Карты, деньги, дробовик

      — А не хотите ли сыграть, господин хороший? — доносится из-за карточного стола.       Сначала думаю: да ладно, это не мне. Но всё-таки поворачиваюсь — и ловлю зовущий взгляд, прямо на меня направленный.       Первое, что подмечаю: пташка-то ничего. Типаж фортунин почти: живая такая и улыбчивая, держащая всех вокруг за дураков и боль в глубине глаз прячущая. Было бы у нас обоих настроение, утешил бы.       Но у меня настроения нет, а она уверена, что сумеет меня на моём же поле обыграть. Не могу винить, впрочем: я не был дома полгода и похож на залётного пилтоверишку-аристократа, а она могла обо мне и не слышать, потому что здесь явно недавно. Билджвотер пёстрый — но по своим законам, и ты либо принимаешь их, либо достаточно сильная и живучая мразь, чтобы диктовать свои правила, либо умираешь; у неё пестрота пока что по-вастайски кричащая, своя, родная. Как-то сами собой за этой мыслью просыпаются воспоминания: первая шутка про то, что я педик с континента, первая трактирная драка...       И всё: желание показать пару фокусов с картами, чтоб, дурочка, не совалась, улетучивается куда-то. Сажусь к ней за столик и улыбаюсь мягко:       — Почему бы и не сыграть?       Три дуболома, сидящие с ней, не против: меня не узнали тоже (как, всё-таки, если разобраться, много в Билджвотере значат полгода), уверены, что мой тугой кошелёк поможет им что-то урвать.       Девочка ничего, и правда. Целое представление устраивает: перья свои пушит, так потягивается, что соседям по столу башню сносит, зовущая, шалая… Я даже из любопытства даю ей на пару конов разыграться.       Дурочка только: нельзя в Билджвотере в одиночку работать так. Ни с кем из противников она не перешёптывается, не переглядывается и даже знаками не перебрасывается; я бы заметил. Вот троица вполне активно взаимодействует, да и татуировки на запястьях у них одинаковые...       Это не мешает им проиграться в пух и прах, зато помогает выбыть всем вместе. Я феерично забираю всё, лежащее на столе, сразу за этим, как настоящий джентльмен: отчасти чтобы у девочки хоть что-то осталось; отчасти чтобы эти трое заняли свои головы чем-то кроме мыслей о том, как нежно будут ждать эту пташку на страстное свидание в подворотне ближайшей; отчасти потому что совсем не хочу за этим наблюдать.       Троица с забавным таким общим на троих мычанием поднимается. Я даже почти могу разобрать пьяное "шшшулергнида!" у того, который прямо напротив меня — он, походу, самый главный и самый трезвый, вроде как.       Куда интереснее то, что девчонка как-то по-особенному поводит белоснежными перьями, мне за спину глядя. Почему-то на сердце становится малость легче; всё-таки работает не одна.       Я поворачиваюсь как раз вовремя: сталкиваюсь взглядом со второй, пусть она пока и не видит мои глаза. Угловатая такая, мощная, пистоль почти наголо. Местная, совсем местная; из доживших до взрослого возраста билджвотерских крысят вроде…       Эту мысль я дальше не думаю — зову карты со стола себе в руку, потому что уже потихоньку приходит время для фокусов. В её глазах мигом появляется понимание, кто я. Врать не буду, это приятно.       — Есть какие-то проблемы? — ласково говорю её реплику, чтобы молчание не затягивалось. Немного приподнимаю шляпу, чтоб было видно глаза, уже горящие магией.       Вастайка того, что происходит, явно не понимает, но предусмотрительно упархивает опускающей пистоль товарке за спину. Та чуть отступает. Пытается изо всех сил казаться напористей и тупее, чем есть, но глаза у неё знакомо умные, светлые.       — Никак нет, сэр.       — А вот у нас прыбль…       Дослушивать пьяный наезд я не собираюсь: бросаю три карты веером, почти что не глядя. Одному подрезает бороду, другому режет щёку, третьего не трогает. Неслышно цокаю языком: неприятно. Но всё равно дружелюбно предупреждаю:       — Следующие полетят в горла, ребят.       Местная лихорадочным шёпотом объясняет вастайке, с кем она, дура, связалась. Пропускаю мимо ушей ласкания вроде "выблядка": тон у девчонки испуганно-уважительный, а я всё-таки не Гангпланк.       Всё, пауза выдержана: поворачиваюсь и уже не скрываясь смотрю в глаза самому трезвому. Чтобы до него наконец дошло: я совсем местный. А местные могут позволить себе выглядеть, как я, только если очень сильные и живучие мрази.       Театрально, почти как фокусник, показываю: у меня три карты в руках. Хватит яиц проверить, всеми ли я смогу попасть сразу, пьяная дрянь?..       — Хуй с тобой, — наконец сплёвывает он вяло.       Везучий ублюдок: кто угодно другой из местных за такое карту через горло бы ему пропихал — а вот из меня так до конца и не выветрилось воспитание. Провожаю всех троих до выхода из таверны внимательным взглядом: вдруг кому, если отвернусь, придёт в бухую голову блестящая идея напасть — тогда уж заварушки не избежать.       Вастайка даже не залезает мне в карман и не трогает того, что лежит на столе. Хотя, подозреваю, её товарка схватила за руку. Потому что я бы на её месте, даже всё зная, полез, и меня держали б стальными пальцами, неслышно по-билджвотерски матерясь…       Оборачиваюсь — но позади не воспоминание. Две настороженные девчонки, чуть друг к другу прижавшиеся. Кто-то из их местных знакомых небось даже делает ставки, спят они или не спят. Обе хороши. Обеим хорошо если как мне, когда я сюда впервые попал, двадцать.       — Берегите друг друга, — внезапно для себя самого говорю я, их кивком отпуская. — В этом мире не так легко хороших напарников искать.       Местная кивает в ответ, и они исчезают из-за игровых столов. Девчонка ускользает от взгляда легко, вастайка — чуть с большим трудом, но ей это удаётся тоже. Завсегдатаи на сцену даже не отвлекались особо: в Билджвотере что-то такое происходит всегда.       Может быть, троица дураков ждёт меня в подворотне. Может быть, девочки уже увлечённо щебечут, как половчее получить награду за мою голову.       В целом, плевать.       — Всем бухла за мой счёт, Джозеф! — ору я весело.       Зал оживляется.       — С возвращением, Фэйт! — каркает трактирщик, протягивая мне первую. — Как там в Пилтовере шли дела?       К пиву я ещё не притронулся, поэтому в ответ просто загадочно улыбаюсь. Пена над благородно-янтарной (впрочем, на вкусе благородство не отражается) жидкостью отдалённо похожа на морскую: так и зовёт проверить, что под ней; в этом море я с радостью утоплюсь, пусть и совсем не умею плавать.       Только вернулся домой — и хоть опять убегай.       Ещё бы от себя убегалось.