Мне нравятся твои татуировки

Без Хесуса было скучно. Ни поболтать толком, ни музыку послушать, ни, как это ни банально, мате на пару угоститься. За время перелета настроение Хорхе изрядно упало, а уж после того, как по прилету в Уфу порывом ветра и волной дождя его чуть не смахнуло с трапа, стало совсем тоскливо. Остальных погода, судя по всему, тоже не сильно радовала. Ребята из команды перебрасывались короткими недовольными фразами и ежились от холода и сырости не меньше самого Хорхе. В автобусе стало комфортнее, но настроения это все равно не прибавило. Некоторое время Карраскаль гадал, кто станет его соседом вместо Медины, но вариантов было достаточно даже с учетом «состоявшихся» пар, поэтому Хорхе решил, что будь кто будет, и уставился в окно, пытаясь за каплями дождя разглядеть город. Когда автобус подъехал к отелю, он вышел одним из последних, пытаясь максимально оттянуть необходимость преодолеть поливаемое дождем и продуваемое ветром расстояние от автобуса до входных дверей. Совершив этот подвиг и оказавшись в сухом светлом холле, он был изрядно удивлен, осознав, что его там ждут. — Вон он, явился! — громко объявил кто-то. Смысл фразы был понятен даже на незнакомом языке — а как еще, если на тебя при этом смотрит почти вся команда. Хорхе уставился на них в ответ, не понимая, что вообще происходит, и упустил момент, когда откуда-то вынырнул Заболотный, обхватил его за плечи и, довольно выдохнув «наконец-то», потащил к стойке регистрации, где обратился к девушке-администратору: — Вот, нашелся! Я с ним. — И, обернувшись к Хорхе, добавил: — I'm with you this time, ok? Оторопевший Карраскаль, меньше всего ожидавший себе в соседи Заболотного хотя бы потому, что тот был вроде как из «состоявшейся» пары, кивнул в ответ и беспрекословно позволил себя зарегистрировать, механически выполняя все просьбы администратора и стараясь не смотреть на довольно улыбающегося Антона. Проблема была не в том, что тот вдруг внезапно решил сменить постоянного соседа и поставил его, Хорхе, перед этим фактом, не столько спрашивая, сколько утверждая. Все было гораздо хуже. Все было плохо давно, по сути, с самого Кампоамора. Нет, по большому счету, у него с самого начала вообще не было проблем ни с тренерами, ни с новыми сокомандниками. Его приняли очень тепло, как в большую дружную семью, и это было круто. Но… в команде был человек по имени Антон Заболотный, и вот он внезапно стал для Хорхе проблемой. Шумный, покрытый татуировками, подвижный, похожий на большое хищное животное (впечатление усиливала улыбка, которая в зависимости от настроения могла мгновенно превратиться в ухмылку, а то и чуть ли не в оскал), Антон в целом привлекал к себе внимание, выделяясь на фоне остальных русских как минимум наличием и количеством этих самых татуировок. Хорхе поначалу неоднократно ловил себя на их разглядывании, но списывал это на интерес одного «разукрашенного» человека к другому. Татуировки Антона он, к слову, счел неинтересными, только вот выкинуть из головы покрытого узорами русского не получалось никак. И перестать смотреть — тоже не получалось. После того, как Хорхе несколько раз поймал себя на абсолютно неприличном залипании, проблема встала в полный рост. И не потому, что он считал подобный интерес чем-то нехорошим и постыдным, а потому, что опасался негативной реакции Антона. А не смотреть не получалось. И не думать — тоже. Хорхе изо всех сил старался держать себя в руках, держаться подальше от Заболотного во время, свободное от тренировок и групповых мероприятий, находить себе занятия, чтобы отвлечься. Очень выручало присутствие в команде Хесуса Медины, с которым не было языкового барьера, зато оказалась масса общих интересов. Несмотря на все это, Хорхе был застигнут с поличным в самом банальном и предсказуемом месте — в душевой после очередной тренировки. Так вышло, что из всех кабинок оставалась свободной только одна, напротив той, в которой был Заболотный. Хорхе даже не заметил, как засмотрелся на текущую по татуированным плечам и рукам Антона воду и погрузился в совершенно неприличные мысли, вызванные этим зрелищем. Он понятия не имел, сколько времени продолжалось это помутнение, но, придя в себя, понял, что Заболотный на него пристально смотрит… и улыбается. Странно улыбается — снова пришла в голову ассоциация с хищным животным, которое заметило потенциальную добычу, и Хорхе почувствовал себя этой самой добычей, которой некуда бежать. Он ожидал чего угодно, но Антон просто усмехнулся, видимо, каким-то своим мыслям, выключил душ и ушел, обернувшись полотенцем. Хорхе остался с бешено колотящимся сердцем и желанием провалиться сквозь землю подальше от Кампоамора. Заболотный ушел, но Хорхе точно знал, что не заметить возбуждения, которое накрыло его следом за неприличными фантазиями, тот просто не мог. Несколько дней ничего не происходило, тренировки шли своим чередом, Заболотный вел себя как обычно, будто никакого инцидента в душевой не было, и Хорхе немного успокоился, хотя и старался лишний раз не приближаться к Антону без необходимости, просто на всякий случай. Он даже засматриваться почти перестал, будто включился инстинкт самосохранения. Несмотря на это, неприличные мысли продолжали его преследовать, и чем меньше он контактировал с Заболотным в течение дня, тем больше мучился по ночам. Виделось разное, и сам Хорхе точно не мог сказать, что ему снилось, а что было плодом его фантазии, от откровенной порнографии до полной фантасмагории, самой яркой деталью которой были линии татуировок, сплетающиеся и будто перетекающие с одного тела на другое. Масла в огонь этих фантазий подлил сам Заболотный, с которым Хорхе однажды вечером столкнулся в коридоре по пути из комнаты Хесуса в свою. Под внимательно-заинтересованным взглядом Антона Хорхе снова почувствовал себя добычей, маленьким беззащитным зверьком, оказавшимся прямо на пути хищника. Разминуться, чтобы пойти своей дорогой дальше, Заболотный не спешил, смотрел долго, улыбаясь краем рта, а потом вдруг неуловимым движением приблизился к Хорхе вплотную, не переставая улыбаться, склонился к его уху и, обдав шею горячим дыханием, произнес: — I like your tattoos too… После чего прикоснулся, будто мазнул пальцами по шее, по татуировке в виде красного отпечатка губ, отстранился… и снова просто ушел, обогнув замершего посреди коридора Хорхе. Прийти в себя удалось не сразу, понять, что это было, не получилось вовсе. После этой встречи в коридоре Заболотный, вопреки его собственным словам, казалось, утратил к Хорхе вообще какой бы то ни было интерес, их взаимодействие ограничивалось ровно тем, что требовалось на тренировках, и это только закономерно подогревало желания, сны и фантазии. Завершающая неделя сборов прошла для Хорхе как в тумане. Только после того, как он оказался в холодной незнакомой Москве, в отведенной ему квартире и на достаточном расстоянии от Заболотного, встречи с которым стали ограничиваться исключительно рабочими рамками, это «искушение несвятым Антоном», как по аналогии с евангельской историей называл творящееся с ним безумие Хорхе, стало понемногу отпускать. После того, как травмированный уже в третьем матче Заболотный оказался надолго отделен от остальной команды, стало гораздо легче. Сны и фантазии приходили все реже и были все менее яркими и четкими. Хорхе исследовал Москву, которая оказалась совершенно не такой, как он ее представлял, общался и тусовался со старыми и новыми друзьями, и на далекий и очень странный сон все больше походило то, что творилось с ним в Кампоаморе. В итоге Карраскаль решил для себя, что все это было последствием стресса от переезда через половину земного шара и избытка новых впечатлений. После возвращения восстановившегося Антона в основную группу хуже не стало, и Хорхе расслабился окончательно, тем более что Заболотный как не проявлял к нему больше никакого отдельного интереса еще со времени сборов, так проявлять и не начал. Сны иногда возвращались, но в сравнении с прежним можно было сказать, что теперь он спал по ночам спокойно. Воспоминания и мысли обо всем этом крутились у Хорхе в голове всю дорогу до номера, и он понимал, что расслабляться было рано. Искушение оказалось коварно, вернулось неожиданно и охватило его с новой силой, а молча идущий чуть впереди Антон никак не добавлял происходящему какого бы то ни было понимания. Давать какие-то пояснения своему странному поведению он, похоже, не собирался. В номере Заболотный так же молча и не интересуясь мнением нового соседа занял дальнюю от окна кровать, скинул кроссовки и верхнюю одежду, завалился и, как показалось Хорхе, сразу же задремал, оставив его в еще большем непонимании. Стараясь не смотреть в сторону Антона, чтобы не провоцировать самого себя, Хорхе тихо разобрал свой рюкзак и решил сходить в душ в надежде хоть немного освежить голову и, возможно, придумать, как вести себя дальше, не только сегодня, а вообще. Можно было, конечно, потребовать объяснений, но он не был уверен, что даже если Заболотный захочет что-то пояснить, на непривычном для обоих языке получится понять друг друга правильно. Под душем лучше не стало, скорее наоборот, потому что Хорхе вспомнил, как был пойман с поличным в Кампоаморе. Картинка была столь яркой и отчетливой, что, казалось, можно было потрогать и ощутить струйки воды, текущие по татуированной коже Заболотного. Хорхе провел рукой вниз по животу, в котором почти сразу начал скручиваться тугой горячий клубок возбуждения. Одно присутствие Антона за стеной, пусть даже и просто дремлющего, стало невыносимым. Искушение оказалось слишком сильным, чтобы ему не поддаться, а представить, как Антон сзади прижимает его к стене душевой и что это его ладонь скользит по члену, сжимая его, было делом недолгим. Хорхе, закусив губу, все быстрее двигал рукой, желание кончить и избавиться от навязчивых фантазий хоть ненадолго, хоть на предстоящую ночь было просто нестерпимым, и разрядка не заставила себя ждать. Прислонившись к стене, Хорхе подставил лицо струям воды. Стало немного легче, вопрос был лишь в том, как надолго. Выключив, наконец, душ и обернувшись, чтобы взять полотенце, Хорхе вдруг понял, что он не один, и непонятно, как давно. Опершись на раковину и крутя в пальцах зубную щетку, одетый только в трусы и футболку, на него внимательно смотрел Заболотный. Смотрел и улыбался так, что Хорхе снова почувствовал себя добычей, на этот раз загнанной в угол и застигнутой врасплох. Что-то глубоко внутри него возмутилось, потому что нельзя так подсматривать за людьми, да и просто нельзя так издевательски себя вести, но возмутилось очень неубедительно… Чувствуя, что невольно краснеет под откровенно изучающим взглядом, Хорхе резко отвернулся в надежде, что в Заболотном все-таки заговорит совесть и он свалит. Неловко вытерев голову, настолько, чтобы с волос хотя бы не текло в глаза, и обмотав полотенце вокруг бедер, он снова обернулся и увидел, что его надежды не оправдались. Антон не то что не подумал уходить, но и подошел так близко, что Хорхе только что не уперся в него носом. — Мне понравилось на тебя смотреть… — Антону явно было непривычно говорить по-английски, но по тому, как он это сказал, Хорхе понял, что тот видел все и получил большое удовольствие. Хорхе поднял голову, чтобы посмотреть в наглые голубые глаза, и подумал, что, по сути, терять ему нечего. Он хотел оказаться с Антоном наедине очень давно, хоть и пытался себя убедить последние месяцы, что это было всего лишь мимолетное, пусть и очень сильное желание. Стесняться тоже было уже нечего, да и русский оказался не так страшен, как можно было подумать… скорее наоборот. Для Хорхе английский язык тоже был тем еще испытанием, но во имя заманчивой перспективы разнообразной, хм, языковой практики можно и постараться… — Лучше поучаствуй, — и тоже улыбнулся. Говорят ведь, что лучшая защита — это нападение. Улыбка Заболотного стала только шире. — С удовольствием. Антон положил ладонь ему на шею, накрыв все ту же татуировку-поцелуй, медленно провел большим пальцем по губам, и улыбка превратилась в довольную ухмылку, когда Хорхе приоткрыл рот и прикоснулся к пальцу кончиком языка. Целовался Заболотный классно. Властно, глубоко, но без излишней жесткости. Хорхе с удовольствием позволил ему проникнуть языком в свой рот и застонал в поцелуй, почувствовав, как горячая ладонь с шеи скользнула по затылку и пальцы Антона зарылись в волосы, не позволяя проявить инициативу и прервать поцелуй по собственному желанию. Впрочем, такого желания у Хорхе не возникло, его устраивало абсолютно все — и то, как Заболотный держал его за волосы, и то, как другой рукой не менее властно тискал его задницу, перед этим избавив от полотенца, и особенно то, как в живот упирался стоящий член, горячий даже через слой ткани. Антон прервал поцелуй, слегка потянув Хорхе за волосы, и тут же отпустил, чтобы снова провести пальцами по его губам. — И твой рот мне нравится… хочу узнать, что ты им умеешь делать… Хорхе демонстративно облизнулся, вызвав этим еще одну широкую довольную улыбку. — Много всякого… За свою не такую долгую, но весьма бурную жизнь Хорхе успел перепробовать многое и многому научиться, не считая практически никакой опыт лишним. Он провел рукой по стоящему члену Антона и подтолкнул его обратно к раковине, не видя никакого смысла менять место действия и терять время. Отсосать? Почему бы и нет. Что-то подсказывало Хорхе, что дальше будет… лучше и интереснее, тем более что вечер и ночь впереди длинные. Опустившись на колени, Хорхе высвободил член Антона, погладил пальцами тонкую бархатистую кожу и с удовольствием услышал, как тот длинно выдохнул. Глядя на него снизу вверх, Хорхе провел языком по губам. — Мне нравится твой член. Заболотный был более чем доволен. Интерес латиноса к себе он заметил еще на сборах, а после инцидента в душевой Антон уже не сомневался, что рано или поздно Карраскаль окажется в его постели, хотя тот после встречи в коридоре только что от него не шарахался. Не то чтобы он был во вкусе Антона, хотя, оглядываясь назад, сам Заболотный затруднился бы сказать, а есть ли у него вообще какие-то предпочтения. Скорее колумбиец попадал в категорию «хм, такое я еще не трахал», а экспериментам разного рода Антон был не чужд. Смысла торопить события он не видел — неделей ли, месяцем раньше или позже, какая разница. Дождавшись возможности, Антон сразу же ей воспользовался и не пожалел, ожидание того стоило. Хорхе, как оказалось, только прикидывался скромнягой, смущающимся того, что у него стоит на другого мужика. То, с какой скоростью Карраскаль из краснеющей невинности превратился в натуральное дитя порока, его даже изрядно удивило… Очень приятно удивило, как и то, насколько быстро стали развиваться события. Как минимум того, что ему вот так вот с ходу отсосут, Антон не ожидал. А сосал колумбиец круто, явно не первый раз и явно зная, как доставить удовольствие. Антон даже не пытался его как-то направлять, хоть и снова запустил пальцы в густые, выбеленные, мокрые после душа волосы, только смотрел, как по члену скользят темные мягкие губы и влажный розовый язык. Хорхе то забирал его в рот так глубоко, что чуть не упирался носом Антону в живот, то лишь дразнил головку кончиком языка, скользя по стволу пальцами. Иногда он смотрел снизу вверх потемневшими от возбуждения глазами, откровенно изучая реакцию на свои действия, и, судя по тому, как увлеченно продолжал сосать дальше, ему тоже все нравилось. Антон закусил губу, чувствуя, как внизу живота с неумолимостью прилива поднимается волна оргазма, на мгновение очень ярко представил светлые капли на смуглой коже и темных губах Карраскаля и кончил в этот горячий влажный рот. Он продолжал удерживать Хорхе за волосы, но он даже не попытался отстраниться, и Антон чувствовал, как тот сглатывает. Лишь когда он убрал руку, Карраскаль выпустил его член и уставился снизу вверх своими почти черными из-за расширенных до предела зрачков глазищами. — Поцелуй меня, — он бесстыже облизал припухшие от поцелуев губы. — Сейчас. Еще не до конца отдышавшийся Антон вскинул бровь. Еще десять или сколько там минут назад Хорхе краснел и отворачивался, а теперь, значит, вот так? Впрочем, ему это даже понравилось — чем отвязнее партнер, тем горячее трахается. Брезгливым же в этом плане он никогда не был, поэтому вместо ответа чуть ли не рывком поставил колумбийца обратно на ноги и поцеловал жестко, жадно, буквально вылизывая его рот изнутри и ощущая в поцелуе привкус собственной спермы. Карраскаль прижался к нему всем телом, горячий настолько, что, казалось, еще немного — и расплавится, а его снова вставший член недвусмысленно уперся Антону в бедро. — Я тебя трахну… — Антон сжал в ладонях крепкую задницу Хорхе. У него накопилось много мыслей на тему, как именно это сделать, и он собирался воплотить их в жизнь, может быть, и не все сразу, но тем не менее. Карраскаль довольно застонал, прижался еще теснее и выгнулся, откровенно предлагая не ограничиваться только тисканьем. — Сделай это… Хочу. — Не здесь. Антон с удовольствием шлепнул Хорхе по отставленной заднице и развернул его к выходу из ванной. Карраскаль недовольно фыркнул, но подчинился. Пару секунд Антон смотрел ему вслед, в очередной раз удивляясь абсолютно чистой спине, видимо, оставленной подо что-то масштабное. Татуировки Хорхе, вопреки сказанному тогда в коридоре, он на самом деле считал абсолютно ебанутыми, что, впрочем, по мнению Антона полностью соответствовало их носителю. Потом взгляд и мысли перешли к заднице, которая так клево ощущалась в руках, и к длинным ногам колумбийца, которые Заболотный давненько задумал обязательно пристроить при случае себе на плечи. Избавившись от уже ненужной одежды, Антон последовал за Хорхе. Хорхе был в полном восторге от того, как повернулись события этого вечера, который еще недавно обещал быть невыносимо скучным и сонным, и совершенно не жалел, что поддался своему искушению. Заболотный, задержавшийся в ванной, нагнал его у своей кровати, подошел сзади и притиснул к себе, обдал горячим дыханием кожу и провел языком по татуировке с цифрами, отчего Хорхе не смог сдержать стона. Он подставил Заболотному шею и сам прижался к нему теснее, наслаждаясь ощущением прикосновения тела к телу, кожи к коже, без разделяющей их ткани, и исходящими от Антона жаром и ощущением силы. Безумно хотелось продолжения, хотелось почувствовать его член поглубже внутри, чтобы Антон вжимал его в стену или в кровать, неважно, куда, и не останавливался. — Хочу… — он выгнулся, упираясь затылком Антону в плечо. В животе вновь горячо, сладко и мучительно разгорался огненный шар желания и предвкушения, тянулся жадными языками за ладонями Антона, скользящими по телу, и чудилось, как в той давней диковатой фантазии, что линии татуировок с его рук раскручиваются и растекаются, чтобы слиться с себе подобными на коже Хорхе. — Чего хочешь? — Заболотный легко, но чувствительно прикусил его ухо. — Трахни… ты обещал. — Не волнуйся, — Хорхе застонал, когда Антон снова стиснул в ладонях его задницу, тут же отпустил и подтолкнул к кровати. — Обещал — трахну. Упав на кровать, Хорхе обернулся и несколько секунд недоуменно наблюдал, как Антон роется в рюкзаке. Понимание того, что, в отличие от него, этот вечер Заболотный планировал, пришло, когда тот с довольной ухмылкой продемонстрировал ему найденное. Против этого Хорхе тем более абсолютно ничего не имел, даже осознавая все четче, что на него действительно охотились все это время, методично загоняя в ловушку. Только попасть в эту ловушку он хотел сам, с самого начала, и отрицать это было бы глупо. Сгорая от нетерпения и окончательно от этого обнаглев, он поймал Антона за руку и потянул к себе. От долгожданного ощущения горячего тяжелого тела, прижавшего его к кровати, Хорхе снова застонал и обхватил Заболотного ногами, желая прижаться еще плотнее, ощущая кожей живота, как снова твердеет его член, и от этого заводясь еще сильнее. Бедра сладко тянуло от того, насколько Антон большой, задница горела под его руками, а пальцы уже дразняще заскользили между ягодиц Хорхе, заставляя его вскрикивать и выгибаться в стремлении подставиться еще сильнее. Антон внезапно перекатился на спину, увлекая его за собой и ухитрившись при этом не свалиться со слишком узкой для двоих кровати, так, что Хорхе даже ойкнул от неожиданности. — Ride me. Хорхе уставился на Антона слегка расфокусированным от возбуждения взглядом, и когда до него дошел смысл этой короткой фразы, расплылся в улыбке. То, что ЦСКА называют конями, он узнал уже давно. Пальцы Антона снова оказались у него между ягодиц, уже влажные и скользкие от смазки. Хорхе с наслаждением подставился этим пальцам, уткнулся лицом Антону в шею. — Дааа… Он довольно давно последний раз испытывал подобные ощущения, но тело быстро и с удовольствием все вспоминало, и Хорхе, даже не думая сдерживаться, стонал и вскрикивал, пока Антон трахал его пальцами, растягивая и готовя для себя. Мысль о том, как внутри него наконец окажется большой и уже совсем твердый член, который так вкусно было сосать, еще больше подстегивала и заставляла Хорхе буквально насаживаться на эти пальцы, стремясь ускорить процесс. Когда в него уперлась твердая головка, Хорхе уже был готов скулить от нетерпения. — Садись, — выдохнул Антон ему в ухо, будто приказал. И Хорхе сел. Выпрямился, выгнулся, разводя бедра в стороны, и медленно опустился на этот член, чуть не задыхаясь от ощущения, как он заполняет его изнутри. Сквозь бешеный стук крови в висках он услышал, как вместе с ним застонал и Заболотный, наверное, впервые за весь вечер. Антон был абсолютно доволен тем, как все сложилось. Ровное поведение и видимое отсутствие интереса к латиносу за прошедшие месяцы, как оказалось, сделали свое дело. Вообще, он не очень рассчитывал на то, что даже при удачном варианте развития событий сразу случится что-то серьезное, и смазку бросил в рюкзак скорее на всякий случай, даже обещание трахнуть больше относилось к долгосрочной перспективе, но ситуация раскручивалась если не со скоростью света, то с очень к ней близкой. Хорхе, похоже, полумер и долгих ожиданий не признавал и хотел всего и немедленно. А еще он откровенно хотел, чтобы трахнули именно его, все его поведение просто кричало об этом, и это было безусловно приятным бонусом. Антон предполагал, что секс с Карраскалем будет чертовски хорош, но реальность превзошла ожидания. Тот отдавался так, будто это был последний секс в его жизни и от него нужно взять все возможное. Восхитительно тесный, несмотря на то, что явно трахался с мужиком не первый раз, горячий настолько, что, казалось, вот-вот вспыхнет прямо в руках, он буквально прыгал на члене Антона, то чуть не снимаясь с него полностью, то насаживаясь до упора, не сдерживая вскриков и стонов. Антон и сам уже не пытался сдерживаться. Лаская стройные мускулистые бедра Карраскаля, он толкался навстречу каждый раз, когда тот опускался, и с наслаждением слышал очередной крик удовольствия. В слабом свете из-за неприкрытой двери в ванную Антон видел, как блестят на коже Карраскаля капли пота, и ему казалось, что линии многочисленных татуировок расплываются, расплетаются, перетекают на его руки, скользящие по телу Хорхе, и сливаются с его собственными татуировками. С каждым движением внизу живота вновь накатывал раскаленный прилив подступающего оргазма. Антон все чаще поддавал бедрами, и в какой-то момент он уже просто насаживал Хорхе на себя, а тот не вскрикивал, а только беззвучно открывал рот, хватая воздух. Он кончил первым, так что горячие капли разлетелись по животу и груди Антона, и сжал его в себе так, что еще буквально нескольких движений хватило, чтобы поднявшаяся огненная волна растеклась по всему телу и захлестнула с головой, не давая дышать. Из сладкого забытья Антона вывело то, что пошевелился Хорхе, которого он прижал к себе слишком сильно и, похоже, не собирался отпускать. Антон хмыкнул и ослабил хватку. Карраскаль хихикнул и устроился удобнее, все еще вздрагивающий и горячий. Антон провел ладонями по его телу, от плеч до бедер, вызвав этим тихий довольный стон. — Я хочу тебя трахать еще. Много раз. Хорхе выгнулся под лаской, приподнялся на локтях, глядя ему в глаза. — Трахай. Я тоже хочу еще. — Потом, в Москве. Сейчас — спать. Антон снова шлепнул Хорхе по заднице, на которой наверняка останутся синяки после сегодняшней ночи. Тот фыркнул. — Обещай. — Обещаю. Хорхе удовлетворенно растянулся на Антоне, оттягивая момент, когда придется встать, пойти в душ, а потом лечь в свою постель и постараться выспаться перед завтрашним матчем, тем более что тот хоть и сказал, что надо спать, выгонять его из кровати не спешил. Обещанная Заболотным перспектива здоровому спокойному сну не способствовала никак, но придется приложить усилия. — Чему ты так улыбаешься? — Хорхе понял, что улыбается своим мыслям, а Антон с любопытством на него смотрит. — Я думал, без Хесуса мне будет скучно.