Лунная соната

— Дорогая, на твой женский взгляд как лучше? — и ворвавшаяся в гостиную миссис Лоуренс крутит головой, показывая сначала правое ухо с длинной висячей серьгой, а потом левое — с маленьким сверкающим гвоздиком. — Мама, ну какая разница? — Большая, мой милый. Я хочу произвести самое лучшее впечатление. — Да большинству мужчин абсолютно плевать, подходят ли твои серьги к туфлям или нет! А если вдруг кому-то это будет важно, то зачем он тебе вообще нужен? — Да, конечно же, ты прав. И все-таки, дорогая: какие лучше? Лиам устало возводит глаза к небесам и возвращается к поиску фильма для субботнего просмотра, а я пытаюсь придирчиво оценить внешний вид миссис Лоуренс, но едва сдерживаю смех. Быстрые перепалки семьи Лоуренс, наверно, самое уморительное вечернее шоу. После нескольких секунд размышлений я наконец делаю свой выбор. — Те, что справа. — О, ты читаешь мои мысли, — миссис Лоуренс сияет, как начищенный медный диск, и приподнимает подол своего обтягивающего платья глубокого винного цвета. — А туфли? Мне нравится узкий нос, но не слишком ли это строго? — Мама, если ты продолжишь в том же темпе, то опоздаешь. После замечания Лиама она спохватывается, бросает испуганный взгляд на часы и резко разворачивается, не упав лишь из-за врожденной нечеловеческой ловкости. Прежде чем она убегает на второй этаж, я кричу ей вслед: — Мне нравятся красные туфли, они идеально сочетаются с платьем! — Спасибо, дорогая! Лиам закатывает глаза так сильно, будто хочет разглядеть, что находится внутри его головы, проверить, всё ли на месте, и я смеюсь в голос. — Ну давай же, поворчи. Станет легче, — поддразниваю и подтягиваю колени к груди, удобнее устраиваясь в кресле. — Я уже смирился, — вздыхает он. — Она всегда мечтала о дочери. — Ну у нее еще всё впереди. Уверена, она без проблем найдет мужчину, который будет от нее без ума. — Я наклоняюсь к нему и доверительно понижаю голос, чтобы миссис Лоуренс не смогла меня услышать. — Важная деталь — если захочет, — хмыкает Лиам, отбрасывая пульт на диван и вставая на ноги. — Что там с попкорном? И он скрывается на кухне. Да уж, удивительная ситуация. Если моя мама даже мысли не допускает о браке из-за ужасного опыта, то миссис Лоуренс придерживается такого же образа жизни из-за уверенности в том, что мужчины лучше своего покойного супруга она уже не встретит. Глядя на нее, я только сильнее убеждаюсь в том, что перевертыши действительно однолюбы. Папа Лиама трагически скончался десять лет назад после продолжительной и тяжелой болезни, а миссис Лоуренс делала всё, что их единственный сын никогда ни в чем не нуждался и не считал себя брошенным или лишним. Она мужчин к себе не подпускала даже на милю, хотя Лиам никогда и не был против, даже наоборот — лет с двенадцати всячески подбивал ее хотя бы изредка ходить на свидания, для тонуса, развлечения и бесплатного ужина. Прислушиваться к его советам она начала только в этом году — наверно, приняв тот факт, что совсем скоро ее ребенок отправится в самостоятельное плавание. На самом деле я рада за нее. Противозаконно такой красивой и молодой женщине ставить на себе крест, ей ведь и сорока еще нет. На лестнице раздается быстрый стук каблуков, и миссис Лоуренс спускается, на ходу поправляя локоны волос. В обтягивающем, выгодно подчеркивающем фигуру платье она выглядит как юная двадцатилетняя девушка, готовая покорять любые вершины. Я показываю ей большой палец, а она широко улыбается, крутясь из стороны в сторону. Ее платье переливается в тусклом свете лампы, и мне почему-то становится жаль, что я в нем, несмотря на всю его красоту, выглядела бы как перетянутая веревочками колбаска. Но мои грустные мысли беспардонно прерывает короткий громкий стук в дверь. Миссис Лоуренс замирает на месте, хмурится, смотрит на настенные часы и, не дождавшись комментария от Лиама, идет открывать дверь. Странно, вроде бы никого не ждем. Разве что Летта передумала в очередной раз обманывать маму и вместо встречи с Адамом все-таки решила провести время с сестрой и другом, как и обещала родительнице. Хотя нет, полнейший бред. — Добрый вечер… — Ох, добрый! Карлотта, дорогая, это за тобой! Но я выскакиваю в коридор еще раньше, чем миссис Лоуренс зовет меня, потому что слышу тот самый голос, который ожидала услышать в последнюю очередь. Мои мягкие махровые носки едут по гладкому паркету коридора, но мне удается вцепиться в дверной косяк и удержаться на ногах. — Что ты здесь делаешь? — мне хочется надеяться на то, что мой голос звучит сдавленно из-за того, что я секунду назад чуть не упала, а не из-за радости, внезапно заполнившей грудную клетку до отказа. — Я хотел увидеть тебя. «Уильям, ты не представляешь, насколько это желание взаимно». И я бы, наверно, спонтанно бросилась ему на шею, если бы не умиленная улыбка миссис Лоуренс и не кислая мина Лиама, выглянувшего с кухни. Это приводит меня в чувство. Билли замирает в дверях и сверлит меня таким темным нечитаемым взглядом, что мне даже кажется, что его мучают те же ощущения, что и меня. — Не дело держать молодого вожака на пороге, — пропевает миссис Лоуренс. — Проходи, Уильям. Брови Билли немного подлетают вверх, и он с легкой ироничной улыбкой переводит взгляд с меня на вернувшуюся к лестнице миссис Лоуренс. Глаза Лиама едва не вылетают из орбит и он давится попкорном, который медленно поедал. — Откуда дровишки, мама? — вопрошает он, откашлявшись. — И почему я узнаю об этом только сейчас? — Не обижайся, милый, — она прищуривается, прикладывая палец к губам. — Риччи буквально несколько минут назад поделился новостью. — И почему я совсем не удивлен, что Доусон из Шайнвилла оказался треплом? — хмыкает Билли, наконец переступая порог и снимая с плеч куртку. — Прекрасное качество, если ты способен контролировать это в других, — миссис Лоуренс подмигивает. — Не будь так строг, Уильям, я торжественно клянусь хранить секрет до официального объявления. — А когда оно будет? — интересуется Лиам. — Завтра утром. — О, Двуликий, совсем скоро случится апокалипсис. — И начнется веселье, — миссис Лоуренс чуть ли не хлопает в ладони от восторга. Я отрешенно слушаю их диалог и почему-то ощущаю себя Алисой в Зазерцалье: все слова, что слышу, знакомы, но их смысл доходит до меня с трудом. Ничего не понимаю. — Забавно видеть, что кто-то знает о твоих делах больше, чем ты сам. Моё ухо опаляет горячее дыхание. Я задираю голову, встречаясь взглядом с Билли, который, как обычно, оказывается рядом совершенно бесшумно. — Привет, — тихо говорит он, мимолетно касаясь губами моей щеки. — Привет… — отвечаю я и неуверенно улыбаюсь. Одновременно подаюсь навстречу, прижимаясь телом, и едва удерживаюсь от того, чтобы привстать на цыпочки. Впервые во мне вспыхивает настойчивое отчетливое желание поцеловать его первой. Интересно, это следствие долгой разлуки или мой трусливый мышонок все-таки заразился типичной для перевертышей смелостью? — Так! Без телячьих нежностей в моем доме! Я подпрыгиваю от неожиданности и резко оборачиваюсь. — Ну что за вредный ребенок, ну-ка перестань бурчать, — миссис Лоуренс журит Лиама, грубовато потрепав по голове, а потом смотрит на меня. — Любовь так прекрасна, никогда нельзя ее стесняться… — А вы не опаздываете на свидание? — выпаливаю, перебивая ее на полуслове. Она ойкает и, подхватив подол платья, взлетает по лестнице, оставив нас втроем внизу. Мое сердце стучит набатом в груди. Мне иррационально стыдно за свой бессознательный порыв, которому я бы с удовольствием поддалась. Нахмуренный Лиам приглаживает растрепанную прическу, а Билли все так же невозмутим и расслаблен. Почему-то я уверена в этом, хотя стою к нему спиной. Лиам, закончив терзать свои многострадальные волосы, внезапно ухмыляется. — Фицджеральд, а ты плавать умеешь? — Ага. — И что же? Твои стальные яйца не тянут тебя ко дну? Билли разражается хохотом, а я устало потираю переносицу. — А теперь для особенно тупых. Может, объясните? — смотрю сначала на одного, потом на второго. Лиам переводит взгляд на Билли и иронично выгибает бровь. — Ты ей вообще ничего не рассказываешь? — Об этом никто не знал, даже Уиллоу. — Значит, маленькую предательскую птичку так и не вычислили? — Нет. Впрочем, это уже и не важно, — цокает Билли и приобнимает меня за талию. — Я украду Лот ненадолго? — Нет. — Нет? — Что еще за «нет»? — я вскидываюсь и сверлю Лиама угрожающим взглядом. То есть мало мне мамы, еще и всякие шерстяные придурки будут контролировать мою жизнь? — О, Двуликий, свалились две сестрицы на мою грешную голову, — Лиам всплескивает руками. — Ладно еще Летта, к ее закидонам мы все уже привыкли, но ты-то куда? А если твоя мама позвонит мне и захочет проверить, как там ее любимая старшая доченька? И кто же окажется крайним? Конечно же, бедный Лиам, которому в очередной раз не повезло попасть под горячую руку! — Теперь мама не против, мы с ней уже всё решили, — я хмурюсь. — Она просто смирилась с тем, что ее девочка повзрослела. Это еще не значит, что она не разозлится, когда узнает, что ты свалила куда-то на ночь глядя, да еще и не одна. А если и про Летту спросит? Да миссис Черри меня поставит к стенке и расстреляет без суда и следствия! Поэтому никаких «украду, потом верну», — Лиам строго смотрит поверх моей головы. — Если хочешь — оставайся, но вы оба будете под моим неустанным присмотром. Я уже набираю побольше воздуха в грудь, чтобы как следует отчитать его, но Билли опережает меня. — Ладно, в твоих словах есть смысл, — его голос звучит ласково и спокойно. — Кстати о миссис Черри… — Так, даже не начинай, — Лиам машет руками. — Вообще-то Лот обещала, что прибьет меня, если я намеренно или случайно проболтаюсь о ее «трудностях» с матерью. Это, — тычет пальцем в мою сторону, — далеко не тот нежный невинный олененок, каким кажется. Фицджеральд, ты наивен, если думаешь, что я должен в первую очередь бояться тебя, а не ее. — Даже так? — иронично вопрошает Билли, и его хватка на моей талии становится чуть крепче. — А ты уже подзабыл, сколько она от тебя бегала? Ее характер покрепче твоего будет, так что осторожнее, вожак. Как бы она не загнала тебя под плинтус раньше, чем это сделают местные Монтукки и Капелетти. Я резко хлопаю в ладони, привлекая к себе внимание. — Перестаньте, оба. — Убедившись, что они не планируют продолжать перепалку, я поворачиваю голову к Билли и беру его за локоть: — Ты останешься? После секундной паузы он отвечает: — Да. — Тогда пойдем, — я тяну его за собой в гостиную. — У нас сегодня вечер классических ужастиков — «Кошмар на улице Елей» и «Среда, 15-е». Что скажешь? — Звучит неплохо. В его голосе шелестит слабая улыбка, и у меня по коже бегут мурашки. Но я не могу расслабиться из-за одного вредного перевертыша с кислой физиономией, недовольство которого можно явственно ощутить даже не глядя на него. — Лиам, сходи за попкорном, — бросаю ему через плечо. — Я что, похож на официанта? — Лиам. Он раздраженно фыркает, закатывает глаза, но всё-таки скрывается на кухне. Билли, понаблюдав за этой занимательной пантомимой, сдавленно смеется и падает на диван, едва не утянув меня за собой. Я бы, может, и хотела оказаться на его коленях, но отдаю себе отчет в том, что под иронично-ревнивым взглядом Лиама расслабиться у меня не получится. Поэтому я отпускаю руку Билли и сажусь рядом, на достаточном расстоянии, чтобы не соприкасаться кожей. — Он у тебя по струночке ходит. Мне и вправду начинать беспокоиться? — Уильям. — О нет, — притворно ужасается он. — Мне понравилось. Я возмущенно шлепаю его по бедру, а он в ответ только смеется. Любой намек на негодование испаряется без следа, а ладонь будто прирастает к его ноге, и даже сквозь плотную ткань джинс я ощущаю жар его кожи. Билли никак не комментирует мои прикосновения, хоть и бросает на меня короткий непонятный взгляд, продолжая улыбаться. — Вожак, значит? — начинаю я, лишь бы прервать затянувшееся неловкое молчание. — Вот с чем были связаны те самые важные секретные дела? — Ага. — Но почему Лиам так удивился? Разве это не было очевидно? — Нет, Лот, совершенно не очевидно, — внезапно раздается за моей спиной. Я подскакиваю на месте, отдергивая руку словно ошпаренная, а между тем Лиам ставит огромную тарелку с попкорном на журнальный столик и запрыгивает на кресло, закидывая ноги на подлокотник. — А знаешь почему? — продолжает он как ни в чем не бывало. — Потому что на ежегодном собрании вожаков обычно представляют наследников. Абсолютно все — даже Восточные — были уверены, что так и произойдет, ведь — констатирую факт — это безопасно, логично и правильно. А что на деле? Полное безумие. — Но зато этого никто не ожидал, не так ли? — Билли иронично задает ответный вопрос. Лиам замолкает на несколько секунд, а потом выставляет ладони, будто принимает поражение. — Да, признаю, такого хода никто не мог предвидеть и завтра будет полыхать знатно. Но шок не будет длиться годами, тебе повезет, если затишье продлится хотя бы месяц. И то — Редгрейв не из тех, кто долго что-то оценивает. — Он взбесится, — кивает Билли со злой ухмылкой. — Тебя это радует? — уточняет Лиам. — Настолько в себе уверен? — У нас равные шансы. — Но это только одна из сотен причин быть осторожным. Я второй раз за вечер хлопаю в ладони, чтобы они наконец обратили на меня внимание. — Парни, я тоже здесь, — говорю, когда они оба поворачиваются ко мне. — И не понимаю, о чем идет речь. — О дуэли. — А она… — хмурюсь, взволнованно переводя взгляд на Билли. Он качает головой. — Нет. Пока еще нет. — Но это же вопрос времени, — Лиам пожимает плечами. — Очевидно, что никто из Западных прямо сейчас не вступит в открытую конфронтацию, потому что это невыгодно, а Восточные побоятся переходить дорогу Редгрейву, который не будет церемониться. Право первой крови за ним. — Какой точный анализ ситуации. Мне не нравится то, как спокойно они говорят о том, от чего меня мороз по коже продирает. Почему-то я не могу представить Билли в драке — с его-то неизменным благостным настроением и нежными заботливыми прикосновениями. Особенно против Редгрейва, который излучает угрозу даже когда улыбается. Равные шансы? Не знаю, я бы предпочла, чтобы мы так и не узнали, чья ставка сыграет. Билли будто ощущает мое беспокойство. Его пальцы скользят по моему запястью, плотно обхватывая его, и мне сразу становится намного лучше. — Не переживай об этом, Лот. Бой по самым пессимистичным расчетам случится не раньше конца февраля. Но его слова меня совсем не успокаивают. — Это еще почему? — вмешивается Лиам, начиная считать на пальцах. — Теоретически вызов можно бросить завтра, сразу же после официального объявления, а минимальный срок подготовки — три недели, и… А, стоп… — он неожиданно замирает на полуслове, а потом поднимает горящие восторгом глаза. — Это же гениально, Фицджеральд. Чья идея? — Моя. — Не хотел бы переходить тебе дорогу. Я уже натурально сдерживаюсь от того, чтобы швырнуть в одного тарелкой с попкорном, а второго — ущипнуть от всей души за руку. Лиам не замечает моего угрожающего настроения, а вот Билли сразу склоняется ко мне и доверительно объясняет: — Январь — месяц снисхождения Двуликого. Во время него дуэли категорически запрещены, как и подготовка к ним, а в декабре уже не успеть. Сейчас будет зазор в два месяца, а перерыв между дуэлями, как минимум, недель семь. У меня даже есть шанс успеть закончить школу перед вторым боем. — Он подмигивает мне: — Всё под контролем. — Не хочу нарушать твою идиллическую картину мира, Фицджеральд, но-о-о… идти ва-банк в твоей ситуации — решение не самое лучшее. Была куча других вариантов. — Каких, например? — Самое банальное — объявить тебя наследником. — Зачем? Лиам удивленно поднимает брови. — Что значит «зачем»? — Я таскаюсь за отцом с двенадцати лет и знаю о делах стаи всё. Мне не нужно их передавать. Я родился и вырос в этом городе, все перевертыши прекрасно понимают, какой я. Наследование в моем случае — это попытка отсрочить неизбежное. Что изменится через год? Да ничего. Мы и так протянули время. В тоне Билли слышится странная горечь, и я не удерживаюсь от осторожного вопроса. — Что-то серьезное? Воцаряется молчание. Билли явно размышляет, стоит ли об этом говорить: бросает на Лиама короткий оценивающий взгляд, а потом поворачивается ко мне и все-таки решается. — За последние полгода отец ощутимо сдал. У него всегда были проблемы со спиной, но боли усиливаются. До кучи память ухудшается, он уже забывает, что было несколько месяцев назад. При этом заставить его лечиться просто невозможно. Если заманить его в больницу еще кое-как получается, то удержать там дольше, чем на два дня, еще ни разу не удавалось. Ему в следующем году уже семьдесят, но никто скидку на возраст не делает. Кровь пьют как из тридцатилетнего. И сколько в таком темпе он еще смог бы продержаться? Я не хотел принимать стаю из рук мертвеца. Сделать это именно так и именно сейчас — целиком и полностью моё решение. Я справлюсь. Последняя фраза звучит так, будто он далеко не в первый раз ее произносит — твердо, уверенно и беспрекословно. Я накрываю ладонь Билли своей и слабо сжимаю, выражая свою поддержку. — А вы попробовали приковывать его к батарее? Лиам со свойственной ему непосредственностью разряжает обстановку. — Смело предполагать, что он не отгрыз бы себе запястье, — парирует Билли. — Кстати, вздумаешь об этом болтать, Лоуренс, — откушу тебе голову. — Эй, а почему ты угрожаешь только мне? А Лот? Лиам несколько секунд молчит в гробовой тишине, пытаясь стоически вытерпеть мой укоряющий взгляд и легкую ухмылку Билли. — Ладно-ладно, глупость сморозил, извините, — наконец сдается он. Я вздыхаю и тяну ладонь Билли, без слов прося обратить на себя внимание. — Сейчас все хорошо? — тихо спрашиваю я, глядя на него снизу вверх. — Только честно. Если боишься, что Лиам услышит, прошепчи мне на ухо. Он слабо улыбается. — Я уже всё спланировал: в январе отца отправлю в Шайнвилл, там горячие источники, минеральные воды и маленький ведьминский ковен. Его подлатают, а я пока займусь текущими делами стаи. Тебе не стоит об этом беспокоиться. Я хмурюсь и хочу поспорить. То есть мои проблемы его касаются, рассказывать о них практически требование, а я должна не интересоваться тем, что происходит в его жизни. Интересное противоречие. На лестнице раздает быстрый цокот каблуков, и появляется миссис Лоуренс, о которой я, если честно, уже успела забыть. Она одета в длинную шубку и держит в руках две сумочки. Мы все поворачиваемся к ней. — Уильям, вопрос жизни и смерти. Ответь мне как наш новый вожак: какая из них лучше всего подходит к этим туфлям? Я не могу сдержать смех, а Лиам устало стонет: — Мама, ты меня позоришь!.. Билли поглаживает подбородок и несколько секунд размышляет, подходя к решению со всей серьезностью. — Золотистая, — наконец выносит он вердикт. — Мне нравится, как она блестит. — Почему вы все ей постоянно подыгрываете? Я шикаю на ворчащего Лиама, но больше на него внимания никто не обращает. Миссис Лоуренс бросает ненужную сумочку на тумбочку в прихожей, поправляет ворот шубы и внезапно щелкает пальцами, будто что-то вспомнив. — Позволишь еще один вопрос, Уильям? — Сегодня вечер откровений. Почему бы и нет, — он добродушно улыбается. — Яблоки раздора семейств Мейсон и Джексон. И она замолкает так, будто все прекрасно об этом осведомлены и никаких пояснений не требуется. Во мне опять поднимается волна раздражения, но она мгновенно сходит на нет, ведь миссис Лоуренс сразу же замечает непонимающее выражение моего лица. — О, Двуликий, точно, Карлотта же наверняка не в курсе, — и она начинает объяснять. — Они наши Монтукки и Капелетти. У Мейсонов на заднем дворе растет огромная яблоня, и несколько ветвей находятся над участком Джексонов. И каждое лето разворачивается настоящая война. Уже лет десять никто не может решить, кому же принадлежат эти яблоки. Тем, на чьей территории они фактически созревают? Или тем, чья сама яблоня? Пробовали уже и так, и эдак, но ни один компромисс не устраивает. — В прошлом году была полноценная драка. Говорят, что Джексоны сражались катанами, прежде чем перекинуться, — вмешивается Лиам. — Слухи, — возражает Билли. — Жаль, это было бы эпично. Значит, и моргенштерны у Мейсонов — не правда?.. После подтверждения Лиам разочарованно поникает. — Неважно, вернемся к моему вопросу, — отмахивается миссис Лоуренс. — Что планируешь делать, Уильям? — Собственными руками срублю эту яблоню. Лиам давится воздухом, а на лице миссис Лоуренс я, наверно, впервые в жизни вижу искреннее и неприкрытое удивление. — А что еще остается? — как ни в чем не бывало продолжает Билли. — С ними можно сколько угодно говорить, они вроде даже соглашаются на компромисс, но каждое лето одно и то же. Я еще пять лет назад, когда они папе все мозги вынесли, сказал: когда стану вожаком, то сделаю так, что у них не останется причин для конфликтов. Я всего лишь исполню обещание. Отцу они столько лет нервы мотали, себе — не позволю. — Тиран, — Лиам наконец находит слова. — Натуральный деспот. Я рад, что уезжаю. Миссис Лоуренс смеется. — А мне нравится твой подход, Уильям. — Она немного склоняет голову и выуживает из кармана ключи от машины. — Ну, дети, не скучайте. Скорее всего я вернусь только к утру, поэтому не ждите. Мы прощаемся с ней, и через минуту раздается гул отъезжающего автомобиля. Я потираю кончиками пальцев виски — слишком много разговоров и новой информации, от которой у меня идет кругом голова. Билли зевает так широко, что на глазах выступают слезы, а Лиам задумчиво постукивает пальцами по подлокотнику, сверля меня прищуренным взглядом. Я предчувствую, что вот-вот он выдаст что-нибудь странное, но остановить не успеваю. — Раз уж у нас сегодня вечер откровений… — повторяет он слова Билли. — А о ней ты подумал, когда принимал решение стать вожаком именно сейчас? — Лиам!.. — Редгрейв прекрасно знает, что ему будет за втягивание в наш конфликт тех, кто не имеет к нему отношения. Особенно, если это моя истинная. Он не идиот — должен понимать, что негативных последствий от такого будет больше, чем пользы. Но, — Билли неожиданно встает на ноги, — хорошо, что ты напомнил. И он уходит в коридор, через несколько секунд возвращаясь с небольшим баллончиком в руке. — Что это? — мгновенно любопытствует Лиам, и Билли покорно передает ему то, что очевидно принес для меня. Видимо, наконец понял: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не ворчало, не бурчало и не стонало, обиженное тем, что его игнорируют. Я хихикаю. Лиам крутит в руках баллончик и, прочитав надписи, откручивает крышку, после чего принюхивается и заходится в таком приступе кашля, что мне становится жутко. — Ну что ты как ребенок, ты бы еще лизнул, — мягко ругается Билли, забирая у него из рук баллончик. — Иди умойся, станет легче. Лиам трет слезящиеся глаза и вслепую уходит на кухню, даже ни разу не споткнувшись. Я провожаю его взглядом, а потом поворачиваюсь к Билли и принимаю у него уже закрытый баллончик — маленький, не длиннее моей ладони, аляпистый, с резким зигзагообразным логотипом и головой волка, у которого мультяшно вывален язык, а вместо глаз — крестики. Я удивленно поднимаю взгляд. — Всегда лучше перестраховаться, — отвечает на мой молчаливый вопрос Билли. — «Для смертельно-эффектного итога распыляйте всего лишь секунду, и результат вас удивит! Поверьте, ни один двуликий не останется равнодушным», — читаю вслух напечатанный сбоку текст. — Типичные Зэйлемс, — хмыкает Билли и, обхватив мою руку с баллончиком, подносит его на свет. — Нормальная инструкция должна быть в коробке, могу принести, если хочешь. — Что это? — Перцовка. Ведьмы разработали ее специально против перевертышей, при этом она полностью безопасна для людей. Ядреная штука, я тоже пробовал ее немного понюхать, так чуть не умер, — он смеется, отпуская меня. — Боюсь представить, что будет, если распылить ее в лицо. Поэтому я хочу, чтобы ты всегда носила ее с собой в кармане. — И ты туда же?! — Куда? — озадаченно уточняет он. — Редгрейв же всё понимает, — я не могу не съязвить. — Я на это надеюсь. Но влезть в его голову не могу, — пожимает плечами Билли и неожиданно проводит пальцами по голой коже моего предплечья, останавливаясь у края рукава футболки. — Это предосторожность, мне так будет спокойнее. Пообещаешь мне, Лот? Я неуверенно прикусываю внутреннюю сторону щеки. У меня не получается сосредоточиться из-за горящей огнем руки, к которой он прикасается. — Хорошо, — киваю через несколько бесконечных мгновений. Билли бросает взгляд в сторону кухни и быстро, даже как-то воровато целует меня в губы. Я рвано вздыхаю, подаюсь навстречу, но он — как и всегда — отстраняется почти сразу. В этот раз я хотя бы понимаю почему — из-за Лиама, который может выйти в любой момент и забурчать нас обоих до смерти. Но что его останавливает в других ситуациях? В груди укалывает обида, но сказать об этом сейчас нет возможности — кое-какой шерстяной придурок не потерпит любовных драм в своем доме. — Так, всё, хватит! — рядом с диваном, как черт из табакерки, возникает Лиам, вытирающий мокрое лицо полотенцем. — Наговорились на неделю вперед. У нас сегодня вечер кино, так что давайте смотреть. Не дожидаясь согласия, он гасит свет в гостиной и несколькими кликами на пульте запускает первую часть «Кошмара на улице Елей». Я вздыхаю, понимая, что лимит терпения моего друга исчерпан и сейчас с ним лучше не спорить. Да и сил уже не остается, чтобы думать и разговаривать. Мозг кипит. Поэтому я поправляю подушки в углу дивана и пытаюсь уложиться поудобнее, но мешает сидящий в моих ногах Билли, из-за которого вытянуть их не получается. Кажется, он тоже это понимает. Мы несколько секунд молча смотрим друг на друга во вспышках вступительных титров, а потом он нависает надо мной, просунув руку под спину. Я вздрагиваю от неожиданности, но не выворачиваюсь. От него и поцелуев-то полноценных не дождешься, что уж говорить о чем-то большем? В следующие несколько секунд я ощущаю себя подушкой: Билли без проблем двигает меня, пока ложится со стороны спинки дивана, крепко обнимает за талию и укладывает голову на мое плечо. Сердце заходится в быстром стуке, и как бы мне ни хотелось, успокоить его не в моих силах. Билли абсолютно точно прекрасно это слышит. — Удобно? — уточняет он вполголоса. — Да, — выдыхаю я, волевым усилием заставляя тело расслабиться. Лиам, расположившийся в кресле с тарелкой попкорна, смотрит на меня красноречивым взглядом, и я угрожающе прищуриваю глаза в ответ. Наша молчаливая конфронтация длится недолго, пока он, скривившись, не начинает раздраженно поедать попкорн. Билли увлеченно наблюдает за происходящим на экране, и я следую его примеру, стараясь не концентрироваться на ощущении тяжести его руки на моем животе или твердости бедра, на котором лежит моя нога. Хорошо, что первая часть «Кошмара на улице Елей» — мой любимый ужастик, а потому отвлечься мне удается быстро. Только к концу фильма я замечаю, что дыхание Билли глубокое и равномерное, словно он давно и крепко спит. Лиам берет в руки пульт и уже открывает рот, но я прижимаю палец к губам, призывая его к молчания. Его лицо снова принимает самое кислое выражение из существующих, и все-таки он не говорит ни слова — просто включает вторую часть. Я двигаю рукой, и Билли резко вздыхает, крепче стискивая меня в объятиях и приподнимая голову. Моя ладонь успокаивающе опускается на его локоть, поглаживая круговыми движениями, и через несколько секунд я ощущаю, как он снова расслабляется, проваливаясь в глубокий сон. Под ребрами рождается нежность. Какой хороший вечер, наверно, лучший за последние полгода. Он был бы, конечно, полностью идеален, если бы не присутствие недовольного и обиженного Лиама. Три части «Кошмара на улице Елей» и «Среда, 15-е» (культовые картины, после которых начался безвкусный паразитирующий конвейер) пролетают быстрее, чем мне хотелось бы. Едва на экране появляются финальные титры последнего фильма, Лиам откладывает опустевшую тарелку и беспардонно включает свет, уходя на кухню. Билли просыпается резко и полностью: приподнимается надо мной на локтях, смотрит на настенные часы и широко зевает. — Ого, уже за полночь, — охрипшим сонным голосом говорит он и переводит взгляд на меня. — Прости. — За что? — удивленно спрашиваю. — Впервые за неделю мы нормально могли провести время вместе, а я вырубился. — Ничего страшного, — я улыбаюсь и дотрагиваюсь кончиками пальцев до его щеки. — Я… — Конечно, не хочу прерывать ваш трогательный момент, — Лиам снова все портит, внезапно заглядывая в гостиную, — но уже поздно. Ночевать у себя я тебе не дам, Фицджеральд. И уж точно не уложу вас в одну постель. — Не то чтобы я надеялся, — равнодушно парирует Билли и встает на ноги. Я поднимаюсь вслед за ним. Спина едва слышно похрустывает, и я тянусь всем телом, вытягивая над собой сцепленные в замок руки. Мой взгляд цепляется за одиноко валяющийся рядом с журнальным столиком баллончик, и, подняв его, убираю его в карман. Не согласна, что это необходимо — таскать с собой перцовку всё время, но я уже пообещала. Лиам гремит и шуршит на кухне. Я выглядываю в коридор и застаю Билли за тем, что он, тщетно пытаясь сдержать зевки, неспешно надевает куртку. Подавляю в себе желание попросить его остаться, успокаивая себя тем, что у наших прощаний все-таки есть приятная особенность. Не застегивая куртку, Билли поворачивается ко мне и улыбается так, что я таю, как мороженое рядом с батареей. Наверно, поэтому вслух я говорю первое, что приходит мне в голову: — Я так и не поблагодарила тебя. — За что? — За маму. Билли неожиданно кривится так, будто вспоминает что-то очень неприятное. — Не стоит. — Почему? — я удивленно моргаю. — Потому что не за что благодарить. — Билли привычным движением заправляет прядь волос за ухо. — В том, что вы помирились, моей заслуги нет. Возможно, она просто поняла, что только делает больно и тебе, и себе — ничего больше. Я помог разве что тем, что она слила на меня часть агрессии. — Но криков я не слышала… — хмурюсь, припоминая тот вечер. — Она и не кричала, — хмыкает он. — На самом деле я совсем по-другому представлял разговор с твоей мамой. Как-то без… угроз и споров. А теперь первое впечатление испорчено и, уверен, она меня ненавидит. — Не больше, чем любого другого мужчину. Я хочу его успокоить, но вместо этого провоцирую только смех. — Надеюсь, что так, — отвечает Билли и, подцепив мое лицо за подбородок, мимолетно целует меня в губы. — Джер устраивает вечеринку в честь назначения меня вожаком. Неофициальную, только для молодняка стаи. И я приглашаю тебя. Что скажешь? — А когда? — вопрошает с кухни Лиам, и я вздрагиваю, потому что совсем позабыла о его существовании. — Тебе какое дело? — То есть меня ты не приглашаешь? — Ты и так припрешься. — И то верно. Их быстрая перепалка прекращается так же внезапно, как и началась, и Билли выжидающе смотрит на меня. Я могу только кивнуть, за что получаю еще один волнующий и разочаровывающий поцелуй. Билли улыбается на прощание и уходит, оставляя меня медленно осознать происходящее. Этот день заканчивается вечером, полным событий и новых открытий. С момента знакомства с Билли таких в моей жизни все больше и больше. Наконец я отмираю и поворачиваюсь, планируя зайти в ванную и укладываться спать, но натыкаюсь на привалившегося к стене Лиама. - Ты влипла по уши, подруга. — Заткнись, Лиам. Но мысленно не могу не согласиться с ним. Глупо обманывать саму себя.