Цепной пёс

      Кожаный ошейник болтается на тонкой шейке, однако, стоит только сильной руке сжать в кулаке цепь поводка, притягивая к себе ещё ближе, как плотная полоска кожи, натягиваясь, снова трёт кожу, искусанную донельзя сильно специально в области шеи – вишнёвые подтёки крови, тянущиеся от глубоких следов зубов добавляют шарма, вводя сумасшедшего в беспамятное удовольствие, но вместе с этим доставляя до одури и дрожи в коленях много смущения, негодования «жертве».       С ухмылкой осматривая чужое лицо, Итто издаёт смешок, что воспринимается как высокомерная нота и чуть цокает языком, когда видит сквозящий в стеклянных, точно кукольных глазах напротив страх. Страх быть съеденным заживо тем монстром, что наконец был выпущен на свободу, захватил разум и тело и намеревается не останавливаться на этом.       Горо не знает, насколько Аратаки контролирует себя сейчас. И контролирует ли вообще.       Затуманенный, алый взор хищника, дорвавшегося до своей долгожданной, тщательно выслеживаемой добычи оценивающе цепляется за каждую деталь в чужой, дьявольски соблазнительной внешности.       – Ты красивый, – сухо шепчет о́ни, разрывая плотное покрывало повисшей тишины, таким заявлением как бы ставя на своих бесконечных осмотрах точку. Но вскоре появляется запятая, заставляющая кровь бурлить и сердце в испуге более диком, чем до этого, чаще биться.       Итто решает чего именно ему не хватает в чужом облике, – не заботясь о щиплющей, зудящей боли на месте свежих кровоточащих полосок, остающихся после, проводит коготочками по юношеской щеке, раздирая нежную кожу и заставляя генерала вновь поднять свой взор, что вскоре свирепеет пуще прежнего. Ухмыль сама лезет на лицо беловолосого – он тянет уголки губ в презрительной гримасе, точно зная о своем преимуществе в силе и догадливости.       Генералу надоедает послушно сидеть в ногах о́ни и терпеть его насмешливый взгляд свысока, – это и вправду то, что может вывести обычно милого парнишку из себя.       – Я не твой цепной пёс. Знай своё место, Итто, – его недовольство яркими нотами агрессии звучит в хрипящем, срывающимся от страха неизвестности, голосе. Резко выдохнув, Горо рывком поднимается, грубо впиваясь в губы Аратаки, тотчас же опрокидывая его на кровать и желая беспощадными укусами, – что издевательски воспринимаются как лёгкие, щекочущие прикосновения, – стереть мерзкую, уже въевшуюся под корку черепа своим видом, усмешку с чужих уст. Именно это выражение лица заставляет юного генерала потерять голову, поддаваясь непризнанной власти полностью и безоговорочно, чувствуя в самом низу живота бушующий ураган, только предательски прибавляющий ему покорности.       У пса войны почти получается дойти до заветной цели, вот только блядские руки, не менее блядского о́ни, так бесцеремонно ухватившие за хвост, заставляют взвыть, жалобно прохрипев, – а беловолосый на достигнутом не останавливается, ведь хочет подчинить, и никак иначе, полностью. Выдержав паузу, он в ладони член чужой сжимает и как только Горо теряет бдительность, опрокидывает его на спину, подминая под себя – положение дел меняется слишком быстро.       С улыбкой ещё более выбешивающей, о́ни слизывает с пухлых губ свою же кровь, довольно причмокивая языком и прикрывая глаза – распробовав металлическое послевкусие, разлившееся по языку и глотке, он снова облизывает губы, собирая уже остатки слюны.       Горо готов поклясться, что ничего более привлекательно-возбуждающего, чем чужой длинный язык, скользящий по этим губам, он в жизни не видел. В мыслях рыжего этот язык так же чудесно будет выглядеть на пульсирующем, уже болезненно ноющем от возбуждения члене, – генерал жмёт собачьи уши к голове, смущаясь своих фантазий, где Аратаки, блаженно прикрыв глаза, словно любимый леденец обсасывает чужой член, – его слюнки похабно стекают по точёному острому подбородку, капая с него прямиком на чувствительные яички генерала. От такого зрелища Горо бы почти сразу с позором кончил на лицо не успевшего ничего сообразить Итто, но жаль, что это всего лишь мокрые фантазии.       Генералу нравится – сколько бы он не противился, ему всё равно в удовольствие, когда Аратаки, бессовестно пользуясь его слабостями, сначала растягивает его игрушками, что перед этим побывали во рту. Да, Итто, как бы слыша мысли парня, проецирует их на вещи, – всегда тянет ещё чистую анальную пробку в рот, облизывает её тщательно, после руками, длинными пальцами мешает свою слюну и смазку, специально не загораживая щеночку вид на свои действия.       Горо долго не может оторвать взгляд от крупных густых капель прозрачной субстанции, стекающих по чужим пальцам – жадно облизывается, сгорая от желания провести своим маленьким милым язычком по ним, собрав жидкость, огладив чуть грубоватую мозолистую кожу и напоследок может даже расцарапать себе тонкую кожу на губах, как бы «случайно» задев когти о́ни.

Слишком много крови.

      Морщась, Горо, пришедший в себя, резким движением переворачивается, сразу же седлая Аратаки и протяжно выстанывая от непривычного, но жутко приятного положения игрушки внутри – ещё и член Итто потирается о задницу, размазывая естественную смазку, добавляя остроты ощущениям и усиливая вожделение, некоторое время уже болью отзывающееся внизу живота. Но для продолжения смущённый генерал должен чуток отдышаться, уткнувшись лицом в постель рядом с белобрысой головой. Это опасно, учитывая пакостный характер Аратаки. По привычке выпятив попу, Горо упирается своей грудью и одной рукой в крепкую грудную клетку о́ни, уменьшая ещё более возбуждающее трение сосков о чужую загорелую кожу.       Юноша царапается, не в силах сдержать довольные стоны, когда жаркие руки, поглаживая кожу у основания хвоста, играючи, то толкают игрушку глубже, то почти вытаскивают её, против воли нуждающейся дырочки паренька. Горо нужно больше, но сам он в жизни об этом не скажет, умоляя архонтов дать Итто мозги, что поймут наконец-таки всяческие намёки его маленького генерала. Намёки, что давно перестали быть намёками и превратились в самые настоящие мольбы, выраженные искорками в заплывших слезами глазах и красных щеках, – они краснеют только если Итто начинает хвалить генерала. Или целовать его жарко в губы.       Горо, кажется, не хватает кислорода – воздух будто тяжелеет, раскаляется, хотя, казалось бы не может и невыносимо жаркими потоками проникает в лёгкие, заставляя почувствовать себя будто в языках пламени. Душно, из-за чего на лбу вырисовывается испарина, а ресницы намокают ещё от пота, смешивающегося со слезами.       Контрастом в температуре выступает неожиданно холодная металлическая цепь, что до этого служила поводком, – Аратаки отцепляет её от ошейника и пару раз проходится звенящим тяжёлым металлом по упругим ягодицам. Щедрый шлепок заглушается громким вскриком ушастого, из-за чего приходится сделать ещё несколько беспощадных замахов, дабы сквозь хнычащие стоны расслышать ласкающий слух звук ударов сзади, – беловолосый самодовольно усмехается, принимаясь выцеловывать мокрые от слёз щёки парнишки, подцепив его подбородок влажными пальцами.       Голубоглазый обессиленно валится на тело под собой, не переставая всхлипывать, и даже скулить через раз – жгучая боль сковывает чувствительную кожу, не позволяя шевельнуться, и только хвост, выдавая настоящее наслаждение хозяина, виляет неистово из стороны в сторону, подрагивая в оргазме. Горо ужасно стыдится, что смог кончить даже без особой стимуляции – только от собственных мыслей, сосредоточенных на хозяйском поведении Аратаки и цепи, которая, в общем-то, может вскоре и вокруг шеи обмотаться; возможно, это и есть самая похотливая на данный момент мысль Горо.       – Тише, хороший мальчик, которому дико идёт ошейник, – язвительно ухмыльнувшись, шепчет Итто, не торопясь что-либо делать; он только гуляет успокаивающими прикосновениями по спинке юноши, понимая, что тому мало. Чертовски мало.       Не найдя абсолютно никаких слов для возмущения, – они будто испарились из рыжей головы под пристальным взором алых, по-прежнему хищно блестящих очей, генерал лишь на дрожащих руках поднимается, нависая над беловолосым и злобно-недовольно на него смотря почти с минуту. Пёс не смеет что-то возразить, но очень, очень этого хочет. А ещё хочет Аратаки внутри. Его член в своей заднице и язык у себя во рту. Множество чувств, смешанных воедино и будто украшенных желаниями, рождают новую волну адреналина, что, бушуя внутри, начинает противно тянуть, болью отзываясь внизу живота.       – Мне надоела пробка. Войди сам. Членом, – и это даже не просьба или мольба. Это твёрдый приказ генерала, ослушаться которого выигравший Итто не посмеет.       Аратаки чувствует неожиданные приливы сил, когда понимает, что выигрывает – именно поэтому он так любит побеждать, и не важно даже, в чём именно. Сегодня о́ни в очередной раз победил дерзость Горо, превратив рыжеухого в ласкового щенка, мило скулящего, когда долгожданный член наконец входит полностью – шлепок мокрой кожи заглушается рычанием Итто.       Генерал мстит – с лёгким оскалом играет со своими сосками, при этом не позволяя Аратаки прикоснуться к себе выше, чем к бёдрам, одной рукой вскоре начинает гулять по своему телу, понимая, что член снова поднимается. Голубоглазый бесстрашно дразнит, пока багровый о́ни оставляет на его бёдрах лёгкие ревнивые царапины, жадно, алчно наблюдая за маленькими, тонкими пальчиками, что так усердно прокручивают между собой твёрдые красные горошинки сосков в попытках принести удовлетворение.       – Ты слишком торопишься, Горо, – мотает головой Аратаки, принимаясь помогать хнычащему, но по-прежнему гордо восседающему юноше.       Беловолосый умело мажет большим пальцем по чувствительной коже, играючи поглаживает вокруг и с улыбкой замечает то, как сильно подобные манипуляции нравятся парню – тот запрокидывает голову в протяжном стоне, не обращая внимания на то, как рыже-белая челка липнет ко взмокшему лбу и сжимает в крепкой хватке запястья Итто, не позволяя ему убрать руки, приносящие столько удовольствия.       Густо краснея, Горо кончает второй раз, снова пачкая спермой чужой торс – парнишка ещё долго завороженно наблюдает за тем, как вязкая жидкость растекается по разгоряченному телу, стекая по рельефным бокам. Генерал стонет сладко, сжимая в себе чужой член, не в силах больше держать планку дерзкого недотроги – с упоением и явным довольством рыжеухий примечает, как сильно возбуждён его видом и действиями Аратаки.       Взгляд лазурных глаз путается, озорно плутает, в попытках сфокусироваться на серьёзном лице о́ни, что, подцепив пальцем ошейник, тянет пса к себе, глухо рыча в его приоткрытые губы.

До неприличия красивый

      Мысль остаётся лишь невнятным стоном, слетающим с уст Горо вместе с судорожным выдохом, когда беловолосый, мокро, просто до безобразия пошло, целуя, кончает внутрь. Итто мычит, прерываясь на самодовольный смех, пока его руки, переметнувшись на чужую талию, сжимают маленькое, но крепое тельце, не позволяя ему обмякнуть в очередной волне экстаза.       По коже, усыпанной каплями пота бежит холодный ветер, занесённый с улицы – после него остаются мурашки. Возможно, дрожь во всём теле тоже была бы списана на холодные потоки воздуха, – будь Горо менее честным, он именно так бы и объяснил, дабы испортить Итто настроение.       – Что случилось, хороший мальчик? Отчего так трясешься?       – Это.. было потрясающе, – слышится в ответ шёпотом.