любимица твоих дьяволов

— Ты слышала последние новости про Женю? — спросил Кирилл, вливая горячее молоко в эспрессо. — Что-то случилось? — Она уезжает расширять сеть в другой город, — Кирилл лишь вздохнул, когда очередной рисунок на кофе превратился не в сердце, а в подобие другого органа. — Говорит, на место управляющей сети нужно было же поставить хоть кого-то. И вот поставили тебя. Временно исполняющей обязанности, разумеется, пока не найдут кого-то еще. — Меня?! — Алёна почти вскрикнула, в последнюю секунду вспомнив, что кроме нее, в кофейне ещё есть посетители. — Тебя, тебя. Пугает? — Да не то, что бы да. За последний год «MoonBear» из потока нескончаемых бариста и их замен превратился в единое целое с постоянными работниками, благодаря стараниям Жени и Алёны. Раньше девушка так и не могла всех сотрудников запомнить в лицо, так как они менялись каждые две недели: кого-то не устраивала зарплата, кого-то — место, ещё кого-нибудь — клиенты. Так и перебирали всех, пока Алёна не внедрила свою систему двойного отсева. Метод заключался в том, что брали не абы кого, ищущих работу, а находили в Сети, или просто в других кофейнях бариста, которые были искренне заинтересованы в своем деле. Далее всё решал испытательный срок. Если не проходишь, ты можешь попробовать уйти в другую точку, где Женя пытается поставить на поток обжарку своего кофе. Несмотря на всю свою любовь к преподаванию, Медведева выходила из себя, когда новички не запоминали разницу между Колумбией и Эфиопией. — На всякий случай попрошу забронировать мне койку в психотерапевтической клинике, — буркнула Алёна, старательно пряча улыбку за машиной. — Добрый день! — громогласно заявил ее напарник новому посетителю, распрямив свои широкие плечи. — Здравствуйте, — кротко сказал знакомый голос, и Алёна вздрогнула. Шоколад и орех. Вибрации воспоминаний залезают прямо под кожу, покрывая мурашками руки. Она смотрит куда-то в сторону, потому что внезапное волнение с головой укутывает, а сердце бьется чаще, чем от энергетиков. Как-то все странно и непривычно. — Добрый день, — наконец выдавливает из себя Косторная под пристальным взглядом Кирилла, и Камила широко улыбается. Так широко и сладко, что где-то под сердцем ноет. — Что будете? — продолжает давить идиотскую улыбку Кирилл. — Лавандовый раф, — немного смущенно говорит Ками, и у Алёнки сердце падает. Она давно стала привычно-равнодушна к кофе, но перед рафом с добавлением сиропа из настоящей лаванды сложно было устоять. Эдакая разрешенная сладость раз в неделю. Как можно более незаметно светловолосая пихнула своего коллегу локтем в бок и объяснила, что этот напиток будет готовить она сама. Кирилл был не против отдохнуть и объявил, что пойдет на перекур. Пока Кирилл стоял на улице и заигрывал с посетительницами, а остальные наполняли привычным многоголосым говором кофейню, Алёна размышляла над своей реакцией на Камилу, которой, казалось бы, нравится ее подруга. Ей и самой было еще не до конца понятно, почему она столь ненормально реагирует на появление этой девушки с длинными шелковистыми волосами и окутывающим запахом шоколада. Остается надеяться на то, что сама Камила не замечает странностей в ее поведении, что весьма сомнительно, потому что она украдкой уже раз пять просканировала девушку, спокойно ждущую своего напитка. Одета она была весьма элегантно, как и в прошлый раз. Легкая рубашка с короткими рукавами, темные джинсы с небольшими прорехами, волосы убраны в аккуратный хвост. И вроде почти не накрашена, что делает её еще милее. На ногах — яркие кроссовки Puma, которые удивительно сочетались с ее образом. Черт. Снова Алёна залипает и не следит за молоком, которое рисковало быть перегретым. – La donna è mobile qual piuma al vento, muta d’accento — e di pensiero, — пропел Кирилл строчку из известной оперы, становясь обратно за бар и проверяя уровень кофе в кофемолке. — Я отнесу раф, — сказала скорее сама себе Алёна, и Кирилл машинально кивнул. Если бы девушка знала, что произойдет в следующую минуту, то не выходила бы из-за стойки до окончания рабочего дня. Слегка запнувшись за поводок собаки одного из посетителей, она не смогла полностью удержать стаканчик в своих руках, и расплескала часть на столик перед Камилой. Та вздрогнула, и поспешила убрать свой телефон. — Ради бога, простите! — воскликнула Алёна, чувствуя, как её щеки загорелись огнем. — Я сейчас все исправлю… переделаю… простите. — Не нужно, напиток же почти целый, — улыбнулась Камила, доставая из своей сумочки влажные салфетки. — Да и одежда моя не пострадала. — У вас пятно на рубашке, — боже, как стыдно. — Я её все равно собиралась выкидывать, мне она не нравилась. Алёна замолчала, растерянно уставившись на шоколадную девочку. Она не злится?.. Даже не хочет уничтожить кофейню и саму Косторную, как бы это сделала Саша? Это странно и невозможно понять — Ками улыбается, смеется, что-то шутит про раф, машет рукой злосчастной собаке с длинным поводком, и ни капли не обижается на криворукую Алёнку. Неудавшаяся бариста, в свою очередь, следила за её действиями, еле сдерживая улыбку, которая уже почти расцвела на лице. А боковым зрением заметила, что на них смотрит Аня, появившаяся в дверях. — У вас тут пожар или потоп, или всё вместе? — уточнила Аня, успокаивающе гладя Алёну по плечам. — Привет, Ками. — Потоп, — обреченно вздохнула Косторная, а Ками в ответ рассмеялась, и под ложечкой снова укусило и заныло. — Твоя подруга преувеличивает. Нам всего лишь помешал вон тот симпатяга-терьер, хозяева которого не следят за поводком. — Я выпишу им штраф, — улыбнулась Анечка, ставя свою сумку на стул. — В двойном размере. — Я курить, — облегченно выпалила Алёна под удивленные взгляды. Саша даже спрашивала Алёну под конец отношений, что же случилось у нее в душе, раз она перестала шутить и улыбаться, и даже она, со всей своей суровостью и жесткостью была куда улыбчивее. Только вот Саша одного не понимала тогда, и навряд ли сейчас понимает. И что так жить, как жили они, было совершеннейше нельзя. Даже окружив себя морем душистых пионов из ближайшего цветочного. Алёна рассеянно чиркнула колесом зажигалки. За стеклом над чем-то шутили Аня с Ками, и ее сердце снова непроизвольно сжалось. *** — Вам не обязательно все время приезжать ко мне в фирму и крутиться вокруг меня, — слова Ани острые, резкие, каждое попадает в цель, — что вам от меня нужно?! Саша ухмыляется, и хочет закинуть ноги на стол, но испепеляющий взгляд Щербаковой ее останавливает. — Вас, — скалится Трусова, гладя себя по кожаным брюкам. — А точнее, ваш комментарий по поводу моего дела. — Я же сказала, он будет готов не ранее, чем через две недели, — с громким стуком папка опустилась на стол. — Помимо вашего дела, у меня есть ещё работа. — Сколько тебе нужно заплатить, чтобы ты занималась только мной? Трусова встает и опирается руками о стол Ани, смотря её прямо в глаза немигающим взором. Говорят, страх — мощный афродизиак, и Саша всегда была в этом уверена, используя этот метод себе во благо. Но Аня — какая-то другая, на ней эти фишки не работают. — Нисколько, — процедила Щербакова, щуря глаза до узких щелочек. — Как бы вы этого не хотели, у нас есть строго поставленные сроки, которые определяю не я. — А кто? — ехидно интересуется рыжеволосая, продолжая сверлить взглядом юристку. — Суд Российской Федерации! — рявкнула Аня, и даже Саша непроизвольно вздрогнула. — А теперь попрошу покинуть мой кабинет. Вы мешаете работать. Саша обходит стол и останавливается в нескольких сантиметрах от Щербаковой. Делает шаг вперед, Щербакова — шаг назад. Врезается спиной в стену и выдыхает. Тупик. Встречается взглядом с серо-зелеными глазами, в которых есть что-то жестокое и приносящее удовольствие, но совершенно не опасное. Либо Аня совсем сошла с ума и теперь не чувствует страха. Хочется послать её далеко и надолго, но горло словно парализует, слова застревают где-то на выдохе из глотки. Получается только непонятный свист, над которым Саша тихо смеется. — Воздуха не хватает? — Вы мне его перегородили, — цедит Аня, но получается не так уверенно, как раньше. Она улавливает носом цитрусово-древесный запах духов и аромат горячей кожи, сердце начинается биться быстрее, и пульсирующая венка на шее выдает её. Отойди, прошу. Я не выдерживаю. — Я ещё зайду, — внезапно бросает Трусова и быстрым шагом выходит из кабинета. Аня сползает по стене, странно мыча, и думает про себя лишь одно слово из пяти букв, которое и озвучить будет как-то неэтично.