — Ага. Тот ещё тип. — Мне кажется, он что-то скрывает. Зачем вдруг ему понадобился ниврийский храм? Именно этот? Я не спец, но их вроде мало. Да и нивры наверняка забрали с собой самое ценное. — Понятия не имею. Можешь завалиться к нему и задать все интересующие тебя вопросы. Увидев твою страшную рожу, он, поверь, сразу поделится самыми сокровенными планами. — Опять ты грубишь. — Вовсе нет, — без желания ответил Сокол и добавил: — Давай ложиться. Потом будем думать над этой ерундой. Ворон намёк понял, замолчал и совсем скоро заснул. Сокола клонило в сон слабо. Он прислушивался в темноте к жужжащему звуку и пытался найти надоедливого незваного гостя, но без особого успеха. Ещё как назло чесались руки и ноги, а в голову лезли неподходящие мысли. Душная атмосфера тоже мешала, и наёмник обливался пóтом, однако раздеваться было по-прежнему лень. Сокол с закрытыми глазами попробовал вяло отстегнуть пояс, и его затянуло в долгожданное Ночное Царство раньше, чем он дошёл до третьей пуговицы.***
Ему что-то отчётливо мешало спать. Этот шум словно пробирался в самый мозг, нарастал и неприятно ударял по барабанным перепонкам. Сокол перевернулся на бок, но звук, никуда не исчезая, продолжил доставлять дискомфорт. Он, издав недовольный рык, с трудом разлепил веки и утонул во тьме, где ничего не видел. Значит, сейчас до сих пор стояла глубокая ночь. Теперь шум, царивший в палатке, приобрёл более явственные очертания — храп. Это был ненавистный храп, по чьей вине Сокол снова проснулся! Придушить Ворона и скинуть со скалы, чтобы больше такое не происходило? А для Орла придумать какую-нибудь трагичную историю, от которой бы он прямо-таки прослезился? Сокол действительно хотел прибить беззащитного соратника. Он рассчитывал при первой же возможности заставить того закупиться в городе настойками, чтобы Ворон наконец вылечил себе нос. Или попытаться перед Орлом заново выставить себя жертвой в надежде на то, что командир переселит Ворона к менее чуткому человеку, но к такому же храпящему. Они бы друг друга терроризировали, и тогда, возможно, Ворон бы понял, каково это каждую ночь просыпаться и мучиться. Таких людей, пришёл к мнению Сокол, вообще необходимо было изолировать, ибо храп — это отдельный вид страданий для окружающих. — Урод. Утром тебе конец, — после долгих дум прошептал он в пустоту и выполз наружу. На улице было ожидаемо прохладно, и эта свежесть по сравнению с духотой в палатке помогла развеяться. Сокол жадно хапнул чистого горного воздуха и постепенно расслабился. Он даже решил, что зря желал Ворону смерти. Луна ярко красовалась на небе и радовала неискушённый человеческий глаз. Ей никто не мешал веселиться или спать, её не отягощали мирские заботы, и Сокол хотел быть таким же свободным, как она, но знал, что никогда не сумеет покинуть Орла, перед которым чувствовал себя обязанным. Командир не сделал для него ничего героического — всего-то подобрал оборванца, долгое время, после мерзкого приюта, скитавшегося по улице в поисках пропитания, дал ему имя и обучил всему необходимому. Орёл ничего не требовал от Сокола взамен, потому что был этаким добряком, спасающим страдающие души лишь по собственной, бескорыстной, прихоти. Однако не только мнимая обязанность принуждала Сокола оставаться подле Орла. Было и что-то другое, чего он, привыкший полагаться исключительно на себя, не хотел признавать. Совсем близко послышалось тихое пение. Сокол повертелся в разные стороны и с удивлением наткнулся на Орла. Тот сидел рядом с потухшим костром и перебирал пальцем остывшие угольки. Орёл и раньше нередко бодрствовал ночью, но он никогда, сколько Сокол себя помнил, не пел. Да и такое умение командира — последнее, о чём думаешь, когда смотришь на этого серьёзного и мужественного человека, привыкшего работать руками, а не голосом. Сокол, собравшись с духом, направился прямиком к командиру — сесть с ним и просто насладиться спящей природой. Орёл увидел его не сразу, но когда заметил, то прекратил петь и с непонятной эмоцией воззрился на гостя. Сокол предположил, что он подбирал более правильные слова, чтобы отругать и отправить подопечного обратно в эту отвратительную палатку. Но вместо этого Орёл указательным пальцем подозвал его к себе, и Сокол не стал тормозить. Он, пользуясь возможностью, оказался рядом с командиром. — Опять не спится, птенец? — мягко поинтересовался после паузы Орёл. — Ворон мешает? — Если он когда-нибудь в прекрасный момент исчезнет — я не виноват. — Всё так плохо? — Ужасно! Попробуй сам с ним поспать в одном душном пространстве. Сразу поймёшь, что это настоящий кошмар наяву. — Сокол для пущей эффектности прибегнул к своему самому страдальческому выражению лица. — Спаси, а? — Подними эту тему после того, как мы выполним задание, хорошо? Решим, как поступим с тобой. И это значит, что сейчас ему придётся вернуться и погрузиться опять в эти страдания, от которых уже начала болеть голова. Нет. Орёл не сможет его прогнать. Сокол решил для себя, что будет сидеть здесь до победного, до утра, если ситуация будет вынуждать. Он ни за что не сдвинется с места, даже если ему будут угрожать. Воцарившееся молчание было необычайно приятным, и Сокол совсем не хотел его нарушать. Беспокойно ёрзая на месте, он, одолеваемый любопытством, то и дело мысленно задавал себе вопросы, на которые не мог ответить. Как Орёл научился петь? Было ли это врождённым? Почему командир не упоминал об этом раньше? Неужели стеснялся? Попытавшись сконцентрироваться на чём угодно, лишь бы не на себе, наёмник совсем скоро понял, что больше не в силах терпеть. Хрустнув несколькими пальцами и пару раз неуверенно взглянув на командира, Сокол наконец набрался смелости и открыл было рот, но его остановил Орёл. — Ты волнуешься так, будто собираешься расспросить меня о чём-то извращённом, птенец. Расслабься. Сокол смущённо потёр шею, выдавил из себя кривую улыбку. Он радовался, что в ночи командир не видел его покрасневшего лица, и, медленно выдохнув, поспешил приступить к сути, чтобы как можно шустрее сгладить неловкость. — Эй, Орёл… У тебя очень здоровское пение. Ты чего раньше этим не хвастался? Уверен, другие бы поддержали меня. — Ох, птенец. — Командир прекратил увлечённое перебирание угольков и целиком развернулся к Соколу. — До этого момента никогда не тянуло, если честно. А сегодня… просто очень хорошее время. Мелодичное, я бы сказал. Душа так и требует что-то спеть. — А ты этому учился? — Нет. Не моё это. Да и слуха у меня как такового нет. — Он посмотрел на небо. — В моей жизни… был однажды прекрасный голос, но его… больше нет. То, с какой интонацией Орёл произнёс последние слова, заставило Сокола невольно дрогнуть. Командир перед ним был подавленным, будто… по кому-то скорбел. Он разительно отличался от своего обыденного неунывающего образа, и это неприятно удивляло. — О чём ты? Командир мотнул головой, избавляясь от наваждения. Он равнодушно оглядел Сокола и отвернулся. — Иди спать. Можешь позаимствовать мою палатку. Всё равно я не буду ложиться. Неужели обидел? Перешёл границу? Сокол собирался было как-то возразить, но фигура сгорбившегося Орла, крутящего кольцо на пальце, заставила его прикусить язык. От разговора на душе остался неприятный осадок. Сокол чувствовал злость от того, что он ничего не делал и не пытался вытянуть из Орла правду. Хотя, с другой стороны, разве его не просили молча уйти и не бередить старые раны? Посидев ещё немного, Сокол, так и не дождавшись от командира ничего вразумительного, воспользовался его добротой и отправился к нему в палатку. Уснуть в этот раз получилось намного быстрее. Вероятно, сказывалось возникшее напряжение, а, возможно, Сокол просто надеялся, что всё произошедшее — это неудачный сон, который утром благополучно забудется.***
Снова какие-то противные звуки, только в этот раз они доносились откуда-то снаружи. У них там что, началось очередное незапланированное собрание? Сокол раздражённо закрыл уши, но кто-то вошёл в палатку, впустил солнечный свет и жизнерадостно прокричал, прежде чем уйти: — Вставай, соня! Из-за тебя мы тут торчим больше положенного! Кому принадлежал этот звонкий голос? Ворону? Нет, тот будет как-то поспокойнее. Да и пинать начнёт, а не кричать. Сове? Определённо нет. Кто же это тогда? Сокол открыл сначала один глаз, а потом другой. Он принципиально долго нежился на месте и переворачивался то на один, то на другой бок. В конце концов, наёмник оклемался, пригладил торчавшие волосы и неохотно выполз на улицу. Его сразу встретила довольная физиономия Скворца. Точно. Именно он посмел так нагло разбудить Сокола и испортить ему самый лучший сон, где он не знал печалей. Сокол и его захотел сбросить со скалы — вслед за Вороном, чтобы тому внизу ощущалось не так одиноко. — М-м-м! Привет-привет! Как спалось? Что снилось? Скворец кружил возле него, как назойливое насекомое, и бессовестно нарушал личное пространство. Сокол, сдерживаясь из последних сил, искал Орла, но его нигде не было, как и бóльшей части команды. Только Сова, Ворон и эта ошибка природы. Отлично, просто замечательно. — Где остальные? — сонно пролепетал Сокол. — Они недавненько ушли! Злой человек их заставил! А вот нас из-за тебя оставили здесь! Но если мы поспешим, то догоним их! — Здо-о-орово. Как я рад, что нас бросили. — Вовсе нет! Командир никогда бы так не сделал, если бы на него не надавили! — Да знаю я, гений. Я несерьёзно. — А-а… вот оно что! Ха-ха, очень смешно! — Обхохочешься. Ворон, не теряя ни минуты, убрал палатку. Сова тоже не стояла и не слушала бесполезную болтовню — уже шла впереди них и изредка оглядывалась назад. Ворон, легонько толкнув Сокола в плечо, подмигнул ему. Наверное, он испытывал такую же боль от присутствия неугомонного Скворца, как и его несчастный, плохо спавший друг. — Не отставай. Ворон поднажал, а следом за ним поскакал Скворец. Он размахивал руками и широко улыбался, словно утро и правда — поистине редкое, солнечное и удивительное. Нет, солнечным оно действительно было, но для Сокола абсолютно каждый радостный момент казался мрачным и гнилым. Он презирал если не весь мир, то свою скверную судьбу уж точно. Так пакостно на него влияли резкое пробуждение и недосып — как-никак, его ночь прошла гадко. — Как думаете, на солнце тоже живут, м-м-м… какие-то жёлтые драконы, которые умеют дышать солнечной энергией? Скворец держался рядом с Вороном, но Соколу казалось, что донимали только его. Звонкий голос Скворца являлся настоящим проклятием, от которого невозможно было сбежать — везде найдёт. Везло тем людям, кто мог похвастаться хорошим настроением, потому что лишь тогда им удавалось переносить пустую болтовню этого приставучего человека. Жаль, что Сокол находился в плохом расположении духа. Ему хотелось куда-нибудь уйти и застрять там до скончания веков, лишь бы никого не слышать и не видеть. — Или, может, проживают какие-то солнечные нивры? Или люди? Или óуви? — Или сейчас там чисто случайно окажешься ты. — Ворон дал оплеуху Скворцу, отчего тот застонал. Сокол, к своему стыду, со злорадством улыбнулся. Уже давно надо было врезать этому паршивцу. — Ну и ладно, — угрюмо промычал Скворец, обижаясь на всё и вся. — Ну и не надо. Не больно и хотелось! Оставшаяся часть дороги прошла на удивление тихо. Никто не пытался заговорить, развеять нависшее молчание — всем, даже Сове, было как-то безразлично, что Скворец не продолжал жаловаться на всеобщую несправедливость по отношению к нему. Зато Сокол радовался. Совершенно недостойный поступок, но он же не Сущий, чтобы ко всем относиться с милосердием. И уж тем более не благородный Орёл, который был против краж, убийств, действовал по принципу «Око за око» и всегда стремился к тому, чтобы его отряд не унывал. Командира они догнали относительно быстро. Он делился какой-то информацией со своими людьми и по привычке размахивал руками, пока сопровождающий излишне нервно стучал ногой. Когда Орёл краем глаза заметил, как к нему со всех ног мчались те, кого он недавно оставил, то сдержанно кивнул и подозвал их к себе ближе. Сокол под этой миролюбивой маской почувствовал что-то неладное, но предпочёл любезно проигнорировать. — С этого момента ускоряемся, иначе не успеем дойти вовремя. — Орёл интуитивно, с максимальной осторожностью, потрогал свою бороду. — Даже не дадите перекусить? — Ворон недоумевающе поднял брови. — Даже это, — ответил за командира сопровождающий. — Да. Чем быстрее дойдём… — …тем быстрее закончим, — договорил за Орла Ворон. — Ясно. Он намеренно приостановил шаг, чтобы поравняться с плетущимся позади всех Соколом. Ворон, что-то обдумывая, сначала молчал, но желание поделиться своими наблюдениями взяло верх, и он, ещё раз глянув на Сокола, затараторил: — Он как будто поставил цель превыше нас. Это на него не похоже. Ещё и рванул, пока ты спал... Конечно, если бы мы сильно задержались, то он бы подождал нас, но всё равно! Ты же меня понял, да? Клянусь, во всём виноват этот странный мужик. — Да забей, Ворон. Что мы можем сделать? Сказать, что устали? Пока этот кретин с нами, ничего не изменится. — Я знаю. — Он замолк, но потом снова с огорчением продолжил: — Но он наш наставник. Он заботится о нас. Мы можем подойти к нему и попросить сжалиться. Неужели ты сам этого не хочешь? — Если ты не заметил, я из-за твоего храпа опять не выспался. Поэтому сейчас мне нужно просто побыть в тишине. Без твоего общества, если что. Ворон намеревался было высказаться касательно грубого ответа Сокола, выразить всё своё негодование и презрение по отношению к его равнодушию, но не стал и специально отошёл от него подальше, оставив зануду одного. Сокол, тихо ругнувшись, только сильнее разозлился на себя. Ему тоже хотелось поделиться своим возмущением, с кем-то обсудить эту ситуацию; может, даже пошутить над их сопровождающим, чтобы немного успокоиться и улучшить своё настроение. Он норовил, как и Ворон, подойти к не особо радостному Орлу и потребовать у него справедливости, ведь командир вовсе не был монстром! Он должен уважать свою команду даже тогда, когда заказчик требовал от них что-то нереальное. Но Сокол не сделал ничего из перечисленного, и потому шагал в гордом одиночестве, переставшем быть для него желанным. Оно теперь казалось ему угнетающим. С этим чувством досады Сокол не расставался на протяжении многих часов пути. Он не очнулся даже тогда, когда отряд неожиданно остановился и восторженно заохал и заахал. Он, сосредоточенный на себе, не поднял и головы — его взгляд был прикован к земле. Сокол вернулся в реальность тогда, когда Сова потрясла за его плечо и своим ласковым голосом позвала несколько раз по имени. Наёмник оглянулся, а потом резко замер, широко открытыми глазами смотря на храм, находившийся напротив. — Что… это? Замеченная им постройка сияла в лучах солнца. Она была словно оплетена множеством нитей паутины, переливавшихся при дневном свете всеми цветами радуги. Храм пленил своей красотой людей, видевших разве что скучные тупоугольные здания, а не воздушную и изящную ниврийскую архитектуру. В белом камне проглядывались небольшие вкрапления из золота, придававшие общей композиции что-то совершенно нереальное. Казалось, простые смертные пришли к покоям Сущего, великодушно приглашавшего их к себе погостить. Сокол разинул рот. Впервые он видел настолько дивный… Нет, настолько невообразимый храм. Возможно ли, чтобы такое чудо вообще существовало здесь, в этом захолустье? — Кажется, мы у цели. — Сова тоже с трудом сдерживала восхищение. — Нам надо подойти ближе к Орлу. Он проинструктирует нас о дальнейшем плане действий. Храм завладел вниманием Сокола до такой степени, что он, поглощённый утончённым великолепием ниврийской архитектуры, не отреагировал на девушку. Это место по непонятным причинам наполняло его неописуемой силой, и Сокол не понимал, как раньше без неё жил. Наёмник впервые подумал, что сможет использовать магию, которой люди, в отличие от нивров, никогда не обладали; сможет контролировать всех существ, дабы они преклонили перед ним колени. Но когда он поднял руку, ничего не вышло. Всё по-прежнему было… Обычно. — Сокол, чего ты? — в голосе Совы прослеживалось беспокойство. — Ты в порядке? Она осторожно взяла его за рукав и потянула к себе, и Сокол, как ужаленный, нервно от неё отскочил. Он буквально недавно ощущал свою значимость, а теперь было только опустошающее разочарование, из-за которого стало вдвойне печальнее. Это больно резануло по сердцу, и теперь в его глазах отражалась вся вселенская грусть. — Сокол… — Да, я в норме. Орёл ждёт нас. Сокол, направляясь к командиру, прошёл мимо Совы. Девушка, прежде чем побежать за ним, нерешительно потёрла плечо и дала себе обещание, что обязательно, когда они будут отдыхать после миссии, поговорит с Соколом начистоту. — …не представляю, что будет в этом храме, но от нивров добра не жди. Не расходитесь и ничего не трогайте, слышите? Находим то, что нужно, берём и уходим. Всё уяснили? — Орёл с прищуром оглядел сопровождающего, подозрительно сторонившегося их. — Вы с нами? — Я буду здесь. — Вы уверены? — Абсолютно. — Хорошо. Ваше право. Сокол фыркнул. Этот человек ему совершенно не нравился — слишком уж он изворотливый и непонятный. Если сопровождающий знал, что там опасно, то почему не сообщал им? Это было бы выгодно в первую очередь ему, ведь живые наёмники явно полезнее, чем мёртвые. Сокол, размышляя над этим и изучая чужака, скрестил руки на груди. — Пожалуйста, ради Сущего, — взмолился Орёл, обращавшийся к команде, — будьте осторожны. Ворон обернулся, нашёл Сокола, но, встретившись с ним взглядом, сразу же отвернулся. — Вы с ним поругались? — тихо спросила Сова, когда заметила между ними напряжение. — Видимо. — Помиритесь. Если не сейчас, то потом, хорошо? Ворон — хороший, и он готов ради друга на всё. Не забывай об этом. Сокол кивнул. Он не гарантировал, что всё пройдёт как надо, но он постарается. Честно. Орёл приблизился к храму и проверил его на наличие возможных ловушек. Не отыскав ничего подозрительного, он стал толкать огромную дверь. К нему подбежали остальные, когда командир промучился с ней слишком долго. Сначала она никак не поддавалась, чем несказанно раздражала и Орла, и отряд, но потом, когда все, под его указку, одновременно приложили максимум усилий, дверь медленно и с шумом начала, как врата, открываться. Сокол на всё сборище смотрел с любопытством. Он изредка переводил внимание на загадочного человека, от нервов грызшего ногти и одновременно с этим неотрывно следившего за наёмниками, пока последние пыхтели от тяжести. Казалось, он вот-вот сорвётся с места и проскользнёт в храм, но что-то останавливало его, и мужчина не двигался. Дверь открыли настолько, что появилась возможность свободно зайти внутрь всем, даже крупному Воробью. Первым прошествовал в храм, как самый главный, Орёл. Он считал: смерть командира в случае чего сможет послужить остальным уроком, и команда поступит как подобает. После сообщения, что всё в полном порядке, зашли за Орлом остальные. Один Сокол поколебался. Его вновь захватило странное беспокойное чувство, которое никак не утихало. Вздохнув всей грудью и досчитав до десяти, он сделал один уверенный шаг внутрь и оказался сразу на удивительной территории. Всё сияло и блестело. Не так, как снаружи. По сравнению с внутренним убранством внешний вид самого храма был заурядным, даже блёклым. В помещении, куда угодил Сокол, сверкало много золота, а белые рельефные стены, украшенные различными драгоценными камнями, наталкивали на мысль, что всё это — красочный сон. За колоннами, держащими высокий расписной потолок, было невероятное множество неизвестных сокровищ, валявшихся небрежно, будто это — мусор, а не что-то стоящее. По центру — выстлана бархатная дорожка, нетронутая временем. Она вела к небольшой лестнице. — Не разбегайтесь! — гаркнул Орёл, когда многие начали постепенно останавливаться и отходить от основной команды, осматривая блестящие предметы и пряча их в свои сумки. Сокол, предчувствуя впереди крупную наживу, держался пока с Орлом. Впрочем, в своё оправдание он мог сказать, что его не особо притягивало всё это подозрительно разбросанное золото. Благодаря ему, конечно, существенно увеличивался шанс беззаботно зажить, но ловушки? Он ничего не знал о гадких сюрпризах, заготовленных здесь. А Сокол хоть и мечтал о славном богатом будущем, сомневался, что если поведётся на такие манящие сокровища, то сможет вообще выйти отсюда и устроить себе это самое счастливое будущее в тёплой дорогостоящей кроватке где-то в центре Куллáра. — Кретины, — произнёс больше для себя, чем для других, Орёл. — Повыкидываю их после этого, клянусь зубом. Если что-то случится, заказчик нас убьёт. — Со всеми бывает, сэр. — Воробей принял необычайно важный вид. — Деньги портят людей. С этим, к сожалению, ничего не поделать. — Пусть со своими деньгами на улице прохлаждаются. Мне в отряде такие ветреные мерзавцы не сдались. — Только вот не говори, что тебя самого не притягивает всё это безумство. — Если продолжишь в том же темпе, Сокол, то первым вылетишь, — пригрозил Орёл, поднимаясь по лестнице. Эта часть храма особо не отличалась от предыдущей: снова золото, хаотично раскиданное по полу, и эта противная белизна, почти ослепляющая своей яркостью — даже на улице было не так светло, как тут. Кроме того, теперь посередине возвышался орехового цвета постамент, оплетённый серебристыми стеблями, над которым парило светящееся голубоватое перо неизвестного происхождения. — Так полагаю, это наш заказ, сэр. — Не нравится мне, как эта дрянь располагается. — Сокол скривился. — Слишком уж на видном месте. Смахивает на ловушку. — Я рискну. Не подходите. Орёл бесстрашно направился к парящему перу. Сова от волнения закрыла глаза, а Ворон и Воробей отошли в сторону, чтобы при непредвиденных обстоятельствах они имели возможность как-то помочь командиру. Сокол же вместо того, чтобы тоже подстраховать Орла, неожиданно абстрагировался и зациклился на одном выделяющемся предмете. На тёмно-красной книге, лежавшей в груде сокровищ. Могла ли это быть небольшая подсказка по использованию этого летающего артефакта? Сокол планировал проверить. Он, проигнорировав окрик Совы, шустро, всего лишь за пару больших шагов, добрался до заветного предмета, завладевшего его вниманием. Ворон, наблюдая за передвижениями Сокола, оставил общество Воробья и двинулся к другу — разузнать у того подробности, а заодно изучить вместе с ним то, что он откопал. — Что ты делаешь? — Орёл, находясь уже рядом с постаментом, озадаченно глянул на Ворона. — Тут... что-то есть. Сокол провёл пальцем по пыльной обложке, усеянной тонкими венами. Несмотря на необычный рельеф, материал был на удивление приятным: настоящая кожа, выделанная со всем изяществом и мастерством. Но была какая-то тяжёлая энергетика, которая пробиралась внутрь и заставляла сердце биться в два раза быстрее. — Я что вам сказал?! Сокол, живо возвращайся! Мозги начали работать судорожно. Эта обволакивающая аура спутывала мысли, пыталась подчинить и сделать безвольной марионеткой. Она вбивала в голову то, что никак, даже под страхом смерти, не хотелось совершать, и принуждала открыть книгу, впитать в себя накопленные знания. Сокол, сглотнув вязкую слюну, дрожащими пальцами схватился за уголок толстой обложки. — Сокол? — Ворон окликнул его, но в ответ не получил никакой реакции. — Эй, приятель? Ворон побежал к другу, уже раскрывшему книгу. Та по краям заискрилась ярким огнём, охватившим руки Сокола. Надписи загорались и исчезали, а странички с невероятной скоростью переворачивались и молниеносно скукоживались. Из книги исходило фиолетовое, неясное свечение, становившееся всё темнее и темнее. Неожиданная вспышка ослепила всех находившихся в храме. Что за ерунда? Онемели пальцы, конечности, язык — Сокол перестал себя чувствовать. Зрение расплывалось, а предательская пустота окутывала ускользающие частички разума, пока полностью его не поглотила. Складывалось впечатление, будто наёмника отстранили от управления собственным телом. Кто-то звал его. И его ли? Он окончательно потерял связь с реальностью. Было множество криков. Таких отдалённых, словно они издавались в страшном сне. Знакомые голоса всё произносили одно слово, ошарашенно, а потом затихали. Затухали так же, как огонь на книге, стремительно превращавшейся в пепел. Сокол был сбит с толку. Он не понимал, почему люди вопили, когда ему впервые за долгое время удалось побыть в шкуре свободного человека, от которого ничего не зависело и который мог парить там, где ему только заблагорассудится. Так что же?.. Когда он открыл глаза, то с замешательством обнаружил, что сидел рядом с постаментом на коленях, а сложенные в молитве руки были плотно прижаты к солнечному сплетению. Сокол медленно, боясь увидеть что-то жуткое, с быстро бьющимся о грудную клетку сердцем, развернулся и... Лицо побледнело, а дышать стало почти невозможно. Горло резко пересушило, а губы, безрезультатно пытаясь что-то из себя выдавить, конвульсивно задвигались. Вокруг больше нет живых людей. Возле него ходили высушенные до омерзения человеческие кости со свисавшей фиолетовой кожей. Все они были так изуродованы, что Сокол не мог определить, кто есть кто. Одно существо потянуло к нему свою худую руку, которая сразу же отвалилась и упала с оглушительным шумом на пол. Сокол закричал. Громко, надрывно. Голосовые связки напряглись до предела, готовясь в любой момент сорваться. Его никогда раньше не охватывал такой неконтролируемый ужас, но сейчас… Сейчас это был сильнейший взрыв всех эмоций, разрывавших его пополам. Он согнулся и схватился за волосы в надежде избавиться от нахлынувших образов, заставлявших желудок сжиматься в спазмах. Кажется, его тошнило, пока в голове что-то утомительно говорило:Люди такой неустойчивый материал. Как жаль.
А затем раздался мерзкий смех.