Сокол. Чернеющие тучи

Сокол сидел в какой-то таверне, пропахшей мочой и рвотой, и выпивал уже в пятый раз непонятную бурду. Он с неприязнью поставил кружку на стол и вытер с неаккуратной бороды пену. Его губы изогнулись в ироничной усмешке. До чего же он докатился. Стыдно, но не настолько, чтобы что-то менять. За день, если Сокол не разучился считать, он покупал приблизительно десять кружек этой отвратительной кисловатой жидкости. Желудок, лишь чудом державшийся при таком неконтролируемом употреблении алкоголя, издал в очередной раз пугающий бурчащий звук. Не весело. Сокол скучающе глянул на какого-то мужлана, дёргавшего за юбку расфуфыренную дамочку, бегавшую между столами с деревянным подносом и разносившую пойло. Та вместо того, чтобы как следует ему врезать, только глупо и вызывающе хихикала. Мерзость. Сокол перевёл взгляд и посмотрел на свои ладони. Он сжал пальцы и почувствовал острую боль из-за того, что кожа рук была исполосована мелкими, кровоточащими царапинами. Забавно. А ему ещё предлагали завести семью. Детишек наплодить, обучить их правилам жизни и отправить в дальний путь. Плюнуть бы сейчас этим людям в лицо, чтобы знали, что ему не нужны никакие кровные связи, — всё угробит. Низ живота заболел. Да так, будто внутренности начали резать тупыми осколками стекла — медленно так, мучительно. «Доигрался. Молодец. Ещё один глоток — и точно скончаешься», — с горькой усмешкой подумал наёмник, осознавая, что ему плевать. Сокол пребывал в подавленном состоянии уже целый год, и он мечтал умереть — и наконец-то избавить себя от страданий, преследовавших его ежесекундно. Немудрено, что кислая мина наёмника вызывала у многих подозрения. Вокруг него ходили различные слухи: мол, этот человек на самом деле убитый горем вдовец, потерявший из-за нивра маленькую дочурку и прекрасную жёнушку. Сокол смеялся в голос, когда некоторые, особо верующие в эти бессмысленные теории, подходили к нему, снимали шляпы и плаксиво выражали свои соболезнования. Кретины. С завидной регулярностью его также донимали, как ни странно, сосунки, впервые посещавшие таверну за пределами захудалой деревни и потому с любопытством слушавшие все сплетни. Они относились к категории невоспитанных идиотов, но в них имелся свой толк: для Сокола эти люди служили своеобразной отдушиной — когда лезли к нему с насмешками и не понимали, что он не настроен на общение. Наёмник ненавидел, когда его трогали. И он делал всё возможное, чтобы его сторонились. К счастью, хозяин таверны не вешал на Сокола ярлыки и не запрещал ему, невзирая на неидеальное поведение, наведываться в его заведение. Он приносил прибыль — и это оставалось главным. По утрам Сокола пробивало на противные размышления. Он просыпался с раскалывающейся головой после похмелья и переставал смотреть на всё через призму алкоголя. Ему было больно, но каждый раз он игнорировал своё поломанное тело, просившее его о пощаде. Если бы Сокол перестал пить, то его затопила бы скорбь, с которой он ни за что бы не справился. Его бы преследовали кошмары, где родные люди превращались в мёртвую высушенную плоть, распадающуюся на глазах. Вечерами его охватывала совесть. Она вгрызалась в сердце, будто надеясь затронуть какие-то сентиментальные струны души. Иногда это получалось, и тогда Сокол, не смея сдвинуться, ещё несколько долгих часов всматривался в потухающий костёр. Он ненавидел себя за то, как обходился в тот день со Скворцом, как желал сбросить со скалы Ворона за его храп, на который бы сейчас с удовольствием обменял свою нынешнюю жизнь. Он скучал по Орлу и по его улыбке; по его тёплому, иногда сварливому голосу. А теперь... Теперь Сокол остался совсем один, и он начал ценить свою команду лишь тогда, когда её потерял. Какая жестокая ирония. После того, как наёмник выбрался из прокля́того храма, ему казалось, — за ним ринутся в погоню. В конце концов, сопровождающий превратился в пепел, заказ не выполнен, а необычное голубоватое перо вместо того, чтобы красоваться в руках заказчика, успешно хранилось в сумке Сокола. Он считал важным оставить этот артефакт у себя. По крайней мере, он ему был зачем-то нужнее, чем этому неизвестному человеку, по чьей вине всё покатилось в тартарары. Сокол мечтал его прикончить. Эта ненависть кипела в каждом потаённом уголке его сознания. Сокол хотел найти его, отомстить, но прекрасно понимал, что ко всей беде причастен только он. И никто больше. К радости Сокола, за ним не погнались. Или же просто его не нашли. Хотя, возможно, его давно убили во сне, и всё происходящее — одна из вариаций упущенного будущего, что было, без сомнений, обычным пьяным бредом. Скорее всего, заказчик нанял других людей — когда одни наёмники нежданно-негаданно испарились и не принесли ему желаемое. Хотя навряд ли те смогли обнаружить, если добрались до храма, что-то полезное. Хотел бы Сокол глянуть на эту напыщенную, искажённую гневом морду. Вот была бы потеха! В первые месяцы Сокол стремился как-нибудь обратиться к ниврам, попасть мистическим образом в их Королевство и попросить о помощи. Перо было в их храме, а значит, они должны что-то знать. Хотя бы маленькую крупицу информации, за которую удалось бы зацепиться. Но гордость переборола здравомыслие, и Сокол поддался простой человеческой апатии и оставил всё как есть. Потом, когда глеты подошли к концу, он решил, что лучше всё же отыскать заказчика, отдать ему артефакт и получить заслуженный гонорар. К тому же наёмник не мог воспользоваться этой треклятой штукой и считал её бесполезной, поэтому зачем она ему? Но каждый раз Соколу хватало сил только на то, чтобы добрести до привычной таверны. Так и была заброшена идея с возвращением артефакта необходимому человеку, которого он, откровенно говоря, даже не знал. Все данные о заказчике пропали вместе с Орлом и сопровождающим. Когда деньги всё же закончились, Сокол вспомнил, каково это быть бродяжкой с улицы. Он добывал глеты не самым законным способом, но ему это позволительно, правда ведь? Его душа давно перестала быть белой и пушистой. Теперь она принадлежала убийце, чья голова должна лежать на плахе, а ещё лучше — в кровавой корзине с такими же убогими людьми. Прокручивая в который раз безрадостные воспоминания, Сокол скривился. Живот очень кстати прошёл, и наёмник, одним глотком выпив жидкость, почувствовал новую боль, но уже в горле. Сокол скорчился, задышал быстрее и разинул рот — глотнуть воздуха. Сколько ещё могло продолжаться это добровольное уничтожение организма? У Сокола не нашлось ответа, но он понимал, что на полном серьёзе готов был так глупо подохнуть. Ему куда проще удавалось скрывать свои душевные переживания в этой зеленоватой бурде, разъедавшей внутренности, чем стремиться к чему-то большему. Пожалуй, он не просто слабак. Он — ничтожество. На дне кружки ещё булькала жидкость. Сокол редко допивал остатки роскоши: они на вкус казались хуже, чем сам напиток в целом. Наёмник решался на такой подвиг лишь в тяжёлые дни, когда хотелось не то сдохнуть, не то скрыть свою непроходимую печаль в чём-то противном и крепком. Понаблюдав в тусклом освещении, как напиток переливался болотным оттенком, Сокол с огорчённым стоном плюнул на пол, выпил и опять схватился за горло. Ну что за напасть! Боль была терпимой, но она то нарастала, то через секунды утихала, то вновь напоминала о себе. Сгорбившись, он, стараясь как-нибудь абстрагироваться от этих гадких ощущений, зажмурился. Через несколько минут полегчало. Видимо, за долгое время у Сокола выработался иммунитет не только к алкоголю, но и к боли. Когда он потянулся к небольшому мешочку, висевшему у него на поясе, и обнаружил, что в нём не осталось ни одной глеты, то первым делом, что Сокол сделал — это грязно выругался. Потом — осмотрелся. Люди вокруг него запевали песни, поднимали огромные кружки, улыбались во все зубы и залпом выпивали своё грязное пойло. Не испытав от этого вида никаких положительных эмоций, Сокол, опираясь о стол в стремлении не повалиться на пол, с трудом поднялся на дрожащие ноги. Вероятно, спускать последние глеты на алкоголь было отвратительной идеей. Впрочем, это уже не имело значения. Наёмник, не доходя до двери, ведущей прочь из таверны, ощутил, как всё тело предательски напряглось. К горлу подступил новый ком, не предвещавший ничего хорошего. Сокол взялся за голову и сделал ещё пару неуверенных шагов. Перед глазами всё закружилось. Наёмник совсем не соображал, куда плёлся и, самое главное, зачем. Огромный мир в один миг потерял все краски и оставил после себя пугающую пустоту. Но Сокола она почему-то не пугала. Не успел он окончательно опомниться и вынырнуть из беспамятства, как наткнулся на крупное препятствие. В следующий момент его тут же потащило вперёд, и, когда ему наконец-то удалось привести зрение в порядок, в лицо прилетел кулак. Сокол с шипением повалился на пол. Он, подавив в себе жгучее желание никогда не вставать, приподнялся на локтях и выплюнул гадкий сгусток крови. — Мудак, никто не смеет прикасаться к Большой Секире! — взревел гигант, грубо взявший своего врага за шкирку. — Ты жалкий и пьяный червяк! — А ты компенсируешь свои комплексы за идиотским псевдонимом, но я же не выставляю это на показ, — с кровавой ухмылкой проговорил Сокол. Послышались одобрительные возгласы. Большая Секира, подумав некоторое время над смыслом сказанного, грозно нахмурился и громогласно зарычал. Он бросил обидчика прямо на стол, тут же сломавшийся под чужим весом. — Ты будешь платить за порчу имущества, неповоротливый ты дерьмоед! Большая Секира, уставившись на хозяина, выбежавшего в самый центр таверны, виновато опустил голову и пролепетал: — Извините… — Нет! Никаких извинений. Это был десятый раз за неделю. Десятый, Сущий тебя дери! — Этот человек, — он указал на Сокола, который старательно пытался вновь подняться и при этом не повалиться на кучу острых дощечек, — сам виноват. Он врезался в меня. Коснулся! Я ненавижу, когда меня трогают! — А если тебя тронет дракон, ты тоже будешь размахивать своими тупыми кулаками?! — Да, — по-детски наивно пролепетал Большая Секира, неловко потоптавшись на месте. Было достаточно странно следить за тем, как мускулистый мужчина под два метра ростом объяснялся перед хлипким хозяином — совершенно непримечательным и определённо не обладавшим никакими боевыми навыками для защиты. При желании Большая Секира мог просто взять — и согнуть, как тонкую ветку, этого человека пополам. Однако вместо этого он извинялся. Сокол, уже благополучно ставший на ноги, при виде этой донельзя нелепой картины громко рассмеялся, хоть ему и было невероятно больно издавать любые звуки. Но в своём поступке он чувствовал превосходство, и в данный момент это являлось единственным, что его удовлетворяло. — Вот никогда бы не помыслил, что такой безмозглый верзила, — пробормотал Сокол, вытерев рот, — будет ещё более ничтожен, чем он есть на самом деле. Неужели у тебя нет гордости? Большая Секира поднял на обидчика уничтожающий взгляд. Обладай он магическими способностями, то от Сокола не осталось бы даже песчинки — лишь одно воспоминание. В мужчине пылала сильнейшая ненависть, насторожившая присутствующих. — Большая Секира… — тихо обратился хозяин таверны. — Пожалуйста, будь благоразумнее. Не слушай этого дурака. — Я вообще-то здесь, — недовольно заметил Сокол. — А вот этот мудозвон, видимо, совсем сбрендил. Я удивлён, как он вообще способен обрабатывать информацию. Для этого, наверное, нужны все нулевые умственные способности? Бедняжка. Верзила, задетый нелестным комментарием, не стал церемониться. Он понёсся со всей скоростью на Сокола, который в пьяном состоянии был не способен вовремя отскочить во избежание столкновения. Большая Секира, зло завопив, взял его за грудки и под громкое ругательство бросил в окно. Осколки стекла полетели в стороны; кто-то — скорее всего хозяин — закричал, а Секира же кинулся на выход из таверны с чёткой целью добить своего обидчика. Сокол, потерявшись в пространстве, хрипло простонал и закашлялся. Все его конечности и внутренности ныли, голова раскалывалась, что только сильнее ухудшало и без того паршивое самочувствие. — Я убью тебя! Убью-ю, жалкая муха! — Верзила показал пальцем на валявшегося в собственной крови Сокола. — Отныне ты никогда не посмеешь меня оскорбить! — Ага. — Наёмник с болезненной улыбкой повернулся к Большой Секире. — Ты сам прекрасно с этим справляешься. Крупный мужчина закричал и снова побежал на своего врага. На секунду Сокол успел подумать, что вся его жизнь вела именно к этой бестолковой кончине. Его это не расстроило, но и радости после такого открытия не прибавилось. Появилось только странное равнодушие. Зажмурившись, наёмник, надеясь избежать столкновения, прикрылся руками. Время словно замедлилось, и в один прекрасный миг ему почудилось, что он уже давно погиб, а его труп едят хищные лýпо, разрывающие его настрадавшуюся плоть своими опасно светящимися клыками. Сокол услышал гортанный стон. Он, не открывая глаз, судорожно отполз назад и наткнулся на дерево. На нервной почве ему показалось, что он прошёл сквозь него и уже падал куда-то вниз — в нескончаемую темноту. Наёмник не верил в призраков, хотя иногда особо впечатлительные завсегдатаи в таверне поговаривали, что их дом захватывали неупокоенные души, пугавшие их то по ночам, то рано утром. Сокол это отрицал, однако сейчас алкоголь и паника делали своё дело, и он ощущал себя не только призраком, но и нивром, и драконом, и, упаси Сущий, огром. Когда его грубо ударили по щекам, то он, продолжая витать в своих фантазиях, отвернулся. Но на второй раз ему всё же пришлось открыть глаза и встретиться с хмурым лицом… Девушки? А где Большая-как-его-там-ерундовина?! Сокол заглянул за плечи неожиданной рыжеволосой незнакомки и увидел, как верзила, с кинжалом в виске, лежал мёртвый на траве. Повернувшись обратно к девушке, он посмотрел на неё странным взглядом, отчего та вымученно вздохнула. — Я умер? Ты — Сущий? Я на Небесах? — Я твоя смерть, если ляпнешь ещё какую-нибудь очередную чепуху, из-за которой я пожалею, что убила невиновного. Сокол опять выглянул — убедиться, что верзила всё же мёртв и это не его предсмертные галлюцинации. Однако помимо тела он увидел ещё и живых людей. — Ты возместишь мне ущерб! — крикнул владелец таверны и погрозил кулаком. — А ещё моральный! — добавил кто-то из толпы. — Моральный в данной ситуации превыше всего! — Именно! — охотно согласился владелец. — А ещё моральный! Девушка, живо развернувшись на шум, прокляла всё, что только можно и нельзя, после чего схватила вялого Сокола за руку и подняла на ноги. От такой резкости у наёмника сильно закружилась голова и его снова затошнило, поэтому о достойном ответе каждому, кто требовал от него невесть что, пришлось забыть. — А ну куда! — загалдел владелец. — Вы будете оба платить мне за то, что учудили, вандалы! Узурпаторы! Воры! Я буду вам мстить всю свою жизнь! Сокол, шатаясь и соображая хуже Большой Секиры, показал крикливому мужчине язык, из-за чего тот заголосил ещё громче. Но его угрозы вышли бессмысленными, потому что этот кретин, умеющий только горланить, не соизволил даже побежать за ними. Незнакомку он бы навряд ли догнал — она была довольно резвой, а вот пьяного в стельку и хромающего Сокола — без проблем. Когда криков не стало слышно, девушка остановилась. Наёмник, неудачно вписавшись ей в спину, неуклюже упал на пятую точку. — Эй, ты совсем, что ли?! Следи за своей координацией! Сокол потёр затылок, несколько раз поморгал и попытался понять, во что опять влип. — Неужели я жив? — с неверием спросил он. — О нет, я жив! Как я этому не рад. Хотя смерть от руки того миниатюрного дружка была бы идиотской. Как и от кучи долгов того неадекватного владельца… А прежде он показался мне вполне нормальным, знаешь. Девушка в очередной раз ударила разболтавшегося Сокола по щеке, и тот, обидчиво скривившись, потёр покрасневшую кожу. Кажется, это был её любимый метод контролирования людей. — Смотрю, ты боевая. — Смотрю, ты давно пропил свои мозги. — Как мило. — Он фыркнул. — Если я пропил мозги, то зачем надо со мной сюсюкаться и спасать от толпы негодяев? — Я давно за тобой слежу, — просто призналась она, порядком удивив Сокола. — И твой мини-лагерь тоже знаю. Из всех посетителей таверны ты был единственным интересным человеком. — Неубедительно. И звучит очень дико. Я должен тебя бояться. — Я тебя снова ударю, если продолжишь городить ахинею. — Теперь убедительно. — Сокол усмехнулся. — Что ещё расскажешь? — Ты хам и грубиян. — О да, а ещё я алкоголик и убийца. Но это не точно. Память на старости лет уже основательно отшибло. Не представляешь, как мне печально от этого. — Ненормальный, — злостно проговорила девушка. — Да-да, милые приветствия. Всегда об этом мечтал. Так какого февула ты за мной следила, извращенка? — Ч-что! — Она смутилась, но чудом собралась и стала вновь серьёзной и неприступной. — Ты… какой-то другой. Печальный. Да и слухи вокруг тебя были, ну, сам понимаешь. Я им не верю, но я умею отличать людей, пьющих ради удовольствия, от тех, кто пытается спрятаться от реальности. Поэтому я и подумала, что... — Что я какой-то горюющий вдовец? — Сокол рассмеялся. — О-о, нет-нет. Это ты не по адресу! Я отнюдь не семейный человек. Да и помогать в любом случае не стал бы. Зачем мне это, а? — Я тебя спасла! Я убила… О Сущий, у меня из-за тебя руки в крови! — Какой великий подвиг! — Он, кряхтя, поднялся на ноги. — Премного, конечно, благодарен, но мне от твоего спасения ни горячо, ни холодно. Можешь, если так хочешь, прибить меня тут. Я тебе даже поддамся. Будет ещё один труп на твоей совести. — Ты не можешь так поступить! — Ка-ак? — Сокол искренне изумился и развёл руки в стороны. — Просто уйти? Как обычный человек? А-а-а, ты же полагаешь, что я убит горем и готов рвать себе задницу, чтобы помогать всем нуждающимся. Ну прости, что разочаровал тебя. Девушка предупреждающе замахнулась — по всей видимости, вновь преподать своему неблагодарному спутнику урок, — но тут же осеклась, увидев на его лице полное безразличие. Она, коря себя за проявленную глупость, отошла от него. Всё время, потраченное на изучение этого безумца, девушка могла бы пустить на поиски куда более сговорчивого и менее проблемного человека, однако вместо этого тешилась нелепой иллюзией и надеялась на милость Сущего. Дура! Какая же дура! Но ничего. Она не собиралась так просто сдаваться. А пожалеть себя можно было и позже. — Скажи мне вот что. — Девушка завела руки за спину и хитро улыбнулась. — Ты ведь наёмник? Сокол, резко выпрямившись, прищурился и по-новому, оценивающе, взглянул на неё. — Что?.. Откуда? — Это очевидно! Твоя борода... она... кошмарная! — её тон стал решительнее и грубее. — А если серьёзно, то твои манеры, твои убогие повадки, твои эмоции, которые ты не умеешь подавлять. Ты же типичный наёмник! Конечно, я понимаю, что это лишь моё впечатление, однако я попытала удачу — и оказалась права. Ты раскрыл себя. Браво. — Ты гадкая обманщица, — презрительно выплюнул Сокол, с опаской косясь на девушку. — Мой дорогой, поздравляю, ты почти близок к правде. — Она отцепила от пояса увесистый мешок и подняла его. — Мне плевать, что ты делал, кого убивал и сколько грехов накопил за всё время. Этих денег тебе хватит на пару месяцев. Когда мы разберёмся с работой, то я добавлю тебе ещё. Ведь так вы, наёмники, работаете? — Я больше не наёмник. И мы никого не убивали. — Разве это имеет значение? — Что тебе вообще от меня нужно? — Сокол, не отрывая от девушки цепкого взгляда, поравнялся с ней. — Кто ты такая? — Я Меде́я, и это единственное, что тебе нужно знать, — с наигранной милой улыбкой ответила она. — Нам надо пробраться в один дом и забрать там одну вещь, которая принадлежит мне. — И неужели ты не можешь разобраться с этим сама? — недоверчиво полюбопытствовал Сокол. — Плохо верится. — Отвлекать и красть очень проблематично, если ты не в курсе. Мне нужен запасной человек, но не тупой пьяница, который совершит столько ошибок, что я сотню раз пожалею о том, что связалась с ним. — Какое красочное описание. Я отлично подхожу под него, — пробормотал Сокол. — И где находится твой дом? — Не в Кулла́ре, не волнуйся. В одной деревушке. Верфи́до. До неё три дня пешком. Согласен на такие условия? Она протянула руку, и Сокол, задумчиво посмотрев на неё несколько секунд, решил, что терять ему всё равно нечего. Он пожал её ладонь в ответ. — Я Сокол. Надеюсь, я не пожалею об этом. — Твоё дело исполнять работу. Всё остальное я беру на себя. И, игриво подмигнув, она взглянула на солнце и двинулась по направлению к Верфидо.

***

Верфидо не был оплотом Королевства Ин-Нáр и вообще, по сути, являлся устаревшей и маленькой деревней, где ничего не происходило. Иногда сюда приезжали люди, но они не задерживались в Верфидо и сразу же уходили, как правило, в лес, за ручей, протекавший совсем неподалёку от поселения. Никто особо не интересовался подробностями приезда незнакомцев, и все спокойно продолжали существовать дальше. Конечно, это можно было принять за обычную защитную реакцию. Вполне вероятно, жители Верфидо отличались ярыми консервативными убеждениями и не желали принимать какие-либо изменения. Но лично Сокол склонялся к мнению, что люди здесь просто сумасшедшие и явно отсталые. — Мне неуютно, — тихо поделился он, когда они проходили очередной низенький деревянный домик. — Тут всё до жути однообразно! — Такая ситуация во всех городах и деревнях Королевства. Уж, увы, наш Король любит жить в достатке и обставлять лишь столицу. В конце концов, это его личная гордость. — Тоже мне гордость. — Сокол закатил глаза. — Так возвышенно звучит. — Ты очень категоричен. — Медея повернулась к наёмнику. — Если тебя услышат другие, то они закидают тебя камнями. Сокол, не удержавшись, расхохотался. Люди, стоявшие рядом с колодцем, располагавшимся прямо в центре Верфидо, настороженно обернулись на шум и с подозрением воззрились на человека. — Ты совсем полоумный?! — гневно прошипела Медея, заметившая повышенное внимание не только к спутнику, но и к себе. — Прекрати! — Ха! — Сокол, вытерев выступившие от смеха слёзы, выпрямился и невозмутимо глянул на девушку. — Да я сам кого угодно камнями закидаю. Ты думаешь, меня заботит мнение этого сброда? Увольте! — Хватит вести себя как говнюк, высокомерная ты выскочка! Если тебе так наплевать на моё дело, то прояви хотя бы уважение к своей плате. А она будет, если ты своими куриными мозгами ещё не допёр, только после успешного выполнения задания. — Она грубо взяла Сокола за ухо с висевшей на нём серёжкой и под чужое шипение толкнула. — А теперь заткнись и живо иди вперёд. — Эй! Удар в сердце! — Сейчас будет удар не только в сердце, но и физический в твою печень. — Я сделаю вид, что испугался. — Сокол театрально схватился за лоб и крутанулся на пятках. — А в душе я всего лишь бедный бард, которому не хватает публики. Недалеко от колодца разместились четыре лавки — по две с каждой стороны. И они, будто сговорившись, торговали одним и тем же: овощами. Что самое занятное, как приметил один лишь Сокол, конкуренции у этих людей не было никакой. Все спокойно стояли рядом со своими прилавками и, если не приглядываться, могла возникнуть мысль, что они обычные статуи, слишком похожие на живых созданий. Ни один продавец не махал руками, не подзывал к себе, не пытался перекричать обещаниями про щедрые скидки и не ругался. Они просто замерли, как неживые, на одном месте. Под жарким солнцем. Они точно люди? Ещё больше жути нагоняло то, что эти продавцы, как и другие жители, наблюдали за непрошеными гостями. Бездвижно. И чересчур пристально. — Знаешь, кто ты в душе? — Медея схватила Сокола за плечо. — Ты безумец! Прекрати сейчас же! — Я бедный, бедный ба-ард! Он резко вырвался и отскочил. Не ожидая подлянки, Сокол оступился и случайно врезался во что-то деревянное и хлипкое. Послышался грохот, и вся импровизированная лавка, не представлявшая из себя ничего особенного, развалилась в пух и прах. Посыпались овощи, и Сокол смог увидеть, насколько они были гнилыми: из них повылазили мерзкие черви и поползли по земле куда подальше. — Проклятье! — прокричала Медея. — О Сущий, умоляю, простите моего друга! Он серьёзно болеет. А ещё он совершенно не умеет ориентироваться… Она подскочила к продавцу, который, опустив голову, безжизненно пялился на своё разрушенное детище. Он равнодушно хмыкнул, взял в воздухе невидимый предмет и переложил его в другое, такое же незримое место. Со стороны это выглядело как минимум ненормально. — Эй? — Медея щёлкнула пальцами перед лицом мужчины и недоумевающе скривилась. — Что это с ним? — Что-то мне подсказывает — они под гипнозом. — Сокол, отряхнувшись, мельком изучил других людей, не проявлявших интереса к возникшему погрому. — Надо проверить. — Целая деревня и под гипнозом? — Медея нервно ухмыльнулась. — Это бред! Сокол, нахмурившись, подошёл к первому жителю, девушке, безостановочно и циклично поправлявшей волосы. Она смотрела на него стеклянными глазами, которые обычно бывали у мертвецов, и не подавала признаков жизни. Махнув ладонью перед её лицом и не заметив никакой реакции, Сокол приблизился к следующему человеку, к мужчине. Когда и он не отозвался на раздражающие манипуляции, наёмник пихнул его. Бесполезно. — Они действительно будто не здесь, — Медея, изучавшая странную девушку, обратилась к Соколу. — Я не могу в это поверить. Человек не в силах загипнотизировать всю деревню. Никто бы не смог! — Ну, значит, это очень сильное существо и нам настанет конец, если мы отсюда не свалим. — Он пожал плечами. — Рассматривай это как предупреждение от судьбы. — О какой судьбе ты вообще говоришь?! В деревне люди в таком... В таком состоянии! И мы даже не в курсе, с чем это связано. Раньше такого не было… — Да плевать! Нас сейчас волнуют не люди. — Зараза! — Она злобно топнула ногой. — Ненавижу! Медея быстро направилась вперёд, и Соколу пришлось ускориться, чтобы догнать её. — Если ты планируешь узнать, с чем это связано, то спешу тебя огорчить. Я не собираюсь ради денег умирать. Да и что мешает мне украсть твои глеты и сбежать отсюда, м? — Он гадко улыбнулся. — Наёмникам это тоже свойственно, когда их жизни что-то угрожает. Сокол не успел сориентироваться, как его резко толкнули к стене деревянного дома и прижали к его горлу острый клинок, даже при малейшем соприкосновении резавший кожу. — Вау… — только и смог выдохнуть он. — Если ты хоть пальцем тронешь меня и мои деньги, я перережу твою глотку, а твои органы продам или скормлю. — Медея повела лезвие в сторону, из-за чего ранка стала длиннее. — Если ты думаешь, что ты особенный, то зря. Ты такое же жалкое ничтожество, как и все вокруг тебя. Ты ничего из себя не представляешь. — О, как грустно. — Сокол осторожно коснулся женских пальцев в перчатке и медленно отвёл от себя кинжал. — А ты? Тоже в этом списке? Взгляд Медеи потемнел, и она снова предупреждающе приставила клинок к шее наёмника, но тут же отдалилась и спрятала оружие в ножны. — Идём. Чем дольше мы находимся здесь, тем сильнее я чувствую страх. А я не перевариваю страх. — Хоть в чём-то мы с тобой солидарны. Медея предпочла проигнорировать колкость спутника. Она развернулась к нему спиной и поплелась прямиком к каменному дому, выделявшемуся на фоне всех маленьких построек. Он определённо принадлежал кому-то богатому и выглядел в целом очень недурно. Помимо этого, он был выше. Да, пожалуй, это первое, что бросалось в глаза. Сокол хоть и желал узнать, кто жил в доме, решил всё же промолчать. Однако надолго терпения ему не хватило. — Ты разве не знала, что в Верфидо обитают сумасшедшие? — Нет. — Разве не надо было сначала всё узнать, а потом уже идти в гущу событий? — Нет! — Мне казалось, дела должны строиться чуть иначе. Ну ладно. — О Сущий, прошу, пусть он заткнётся! — взмолилась Медея. — Я не выдержу этого… Не выдержу! — Я всего лишь хочу понять, что происходит. Почему мы идём именно сюда? Что тут хранится? И если ты не в курсе всех событий, то где гарантии, что твой секрет не потерялся? Вдруг его уже украли? — Тебя не должно это касаться! Теперь достаточно понятно? Сокол недовольно поморщился, но без желания согласился и потопал уже в долгожданной для Медеи тишине. Учитывая, что многие вопросы остались до сих пор без ответов, наёмник решил узнать подробности позже, когда, например, Медея будет в настроении. У неё вообще бывает хорошее настроение? Когда-нибудь точно будет, и именно в этот долгожданный момент тайное станет явным! Если бы Сокол захотел, он бы ехидно рассмеялся от своей коварности. Юрко перепрыгнув через низкую калитку, поставленную явно ради красоты, Медея подошла к двери. Она потрогала её, а затем заглянула в окно, оказавшееся, к несчастью, зашторенным. Ругнувшись, Медея вернулась к двери и достала небольшой мешочек. — Ты не думаешь, что в доме кто-то до сих пор живёт? — Думать уже поздно, — ответила она и вытащила отмычки, после чего прислонила их к замку. — И даже если кто-то там есть, ты будешь исполнять свою роль: отвлекать. — То есть я приманка? — Пожалуй, это единственное слово, которое так чётко описывает твою роль. — Как здорово, — без энтузиазма произнёс Сокол. — Наёмнику, к слову, надо всегда вываливать всю имеющуюся информацию. Иначе потом он прирежет своего заказчика. — Серьёзно? — удивлённо уточнила Медея, продолжая упорно крутить отмычки. — Никогда не слышала. — Осведомлённость людей сделала бы их куда осмотрительнее. — Мило. Но ты же не убиваешь, нет? Впрочем, судя по тебе... — Она намекала на неопрятную тёмно-русую бороду спутника. — Ты точно повидал все ужасы мира. Сокол неоднозначно покосился на девушку, а после отвернулся и тоскливо глянул на небо, где очень быстро собирались тучи. О недавнем солнце, освещавшем дорогу, больше не могло идти и речи. — Темнеет. Мне не нравится. — Он снова обратил внимание на Медею. — Ты чего так долго возишься? — Чтоб тебя! — она заворчала, когда очередная отмычка предательски сломалась. — Эта груда металлолома не поддаётся. — О, да не шути! Все замки поддаются. Ты просто не умеешь взламывать. Дай мне. — Как же я забыла про твои невероятно богатые таланты! — Она с чувством покивала. — Ты же у нас всё умеешь! — Прекрати паясничать. — Что ты, о, Великий! Может, ты замаскированный нивр? Или нет, постой! Вдруг ты само воплощение Сущего? — Дай мне свои отмычки, — процедил сквозь зубы Сокол, — и отойди назад, желательно так далеко, чтобы я тебя больше никогда не видел. — Слушаюсь и повинуюсь, о, Великий! Медея небрежно передала спутнику отмычки, а сама села на ступеньки и принялась бесцельно ковырять землю. Она не верила, что этот пьяница сможет сделать хоть что-то путное. Но не прошло и пары секунд, как послышался заветный щелчок, а следом — противный скрип двери. Подскочив, Медея изумлённо уставилась на вход. — Но… как… — Ловкость рук. — Сокол издевательски поклонился. — Дамы вперёд. Медея, сжав пальцы в кулак, гордо выпрямилась и вошла в дом. Она терялась в догадках, почему у этого нахала получилось добиться необходимого успеха, а у неё нет, но она была уверена, что если бы не её усилия, то Сокол и подавно бы ничего не открыл. Наверное, если бы она посидела подольше, то смогла бы сама благополучно расправиться с преградой. В любом случае будь оно всё проклято! Тяжело вздохнув, Медея отринула эмоции и принялась изучать интерьер, чтобы найти хотя бы какие-то опознавательные знаки того, что ей нужно. Сокол, не оставаясь в стороне, последовал за девушкой. Он добрался до стола, присел на корточки и потрогал увядшие цветы, после прикосновения посыпавшиеся прахом на твёрдую поверхность. — Как гостеприимно... — Разделимся. — Воу, воу, постой. Ты осознаёшь, что предлагаешь? Мы в чужом доме, одумайся. Нам в принципе нельзя разделяться. — Здесь никого нет, иначе бы нас уже поймали. В одиночку я смогу сосредоточиться и быстрее найти то, ради чего я вообще сюда рвалась. Сокол, продолжая с полным недоумением глазеть на спутницу, поднял руки и завёл их за голову. — В чём проблема рассказать мне детали? Или ты считаешь, что я после твоей откровенности возьму и предам тебя? Ты меня за кретина держишь? — Неужели ты смекнул? — съязвила Медея. — Да, представь себе. А теперь хватит тратить время. Оно нам ещё понадобится. Сокол закатил глаза и со злостью плюхнулся на диван. — Давай, вали. Ищи свою фиговину. А я, как верный слуга, подожду тебя. — Отлично. — Замечательно, — бросил Сокол. Прежде чем закрыть дверь, через щель пускавшую свет, Медея поискала на кухне что-то похожее на спички. Свечи, к своему счастью, она отыскала сразу, а вот со спичками возникли огромные проблемы. Она порыскала во всех шкафчиках, но в итоге не обнаружила ничего подходящего. Психанув, Медея вернулась к вальяжно развалившемуся Соколу. — У тебя есть спички? — Спички? — Сокол прикинулся задумчивым. — Даже не знаю, что это. — Ты не видишь, как темнеет? Нам нужно срочно добыть огонь. — Можешь взять камни на улице. Или веточки… Как там люди раньше огонь добывали? — Сущий тебя дери, живо дай мне свои прокля́тые спички, иначе я тебе точно что-то сломаю! — угрожающе выкрикнула Медея, после чего осеклась, потёрла переносицу и более спокойным тоном продолжила: — Пожалуйста. Мне это важно. — Оказывается, ты умеешь быть такой вежливой. — Сокол, подмигнув ей, порыскал в своей маленькой походной сумке, откуда достал потрёпанный коробок и передал его Медее. — Всегда пожалуйста. Не ответив, она в считанные секунды дошла до кухонного стола и зажгла пару фитилей. Больше было рискованно, а ей не хотелось подвергать себя дополнительной опасности. Закрыв дверь и поставив подсвечник со свечой рядом с Соколом, Медея принялась обследовать первый этаж, представлявший из себя гостиную, кухню и, по сути, всё. Ожидаемо не найдя ничего ценного, кроме дорогого кухонного сервиза, девушка поднялась на второй этаж. Скрип половиц прекратился, и тишина начала медленно, но верно угнетать. Сокол несколько минут понаблюдал за странно колышущимся огнём, а затем поднялся и слегка приоткрыл шторку. Сквозняка не было, как и света. Наступила кромешная тьма, словно внезапно явилась не просто ночь, а что-то куда более сверхъестественное. Подозрительно. Сейчас же был только день. Он, не отрывая взгляда от того, как вёл себя огонь, подобрал свечу. Пламя клонило в сторону окна, и Сокол аккуратно потащился в противоположном направлении. Крепко держа подсвечник, он потрогал шкаф, плотно прилегавший к стене. Не заметив ничего интересного, Сокол начал выбрасывать книги. Из-за поднявшейся в воздух пыли он закашлял, а от устроенного шума, как ребёнок, хихикнул. Если Медея спустится, то она определённо убьёт своего нерадивого спутника. Последив ещё немного за свечой, Сокол заключил, что дела здесь обстояли не так просто, как могло показаться по первому впечатлению. Должно было быть какое-то решение этой наверняка несложной головоломки, совсем ничего из себя не представлявшей. Он не мог быть настолько глупым, чтобы не разобраться с ней. Собравшись с мыслями, Сокол представил себе одну ситуацию. Если бы он стал богатым человеком со своими тайнами, которые он бы пытался как можно тщательнее спрятать, то где бы находилась разгадка? На видном месте, верно. На полках, например. Или в книгах. Но в данном случае это не прокатило, поэтому… Обернувшись к маленькому дракону на постаменте, Сокол, шкодливо улыбнувшись, повернул острую морду вбок, и каменные крылья зашевелились, а деревянный шкаф сдвинулся влево. Гениально! — Богатые люди такие предсказуемые, — вслух сказал Сокол, невольно испугавшись своего голоса. — Орёл бы мной гордился. Несколько раз поморгав, он двинулся в открывшийся проход. Это была очередная лестница, ведущая в черноту. Лишь свеча освещала его путь, но даже она не давала достаточного количества света, чтобы наёмник смог увидеть то, что поджидало его внизу. Сокол, невзирая на все усилия держать себя в руках, испытывал страх. Тишина и темнота, приправленные гадкой неизвестностью, вызывали в нём непередаваемое, жгучее и мерзкое чувство, усиливавшееся с каждым шагом. Неожиданно он возненавидел этот дом, как и самого себя — за излишнее любопытство, снова принёсшее проблемы. Его не должно волновать то, что с огнём и вообще — с этим домом. Наёмнику требовалось ждать Медею, как та наказала, и никуда не высовываться. Сокола внезапно охватила дрожь, а ноги начали против воли сгибаться. Весь мир постепенно терял свои краски, и всё плыло перед глазами. Живот сильно скрутило. Прислонившись к прохладной стене, наёмник лишь чудом не выронил подсвечник. Сокол старался выровнять дыхание, пытаясь при этом не покатиться кубарем с лестницы, однако делал только хуже. Он задыхался. Внизу, во мраке, кто-то завопил. Сокол рвано выдохнул, когда как по спине пробежали мурашки. Новая волна страха появилась в виде кома в горле, и наёмнику с большим трудом удалось проглотить его. Новый крик был тише и жалобнее. Сокол испуганно посмотрел вниз, а потом наверх, где царила такая же чернота. Ему потребовалось ещё время, чтобы решиться на совершенно безрассудный поступок и отправиться туда, где недавно раздавались звуки. В нём теплилась надежда, что это был не монстр, ждущий возможности напасть на наивного путника, а кто-то более безобидный. Наконец-то спустившись после, казалось, нескончаемой лестницы на ровную поверхность, Соколу пришлось вновь себя успокаивать. Он пережил немало приключений, но задания, через которые он проходил с Орлом и командой, были не такими, как этот таинственный подвал, откуда доносились некоторые крики. Конечно, их миссии представляли опасность, однако она исходила в основном от разъярённых заказчиков, вполне вероятно, на старости лет сходивших с ума. Да, они лазили по заброшенным постройкам, встречались с хищниками, но даже это было цветочками. К тому же рядом всегда присутствовал Орёл, умеющий взбодрить и успокоить. А сейчас Сокол был совсем один. — Эй? З-здесь кт-то-то есть? Наёмник встрепенулся и опасливо повернулся на голос, звучащий вблизи крайне необычно: существо сильно заикалось, из-за чего его речь представлялась трудной для понимания. — Здесь есть я, — вымолвил Сокол первое, что пришло на ум. — Ох, к-как х-хорошо! — Существо закопошилось. — Ум-моляю, ум-моляю на к-коленях, спасите меня, п-прошу! Я… Я… Я не знаю, гд-де н-нахожусь, но меня пыт-тали! П-пытали, о, меня пыт-тали! Оно надрывно зарыдало, отчего сердце Сокола невольно сжалось. Он, протянув руку вперёд, прищурился и увидел отблеск металла. — П-прошу вас, во имя вс-сего, с-спасите меня, умоляю! Я не остан-нусь в д-долгу, клянусь. Я с-сделаю всё, ч-что только п-попросите, т-только с-спасите! Подойдя ещё ближе, Сокол заметил прутья, а за ними — валявшийся в самом углу скелет, привязанный цепями к рельефной каменной стене. — Воу! — Ч-что вы ув-видели? П-пожалуйста, не м-молчите, п-прошу, скажите хоть ч-что-нибудь! Вы м-меня спасёте? — Что тут происходило? — Сокол посветил в следующую камеру, однако на этот раз там лежало истерзанное тело с торчавшими наружу и изрядно подгнившими внутренностями, где уже поселились опарыши. — Гадость! — Нас мор-рили гол-лодом! Г-голодом! Н-над н-нами став-вили экспер-римен-нты… О-о... Сущий, пр-рошу, помогите мне, я не х-хочу ум-мирать! Сокол, настойчиво избавляясь от волнительных мыслей, с сумасшедшим сердцебиением подкрался к очередной камере. Он поднял повыше свечу и увидел к своему удивлению… — Óуви! Птицеподобное коричневое существо зажмурилось. У него была крупная круглая голова, покрытая перьями, а лицо — в форме сердечка и намного светлее, чем остальное туловище. Его пушистая грудка с белым пятном посередине от страха быстро вздымалась, и оуви, боясь схлопотать, прикрыл макушку руками, на пальцах которых были поломанные чёрные ноготки. — Никогда бы не подумал, что… — Сокол ругнулся и судорожно начал искать отмычки в сумке. — Ладно, плевать. Кто тебя поймал? — Это был ч-человек! — дрожащим голоском отозвался худой оуви, уже найдя в себе смелость понаблюдать за действиями Сокола. — Но я не уверен… Он т-такой… Т-такой страшный! Он в-выглядел как человек, но его с-способности… не м-могли быть ч-человеческими… — О чём ты? — Он об-бладал м-магией! Сокол поперхнулся и с недоумением уставился на существо, смотревшее на него своими большими янтарными глазами. — Магией? — Д-да, о, я к-клянусь в-вам! — И… — Я з-знаю, вы не в-верите мне, но, пож-жалуйста, д-давайте отлож-жим все воп-просы на п-потом. Я боюсь, что он в-вернётся… Я не хочу… Не х-хочу! — Да, конечно, — задумчиво проговорил Сокол. — Дай мне немного времени. Поставив подсвечник неподалёку от себя, Сокол отыскал отмычки и приложил острые металлические концы к замку на прутьях. Сначала он не поддавался, и паника с каждой неудачей стремительно возрастала. Ко всему прочему, сам оуви проявлял сильное беспокойство, из-за чего Сокол с трудом мог сосредоточиться на насущном. Но после пары грубых просьб заткнуться оуви умолк, и наёмник с горем пополам и благодаря какому-то чуду свыше открыл раздражающий замок, заставивший его изрядно понервничать. — Спасибо вам, м-мой с-спаситель, с-спасибо, с-спасиб-бо! Вышедший на свободу небольшой оуви, ростом где-то по пояс взрослому человеку, с радостным звуком прыгнул на ошарашенного Сокола и обхватил его за шею. Крылья существа за спиной на секунду с трепетом раскрылись, а потом сразу же сложились. Бывший узник уткнулся своим длинным клювом-носом в щёку человека и ещё сильнее обнял его, как можно ярче выражая свою бесценную благодарность. — Ну же, прекрати, пернатое ты недоразумение! Не до этого! — П-прошу меня п-простить, мой с-спаситель! Я… Я не х-хотел вам доставлять н-неудобства! — Нам надо выбираться отсюда. Срочно. Если ты прав, у нас могут возникнуть серьёзные проблемы. — А вдруг м-мы не успеем? А в-вдруг на н-нас нападут! Я с-совсем не умею д-драться! — Давай будем надеяться на более благоприятный исход? Существо кивнуло и протянуло свою руку Соколу. Тот, скептично оглядев его, обречённо выдохнул и крепко взял оуви, из-за чего тот заурчал, а его длинные опущенные уши, выражая удовольствие, поднялись. — Наверху должна быть моя знакомая. Если она не нашла необходимый предмет, то мы помогаем ей и валим отсюда. — Х-хорошо! Я сд-делаю всё, что б-будет в моих с-силах. — Молодец. Такой настрой мне больше нравится. Сокол потянул за собой оуви, и существо, не смея возражать, послушно последовало за своим спасителем прямо по длинной и витиеватой лестнице. Податливость оуви была известна всему Со́лфасу. Их покорность объяснялась врождённым страхом перед другими расами, обладавшими куда большей силой и могущественностью, чем бедные птицеподобные создания, умеющие лишь добывать себе насекомых из деревьев и выращивать зерно для пропитания. Из-за слабости оуви часто брали в рабство, и те с завидным смирением служили своим хозяевам. Соколу не особо нравились существа, которые отдавали себя добровольно в рабство. Как бы печальна не была участь, нужно всегда сражаться с обидчиками, а не исполнять их приказы. Сокол считал: важно быть гордым до конца. Однако где были его возвышенные убеждения, когда он напивался в стельку в захудалой таверне? Точно не с ним. Лестница резко заворачивала, и когда они тоже завернули, то в глаза сразу ударил резкий свет. — Мой с-спаситель, мы п-почти д-добрались! — Я не уверен в этом. — Сокол, не предчувствуя ничего хорошего, насторожился. — Мне это не нравится. — А вдруг это в-ваша подруга н-нас охраняет? — Свет идёт не от свечки. Он будто… дневной! — Я так д-давно не видел д-дневной свет! — воскликнул оуви. — Н-неужели я н-наконец-то увижу солнце?.. Я увижу с-солнце! — Тише, замолчи! — шикнул Сокол, сбавляя шаг. — Это засада. — О нет, он в-вернулся! О Сущ-щий, меня т-точно прокляли, я т-такой неудачн-ик. Я уж-жасный, плох-хой! Я так р-раска-аиваюсь! — Замолчи и возьми свечу. Оуви, пугливо прищурившись, помотал головой. — Я н-не могу, м-мой спаситель, не м-могу! Я б-боюсь… — Да чтоб вас всех… Если я прав и там действительно западня, то ты не будешь совершать резких движений, понял меня? Иначе они сразу убьют тебя. Оуви издал жалкий писк, и Соколу ничего не оставалось, как крепко сжать ладонь существа и мысленно пообещать себе, что всё будет хорошо; что он, в конце концов, справится даже с драконом, если тот будет в той убогой комнате. В этот раз он точно всех спасёт. С каждым шагом, приближавшим его к выходу, свет становился ярче, пока в один момент он не начал слепить. Выбросив уже бесполезный подсвечник с потухшей свечой, Сокол в качестве опоры стал использовать стену. Он надеялся, что оуви додумался зажмуриться и сейчас не страдал из-за собственной глупости. Наёмнику и без того хватало проблем, чтобы ещё дополнительно заниматься ослепшей недоптицей. Когда Сокол почувствовал под ногами ровную поверхность, он тут же открыл глаза, однако оценить обстановку у него не вышло: зрение размывалось. Ему требовалось время, чтобы сфокусироваться, но эту возможность ему не предоставили. Сначала наёмник услышал крик, больше похожий на плаксивые мольбы не убивать. Оуви оттащили от него и, по всей видимости, вырубили, потому что писки резко прекратились. Потом Сокол ощутил сильную боль в голени и сразу же — в области живота. Он согнулся пополам и повалился на пол, но его перехватили и небрежно куда-то понесли. — Нет! Хватит! Хватит! Что ты творишь?! — Учу твоего дружка простейшим манерам, моя дорогая. Воровать, между прочим, очень некультурно. Но это также относится и к тебе. — Ты монстр! Я освобожусь и перережу тебе глотку, ты слышишь меня?! Сокол заметил впереди нечёткие фигуры. Он попытался выдавить хотя бы звук, но невыносимая пульсация в висках помутила рассудок, и вместо света пришла пугающая тьма.

***

В голове был гул. Сокол, желая дотронуться до горячего лба, вяло пошевелил руками, однако неожиданная преграда в виде крепких верёвок свела на нет его усилия. — …они страдают. Сокол выдохнул воздух через нос и открыл глаза. Мигом прищурившись, он, окончательно придя в себя, смог понять, где находился. Тот же дом. Те же комнаты. Только в этот раз на диване сидел не он. — Поразительно. Твой приятель уже очнулся. Какая прелесть. — Не втягивай его! Он не виноват. — Ну ты что, — сказал мужчина в чёрном одеянии с беспокойством, бывшим определённо липовым. — Нечестно обделять вниманием гостей. Слева от Сокола жался дрожащий оуви, выглядевший при свете ещё более плачевно: весь костлявый, с ободранными перьями и в крови. А справа наёмник заметил Медею с разодранной губой и красной опухшей щекой. Было страшно подумать, что её, прежде чем заломить, обо что-то ощутимо приложили. — Не надо… пожалуйста… — К тому же, — мужчина проигнорировал её, — твой знакомый привёл к нам моего старого друга. Как же мне не встречать всех с распростёртыми объятиями? — Я не знаю, что ты задумал, но я выберусь и… — Ты повторяешься. — Человек небрежно вскинул руку, и Медея тут же вскрикнула, когда её ударили в спину. — Если ты из рода Ли́днер и моя дочь, то это не значит, что я буду терпеть твои выходки. Только сейчас до Сокола дошло, что вокруг них собрались жители Верфидо, которые ныне покорно стояли рядом и выполняли, вероятно, любые приказы мужчины, восседавшего на диване, как на троне. От такой ассоциации стало мерзко во рту. Хотя, наверное, это был всего лишь вкус собственной крови. — Медея! — Прекрасно. Твой друг умеет разговаривать. Уже интересно. — Мужчина подался чуть вперёд. — Ну-с, о чём поведаешь? Не хочешь ли случайно рассказать, какого духа ты делал в моём доме и хозяйничал здесь? А ещё вот эта вещь. — Он неторопливо достал перо, хранившееся в сумке Сокола. — Откуда оно у тебя, грязное ты отродье? Ты вообще осознаёшь, что у тебя было в руках? Это ты убил А́льбо?! Сокол с презрением плюнул и испачкал кровью ковёр из шкуры необычного зверя. — Я осознаю лишь то, что сделаю из твоей безмозглой головы приманку для хищников, — с ненавистью процедил он. — Вот тогда это будет настоящая потеха. На лице мужчины на секунду отразилась ярость, но он быстро нацепил на себя псевдо-дружелюбную маску. — Да уж, по-хорошему никак. Как с вами утомительно, герои-недоучки. Человек щёлкнул пальцами, и новые, до невозможности тошнотворные ощущения пронзили Сокола насквозь. Он, стараясь не издать ни звука, прикусил губу. Ему не хотелось, чтобы кто-то упивался его страданиями. — Отец, пожалуйста… — Я столько раз тебя прощал, а ты? Ты ни разу не послушала меня, — тоскливо произнёс он. — Увы, за всё надо платить, моя дорогая. Ты разве не помнишь мои уроки? Хотя о чём это я! По сравнению со своей сестрой ты всегда была безрассудной девчонкой. Убейте этого человека. И того бесхребетного оуви тоже. Не думаю, что от него теперь будет польза. — Нет! Нет, пожалуйста! Я виновата! Я! Так накажи меня, а не их. Я буду вести себя так, как ты пожелаешь! — Но, но, но. — Мужчина улыбнулся. — За всё. Надо. Платить. Твоя плата в этот раз: две жизни, которые так милосердно отдадут наши гости. Любуйся шоу, моя дорогая! Один человек, стоя позади, крепко схватил Сокола за шею, а второй, сбоку, замахнулся топором и нацелился на макушку. — Не очень люблю решать дело путём пускания крови, но что поделать. Давай! — Нет! — закричала Медея, изо всех сил вырываясь из пут. — Нет! Нет! Сокол! Наёмник, резко наклонившись вперёд, поволок за собой человека, державшего его, и лезвие, с противным звуком вошедшее в нежную плоть, беспощадно разорвало ткани. Он с трудом выдохнул, когда упал на пол и ощутил тяжесть на своей спине. Попытавшись скинуть тело, Сокол перевернулся и с ужасом лицезрел, как мужчина безжизненно, с приподнятым плечом, пялился на него и на своего товарища, из чьей шеи торчал его топор, предназначенный для пленника. Сокол нервно отполз от трупа и постарался выпутаться из верёвок именно тем методом, которым его когда-то обучил Орёл. К его радости, у него почти это получилось. — Да уж, дело приобретает куда более серьёзный поворот событий, — прокомментировал отец Медеи и встал с места. — Убейте его. Живо. — Нет, не надо! Прекрати это! Прошу тебя! Находившиеся в помещении люди разом набросились на Сокола. В их руках не было никаких опасных предметов, но они брали числом. Противники могли повалить его и разодрать ногтями и зубами. Сокол, чуть не лишившись всех пальцев, наконец-то освободился. Он достал из специальной подкладки в обуви маленький кинжал и перерезал глотку первому нападавшему, а следом — второму. Он сделал несколько быстрых перекатов, поднялся и вонзил лезвие в грудь очередному несчастному, решившему из-за отсутствия собственного мышления идти на таран. Наёмника, успешно отбивавшегося от врагов, схапал мускулистый мужчина, появившийся буквально из ниоткуда, и Соколу пришлось приложить все силы, чтобы вырваться и убить его. Он не успел отскочить, как его сразу поймали две подкравшиеся сзади женщины: за ноги и за руки. Теперь к ним присоединились другие люди, и кинжал, ставший недавно его заветным спасением, полетел в сторону. — Сокол! — Вот так и подыхают безрассудные остолопы. — Мужчина трагично вздохнул и грубо взял Медею за запястье. — Но ничего не поделать. Идиоты умирают первыми. — Это ты идиот! Ненавижу тебя, ненавижу! Ты не можешь так поступить! — Ты не только глупая, но ещё и слепая. Жаль. Мужчина залепил девушке пощёчину, и та, ненадолго успокоившись, закричала ещё сильнее. Она не стеснялась проклинать своего отца и желать ему всевозможных мучений. — Медея… Сокол попытался до неё дотянуться, но она была так далеко! Новая вспышка боли пронеслась по всему телу. Люди, давно потеряв человечность, давили на него, дёргали, кусали. Они пытались выколоть ему глаза, вырвать язык, волосы. Они хотели вкусить его плоть, стереть с лица земли. Убить. Сокол, не намереваясь сдаваться, брыкался. Но толпа наседала на него, и каждое его усилие оказывалось всё бессмысленнее и бессмысленнее. Было горько осознавать, что он подвёл и Медею, и спасённого оуви. Сокол называл себя неудачником, слишком ничтожным и жалким для этого несправедливого мира. Он знал, что являлся убийцей. Чудовищем, лишившим жизни своего наставника и друзей, ставших ему семьёй. Наёмник заслуживал смерть. Но бедный оуви и Медея? Нет. По крайней мере, не так. Не здесь и не сейчас! Он должен был что-то предпринять, хоть что-то…

Твоя жалость к себе унизительна. Эти добрые порывы, которые на самом деле представляют из себя обыкновенную ложь? Как милосердно. Пора с этим заканчивать.

Сокол закричал. Истошно, почти нечеловечески. Его тело приобрело нереальную силу, разрывавшую наёмника на маленькие кусочки. Все нервные окончания буквально молили о том, чтобы эта чудовищная пытка скорее прекратилась. Но она не останавливалась, а лишь усиливалась, доводя до обморочного состояния. В его плоть будто вонзились миллион острых иголок, и Сокол, будучи на грани сознания, почувствовал, как по щекам потекло что-то тёплое, обжигающее. Произошла тёмно-фиолетовая вспышка, окутавшая всё пространство. А потом, словно по одному щелчку пальцев, она, вернувшись обратно, стрелой вонзилась в тело Сокола. Люди, навалившиеся на него, как противные насекомые, замертво, с гадким шлёпаньем, упали на спины. В судорогах они испепелялись под невиданной мощью. А мужчина, державший Медею, неожиданно, на глазах у девушки, начал постепенно иссыхать. Он хрипло завыл, как поверженный монстр, не имеющий разума, пока от него не остался один серый прах. Сокол закричал, но на этот раз от невыносимого осознания, что это повторилось вновь.