***
— Я не уверен, что это зависит от меня, — отвечал Хёнджин на телефонный звонок: — Ещё раз повторюсь… К сожалению, это не в моей компетентности, — он пытался сохранять спокойствие. Хёнджин заканчивал вечерний урок, когда к нему подбежала Сора, администратор школы. Какая-то родительница требовала найти место для ее дочери. — Что-то серьезное? — спросил Хёнджин, вытирая руки полотенцем. Они оба шли в сторону ресепшена. Заметив, как она была взвинчена, он насторожился. — Ещё одна истеричка из Каннама! Она попросила главного, но кроме вас никого уже нет. Пожалуйста, поговорите с ней! — Не пойму, откуда такой спрос на уроки рисования в последнее время? — К нам ходит дочка одной известной дамочки. — Боже, я совсем забыл про нее. Сора устало кивнула головой. — Такие дела. Поделилась нашими контактами в сети. Он взял трубку и представился. Сора махнула рукой и подошла к кулеру, налить себе воды. Хёнджин жестом попросил стаканчик для себя. — На данный момент открыт резерв. Я могу взять ваши данные и, когда откроется новая группа, обязательно сообщ… — Хёнджину не дали договорить. Он долго молча слушал её, пока в один момент не заговорил серьезным и немного насмешливым тоном: — Я не сомневаюсь в ваших связях. Могу порекомендовать вам воспользоваться ими. В противном случае, мы не единственная школа рисования в Сеуле. Всего доброго! Хёнджин сбросил трубку и выпил воду залпом. В горле пересохло. — А так, что, можно было? — удивленно смотрела на него Сора. — Нам не нужен такой клиент. Она уже устраивает проблемы на ровном месте, представь, что было бы завтра, — Хёнджин собрал сумку и закинул себе на плечо, направляясь к выходу. — Ладно, я пошёл. Хороших выходных! — Выходной у вас, у меня завтра рабочий день. Хёнджин виновато улыбнулся, закрывая за собой дверь. Его рабочая неделя не была типичным графиком пять на два. Обычно он всегда работал по субботам и воскресеньям, но за неделю до этого попросил поменяться местами с преподавателями и передвинул свои занятия. Он был рад предстоящим выходным — собирался провести их вне дома. — Ну, ты где? Народ уже собрался! — голос из телефона пытался перекричать орущую стерео-систему. — Я только вышел с работы. — Я уже вышел на площадку, — Хёнджин сильно сомневался, что человек по другую сторону слышал его. — Ты до четырех? — попытался докричаться он. — Ага, до закрытия. Позже нужно будет помочь убрать оборудование, но ты все равно так долго не сидишь. Уйдешь в разгар веселья. Хёнджин почувствовал прилив уверенности и сил, услышав голос Чана. С ним они познакомились во время его самого первого визита в клуб. Тот работал диджеем по вечерам. Собираясь домой, он заметил уснувшего на диване Хёнджина и довез до дома. На следующий день Хёнджин позвонил в клуб и просил номер того самого неравнодушного человека. Он долго пытался объяснить кого имеет в виду. К счастью, кто-то из барменов понял о ком шла речь. Чан оказался замечательным парнем. Жаль, что был натуралом, грустно думал Хёнджин временами. После расставания с Ханом Чан часто пытался расшевелить Хёнджина, заманивал в клуб «просто потанцевать или выпить», но Хёнджин был непреклонен. Он попытался обменяться ещё парой фраз, в итоге сбросил звонок и зашагал быстрее. Впервые за долгое время он идет в клуб после работы, а не к себе домой. Или к Хану. Он на секунду зажмурил глаза. Мысли неслись одна быстрее другой и все об одном и том же. «У тебя ничего не выйдет», — кричали они. Хёнджин был как никогда серьезен. Он чувствовал себя ответственным за успех предстоящего вечера. Сегодня никакого Хана, и завтра тоже. Оставалось молиться, чтобы его решительность не рассыпалась при входе в клуб.Часть 1
20 июня 2022 г. в 19:19
Хёнджин поднимался по лестнице на девятый этаж, чувствуя, как каждый шаг даётся всё с большим трудом. Не на всех этажах горел свет, и, из страха упасть, не разглядев ступеньку, он время от времени включал фонарик телефона.
Подъем на вверх казался вечным.
Он возвращался с вечерней пробежки, когда заметил табличку на подъездной двери, предупреждающую о сломанном лифте. В обычные дни подняться пешком не составило бы труда, но именно сегодня он решил пробежать дополнительных два круга, чтобы окончательно себя утомить.
В последнее время мыслей в голове стало слишком много, и все они были тревожными, полные непонятных сценариев, где он обязательно в конце терпит неудачу. Ему хотелось уснуть спокойно, как это было раньше, — не тревожась и зная, что всё будет в порядке.
Спорт стал панацеей.
Возвращаясь с работы, последующие его действия стали похожи на ритуал. Он листал новости в телефоне, проверял социальные сети, параллельно жуя какой-нибудь батончик, а позже шёл бегать в парк недалеко от дома.
Остановившись у входной двери, он торопливо искал ключ в карманах штанов и ветровки. Не мог же он его обронить? Ноги слегка потряхивало — вряд ли он осилит спуск и обратный подъем на вверх.
К своему счастью, временная пропажа нашлась, и он сразу свернул в гостиную, чтобы усесться на диван и вытянуть ноги. Ноющая боль в икрах перетекала в приятную негу. Он прикрыл глаза и запрокинул голову назад.
Волосы были влажными от пота, и несколько тонких прядей неприятно липли к лицу. Каждый раз после пробежки он мечтал укоротить волосы. Во время бега они выбивались из пучка и лезли в рот. Не все его близкие понимали, особенно отец, зачем он стал их отращивать, но никто не мог сказать, что они ему не шли. Длинные волосы красиво обрамляли лицо, и на фоне почти болезненно-бледной кожи, они казались не каштановыми, а угольно-черными.
Он не был уверен, только ли дело было в волосах, но они определенно придавали ему ещё больше уверенности. Были и другие причины, по которым он не трогал их.
Он открыл глаза и уставился в потолок.
Ему не нужно было заставлять себя делать то, что не приносит ему большого удовольствия. Так он думал про бег каждый раз. Иметь красивое подтянутое тело, чтобы привлекать других, вечерние пробежки — всё это было лишь средством занять время, не более. Он прекрасно знал, почему ему нужно быть вымотанным по вечерам.
Разгоряченное после бега тело остыло, и стало зябко.
Он чувствовал себя уставшим от самого себя, от своей слабости. В какой-то момент обычный бег превратился в навязчивую идею — бежать от своих мыслей, и стоит ему остановиться, как все то, от чего он бежал, вновь настигало его с двойной скоростью.
Он чувствовал себя обнаженной, пульсирующей сердцевиной, лишившейся своей оболочки. Он обвил себя руками — ему захотелось оказаться в объятиях, уснуть, чувствуя тепло чужого тела.
У него давно никого не было после Хана. Если бы Хёнджина попросили описать, как он себя чувствовал, то он ответил бы коротко: плохо. Он не хотел драматизировать, но с расставанием в его сердце словно больше не осталось места для других, по крайней мере, не сейчас. В худшие минуты, ему казалось, что в его сердце остался вырезанный силуэт Хана, и никто не заполнял силуэт правильно. Всё — тело, сердце, душа — требовало настоящего Хана, прежнего Хана, а не пустое отверстие вместо него.
Он скучал и чувствовал себя одиноким, особенно по вечерам. После того, как они расстались, он с ужасом понимал, что не может представить себя с кем-нибудь другим.
Хёнджин весь сжался и заставил себя подняться с места. Он не мог больше выносить эти мысли. Их назойливое жужжание мешало ему спать, работать, знакомиться с другими людьми. Прошло полгода с их последней встречи, и он до сих пор не интересовался, где тот сейчас был и чем занимался. Он боялся узнать о нем. Боялся увидеть его слишком счастливым.
Выходя из ванны с обмотанным вокруг бедер полотенцем, он открыл ноутбук проверить почту. На днях должны были забрать реставрированный им детский комод. Клиентка попросила разрисовать его в стиле «Алисы в стране чудес».
«На ваш вкус», — гласило сообщение.
Обычно Хёнджин строго пресекал такие комментарии. У него был опыт в работе с клиентами, и он не понаслышке знал, какими переменчивыми могут быть люди. Сейчас они просят тебя нарисовать на твой вкус, а потом требуют всё переделать. Если бы заказчица не была женой владельца здания, в котором они арендовали помещение для художественной школы, он бы отказался.
Неопределенные заказы всегда доставляли ему неудобства. По настроению, было неплохо дать волю фантазии, особенно, если есть куда разогнаться. Но чаще всего такие работы просто утомляли — он не мог отделаться от ощущения, что пытается прыгнуть выше головы, впечатлить клиента. На это уходило куда больше энергии и времени.
В комнате фоном играли популярные, попсовые песни. Хёнджину нравился такой жанр — он не придавал музыке особого значения и не любил грузиться ею. Зато Хан попросил бы поставить что-нибудь менее раздражающее.
Хёнджин специально продолжил слушать дальше.
Они всегда отличались друг от друга. Одевались так, словно один застрял в нулевых, а второй — максимально шел в ногу со временем. Предпочитали разную кухню, сходясь только на корейской, долго выбирали, куда им пойти. Один любил спокойные выходные дома, а второй — с пользой на улице.
Хёнджин думал сейчас, что, может, и любили друг друга тоже по-разному. Не так, как оба хотели.
Недалеко от ноутбука лежал невысохший холст с огромным пиратским кораблем — заказ мужчины в подарок сыну на день рождение. Хёнджин случайно задел его рукой и смазал горизонт. Исправить было несложно, картина всё ещё была влажной, но он всё равно расстроился. Недовольно оттерев ладонь полотенцем, он продолжил листать почту.
Помимо работы в художественной школе, он выставлял свои работы в инстаграме. Приток подписчиков был ощутимее, когда картины чередовались его собственными фотографиями. Иногда он умилялся с комментариев, которые оставляли его ученики.
Он взял телефон в руки.
«Учитель Хван, почему вы не носите этот берет на занятиях?»
«Мы не знали, что вы умеете улыбаться»
«Какой вы красивый здесь»
«Давайте уже начнем рисовать что-то типа такого, я устал вырисовывать яблоки и тыкву»
«Сколько стоят ваши индивидуальные уроки?»
Хёнджин остановился на последнем сообщении. Оно было оставлено десять минут назад. Он старался отвечать на все комментарии, что касались работы. Обычно ему писали родители, интересовались насчет занятий для своих детей, чуть реже — о покупке картин. На комментарии учеников он не отвечал, просто ставил лайки.
«Добрый вечер. Я не провожу индивидуальных занятий. Свяжитесь, пожалуйста, с администратором по номеру +82 2 3** 21** для большей информации»
Хёнджин отложил телефон в сторону. Нужно было переодеться и ложиться спать, пока мысли о Хане не стали ещё более навязчивыми. Ему это казалось смешным. Как человека может так не хватать? Он несколько раз до этого порывался написать ему, но ему стало тошно от жалости к себе. Если Хан хотел, чтобы Хёнджин приполз к нему на коленях, то у него почти получилось.
Он не должен был так привязываться к человеку. Теперь он чувствовал себя проигравшим. Был ли Хан достоин его чувств, его жалкого поведения? Хёнджин часто думал об этом. В мире было полно людей, с которыми ему было бы так же хорошо, может даже лучше, но он словно помешался на нем после расставания.
Трижды за полгода он выбирался в клуб, где, почти что тайно, собиралась местная гей-тусовка. Место было у всех на виду, в центре города, но при этом скрыто от тех, кто не знал о нем. Никто не хотел привлекать к себе излишнего внимания. Сложно было отличить клуб, в том смысле, в каком обычно представляют клубы, от обычного съемного помещения.
Он решил пойти туда сразу после расставания. Он шёл взбешенным, злым и напуганным, с мыслью, что снимет первого встречного, чтобы успокоиться. Пару раз с ним пытались завести разговор, но Хёнджин всем своим видом показывал, что не настроен на флирт. Он не мог перебороть себя, заставить сделать вид, что ему есть дело до других. Он присел у барной стойки и решил, что просто напьется.
Он не любил вкус алкоголя, как и сигаретный дым, не любил потерю контроля над своим телом и языком.
Единственный раз, когда он напился так, что не мог ничего вспомнить на следующий день, был на день рождение Хана. Они праздновали вдвоем, предварительно заказав еду из ресторана. В завершении праздника, по словам не настолько опьяневшего Хана, был самый странный секс в его жизни. Хёнджин прыснул от смеха, спрятав голову под одеяло, и умолял не продолжать.
Несмотря на то, какими разными они были, они легко находили точки соприкосновения и шли друг другу на уступки. Для Хёнджина сдаться Хану было несложно, так же, как и отпускать себя, показываться с другой стороны, извиняться первым. Ему хотелось поделиться всем своим естеством с этим человеком, хотелось быть для него таким же значимым, как и он для него.
С ним было легко. Он слушал внимательно, громко смеялся, уместно шутил. А оказываться в его объятиях было, наверное, одним из самых тёплых воспоминаний о нем. То, как он нежно обнимал, прижимая к себе и спокойно покачивая, как маленького ребенка. Объятия часто заканчивались сексом на диване или на кровати. У них не было установленных ролей, всё шло так, как хотелось.
В один из таких вечеров Хан спросил:
— До меня ты был чаще снизу или сверху?
Хёнджин взглянул на него с усмешкой:
— Мне без разницы, честно говоря.
— Ну, хорошо, тогда как нравится больше?
— Зависит от ситуации. С тобой в большинстве случаев — снизу. Ну, или, может, я всегда хотел быть снизу. Я уже не уверен, — рассмеялся Хёнджин.
— Прозвучит странно, но тебе идёт быть снизу.
— Всё из-за моих волос? — шутя спросил Хёнджин.
Хан ничего не ответил, но Хёнджин по глазам понял, что прав. Тому нравилось видеть Хёнджина под собой раздвигающим ноги или стонущим на коленях…
Изначальный план был сделать наброски на холсте для нового заказа после пробежки. Теперь же он понимал, что даже карандаш от возбуждения держать ровно не сможет. Он с силой вдавил грифель в холст и резко встал с места. Тошно от самого себя, удушающе противно от своих мыслей.
Ему нужно найти кого-то на один раз, забыться, утонуть в чужих прикосновениях и попытаться не видеть Хана, когда он будет закрывать глаза. Нужно найти того, кто выбьет всю дурь из его головы.