Лунная соната

Я невротично поправляю подол платья и едва не проливаю на себя стакан с соком. Ненавижу вечеринки. Что Летта, что Лиам относятся к тем, кого привычно называют «душа компании», а потому они всегда с головой погружаются во всеобщее алкогольное веселье и напрочь забывают о моем существовании. Я так не могу, из-за чего всю оставшуюся часть вечера уныло отбываю повинность в одиночестве. Сегодня — не исключение. Несмотря на то, что это вечеринка, устроенная Джером для Билли, и пришла на нее я с Лиамом, довольно быстро оказываюсь в той же ситуации — в безлюдном углу гостиной. Отсюда прекрасно просматриваются диваны, на которых флиртуют парочки, импровизированный танцпол, расположенный в центре комнаты, и часть открытой кухни, где всем желающим разливали алкоголь, изредка разбавляя его газировкой или соком. А вот меня из-за приглушенного света, переходящего в почти непроглядную для человека темноту, заметить практически невозможно. Лиам пропал из поля моего зрения, стоило нам только войти в дом — вроде бы он ушел со знакомыми на задний двор. Встретивший нас на пороге Джер торопливо объяснил, где танцевать, где пить, а где блевать после лишнего стаканчика, и, милостиво налив мне сока без алкоголя, побежал отчитывать каких-то Клинта, Кори и Тэм, попытавшихся проникнуть на запретный второй этаж. Напоследок он успел бросить, что Билли где-то здесь, но к нему нужно будет прорваться. Главная звезда вечера, как-никак. Он постоянно мелькал то тут, то там в компаниях незнакомых перевертышей, и я каждый раз не решалась заявить о своем присутствии. Только кусала губы и поправляла чертово платье, проклиная потащившую меня по магазинам Летту за то, что именно она отыскала его среди тысяч вешалок. Оно прекрасно, не спорю, и на моей фигуре смотрится очень выигрышно — обтягивающее на уровне груди, переходящее от талии в свободную юбку до середины голени. Руки полностью закрывают длинные рукава-фонарики, хотя Летта настаивала на том, чтобы их можно приспустить, оголив плечи. Мне такое наоборот не нравится — чем больше обнаженной кожи, тем сильнее внутри разгорается беспокойство. Наверно, именно поэтому меня так напрягает этот чертов разрез. Когда я спокойно стою на месте, его сложно заметить, но стоит только сделать шаг, как юбка приходит в движение и нога выглядывает наружу почти до середины бедра. А оно у меня не настолько красиво, чтобы демонстрировать его без стеснения. Еще вчера в примерочной разрез заставил сомневаться, но все-таки платье покорило своим цветом. Глубокий оттенок синего — словно льдины на глубине. Я не могла его не купить. А теперь страдала, раз за разом одергивая подол. Снова проверив, не открывает ли разрез чего лишнего, я отпиваю сок и не свожу глаз с Билли, который болтает с каким-то перевертышем в противоположном углу гостиной. И у меня сладко ноет сердце. Какой же он слепяще красивый, с сияющими в холодном искусственном свете волосами и широкой клыкастой улыбкой — и такой же недостижимо далекий. Почему-то раньше, когда мои чувства были эфемерными и неопределенными, я не ощущала остро ту огромную пропасть, что разверзлась между нами еще с самого рождения. Он — самая яркая звезда, а я — маленький неприглядный кусок космической пыли, вращающийся на дальней орбите. Сейчас нас разделяет не больше пятнадцати шагов, а кажется, что миллиарды световых лет. Может, мне стоит уйти? Смех, негромкая музыка и веселье вокруг действуют на меня угнетающе, будто вытягивают счастье и энергию. Или проблема в том, что мне в голову лезут какие-то глупости? Внезапно в меня врезается подвыпившая девчонка и хватается за мои плечи, вцепляясь как в спасательный круг. Я инстинктивно помогаю ей остаться на ногах и отстраненно отмечаю, как же хорошо, что стакан давно опустел, иначе мы обе были бы в соке с ног до головы. Девушка хлопает густо накрашенными ресницами, неразборчиво бубнит извинения и, переведя расфокусированный взгляд в сторону, неожиданно ровно уходит в сторону дверей на задний двор. Я поправляю рукав, в очередной раз проверяю разрез на бедре — вроде всё нормально. С губ срывается тяжелый вздох, я поднимаю голову, а потом замираю. Билли смотрит на меня. Прямо, не моргая, с удивленно приподнятой бровью, так, словно между нами нет того десятка танцующих, болтающих и слоняющихся туда-сюда перевертышей. Он будто чего-то ждет… Чего? Это я узнаю через мгновение, когда он манит меня пальцем с легкой усмешкой на губах. И мое тело начинает двигаться раньше, чем до мозга доходит понимание. Я протискиваюсь между диваном и столиком, едва не свалив вазу с цветами, лавирую между подвыпившими перевертышами, покоряющими танцпол, и наконец в целости и сохранности добираюсь до Билли, который не сводит с меня глаз. Щеки горят, и мне остается только надеяться, что это не слишком заметно из-за приглушенного света. — Привет, — тихо говорю, неуверенно улыбнувшись. Билли окидывает меня странным взглядом с ног до головы — от кипельно-белых кед (Летте не удалось заставить меня обуть туфли) до идеальной укладки крупными кудрями (вездесущая Летта билась над ними час), и я вспыхиваю еще сильнее. — Познакомишь нас? Парня, стоящего рядом с Билли, я замечаю только сейчас — когда он подает голос. Высокий, огромный, как медведь, расслабленно-уверенный, он практически пожирает меня глазами, вгрызаясь внимательным взглядом в оголенную кожу ног, ключиц и шеи. Мне совершенно точно не нравится такое внимание. Билли по-хозяйски притягивает меня за талию так близко, что я ощущаю, как его дыхание шевелит мои волосы. — Лот, это Джейс, — он указывает раскрытой ладонью на перевертыша. — Джейс, это моя Лот. Поэтому сейчас ты ходишь по тонкому льду. Я о-о-очень ревнивый. В голосе Билли сквозит улыбка, но неискренняя, ненастоящая, откровенно угрожающая. Джейс сконфуженно моргает, но быстро берет себя в руки и показательно равнодушно пожимает плечами, просовывая большие пальцы в карманы джинс. — А Уиллоу говорила, что у тебя нет ни единого шанса. — Ну, она ошиблась, — хмыкает в ответ Билли. А потом к Джейсу подскакивает какая-то невысокая хрупкая девчонка, сбивчиво просит помощи — некий Кори сломал что-то в попытке забраться на второй этаж через летнюю веранду и, если теперь это не исправить, Джер будет рвать и метать. Попутно она вцепляется в локоть моего нового знакомого мертвой хваткой и неумолимо уводит, не дав даже опомниться. По крайней мере мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать происходящее. К тому времени Джейс испаряется, а хватка на моей талии слабее не становится. Я задираю голову. — Твоя Лот? Не знаю, почему это первое, о чем я говорю. — Конечно. — Билли немного склоняется и тихо выдыхает мне в губы: — А я — твой. По коже бегут мурашки из-за его вкрадчивого медового голоса, но не из-за слов. — Мне не нравится, как это звучит, — честно объясняю, не сводя с него глаз. — Будто в наше время человек, или перевертыш, или ведьма, может быть чьей-то собственностью, как бездумная вещь. Я предпочитаю думать, что принадлежу самой себе. — Но я вкладываю в эти слова совсем другой смысл, — Билли качает головой. — Они скорее про обещание. Мы предназначены друг другу с рождения, Лот, и я принадлежу тебе до конца жизни — как мужчина, друг и опора, а не как вещь. Вот что я готов пообещать тебе. Но, — его губы щекочут мое пылающее ухо, — если тебе не нравится такая формулировка, я не буду так говорить до тех пор, пока ты не будешь готова признать и назвать меня своим. И ответить мне взаимностью. Он выпрямляется, немного отстраняясь, и я до боли прикусываю внутреннюю сторону щеки. «Ну нет, Уильям, это противозаконно — даже не поцеловать после таких слов». Но вслух ничего не произношу — только сжимаю в кулаке ткань его расстегнутого бомбера и не свожу с него глаз. Кажется, что время останавливается и все те десятки душ, находящихся вокруг, исчезают бесследно, оставляя нас наедине, а ведь когда-то я боялась остаться с ним одна, в безлюдном месте. Сейчас же мечтаю об этом больше всего на свете. Как стремительно всё меняется. — Прекрасно выглядишь, — ласково говорит Билли, пропуская мои волосы сквозь пальцы. — Спасибо, Летта постаралась. Я смущенно улыбаюсь и смиряюсь с тем, что после каждого его комплимента щеки загораются пуще прежнего. Никак не могу привыкнуть, но уже есть прогресс — в этот раз не отворачиваюсь, только сердце екает так, что подкатывает к горлу. — Билли, Билли! Мы там всё поломали! К нам подлетает та же девушка, что увела Джейса. — О Двуликий, Тэм, Джереми же просил не лезть на второй этаж, — устало высказывает Билли, поворачивая к ней голову, но меня все еще не отпуская. — Что вы там забыли? — Клинт в дрова, а на первом этаже нет свободных комнат, где можно отлежаться. Ну Би-и-и-илли-и-и-и, — страдальчески тянет она, надувая губы, — помоги, пожалуйста. Тот вздыхает и виновато смотрит на меня. — Подожди меня здесь, хорошо? Я киваю и провожаю его взглядом до тех пор, пока не он скрывается за дверью на задний двор. Обхватываю плечи руками — почему-то мне снова становится неуютно — и прислоняюсь спиной к стене, начав рассматривать гостиную уже с нового ракурса. В целом всё то же самое, разве что с этого места намного лучше видно, в каких пропорциях мешают напитки у барной стойки. Я наблюдаю несколько минут: по статистике в девяти случаях из десяти алкоголь составлял около восьмидесяти процентов. В остальных — все сто. Даже удивительно, как после таких ударных доз абсолютно все перевертыши не валяются в посталкогольной коме. Наверно, помогает врожденная устойчивость. — Скучаешь? Билли подкрадывается незаметно, но я не вздрагиваю. — Да, есть немного, — задираю голову и смотрю на него снизу вверх. — Как там Клинт? — Отсыпается в машине. И они ничего не сломали — просто по пьяни не смогли полностью разложить лестницу. Будут жить. Я смеюсь. Билли прислоняется плечом к стене, сложив руки на груди, и, кажется, собирается что-то сказать, как вдруг его взгляд резко перемещается куда-то за мою спину, а лицо озаряет широкая улыбка. — Ах ты сукин сын! Ты приехал, — восклицает он и делает шаг вперед. Я оборачиваюсь. — Не называй так мою маму, пожалуйста, — с наигранной обидой отвечает незнакомый мне парень и обнимает подошедшего к нему Билли с такой силой, что мне чудится треск костей. — Поздравляю, пацан. Я всегда знал, что ты своего не упустишь. — Спасибо, Шейн. Рад тебя видеть. — Я не мог не приехать, ты же знаешь, — Шейн отстраняется на расстояние вытянутых рук и придирчиво оглядывает Билли с ног до головы. — Мне кажется, или ты еще шире стал? Чем тебя здесь кормят? Билли смеется, а потом поворачивается ко мне и второй раз за вечер манит пальцами. Я снова подчиняюсь. Шейн рассматривает меня мягко, пусть и оценивающе — такого же дискомфорта, как то было с Джейсом или даже Эваном, я не ощущаю. — Лот, это Шейн. Мы росли вместе, поэтому никогда не соглашайся выслушивать его истории обо мне. Шейн, это Лот, моя истинная. — Наслышан-наслышан, — с клыкастой улыбкой тот протягивает мне ладонь. — Приятно познакомиться. — Взаимно, — отвечаю ему тем же. Он легонько стискивает мои пальцы и сразу отпускает. Билли хочет еще что-то сказать, но к нам подходит Джереми и тихо что-то рассказывает так, чтобы никто посторонний не смог расслышать. По крайней мере я не разбираю ни слова. После того, как Джер заканчивает, Билли переводит на меня виноватый взгляд, и я без объяснений понимаю, что он имеет в виду. Наверно, ему неуютно из-за того, что он пригласил меня на вечеринку, а сам не может уделить мне время. И всё-таки здесь я лишняя. — Ничего страшного, иди. Улыбаюсь, планируя так смягчить свои следующие слова — мне и правда нечего здесь делать, если Билли будет занят, но внезапно вмешивается Шейн. — Тут ничего не поделаешь, ты сегодня нарасхват. А мы с Лот пока поболтаем. — Он поворачивается ко мне. — Что скажешь? — Хорошо, — по инерции соглашаюсь. Билли напоследок крепко сжимает мою ладонь и уходит за Джером вглубь дома, а мой новый знакомый быстро находит свободный уединенный диванчик между шторой и высокой кадкой с растением. Я покорно следую за ним и пытаюсь не показать, что я ощущаю себя не в своей тарелке, когда он начинает задавать мне вопросы. Впрочем, достаточно быстро неловкость сходит на нет. Шейн — приятный интересный собеседник. Я и сама не замечаю, в какой момент доверилась ему настолько, чтобы не задумываться над уместностью каждого своего ответа или слова. Наверно, так получается из-за того, что сейчас он учится в медицинском колледже в Риверстоне и это становится первой ниточкой, пусть я и планирую поступать по другой специальности. Сначала мы говорим о нем, потом — обо мне и в конце концов, будто бы закономерно, приходим к Билли. Оказывается, Шейн старше его на пять лет и, как ни странно, не кровный родственник, хотя мне в голову закралось такое подозрение — наверно, из-за похожего, разве что немного светлее, цвета глаз. Они всего лишь были соседями, но сблизились из-за того, что Билли с малого возраста таскался за Шейном, который был только рад — всегда мечтал о младшем брате. Но не о сестре — Уиллоу он не жаловал. — Годы идут, а она такая же как в пять лет — упрямая и капризная, — фыркает Шейн, но тему не развивает. Билли просил меня не соглашаться слушать истории из его детства, но выбора мне особо и не дали — Шейн начинает рассказывать об этом легко, весело и увлекательно. Я смеюсь на особенно забавными и вникаю в каждую, надеясь понять Билли чуть лучше. Угрызений совести за это не испытываю. Нет же ничего предосудительного в том, чтобы потакать капризам старших родственников — пусть и названных, которым дико хочется вывалить практически всё о том, кто вырос на их глазах. Поэтому когда Шейн начинает копаться в телефоне, обещая показать мне кое-что, я заинтересованно придвигаюсь ближе. — Вот она! — наконец восклицает он и подсовывает мне под нос фото. Я сразу узнаю Шейна — ему на вид одиннадцать-двенадцать лет, а рядом с ним стоит маленький пухлощекий ребенок. Они оба широко улыбаются и вдвоем держат огромную рыбину на фоне Болдем-Лейк. Я внимательно всматриваюсь и замечаю знакомые черты в шестилетнем парнишке — темно-синие глаза, маленькие клычки, уверенная поза. В груди теплеет, а губы растягивает улыбка, которую я тщетно стараюсь сдержать. Мне почему-то с трудом верится, что из этого милого мальчика мог вырасти Билли Фицджеральд — тот, для кого можно подобрать тысячу других эпитетов и ни одного близкого по смыслу к этому. — Чем занимаетесь? — внезапно раздается надо мной. Я поднимаю голову и встречаюсь со знакомым теплым взглядом. — Болтаем, — отвечает за меня Шейн. — Ты был таким милым ребенком, — невольно вырывается из меня, и я сразу стыжусь своих слов. Брови Билли удивленно подлетают вверх. — А сейчас я не милый? Я смущенно прикусываю губы — ответить мне нечего. Меня спасает Шейн: — Очевидно же, что нет. Вон какой громила вымахал. — Ты что ей показываешь? — Вот. — Он забирает из моих рук телефон и поворачивает его экраном вверх. — Ну и зачем ты хранишь эту фотку? — А что — не имею права? — Шейн, удерживай свои старческие замашки при себе, — морщится Билли и, переведя на меня взгляд, садится передо мной на корточки. — Он тебя задолбал, да? — Нет, совсем нет, — я с улыбкой качаю головой. — Шейн милашка. — А я, значит, нет. — Не обижайся. Я ласково треплю Билли по волосам, задерживая руку, наверно, дольше чем нужно. Он покорно склоняет голову, а потом, когда я отпускаю, встает с негромким вздохом. — Я вернусь через пять минут. И он, с явным усилием отведя от меня взгляд, уходит вглубь дома, а я снова смотрю ему вслед до тех пор, пока он не пропадает из поля зрения. Шейн понимающе молчит. Несколько секунд спустя он хлопает по своим коленям и встает. — Надо бы выпить. Будешь? Я невольно киваю, мыслями находясь далеко-далеко. На коже сохраняется ощущение мягких густых прядей, и я бездумно потираю пальцы между собой. Тем временем мой взгляд скользит по перевертышам, находящимся в зоне видимости, пока не цепляется за активно жестикулирующего Лиама, проходящего по коридору в сторону барной стойки. Будто почувствовав мое внимание, он безошибочно находит меня глазами и очень красноречиво выгибает правую бровь, будто бы беззвучно спрашивая: «Что такое? Хочешь уйти?» Я отмахиваюсь. Билли обещал вернуться, и ради этого я готова ждать хоть несколько часов. Лиам забавно гримасничает, а потом отвлекается на разговор со своими знакомыми. Возвращается Шейн и протягивает мне стакан, из которого я сразу же делаю большой глоток. Горло болезненно обжигает, и я захожусь в приступе кашля. Шейн обеспокоенно смотрит на меня, одновременно отпивая свой напиток, а потом слабо постукивает по спине. — А что… кха-кха… что это? — выдавливаю, сделав наконец нормальный вдох. — Виски с колой. — Ой, это плохо… Это очень плохо… На мысли наползает туман. Негромкая музыка, разговоры вокруг и встревоженный голос Шейна сливаются в какофонию, а глаза сами собой закрываются. Я похлопываю лицо свободной ладонью, нажимаю большим пальцем на висок и глубоко дышу, борясь с сонливостью, которая опять взялась из ниоткуда. Господи, всего же один глоток. — Ты издеваешься? Прекрасно же знаешь, что она не перевертыш. Сквозь вату в ушах я слышу раздраженный голос Билли и чувствую, как из моей руки забирают стакан, который чудом не опрокинулся на пол. — У меня были человеческие подружки, которые меня без проблем перепивали. Да и налил я ей всего ничего… — Шейн, твою ж мать!.. — рычит Билли, и тот резко умолкает. Волевым усилием я приоткрываю глаза, но кажется, будто сознание утекает тонкой струйкой, погружаюсь в чернильную тьму. С губ срывается тихий полустон-полувздох. К плечу прикасается чужая широкая ладонь, а над ухом раздается заботливый спокойный голос, из которого начисто пропали отзвуки волчьего рыка. — Давай выйдем на улицу, тебе нужно протрезветь. Сможешь встать? Я слабо киваю, потому что понимаю, что выдавить из себя слова вряд ли смогу. Билли обнимает меня за талию и, по правде говоря, поднимает на ноги без моего особого участия. По крайней мере для того, чтобы передвигаться, они мне оказываются не нужно — меня фактически несут. Голова начинает жутко кружиться, но когда в лицо ударяет холодный воздух, становится намного легче. Билли ставит меня на ноги осторожно, словно фарфоровую куклу, одевает в свой бомбер, оставаясь в одной футболке, и удерживает обеими руками за талию. Я хватаюсь за них в ответ и немного пошатываюсь, утыкаясь лбом в его ключицы. Делаю несколько глубоких вдохов, держу глаза зажмуренными, а потом приоткрываю их, осматривая местность вокруг. С этой стороны дома безлюдно — достаточно пяти шагов, чтобы подойти к забору впритык, при этом хорошо слышны голоса тех, кто находится сейчас на заднем дворе, но сюда никто не заглядывает. Сейчас мы с Билли наконец наедине, но совсем не по той причине, по которой мне хотелось бы. — Как себя чувствуешь? Тошнит? — Вроде нет. В голове постепенно проясняется. У моего организма абсолютно неадекватная реакция на алкоголь — буквально сразу же меня тянет в сон. Именно поэтому я никогда пью на вечеринках, как бы не уговаривали и не угрожали, и это одна из причин, по которой подруги Летты называют меня занудой. Напивалась в своей жизни я лишь раз — в шестнадцать лет и в компании сестры, которая непонятно откуда притащила бутылку вина. Мне хватило двух маленьких бокалов, чтобы вырубиться и проспать беспробудным сном двенадцать часов. Поэтому нежной любви к алкоголю я не разделяла. Кого-то, конечно, тянет на приключения в состоянии опьянения, к тому, на что трезвым он не решился бы, но не в моем случае. Мне для получения ровно таких ощущений достаточно не спать сутки — рубит примерно так же и приятных ощущений столько же. Резкий порыв ветра — и я зябко ежусь. Кожа покрывается крупными мурашками, а обнаженные участки будто грызут злобные ледяные насекомые. — Холодно? Билли сразу же реагирует, будто читая мои мысли. — Немного, — честно отвечаю. И только спустя несколько секунд почему-то понимаю, что он в отличие от меня с его курткой на плечах находится на улице в одной тонкой футболке с коротким рукавом. Я вскидываю голову и делаю попытку снять бомбер, но Билли накрывает мои ладони своими и не позволяет. — Я перевертыш, ты не забыла? Чтобы меня заморозить, нужно температуры экстремальнее, — говорит он, опережая меня. — Тебе лучше? Его пальцы оглаживают мои щеки, спускаются по линии челюсти и путаются в прядях волос где-то на затылке. Он немного склоняется, и мне становится очень жарко. — Да, намного. — Шейн — придурок… — И не знал, что меня может накрыть с одного глотка. Он не виноват, — я слабо качаю головой. — Это у меня тело дурацкое. — Ну нет, тело у тебя совсем не дурацкое. — Звучит двусмысленно. Я пытаюсь пошутить, но Билли не смеется — только внимательно смотрит, а потом, будто с опозданием осознав смысл слов, резко отпускает мое лицо и, смущенно кашлянув, смотрит вперед. — Пойдем внутрь, а то совсем замерзнешь. И, сделав шаг к раздвижным дверям, которые можно принять за панорамные окна, он увлекает меня за собой. Но я не двигаюсь. — Не хочу. Билли удивленно оборачивается. — Там слишком много людей, — объясняю я, стискивая пальцы и притягивая его к себе. — И тебя опять будут постоянно дергать. Побудь только со мной — хотя бы недолго. Пожалуйста. Кажется, я всё еще пьяна. И алкоголь все-таки действует на меня так же, как и на всех прочих — трезвой произнести вслух такое я бы не решилась. Билли сверлит меня нечитаемым взглядом, значение которого я все никак не могу понять, а спустя несколько секунд будто бы с усилием кивает и, повернув голову к дому, смотрит куда-то наверх. — Сможешь забраться по лестнице? Я прослеживаю его взгляд: на уровне второго этажа к краю покатой крыши пристегнута какая-то конструкция, напоминающая огромный металлический куб. Похоже, это та самая лестница, очередная разработка ведьминского сообщества — прочная настолько, что выдерживает несколько тонн, при этом компактная и легко раскладывается, как душе угодно. Правда, стоят как крыло самолета. Мама не так давно хотела себе одну такую, пусть даже близкую к оригиналу подделку, из-за того, что она надежно крепится к любым поверхностям. Поэтому я, потратившая время на поиск информации и чтение отзывов, понимаю, как работает эта штука — нужно потянуть за ближайшую грань куба. Билли, не дожидаясь моего ответа, легко, почти изящно подпрыгивает и одним плавным движением раскладывает лестницу до самой земли. Я абсолютно точно всё еще пьяна, ведь ни на секунду не задумываюсь о том, насколько двусмысленно это будет выглядеть: я и Билли, вдвоем, там, где нет больше ни единой живой души. Если кто-то нас застукает, слухов не избежать, но мне плевать. Пусть болтают сколько влезет. Иначе еще немного — и я с ума сойду без поцелуев.