Господин

      После смерти отца Фэн какое-то время не мог оправиться. Его мучали кошмары, он болел, стал чахнуть на глазах. Лекарь разводил руками — горе губило ребенка.       Кое-как, с трудом оправившись и выбравшись из болезней, Фэн тут же попал в глубокую яму положения слуги. И было бы все не так плохо, умей и имей он возможность делать хоть что-то. Стирать не мог — руки не слушались, убираться не мог — оказался слишком неловок и за первую же уборку был наказан вместе с другими накосячившими придворными мальчишками довольно строго, охотиться не мог — оставался после всего пережитого слишком слаб, а готовить и вовсе не умел никогда.       — Вот увидишь, Фэн, господин вернется от наставника и выкинет тебя отсюда, — посмеивался управляющий, но без приказа принца Цинь избавиться от откровенно бесполезного мальчишки не мог.       Фэн ожидал прихода господина, как прихода собственной смерти. Хотя это по сути и было одним и тем же событием — окажись Фэн на улице в его состоянии и с его умениями, не выжил бы и двух-трех дней. И пусть отец всегда с большим уважением, трепетом и даже где-то теплом отзывался о господине, Фэн не мог побороть животный ужас от скорого прихода его погибели. Потому, как только по дворцу Адепта Молнии прошла весть о возвращении хозяина, слег с горячкой, не выдержав напряжения.       Но он ошибался. Ошибался и управляющий.       Впервые Фэн увидел господина в бреду. Холодные руки омыли лицо отваром пахучих трав, и мальчик с трудом приоткрыл глаза.       Лихорадка не спадала уже почти двое суток подряд, и его бросили, решив, что помрет так и так. Фэн не знал, что управляющего господин тогда едва не велел казнить, когда тихая служанка, хранительница покоев, поведала о том, что было в его отсутствие.       Руки были ласковыми, и жар из тела потихоньку уходил. Совсем скоро Фэн провалился в глубокий спокойный сон, так и не поняв, кто был перед ним и чье лицо он так старался разглядеть сквозь пелену бреда.       Господин сказал: «Я пообещал твоему отцу, что позабочусь о тебе, если с ним случится беда. И я держу свои обещания». Фэн поверил ему. Спустя несколько лет он узнает, что отец был действительно близок к господину, ближе, чем кто-либо мог бы подумать о простом портном с мизерным даром. И Фэн нужен был господину на замену своего отца.       Господин заботился о нем. Фэн ел с господином, тренировался, укрепляя свое тело, развивал свой дар все лучше и лучше. Руки господина все также защищали его от кошмаров ночами в грозу, когда принц Цинь, занятый каллиграфией из-за бессонницы, слышал плач или крики своего юного слуги из соседних покоев и появлялся рядом неизменно, отгоняя своим присутствием темную пелену снов.       Фэн был обязан господину всем, что имел.       Благополучием. Силой. Жизнью.       «Лин Фэн, ах, Лин Фэн, как твой господин поднял такого болвана, как ты?» — сетовали другие. И только сам господин, кажется, каким-то чудом — не иначе — оказался к нему благосклонен, как к воспитаннику и слуге.       И Фэн искренне любил своего господина. И искренне готов был отдать за него подаренную им когда-то жизнь.       Когда эта ведьма, Су Ло, появилась рядом с господином, тот будто бы потерял голову. Фэн не понимал странности в его поведении. Господин будто был околдован! А эта бессердечная эгоистка Ло не ценила ничего и вела себя по отношению к принцу просто неподобающе и отвратительно! Фэн совершил ошибку, решив действовать. Он хотел защитить господина от этой неблагодарной, странной, безбашенной хамки!       Но господин не оценил.       Уже по его грозному взгляду Фэн понял, что после ему крупно влетит за провернутую вроде бы даже незаметно маленькую хитрость — он всего лишь надеялся с несвойственной для себя жестокостью, что девчонку, которая так опасно вскружила голову господину и могла представлять угрозу, прихлопнет брат господина или ее же собственный отец, в конце концов. Мысли были плохими, но избавиться от навязчивого желания оградить господина от угрозы в лице Ло Фэн не мог.       Господин, кажется, легко разгадав его неясные намерения, был готов задать ему трепку уже там, в доме генерала Су. Но ситуация не задалась: произошел ряд событий, приведший к неприятным сценам с Ло и госпожой Яо-Яо, путешествию и пробуждению в господине темной сущности.       Фэн очень испугался, но не позволил себе растеряться.       А после упал без сил в руки господина, удостоверившись, что он пришел в себя и в порядке.       Очнулся он лишь в теплой воде источника, когда господин отмывал его обмякшее тело от грязи и крови. Хрипнул, цепляясь за прохладную ладонь:       — Господин, я…        — Тише. Не стоит пока говорить. Потеря была слишком высокой, тебе нужно отдохнуть и поспать, — шепнул господин, поднимая его из воды на руки так же легко, как и пять, и десять лет назад. Обтер полотенцем и обернул в сухую ткань, подцепив за свободные края.       — Я должен был быть там… Я должен был вас защитить, тогда бы ничего этого не потребовалось… Мой долг перед вами… Вы едва не умерли и…       — Я ведь велел тебе не говорить. Ты ни в чем не виноват. Я ни в чем тебя не виню. И ты не должен винить себя. В этом отношении ты сделал все, что мог, и даже больше. Теперь я в порядке, во многом благодаря тому, что ты поддерживал мою жизнь. Но сейчас все хорошо, а тебе нужен отдых.        Уже в комнате, когда полубессознательного Фэна уложили в постель, укрыв пахнущим травами покрывалом, а выглядящий абсолютно здоровым господин уложил его голову к себе на колени, Фэн позволил себе прикрыть глаза и поддаться музыке чужого успокаивающего голоса, хотя чувство вины свернулось в груди тяжелым клубком. Господин перебирал его волосы с еле слышимым:       — Мой верный глупый мальчик… Ты так старался помочь, что чуть не погубил себя. А сейчас позволь мне о тебе позаботиться. Шшш, все хорошо.       Фэн утих, теряя ужасающую мысль о смерти господина, оттолкнул подальше гложащее волнение. Обещанное в доме генерала Су наказание совсем не пугало тоже, ведь Наньгун Лююнь был жив и сидел рядом с ним, успокаивающе поглаживая по голове.       Когда все улеглось, господин и Фэн остались наедине в беседке на пруду. Здесь было очень красиво. И очень тихо. Господин часто читал здесь. Здесь он научил читать и Фэна, еще слабого после горячки и совсем запуганного. Здесь они тренировались на мечах.       И здесь же господин, прикрыв глаза, отчитывал:       — Госпожа Су едва не пострадала из-за тебя. Я велел присматривать за ней. А ты позволил ее отцу мало того что показать ее моему брату, так еще и запереть в темницу. Тебе очень повезло, что Бэйчен нашел меня раньше, чем ее забили бы до смерти вместе с той девочкой.       — Я хотел предупредить вас!       — Ты спохватился поздно! — повысил голос господин. — В любом случае ты должен был вызвать меня, когда дело еще не обрело таких оборотов. Я велел тебе защищать ее!       — Нужна ей ваша защита! — вскинулся Фэн, всплеснув руками. — Господин, как вы не видете, она же просто неблагодарная…       — Лин Фэн.       Фэн мгновенно замер, расширив глаза. Господин смотрел прямо на него, сведя темные брови. В золоте под полуопущенными веками плясали искры.       — Прошу прощения, — пробубнил Фэн, поймав в чужом взгляде строгое неодобрение. — Но…       — Я не буду это обсуждать, — оборвал господин. — Эта девочка дорога мне. И моим приказом тебе было беречь ее.       Холодная ладонь ухватила за запястье, и первую секунду Фэн машинально уперся пятками в досчатый пол беседки. Давление руки господина мгновенно исчерпало всякое сопротивление, и Фэн послушно сделал шаг — до этого он стоял близко, но, видимо, недостаточно — к господину и, мысленно надувшись, потянулся еще вперед за чужой рукой.       Господин без слов перегнул его через свое колено. Оправил полы зеленого ханьфу, которые совсем скоро, Фэн почувствовал, уложили ему на спину.       — Ты должен выполнять мои приказы, — напомнил господин спокойно.       Фэн отозвался:       — Да, Ваше Высочество.       Длинные пальцы забрались под пояс штанов и, несильно надавив, потянули одежду вниз. Фэн, будто внутри сработал какой-то механизм, мгновенно залился краской. Думать о том, что беседка прекрасно просматривается из дома и сада, а звуки над водой разносятся в разы громче, не хотелось. Фэн должен был делать так, как говорит господин. Он не должен был его разочаровывать!       Легкий ветерок наверняка пустил по воде мелкую рябь. Фэн выдохнул тихо, зажмуриваясь.       Господин никогда не бывал к нему особенно строг, но всегда был требователен. Так за опоздание на тренировку Фэн рисковал получить дополнительные упражнения, а за неосторожно обороненное слово холодная ладонь не раз проходилась по губам. Когда Фэн, запутавшись в травах, едва не сжег весь запас лекаря, господин за ухо протащил его через весь дворец, не реагируя на жалобное поскуливание, перемежаемое извинениями. Отец всегда говорил, что Фэн не был спокойным ребенком. Господин, если бы его спросили, ответил бы, что доволен воспитанником, но мысленно наверняка согласился бы. Фэн и вспомнить бы не смог, сколько раз ему приходилось писать злосчастные строчки или стоять на коленях у стола господина за какие-то мелкие провинности.       Надо сказать, ему многое прощалось, на многое господин закрывал глаза, многое и вовсе будто не замечал, по крайней мере, такой принимал вид. Фэн знал очень хорошо, что любого другого мальчика во дворце за то, за что господин лишь легко шлепал его по губам, немедленно бы высекли прямо на месте.       Бывали и случаи, когда господин всерьез сердился. Но даже тогда не брался за розгу, то ли жалея, то ли не считая необходимым, то ли еще из каких личных соображений. Когда Фэн спросил об этом однажды, его только погладили по голове, так и не ответив ни слова. И это могло значить все, что угодно, поэтому Фэн просто перестал забивать себе голову.       — Я хочу, чтобы ты немного подумал о своем проступке, — голос принца оставался ровным и строгим. Злости не было, как и всегда, лишь жесткое недовольство.       — Да, Ваше Высочество, — успел пискнуть Фэн, прежде чем чужая опутавшаяся чистой духовной силой ладонь взлетела в воздух.       Пискнул снова, когда на оголенные ягодицы приземлился первый шлепок. Господин, смеясь, называл такие «хорошими». Фэн бы ничего подобного хорошим никогда не назвал. Сцепив покрепче зубы, он приготовился терпеть чужое ясно выраженное негодование. Которое не заставило ждать.       За первым шлепком последовал второй, за вторым — третий, за третьим, закономерно, четвертый. Усиленные едва-едва для большей внушительности удары опускались один за другим, монотонно и часто. Фэн догадался — господин считает.       Когда ровно две дюжины достигли своей цели, Фэн закусил кончики пальцев, подтягивая руки к себе. От стыда пылало лицо, от только начавшегося наказания — зад, от обиды — сознание.       Не выдержав, Фэн забормотал скороговоркой:       — Вы все время уделяете этой девчонке и даже не думаете о том, как глупо выглядят ваши действия-а-а-а!       На едва розовые ягодицы обрушился целый град жарких шлепков. Фэн завопил, позорно пиная ногами воздух и вертясь, но все было тщетно — его ноги легко оказались зажаты между чужих колен. Фэн беспомощно вцепился пальцами в голенище чужого сапога и, рассудив, что его визг уже услышал весь дом слуг, запрокинул голову с еще более быстрым и даже отчаянным:       — Я не то хотел сказать, господин, простите, не то! Господин! Господин! Простите-е!       На него не отреагировали, и Фэн закрутился между чужих колен, бестолково цепляя носками сапог досчатый пол.       Пахло озоном — духовная энергия господина стала сильнее.       Впрочем, не прошло и секунд двадцати, как тонкая на вид ладонь вновь стала опускаться размеренно и тяжело вместо, кажется, нескончаемых хлестких и быстрых ударов.        — И что же ещё ты хотел сказать? В этой голове есть хоть капля сознания? — с отголоском беззлобного раздражения вздохнул принц Цинь. Фэн шмыгнул носом, больше всего на свете сейчас желая просто потереть горящие ягодицы и услышать от господина, что он прощен. — Думай о своих действиях, Фэн, а моих я позабочусь сам. Иначе клянусь, ты так и проторчишь до смерти над моим коленом.       Фэн промолчал, сжав губы и жмурясь от вспыхивающей яркой боли. Он мог поклясться, что на коже уже расцветали красные пятна в тех местах, где господин опускал руку достаточно часто. От звука шлепков звенело в ушах. Слезы, давно кипящие под веками, уже пролились, и теперь с щек стекали на нос, с носа капали на пол.       Мысленно Фэн продолжал молиться, что никто не увидит его в таком удручающем положении — с голым задом на коленях шлепающего его господина. За вызванное своими действиями разочарование было стыдно особенно. И за то, что не оправдал желания господина. Фэн всхлипнул особенно горько, покрепче цепляясь за ногу принца, но отпустил, упершись в пол, когда горячие удары прекратились на короткие секунды.       — Думаю, этот диалог становится слишком односторонним, — раздалось над головой. Наньгун Лююнь без особых усилий приподнял мальчишку над своими коленями, закидывая ногу на ногу. — Не хочешь поговорить об этом?       Фэн честно помотал головой.       Господин рассмеялся.       Фэн, всхлипнув, спросил:       — Вы простите меня?       Господин провел мягкой ладонью по его пояснице, успокаивая зародившуюся дрожь, а после снова призвал духовную энергию. Фэн мелко дернулся, когда другая его рука обхватила поперек груди, удерживая от неловкого падения.       Отрывистый шлепок показался даже звонче предыдущих. Возможно, из-за того что пришелся по бедру. Или из-за того что Фэн расплакался, не сумев заглушить себя рукавом.       — Простите!       — Госпожа Су — малознакомый еще человек, — начал господин, оставляя розовый след ладони на коже с другой стороны. — Откуда такая неприязнь в тебе? Другую девушку или ребенка ты защитил бы непременно, заметь ты угрозу для их жизни, но Ло позволил оказаться в таком положении. Что происходит с тобой?       Фэн уткнулся в сгиб локтя, понимая, что, пока он не ответит, господин не оставит этого вопроса. Горящие ягодицы и то и дело опускающиеся на бедра шлепки не оставляли сомнений в его серьезности и неудовольствии недавними событиями и конкретно (не)участием в них Фэна.       Набрав в легкие воздуха, Фэн, глотая всхлип, выдавил из себя:       — Она не ценит вашу помощь!       Господина его ответ не разозлил.       — Я оказываю помощь госпоже Су не ради выгоды себе или благодарности и признания. Иногда мы пытаемся беречь того, кто нам дорог, даже если этот человек против нашего участия.       — Почему она вам так дорога? — всхлипнул Фэн. — Вы ведь тоже знаете ее не больше меня! Вы встретились совсем недавно!       Господин, помедлив какие-то мгновения, отозвался, и Фэн услышал в его голосе улыбку:       — Я уверен, эта девушка предначертана мне судьбой.       Фэн мотнул головой, фыркая и тут же шмыгая носом.       — Она будто околдовала вас!       Господин усмехнулся. Заверил хнычущего Фэна:       — Я не околдован и вполне в здравом рассудке. Ты все еще должен доверять мне. Сегодня ты извинишься перед Су Ло за свою ошибку, а после напишешь две сотни раз «Мне следует выполнять приказы господина», Фэн. Ты знаешь, за что наказан?       Фэн, не в силах совладать со слезами, кивнул.       Господин больно шлепнул его по и без того пылающему заду, заставив подобраться и взвизгнуть от боли.       — За что же?       — За то, что не следил за госпожой Су должным образом и подвел вас! — протараторил Фэн. — Господин, я прошу! Прошу, пожалуйста! Только простите меня! Я извинюсь, я буду слушаться!       — Замечательно, — усмехнулся господин, стоило Фэну, закончив, бессильно уткнуться лицом в руки.       Юноша со смутным облегчением понял — больше от него ничего не требуется. Вот только радость омрачало то, что объяснения явно не сделали господина более довольным его поведением. Ну и то, что в живот все ещё упиралось крепкое колено. Это, впрочем, забыть о себе и не дало — выдержав небольшую паузу и явно дав Фэн передохнуть, мужчина снова вскинул руку, тут же заставив подопечного зареветь в голос и замолотить руками и ногами по воздуху.        Не то чтобы принц Цинь был действительно зол. Скорее его просто вывела за пределы терпения бездумность поступков воспитанника. Да и суждения тоже не лучились осознанностью — иногда этот собранный и аккуратный юноша превращался в мальчишку, вытворяя (и надумывая себе) абсолютнейшие глупости.       — Достаточно на сегодня, Фэн, — сказал он, наконец, выпуская вздрагивающего ребёнка. — Ты можешь встать.       Морщась и всхлипывая, Фэн сполз в сторону и медленно подтянул до этого болтавшиеся только на голенищах высоких сапог штаны. Хвостик густых каштановых волос совсем растрепался, пряди выбились и торчали во все стороны. Лююнь скрупулёзно оправил его ханьфу и заботливо утер с алых щек слезы, не отпуская слугу от себя.       Фэн, кусая губу, всхлипнул.       — Приведи себя в порядок, — велел принц Цинь. — После я прошу тебя принести извинения госпоже Су.       Фэн кивнул.       Лююнь, наклонившись вперед, на секунды коснулся губами чужого лба.       — Иди.       Неловко поклонившись, мальчишка тихо пробормотал что-то в качестве прощания и поспешил к саду, чтобы умыться водой из ручья.       Потирая саднящую ладонь, принц поднялся тоже. Во дворце его должен был ждать Бэйчен.