Серый игрок

      Время неумолимо бежало вперед. Еще месяц назад в груди Николь теплилась надежда, что её непосредственное участие в подготовке к свадьбе будет минимальным, однако Криста внесла свои коррективы. В силу своей добродушности и желания сблизиться, все детали торжества она обговаривала сначала с невестой, а уже после доводила до главы, которому важно было, разве что, соответствие свадьбы статусу Семьи. Николь ни разу не отказала Кристе в той или иной задумке: согласилась с фасоном традиционного для Сицилии полностью закрытого, с высоким горлом платья, одобрила прическу, ничего не имела против оформления приглашений и банкетного зала, прохождения самой церемонии и прочих мелочей, совершенно её не заботящих.       Она прошла болезненную, унизительную и, на свой взгляд, совершенно ненужную процедуру депиляции. Не только интимных участков тела — пыткам горячим воском подверглись даже руки. Однако, это было ничто в сравнении с бесконечными примерками платья, которое шили на заказ, и несколькими репетициями свадебного образа, так как Криста металась между распущенными локонами и собранными в пучок волосами. Видя, как сильно та старалась, Николь так и не смогла попросить её сбавить обороты. И в конце концов пришла к выводу, что таким нелепым образом мачеха пыталась морально её поддержать, зная на своем личном опыте, что испытывает девушка перед вступлением в брак с мужчиной из другого клана.       Но Николь, отнюдь, едва ли что-то ощущала — даже за день до свадьбы, когда, наконец, вернулась в свою комнату и принялась паковать вещи. Ей не было волнительно или тревожно от мысли, что завтра жизнь станет другой. Она избирательно пробежалась глазами по набитым дорогой одеждой полкам и отправила в чемодан только ту, которая подойдет для повседневной носки, плюс несколько платьев для светских приемов. То же коснулось и обуви, в основном состоящей из чертовски неудобных туфель на высоком каблуке.       Когда за спиной послышался ритмичный стук в дверь, Николь сразу же кинула: «Входите». То, что пришла Криста, стало очевидно не столько по тихим шагам, сколько по следованию этикету. Так вышло, что в доме Ласкано понятие о личном пространстве оказалось присуще только мачехе. Отец и братья в целом были редкими гостями и не считали необходимым предварительно постучаться.       — Ну как ты? — в голосе молодой мачехи играли нотки беспокойства.       — В порядке.       Николь аккуратно положила косметичку поверх сложенной одежды и обернулась. Эта бесконечно теплая и понимающая улыбка Кристы почему-то заставляла ощущать себя стесненно. В свои двадцать три жена отца выглядела чересчур юной: слишком мягкие черты лица, слишком выразительные голубые глаза, слишком густые и гладкие светлые волосы, доходящие до середины спины, слишком миниатюрная, изящная фигура. Всё в ней «слишком». Она походила на красивого ангела, который должен был оказаться где угодно, но не в доме бессердечных ублюдков.       — Я подумала, что тебе может понадобиться помощь.       На её лице расцвела неуверенная улыбка, от которой у Николь свело нутро. Возможно, Криста не заметила, как задрались рукава её шелкового нежно-розово халата, открывая синяки на запястьях, без сомнений, оставленные отцом. Или она решила, что сквозь полумрак в комнате её «дочь» не разглядит покрасневшие от слез глаза.       — Подашь мой ноутбук? — проглотив образовавшийся ком в горле, спокойно произнесла Николь, усилием воли отрывая взгляд от следов жесткости.       — Конечно! — Криста засияла и наконец-то прошла вглубь комнаты. — Помню, в ночь перед свадьбой я так и не смогла уснуть. Матушка была очень недовольна, заметив утром синяки под глазами. А потом…       Девушка слушала вполуха, продолжая аккуратно складывать вещи, раз за разом пробегаясь по заранее составленному списку. Присутствие Кристы немного отвлекало, но не настолько, чтобы попросить её уйти. Возможно, где-то глубоко в душе Николь даже переживала, что будет с мачехой, когда она уедет. Криста, по натуре своей, очень любила разговаривать, и самое странное, ей всегда удавалось найти о чем. Но милая болтовня не будет интересна тому же отцу, не говоря уже о братьях. Она могла бы попробовать разговорить прислугу... Правда после одного не самого приятного случая, они научились не попадаться хозяевам на глаза. Есть, конечно, несколько горничных, которые развлекают братьев, но… связываться с ними себе дороже, ведь они тоже пытаются выжить, а в этом все средства хороши. Особенно у мужской половины дома ценится донесение на свою хозяйку. Или на дочь хозяина. Николь это знала.       — А когда мой отец вел меня под венец, я думала, что упаду в обморок. Представляешь! Мои ноги были такими ватными, что я буквально повисла на его руке!       От того, как радужно Криста описывала день своего бракосочетания, Николь была готова захохотать. Какая изысканная ложь. Молодая мачеха словно сама хотела поверить, что Фред Ласкано — не жестокий монстр, а принц в золотых доспехах, всей душой и телом обожающий свою жену. И, видимо, от большой любви применяющий рукоприкладство, будто это единственный возможный способ проявить свое расположение.       Когда вещи были собраны, Криста подозрительно затихла и присела рядом на кровать, аккуратно накрывая своими ладонями пальцы Николь.       — Мой материнский долг тебе рассказать, как нужно себя вести в вашу первую ночь с Рафаэлем.       — Что, прости? — Николь нахмурилась, резко повернув голову и заметив виноватый взгляд. — Вот как. Отец приказал?       — Он… попросил. Но я сама хотела поговорить с тобой об этом, — как и всегда, Криста пыталась сгладить углы и без того сложных взаимоотношений.       — В этом нет необходимости. Кто-кто, а уж Мсье Карбоне обладает богатым опытом и сам скажет, что мне делать.       — Безусловно, но это, скорее, несколько советов, чтобы ваша ночь была более… комфортной для тебя.       — Комфортной, — Николь усмехнулась на выдохе, борясь с желанием сказать больше, чем следует. — Вряд ли мужа будет волновать мой комфорт, когда он решит исполнить супружеский долг.       — Если ты расположишь его к себе, он точно будет осторожен. Когда мужчины видят покладистость, то не стремятся показать свою силу.       — Быть покладистой, хорошо, — Николь поднялась на ноги и направилась к двери. — Можешь сказать отцу, что провела со мной просветительную беседу и я все поняла. Если на этом все, мне нужно готовиться ко сну.       Она буквально чувствовала, как поднимается кровяное давление. Её злил не тот факт, что Криста решила завести разговор о соитии, а тот, что об этом заговорил человек, который походил на призрака после своего первого опыта. В голове то и дело всплывали картинки из прошлого: потерянный взгляд Кристы, её зажатость и немногословность. И то, как она вздрагивала в первые месяцы, стоило только отцу оказаться рядом.       — Нет, не все, — сказала та тихо, не сдвинувшись с места. — Мне тоже неловко. Но, пожалуйста, выслушай меня. Я знаю, что не стала тебе матерью, но мой долг — подготовить тебя к жизни в другой Семье. Ты не можешь знать, что такое быть женой будущего Дона, и я искренне хочу уберечь тебя от ошибок.       — Зато я знаю, каково быть его дочерью. Разница невелика, — отмахнулась Николь.       — Нет, разница есть, уж поверь, — Криста говорила с мягкой, но печальной улыбкой.       — Я выслушаю только из-за уважения к тебе, — сдалась Николь, тяжело вздыхая. — Только избавь меня от лекции про пестики и тычинки. Можешь сразу к сути, — по пути к Кристе она захватила стул и поставила его прямо напротив.       — Спасибо, — продолжила та после того, как Николь разместилась. — Нам с тобой еще повезло, что современная Сицилия отказалась от некоторых традиций. Мою бабушку лишали девственности в присутствии глав Семей, а потом забирали простыни и гадали по форме пятна.       — Дикость, — Николь поморщилась.       — Ага. Но сейчас слов мужа достаточно, да и жены мафиози без лишних глаз стали меньше нервничать. А потом, основываясь на своем опыте, они вывели что-то похожее на советы по первой брачной ночи. И матери, в день перед свадьбой, стали рассказывать их своим дочерям. Можешь считать это наставлением, — Криста с нежностью взглянула на Николь, заправляя выбившуюся светлую прядь за ухо.       — Мило, — с иронией отметила та. — Внимательно тебя слушаю.       — После свадьбы, когда вы окажетесь в комнате вдвоем, следует дождаться первых шагов от мужа. То есть не говорить, пока не заговорит он, не проходить вглубь и не поднимать взгляд. Вести себя максимально скромно.       — Стоять у двери и ждать команды, я поняла, — Николь говорила спокойно настолько, насколько было возможно в данной ситуации.       — Грубо говоря, да. Потом нужно позволить ему раздеть тебя. Обычно мужчины снимают и украшения, некоторые распускают пучок. Главное — не препятствовать и не пытаться себя прикрыть. Им нравится любоваться женским телом, — Криста замолчала, проверяя, слушает ли её Николь, та чуть кивнула. — Дальше сценарии разные, но так или иначе, ты окажешься на кровати. Будь ведомой, отвечай на его поцелуи, позволяй себя трогать везде, где он захочет, а когда произойдет момент икс, не плачь и не кричи. Мужчины реагируют на это довольно… непредсказуемо.       — Тебе это помогло? — спросила Николь прямо, переводя разговор в другое русло, и когда заметила непонимающий взгляд мачехи, добавила: — Ну, когда мой отец решил тебя взять, все это смягчило его нрав?       Криста ответила не сразу, поникнув. Николь следила за тем, как та своими тонкими пальчиками нервно теребила край шелкового халата, потупив взгляд.       — Твой отец… — тихо начала Криста, — он, полагаю, исключение из правил.       — Я спросила не с целью тебя обидеть. Прости, если вопрос так прозвучал, — Николь многозначительно улыбнулась, поднимаясь на ноги. — Я к тому, что поведение мужчины, увы, зависит не только от покладистости, некоторые жестоки по натуре, — она вернула стул на место, а после повернулась к Кристе и сказа беззлобно: — Спасибо, я прислушаюсь к твоим советам.       — Нужно еще с чем-то помочь?       — Нет. Завтра сложный день, я хотела бы выспаться.       Второй раз повторять не пришлось, Криста безмолвно направилась к выходу из комнаты, но напоследок кинула:       — Я заметила, что ты не взяла черное платье. Возьми. Жена Младшего Босса должна посещать не только светские вечера, – и после недолгой многозначительной паузы добавила. — Доброй ночи.       Николь с легкой улыбкой кивнула, закрыв дверь сразу, как Криста вышла. Прислонившись к деревянной поверхности спиной, она бездумно окинула взглядом большую полупустую комнату, еще с детства безликую. На открытых полках не было семейных фотографий и памятных безделушек, на серых стенах не висели плакаты или картины, а на подоконниках не стояли разноцветные горшки с комнатными растениями. Не было ничего, что могло бы рассказать о жильце. Даже книжный шкаф, заставленный сверху до низу учебниками и пособиями, едва ли говорил о чем-то большем, чем об образованности. Впрочем, подобный минимализм перестал волновать Николь много лет назад, когда она поняла, что это место не станет ей домом. И, конечно, не факт, что им станет особняк Рафаэля.       Лежа в кровати и готовясь ко сну, Николь позволила своему бессознательному взять штурвал и, подобно пассажиру, отправиться в самые потаенные уголки сознания. Оказалось, волнующих душу вопросов накопилось достаточно. И одним из них был: «Как вести себя в новой Семье?» Ведь в отцовском доме время было распланировано достаточно четко: каждодневная пробежка перед завтраком, для поддержания не только физического здоровья, но и фигуры; затем первая трапеза, обычно наедине с Кристой; после — учеба, начиная от уроков этикета, иностранных языков, политики, экономики и заканчивая онлайн-занятиями в школе ведения бизнеса. Отец не был против дополнительной нагрузки и даже оплатил обучение, ссылаясь на то, что в мафиозных семьях было частой практикой дарить женам одно из своих заведений. По вечерам девушка отдавала предпочтение научной литературе, в редких случаях — художественной. И так изо дня в день.       Но что её ждет в доме Рафаэля? Будет ли смысл продолжать свое обучение, или ему будет достаточно посещения женой светских вечеров? Будут ли с его стороны пожелания по её распорядку дня, и будет ли ему вообще до него дело? Позволит ли он погулять по окрестностям Марселя и изучить местную архитектуру? Или сделает её заложницей дома, как и её родной отец? Все эти вопросы еще долго не давали Николь заснуть. Но в итоге, как и обычно, она решила подобно упавшему листочку плыть по течению. Это всяко лучше, чем быть раздавленной и уйти на дно.       Утро следующего дня порадовало отсутствием непредвиденных задержек. И прислуга, и визажист действовали слаженно, умудряясь не мешать друг другу в подготовке невесты к торжеству. А когда к ним подключилась еще и Криста, в нежно-голубом длинном плате по фигуре, с идеально уложенной прической и легким макияжем, комната наполнилась оживленными разговорами, где Николь едва ли принимала участие. Она просто хотела, чтобы этот день уже прошел.       Тем временем, Младший Босс бездумно наблюдал за симпатичной стюардессой, которая во время перелета весьма горячо и податливо сняла его «стресс» в туалетной кабинке. Он бы, конечно, предпочел удобное сидение, но не то чтобы у него был выбор, ведь на борту, помимо Диего, Ноа и Хьюго, находилась его младшая сестра. И хоть Каролина последние восемь лет жила с ними в особняке и повидала многое, некоторым рамкам приличия по отношению к ней он все-таки следовал. Стюардесса занималась последними приготовлениями борта к высадке, изящно открывая дверь самолета и оттопыривая упругую задницу, которую он еще недавно сжимал своими руками. Может, стоило ещё задержаться?       — О, а у меня загадка! — едва мужчины успели ступить на трап, Каролина остановилась и повернулась к ним, игриво улыбаясь. — Как думаете, сколько нужно сицилийских шкафоподобных остолопов, чтобы дотащить одного ноющего всю дорогу обиженку до алтаря?       — Я не ныл, это вы всю дорогу стебались и делали ставки, — Рафаэль прошелся равнодушным взглядом по аэродрому и насчитал пять машин.       — Переживают небось, что сбежит, — вклинился в разговор и Диего, хлопнув того по плечу. — Ну и жарища. У меня трусы уже прилипли к жопе.       — Мне бы твои гребанные проблемы, — Кролина показала пальцами кавычки, а после развернулась и продолжила спуск, на ходу проклиная неудобные каблуки. — В этих стриптизерских туфлях удобно только сидеть.       — У стриптизерш каблук выше, — между делом констатировал Хьюго.       — Раза так в два, — подхватил Диего.       — Тогда давай махнемся: я тебе свои стринги, они уж точно не прилипнут к твоей драгоценной заднице, а ты мне свои кроссы, взамен на эти суперкомфортабельные туфли.       Диего раскатисто захохотал, Хьюго ограничился улыбкой. Ноа и Рафаэль переглянулись, беззлобно усмехаясь. Младший Босс, ловко расстегивая на ходу пиджак, спустился по трапу, после сел в машину с глухо тонированными стеклами к сестре и Диего, которые уже успели разместиться на заднем сидении. Молчаливый водитель почти сразу нажал на газ, занимая второе место в колонне с сопровождением. Ноа и Хьюго с двумя сицилийскими псами ехали следом. Рафаэль уже знал, что его отца Фред Ласкано встретил лично, ссылаясь на уважение и традиции Италии. Но за этим лицемерным гостеприимством, безусловно, стояла иная цель — выведать ценную информацию. Именно поэтому дорога до церкви прошла в безмолвии.       У Николь была полностью противоположная ситуация. За полчаса до начала церемонии в комнату зашел старший брат — Карлос. Высокий, широкоплечий, с короткими пшеничными волосами и пронизывающими до костей зелеными глазами, демонстрирующими пренебрежительно-надменное отношение ко всему миру. Ухоженная небритость в совокупности с плотно сомкнутыми губами делали его лицо строгим и прибавляли несколько лет. Как и идеально выглаженный темно-синий костюм с белоснежной рубашкой. Карлос, ничего не говоря, качнул головой в сторону двери, Николь захватила небольшой клатч и, негромко цокая каблуками, последовала за ним, приподнимая низ платья.       Томас, младший из ее братьев, ждал у машины и, едва заметив Николь, равнодушно открыл дверь и безучастно подал руку, помогая сесть в салон. Брат с сестрой на мгновение столкнулись взглядами, но никто не проронил и слова. Когда-то они неплохо ладили, но всё изменилось стоило только ему пройти обряд посвящения в Семью. Томасу было двенадцать, Николь десять. И из худенького, вечно улыбающегося светловолосого мальчонки он превратился в бессердечного хладнокровного подонка. Его пшеничные волосы были длиннее, чем у Карлоса, и на пару тонов темнее. На носу появилась небольшая горбинка после безжалостных тренировок отца, а на смену худобе пришла атлетичность.       Для Николь все еще оставалась загадкой насмешливая игра генов. Почему-то все трое ее братьев были ростом под метр девяносто, а она еще с подросткового возраста носила звание «полторашки». Будто соответствуя положению в своей семье. Только последнее не исправят даже двадцатисантиметровые каблуки.       Не наплевать на церемонию было только Кристе, которая затараторила о чем-то несущественном, но касающимся церемонии сразу же, как захлопнулась дверца. Карлос тем временем разместился на водительском сидении, Томас занял переднее пассажирское. Они, как и обычно, негромко и абстрактно заговорили и насущных вопросах. Имя Рафаэля и Михаэля, его отца, успели прозвучать несколько раз.       — Ох, я так волнуюсь, — честно сказала Криста, прикладывая руку к груди, — не верится, что этот день настал так быстро. Как вам всем удается сохранять такое спокойствие?       И Карлос, и Томас ожидаемо проигнорировали вопрос, но притихли. Николь оторвалась от разглядывания солнечного пейзажа за окном и, повернувшись, натянуто улыбнулась.       — Потому что нам все равно, — ответила она за себя и братьев.       Криста удивленно приоткрыла рот, словно для неё это стало неожиданностью. Словно она не жила с ними под крышей все эти пять лет и не видела, как проходит взаимодействие внутри семьи.       — Даже тебе? — её голос стал тише.       — Даже мне.       — Такого быть не может, — Криста смягчилась в лице. — Ты ведь выросла в этом городе, с братьями и отцом. Ни за что не поверю, что тебе не тяжело расставаться с ними.       Вероятно, она провела аналогию с собой.       — Оу, не переживай. С ними у нас особая связь. Нам не нужно быть рядом, чтобы продолжать бесконечно любить друг друга.       Николь заметила на себе холодный взгляд зелёных глаз Томаса через зеркало заднего вида и вздернула подбородок, беззлобно усмехнувшись. Ни для кого не секрет, какими были их отношения. Если опустить множество отвратительных историй из детства, то лучшим описанием будет: люди, которые ничего не значат друг для друга.       — Я все же надеюсь, что твой муж позволит тебе иногда прилетать к нам, — продолжала возводить новые воздушные замки Криста, искренне улыбаясь. — Или хотя бы на Рождество, это ведь семейный праздник. Карлос, ты случайно не знаешь, как относятся к этому французские кланы?       — Пока наши Семьи в союзе, у Рафаэля не будет оснований препятствовать, — незаинтересованно отозвался тот, ни на миг не отрываясь от дороги.       Карлос неспроста сформулировал свой ответ именно так. Откидывая цензуру, истинное послание гласило: «Едва перемирие аннулируется, она станет врагом». Уголки накрашенных губ Николь дрогнули. Это было больше, чем предупреждение. Старший брат буквально предсказал исход и без того шаткого сицилийского и корсиканского союза. И гарантий, что после распада Рафаэль решит сохранить жене жизнь, не было.       Мачеха тоже поняла истинный посыл, этому свидетельствовала секундная едкая усмешка. Со стороны всех мужчин Ласкано было ошибкой считать её красивой, но глупенькой куклой. То, что за обаятельной улыбкой Кристы прятался умелый игрок, Николь поняла ещё несколько лет назад. Когда на одной из закрытых встреч стала случайным свидетелем разговора Кристы со своим родным отцом, Доном криминальной семьи «Кармине», контролирующей Нью-Йорк. Та ловко выстраивала рассказ о своей счастливой замужней жизни, и обычному человеку даже в голову бы не пришло, что Донна завуалированно донесла планы мужа касательно Америки.       Почему Николь сразу же не побежала к своему отцу? Она не могла ответить однозначно. Её определенно не волновала участь Кристы, на тот момент они были друг другу никем. Николь также не стремилась доказать Семье свою пользу и значимость. Конкретнее, откинула эту идею после смерти родной матери — тогда отец впервые познакомил её с подвальным помещением особняка и целый час орудовал розгами, пытаясь выбить позорные гены умершей жены.       Поступок Кристы пугал и вдохновлял одновременно. Он был рискованным, опасным, ставящим собственную жизнь на чашу весов, которая в любой момент могла перевесить в сторону мучительной гибели. Но за этим всем было скрыто что-то другое. Мотив, который Николь оставался неведом по сей день. Цель, которая стоила больше, чем само существование. А может, все гораздо проще, и донесение на мужа — всего лишь заслуженная месть за болезненный, унизительный для неё брак.       — Тогда пусть союз будет долгим, — непринужденно ответила Криста, а в следующую минуту машина остановилась. — Мне нужно идти к гостям. Томас тебя проводит, а отец придёт за пару минут до начала.       — Я помню.       Николь и Криста позволили себе один раз сбросить маски и посмотреть друг другу в глаза открыто. Потому что знали: возможности побыть наедине им больше не представится. Возможно, никогда. В глазах обеих бушевало одно и то же прощальное послание: «Живи». Ведь статистика смертей жен мафиози была неутешительной, причем от старости и болезней умирали единицы. И когда братья одновременно открыли задние двери, девушки едва заметно кивнули друг другу, будто поклявшись, и, надев маски обратно, покинули машину.       Томас почти сразу подставил локоть, за который Николь взялась скорее нехотя. Это было не более, чем следование этикету на случай, если кто-то из гостей будет проходить мимо запасного входа в церковь, предназначавшегося еще и для невест. Аккуратно ступая тонкими высокими каблуками по гравию, девушка слышала отдаленный гул нескольких сотен взбудораженных неразборчивых голосов. И даже внезапно раздавшийся колокольный звон, приглашающий гостей на церемонию, приглушил их всего на несколько секунд. После разговоры вспыхнули с новой силой, пробивались радостные возгласы и раскатистый смех.       Величественная старинная церковь Св. Доминика, расположенная на одноименной площади города Палермо и размерами не уступающая многим соборам, полностью соответствовала важности события. Освещаемый ярким солнцем барочный фасад украшали двенадцать белоснежных каменных колонн и несколько статуй святых, а верхнюю часть — две симметричные колокольные башни по бокам. Грязно-рыжие цветовые акценты выпирающих элементов казались бронзовыми от солнечных бликов.       Оказавшись внутри, по пути в комнату ожидания, взгляд Николь невольно цеплялся за иконы, мастерски написанные умелыми сицилийскими художниками. Они были красивы и определенно стоили внимания туристов, которые непременно смогли бы оценить произведения искусства по достоинству. Возможно, такие найдутся и со стороны корсиканской Семьи. У них еще оставалось немного времени до начала.       — Только без глупостей, — прервал тишину Томас, открывая нужную дверь.       — Думаешь, сбегу? – без эмоций кинула Николь, уверенным шагом заходя внутрь.       — Ты знаешь, что я не об этом.       — Знаю, поэтому ответила именно так. Не переживай, Рафаэль не узнает тайны Семьи Ласкано, — Николь повернулась лицом к брату и загадочно улыбнулась, сталкиваясь с предупреждающим взглядом. — И мне известна своя роль, братец. А ты помни и следуй своей, во благо процветания Семьи, естественно.       Томас сдержанно усмехнулся, демонстративно поднимая руку с баснословно дорогими часами. Николь узнала их сразу. Это был подарок отца за убийство горничной, которая, как выяснил брат, была информатором другой Семьи. Её слезные мольбы о прощении слышал весь особняк, пока тот безжалостно тащил её за волосы по длиннющему коридору в звуконепроницаемый подвал.       — Отец придёт через пять минут, — сказал он ровно.       — Тогда сделай мне свадебный подарок и подари эти пять минут уединения.       Николь ни разу не изящно плюхнулась на диван и облокотилась на спинку, а после услышала негромкий хлопок двери. Внутри небольшой комнатки на узком длинном журнальном столике возле занавешенного окна уже лежала заранее подготовленная белоснежная фата и букет. Это был последний штрих в сегодняшнем образе невесты, служивший данью старым традициям. Как и винтажное свадебное платье облегающего силуэта, с длинным шлейфом, полупрозрачными кружевными рукавами и закрытым горлом. Оно не было вычурным, но за счет мелкой россыпи бриллиантов и ручной вышивки определенно выглядело дорого.       Николь не могла описать весь спектр разбушевавшихся внутри чувств одним словом. Лишь за несколько минут до начала церемонии переживания нагнали её и застали врасплох. Шикарная свадьба — мечта многих девушек — не была для дочери сицилийского Дона радостным событием. Скорее чем-то необходим, тем, чего не избежать. И единственным безопасным способом покинуть отцовский дом без плачевных последствий.       Отчего же тогда сердце забилось непривычно быстро и задрожали пальцы на руках? Николь не понимала. Что её так взволновало? Что за страх сковал её грудь и подавил недавнюю решительность? Она ведь первая заговорила с Рафаэлем. Она сама сделала выбор. И только благодаря её грамотно подобранным словам состоялась помолвка.       Но в эту минуту внутренний голос разума замолчал, уступая место неугомонному сердцу. Она же вот-вот станет женой Младшего Босса, черт возьми! Она самовольно нарисует у себя на спине мишень для его врагов, переедет в чужую страну и будет жить с совершенно незнакомыми людьми. И вероятность, что Рафаэль может оказаться таким же подонком, как и её отец, крайне велика.       — Неужели ты с таким уродливым лицом собираешься соблазнять мужчину?       Николь вздрогнула, резко поднялась на ноги и устремила глаза к двери, заранее зная, кого увидит перед собой. Отца, чье лицо обрамляла седая щетина, а открытые участки кожи покрывали неглубокие морщины, как следствие склочного характера. Когда-то пшеничные волосы давно утратили былой блеск, и даже профессиональная укладка не делала его моложе своих пятидесяти четырёх лет. Скорее наоборот. Но больше всего Николь ненавидела глаза Фреда Ласкано, странного оттенка, бутылочно-зеленого. Они множество раз пробуждали первобытный страх, заложенный где-то в генах, темнели, когда тот злился и повышал голос, горели, когда брал в руки прутья или пистолет, но никогда не излучали тепло. По крайней мере, по отношению к дочери.       — Прошу прощения, отец, — сдержанно произнесла Николь, рефлекторно опуская голову и кланяясь. — Я приложу максимум усилий, чтобы муж не счел моё лицо уродливым.       — Тогда убери это мерзкое выражение, улыбайся естественнее. И выпрями наконец спину.       Девушка послушно расправила плечи и нацепила самую обаятельную улыбку из своего арсенала. Сицилийский Дон молча взял фату со стола и подошел к дочери, внимательно окидывая её взглядом.       — Не забывай о правилах Семьи. Это первый брак между Италией и Францией. Видит Бог, я убью тебя сам, если ты осквернишь имя своего мужа.       — Я буду достойной женой, отец.       Тот кивнул и накинул белоснежную полупрозрачную ткань на голову Николь, закрывая лицо и спину. А после бесцеремонно взял её ладонь, позволяя обхватить себя за локоть, а в другую вложил увесистый букет. На пути к церемониальному залу Николь всеми силами подавляла внутреннюю дрожь. Столь близкое присутствие отца было настолько непривычным, что пугало даже больше, чем свадьба с младшим Боссом. От Дона исходила темная, опасная и властная аура, словно придавливающая к земле.       Сквозь фату Николь увидела, как двое мужчин открыли высокие деревянные двери зала, сразу же зазвучала торжественная музыка без слов, а все гости, словно по команде, поднялись со своих мест. Николь неконтролируемо и рвано выдохнула, крепче сжимая не руку родного отца, а чертов букет. Она выбрала себе точку вдалеке, от которой не отводила взгляд ни на секунду. Кажется, кто-то открыто восхищался красотой отца и дочери, кто-то шептался, а кто-то молча провожал пару заинтересованным взглядом, который буквально ощущался нутром. Николь, в попытке не потерять самообладание, сконцентрировалась на том, чтобы держать прямую осанку и не опускать подрагивающие губы, и мысленно готовила себя к встрече с без пяти минут мужем.       Рафаэль Карбоне, как и полагалось, с видом счастливого жениха наблюдал за приближающейся миниатюрной невестой в неприлично закрытом, на его вкус, свадебном платье. Она выглядела хрупко, утонченно, невинно, что в корне противоречило её дерзости на светском вечере. Краем глаза он заметил, что Диего с Каролиной, занявшие первый ряд справа, были вот-вот готовы взорваться от смеха. Еще бы. Человек, избегающий разговоров о свадьбе последние несколько лет, повелся на убедительную ложь какой-то незнакомой девчонки. Он был внешне абсолютно равнодушен, но то, что его задница здесь не со своей подачи, его определенно злило.       — Позаботься о моей дочери, — с искусственной улыбкой произнес сицилийский барон, остановившись прямо напротив.       — Даю слово, – ответил Рафаэль сухо и протянул руку вперед.       Николь почти сразу оторвалась от отца и изящно вложила свою холодную ладонь в его, делая пару шагов навстречу. Рафаэль, следуя традициям, взялся за край фаты и не торопясь откинул переднюю часть, сразу же столкнувшись с уверенным взглядом зеленых подкрашенных глаз и лучезарной улыбкой. Что ж, по крайней мере, она симпатичная. Среди его знакомых была парочка мафиози, которым в этом плане повезло гораздо меньше.       Рафаэль забрал букет у невесты и на время отдал служителю храма, затем взял ее уже за обе руки, расположившись боком к гостям. Монотонный и громкий голос священника эхом разлетался по огромному залу, пока читалась молитва. К своему удивлению, он ощутил небольшую дрожь в ладонях Николь, однако мышцы ее лица не выдавали ни грамма волнения. Забавы ради, Рафаэль провел большим пальцем по тыльной стороне и уловил в её взгляде секундное недоумение. И только лукаво усмехнулся в ответ.       — Имеешь ли ты искренне и непринужденное желание, и твердое намерение быть мужем Николь, которую видишь здесь перед собою? — обратился священник к Рафаэлю.       — Имею, честный отче, — ответил тот сразу.       — Имеешь ли ты искренне и непринужденное желание, и твердое намерение быть женою Рафаэля, которого видишь перед собою?       — Имею, честный отче, — произнесла Николь твердо.       — Благослови брак сей: подай сим жизнь мирную, долгоденствие, любовь друг к другу в союзе мира…       Пока священник читал последнюю молитву, служитель поднес молодоженам небольшую бархатную подушечку с золотыми обручальными кольцами, которыми в следующее мгновение, под любопытными взорами гостей, обменялись Рафаэль и Николь.       — Как слуга Божий, властью, данной мне Богом, я объявляю вас мужем и женой, единых в цели, намерении и счастливой жизни. Засвидетельствуйте свой союз поцелуем.       Младший Босс не стал растягивать момент и наклонился, сразу же прикасаясь к приоткрывшимся от удивления губам Николь. Его крепкая рука обхватила хрупкую талию, рывком прижимая к себе, а язык бесцеремонно ворвался вглубь её неподатливого рта. От внезапности девушка скорее рефлекторно, но протестующе сжала мужское плечо, впиваясь ногтями в жесткую ткань пиджака. Зал взорвался аплодисментами и радостными возгласами, доносились даже неприличные для церкви свисты. Рафаэль отстранился также резко, затем выпрямился и почти официально, с безразличным выражением лица произнес:       — Добро пожаловать в семью, Николь.