Герой и злодей

      Ладонь касается отражения, и оно сразу подёргивается рябью туманной дымки, что разбегается волнами от дрожащих пальцев. Всё вокруг завешено мутной, белёсой пеленой, и человек перед зеркалом с силой трёт глаза, будто пытаясь стряхнуть её. Бесполезно. Мир скрыт от него толстым пологом, и он — слепец посреди яркого солнечного дня бессмысленно тычется во все стороны, лишь натыкаясь на острые углы.       Он заблудился, и выхода из этого бесконечного лабиринта словно никогда и не существовало.       Пальцы мимолётно притрагиваются к вискам: головная боль вспыхивает красным маревом, заставляя морщиться. Даже память словно смазана, оставляя на месте воспоминаний разрозненные обрывки.       Помнит ли он, что было в начале? Раздор, чужие крики, сочащиеся чёрной тягучей злобой, ярость в глубине сощурившихся глаз… и драгоценные подарки, что прежде щедро разбрасывала судьба и которыми он бессмысленно злоупотреблял, тратя их направо и налево.       Руки невольно сжимаются в кулаки от бессильного раздражения. Он ненавидит это всем сердцем, но место злобы тут же занимает горькое, ледяное отчаяние, что стылым холодом сбегает по венам. Он больше не тот, что был раньше, и жизнь, на прощание подмигивая разукрашенным лукавым глазом, скрывается за очередным поворотом, куда преданному анафеме преступнику идти запрещено.       Ладонь лежит на стекле, и на секунду возникает ощущение, что кто-то есть там, по ту сторону зеркальной реальности, глядя сочувственно. Кто-то другой, неуловимо похожий, но абсолютно иной.       Мужчина стучит кулаком, и от удара по прозрачному полотну во все стороны разбегаются трещины, ломая и искажая отражение искривлёнными, перекошенными гримасами, показывая не лицо, что раскрасить так просто — обнажая перекрученную, сломленную душу.       Он абсолютно один.       Губы растягиваются в полностью искусственной, злой, привычной усмешке, и человек выпрямляется почти горделиво. Уродливый, ненавидимый всеми фигляр — он такой, каким его создала природа, и он будет нести свою фальшиво-золотую корону до тех пор, пока кто-нибудь не сорвёт её с его головы вместе со скальпом.       Он всегда был один — и тогда, когда ему так нужна была поддержка, чтобы ощущать огонь внутри, спасительное всепоглощающее пламя, яркими, горячими всполохами дающее понять, что он всё ещё жив. Никто не протянул руку помощи, чтобы поднять его к новым высотам, туда, где он мог бы вдохнуть полной грудью, не ощущая веса целой вселенной на своих плечах. Никого и никогда не было рядом… возможно, как оно и должно было быть.       Он резко встаёт со стула и подходит к окну. Облака расцвечены редкими багровыми полосами, слабо похожими на закат. Небо словно злится, сумрачно глядя на ненавидимый им мир. Оно хмурится, раздражённо сверкая на горизонте вспыхивающими то тут, то там тонкими росчерками молний, и в воздухе физически ощущается скапливающееся вокруг напряжение. Пальцы начинает колоть невидимыми иголками, но мужчина всё же открывает окно, впуская тяжёлый, предгрозовой вечерний воздух.       Он закрывает глаза. Нога нависает над пропастью, и ветер треплет штанину, угрожая подхватить и сбросить вниз, прямо на острые камни. Если упасть отсюда, то смерть наступит мгновенно, жизнь растечётся кроваво-липкой лужей, и мёртвые остекленевшие глаза будут смотреть на проплывающие мимо облака. Ощущение почти непреодолимо, и он цепляется руками за окно, чтобы не позволить себе закончить всё так легко, невесомо. Так жалко.       Искушение заманчиво, но сейчас, стоя на подоконнике и смотря на бьющие внизу чёрные волны, он испытывает одно лишь сожаление, горькое, вечное, единственный спутник, что никогда его не покинет.       Кто заплатит цену за всё?       Проклятый.       Он запрокидывает голову и зло, ядовито хохочет. Жгучие слёзы сбегают по щекам, и он раздражённо их вытирает. Пальцы касаются старых шрамов, кожу царапают следы давно заживших ран, и от этого улыбка на лице шута становится только шире. Он — урод в красивом костюме, Гуинплен нового времени, проклятый фокусник с одним и тем же тузом в рукаве. Он — никто.       Рука тянется в карман, в поисках сокрытого, и вот уже пальцы смыкаются на рукоятке ножа. Он — злодей в этой отвратительно прописанной истории, такой же карикатурный, как и всё остальное. Как проверить, кто является дьяволом? Просто дай ему в руки нож. Ведь ничто так не открывает глаза, как оружие, что ты сжимаешь в ладони. Он смотрит на холодный блеск металла, и губы растягиваются в привычной жестокой усмешке.       Он — злодей по воле судьбы.       Он — злодей по своему собственному выбору.

***

      Рука замирает в воздухе, так и не решившись дотронуться до зеркала. Уже другой человек смотрит на своё отражение: запавшие глаза, чёрные тени под ними, опущенные уголки губ. Живое олицетворение отчаяния — и от патетической, жалкой убогости этого сравнения на душе становится ещё более мерзко.       Мужчина зябко поводит плечами. Холодно. Некто по ту сторону стекла глядит равнодушно, но в глубине взгляда опасным, скрытым огнём полыхает ненависть. Это кто-то иной, чужой и страшный, и сидящий перед зеркалом человек тянет руку к лицу, чтобы убедиться в отсутствии шрамов. Страх цепкими когтями схватывает за сердце и леденит кровь, сплетаясь с нею по венам.       Обманчивые слова окрасили его губы сажей, и он чувствует этот горький вкус даже сейчас. Мужчина судорожно вдыхает затхлый, пропитанный пылью воздух — зачем? Лёгкие привычно сжимаются, впуская в себя кислород, но в этом нет смысла, так как мёртвым не нужно дышать. Он — просто скелет, одетый в невзрачную оболочку. Он — пустой сосуд для лжи, что заполняется доверху к окончанию каждого дня. Он — никто.       Светлые глаза глядят устало, и он замечает сеть новых морщин, разбегающихся вокруг. Годы могут красить человека, как делают они лучше вино или произведения искусства, но не того, кто давно похоронил сам себя. Старое, потрескавшееся зеркало отражает чересчур блекло, но даже сквозь него можно увидеть изысканную, поэтически томную боль в потухшем взгляде. Он — творец, что собственную трагедию готов описать со вкусом, облачив её в эстетически прекрасные формы. Он идёт по жизни обманчиво легко, словно паря по воздуху, в то время как невидимый вес боли всего мира пригвождает его к земле. Он смотрит в зеркало, и оно показывает истину, что один человек скрывает от всех, и эта правда ему не нравится. Мужчина отворачивается.       Поэт или жалкий фокусник? Плечи начинают дрожать, но он быстро берёт себя в руки и почти искренне улыбается. Дело привычки — когда ты хочешь спрятать себя настолько глубоко, чтобы никто не нашёл, прячь всё за широкой белозубой улыбкой.       Он берёт в руки начатую бутылку, что стоит на столе. В нос тут же ударяет терпкий фруктовый букет изысканного полусухого вина… хотя какая разница, чем заливать свою боль? Тяга пригубить хоть глоток мучительна, и он чувствует, как начинают дрожать пальцы и сводит желудок от предвкушения горячего, обжигающего напитка.       Мужчина швыряет бутылку на пол, и та разбивается с хрустальным, прозрачным звоном. Осколки пропитываются вином, будто кровью, похожие на останки какого-то жалкого, неестественно изломанного существа. Искушение тягуче, оно обволакивает каждую клеточку, но на место ему, быстро схлынувшему подобно океанской волне, приходит сожаление. Оно серой, холодной моросью падает на лицо, превращаясь в горячие слёзы, и одинокий человек закрывает лицо ладонями, пытаясь спрятаться от всего мира.       Кто заплатит цену за всё?       Потерянный.       Он плачет, в то время как снаружи люди покупают билеты, мечтая увидеть своего Творца. Они любят его улыбку, его голос, разговаривающий с ними одновременно доверительно и скрытно, любят метафоры красивых текстов… они любят его маску, что приклеилась так прочно, что, даже оставаясь наедине с самим собой, он не может порой её снять. Он заблудился в построенном им же самим стеклянном лабиринте, чьи грани, отражаясь в ярком свете ненастоящего солнца, ослепляют и сбивают с пути.       Мужчина берёт со стола тонкий нож и, судорожно стискивая его в дрожащих пальцах, рассматривает внимательно. Он — герой в этой нелепой, неумело склеенной из избитых клише истории. Как узнать, на тёмной или светлой ты стороне? Просто возьми в руки оружие. Серый металл безмолвно поблескивает в свете ламп, такой же мёртвый и равнодушный. Пальцы разжимаются, и нож с глухим стуком падает на пол, к осколкам.       Он — герой по воле судьбы.       Он — герой по своему собственному выбору.

***

      Что это для тебя: ещё одна хрустально-призрачная иллюзия или всё же нечто настоящее? Сможешь ли ты и дальше отрицать, в чём секрет этой лжи?       Мужчина, согнувшись, сидит на полу, обнимая себя руками за плечи. Мир вокруг движется необратимо, не обращая внимания на драму одного-единственного человека — каплю в океане миллиардов таких же. Мир вращается, скрывая спасение на самом виду, но люди проходят мимо, слепые к таким очевидным вещам.       Человек встаёт, слегка пошатываясь, будто даже просто стоять становится чересчур непосильной задачей. Нож, что он нервно сжимает в руках, с силой вонзается в кожу, и первые алые капли падают на белоснежный пол.       Он смотрит в зеркало, и на мгновение отражение словно бы замирает, взглядываясь в ответ. Другой, очень знакомый человек проступает из темноты, и мужчина наконец узнаёт его.       Бледное лицо, светлые глаза, чёрный, деловой костюм. Шрамы прозрачным пунктиром проступают и тут же исчезают, оставляя после себя лишь намёк. Слабая, неуверенная улыбка трогает дрожащие губы. Человек знает, кто он.       Он — шут и грешник, уродливый, ненавидимый, прячущийся за красной вуалью запретных наслаждений, порождение опасной тьмы и дитя чёрного порока.       Он — поэт и мечтатель, обласканный чужой любовью, скрывающийся за яркой занавесью притворного искрящегося счастья, создание из фальши и искренности.       Он — герой и злодей в этой истории, две стороны одной карты, демон с крыльями ангела и святой с дьявольской пикой в руке.       Он – тот, кто всё это время убегал от самого же себя.       Притяжение слишком красноречиво, и вот край становится опасно близким. Всего один шаг — и сорвёшься, потеряешь себя, и вот боль становится жгучей, а капли падают быстрее. Всего один росчерк по синей линии вен — и неважно, злодеем или героем ты встретишь этот финал. Всего одно движение — и чья-то жизнь может быть спасена или отнята. Всё это лишь о выборе и том, в чьих же руках находится чёртово лезвие. Так просто.       Пожалуй, даже слишком.       Человек обручён с искушением, что улыбается льстиво, закусывая игриво губу, и он видит отблеск этого лукавого взгляда каждый раз, когда глядит в зеркало. Но он сожалеет — искренне, глубоко, и вот уже дымка перед глазами рассеивается, и две фигуры, соединяясь незримо, становятся кем-то одним.       — Кто заплатит цену за всё?       Он шепчет так тихо, что практически не слышит самого себя, и собственный голос, расщепляясь в обе стороны, звучит одновременно привычно и незнакомо. Мир продолжает вращаться, отматывая свой бесконечный бег, но теперь в нём что-то неуловимо изменилось. Злодей нашёл своего героя, и история, закончившись точкой в финале, циклично начинается снова со старта.       Подрагивающая ладонь касается своего отражения.