Pollice verso

Удар. Седан дрогнул от столкновения, жалобно залаяли покрышки. Стекло затянуло паутинкой. Мона глянула на свою подругу, мёртвой хваткой вцепившуюся в кожаный руль. Ремень безопасности туго натянулся у неё на груди. По сторонам — коридор из елей. Верхушки мрачно раскачивались над тёмным шоссе. В шелесте слышался ехидный смех. Фары освещали двойную сплошную на сто метров вперёд. Весёлые желтые змеи на влажном асфальте. Безукоризненная, клишированная картинка на обои. Если бы не тень, которую на дружных питонов отбрасывало тело на дороге. Уставившись на которое девушка за креслом водителя дрожащим голосом пролепетала её имя: — М-Мона… — Блядь, — раздраженно вздохнула Мегистус, убавляя звук из колонок с летней песней DNCE. — Чего ты встала? — и взглянула с недоумением. — Поехали. Объезжай. Кожа на бублике заскрипела. — Как… — рот водителя широко распахнулся, но звуки из него издавались приглушённым шёпотом. — А е-если он жив? Мона выдала равнодушно: — Если? Ты ехала — сто сорок. Голос её звучал ясно и чётко, поражая, как гром. На это водительский рот захлопнулся, выдавив напоследок сдавленный всхлип. — Даже если бы случилось чудо, — продолжала свою мысль Мона. — Ты заметила тут поблизости хоть одну больницу? Нет? Вот незадача, — мельком взглянула в зеркало заднего вида. — Долго торчать тут будем? — Так же нельзя… От звонкого хлопка по подлокотнику водитель вздрогнул. — Расскажи мне, как можно. Подождать, пока приятель-добродетель проедет в нашей стороне? Зачем все те слова про «искупаться и поваляться на шезлонге», если ты в тюрьму собралась? Она нервно жевала губу. — Ему уже плевать, где ты в итоге будешь, нам — нет, так что угомонись, — закатив глаза, заверила её Мегистус. — Здесь до ближайшего населённого пункта ехать и ехать. Ты реально испытываешь угрызения совести из-за чудика, который неизвестно как здесь оказался? Она молчала. Мона заговорила с нарастающей интонацией, на каждом слове стуча по подлокотнику: — Хватит. Истерить. Софи. — Что с тобой не так?! — горько огрызнулся водитель. — Тебе не было бы жаль, если бы ты убила ни в чем неповинного человека? Почему ты злишься? Я… я… мне страшно… — Можно злиться, когда хочешь как лучше, а по итогу как всегда. Мегистус откинулась на спинку сиденья, начала массировать виски. — Давай так, — выдохнула она. — Успокойся, а я пока пойду гляну, что там с машиной. Разблокируй багажник. — Для чего?! — истерично вскрикнула Софи. Мона лукаво усмехнулась: — Протереть. Там влажные салфетки. А у тебя другие планы были? Шлёпок прилетел по плечу. — Остынь, — шикнула Мегистус, потирая конечность. — Ты от одного-то избавиться не можешь. Двоих точно не потянешь. Замок щёлкнул. Мона оказалась вытолкнута в объятия влажной ночи. — Хватит! Замолчи! — Точно хочешь, чтобы я замолчала? — хмыкнула Мегистус, нисколько не оскорбившись. — Не ты ли говорила, что тебе страшно? Мерзкий воздух оседал на коже липким потом. Мона поёжилась из-за перепада температур. Ноги одеревенели. Разомнув их, Мегистус двинулась к капоту. Оглядев его критичным взглядом, раздосадовано цокнула языком. Софи опустила стекло и высунула голову. — Хорошая новость — салфетки не понадобятся, плохая — ты сбила человека. Водитель перервала монотонную речь. — Как ты можешь сейчас издеваться?! — больше водитель не стеснялся шуметь. Мона усмехнулась, вскинув бровь. Кивнула в сторону тела на асфальте. Софи намеренно не проследила за её взглядом. — Я сдерживаюсь, как могу. — Ненавижу тебя! Пропустив мимо ушей желчное признание, Мегистус коснулась металла. — Крышка сильно помялась. — Чёрт! Чёрт, Мона, это… — Ерунда. Многие поддержанные так выглядят. Камер тут нет. В городе закажем новое лобовое и проблема решена. Софи неожиданно замерла, словно на неё снизошло грандиозное озарение, затем уложила локоть на дверь и уставилась на Мону пытливым взглядом. — Тебя это вообще не волнует? — в её голосе слышались проглатываемые слёзы. — Ч-человек умер. — От твоей истерики он не оживёт, — сухо констатировала Мона, пожав плечами. Голубые озёра разлились. — Как т-ты мо… — всхлип прервал и без того неразборчивую речь, — м-можешь быть такой бессердечной? — Нужно п-похоронить его… Мона сдала переносицу большим и указательным пальцами. — Всегда ты так. А ведь это даже не морская свинка. — Прошу, Мона! Давай хотя бы уберём его с дороги! — Софи, перестань. Я устала, давай уже поедем. Забудь об этом. Водитель открыла дверь. — Можешь мне не помогать, но мы никуда не уедем, пока я не уберу его. Мегистус в два шага преодолела расстояние межу ними и с силой затолкала подругу на место. — Ты не будешь его трогать, — строго отчеканила Мегистус. — Я сама справлюсь. А ты съедь на обочину и включи аварийку. Если кто-то остановится и начнёт задавать вопросы — скажи, что это был олень. И что он убежал. В общем, неси чушь и жди меня. Мона снова бросила взгляд на тело. Вывернутые под странным, неправильным углом руки и ноги, голова, залитая кровью. Багровая лужа медленно растекалась вокруг. Мегистус прикусила щёку изнутри. Только по одежде было понятно, что перед ней лежал мужчина — настолько он выглядел крохотным и тощим, что легко можно было принять фигуру за женскую. Однако худоба не казалось болезненной. Чёрты бледного лица умеренны и аккуратны в своей заострённости. Она подошла ближе и села на приседки. Наряд откровенно странный: чёрно-красный костюм из майки и шорт украшали причудливые аксессуары с витиеватыми шаманскими узорами. Мона протянула пальцы, убрала с глаз иссиня-чёрную чёлку. Юношеское лицо, вымазанное в крови, выглядело умиротворённо с закрытыми глазами и длинными ресницами. Совсем мелкий пацан. Она не дала бы ему больше четырнадцати. Мегистус не сказала этого вслух, чтобы не расстраивать Софи ещё больше. К тому же, она наверняка будет больше думать о своей вине, а не о том, как всё это подозрительно. Будь Мона одна, то уехала бы сразу же. Но всё ещё была здесь и потворствовала групповому безумию. — Ты разглядываешь?.. Боже, Мона… — Если бы ему не нравилось, он бы, наверное, сказал. Как думаешь? Водитель, выглядывающий из открытого окна, начал рыдать громче. — Не могу… Не могу с тобой находиться… — Я оттащу его в лес. Надеюсь, когда вернусь, ты придёшь в себя. — Медведь… — вяло пробормотала, словно в бреду. Тем не менее, Мона распознала её невнятные опасения. — Я закосплею нашего нового друга, и он уйдёт. Мона выпрямилась и обошла тело вокруг, прикидывая, с какой стороны будет лучше его тащить. В итоге она остановилась на руках: кисти у него были крупные, а запястья тонкие и хрупкие. Обхватить их было самым лёгким и удобным вариантом. Схватив мальчика за руки, сгорбленная Мона потащила его к лесу. Всё же он оказался не таким лёгким, как того ожидала Мегистус. К тому же, когда она была так близко к его лицу, душок свежей крови ударял в нос. Это был омерзительный запах, но Мона вовсе не брезговала. В тюрьме наверняка пахло хуже. Когда тело скользило по траве, волочить было легче, но чем глубже Мегистус заходила в тёмный лес, тем суше и бугристей становилась земля. Но что действительно удручало — с каждой минутой подросток казался всё тяжелее и тяжелее. Пусть Мона и могла похвастать своим телом после нескольких лет тайского бокса, тягать трупы ей никогда не доводилось. Оказалось, дело не из лёгких. Над головой ухали совы, наблюдая с сосновых жёрдочек, тяжёлые ветки вековых елей отбрасывали густые, непроглядные тени. Она остановилась, чтобы перевести дух, мельком огляделась, прислушалась. Ни шума машин, ни бурчание двигателя, ни шагов животных — ничего не было слышно. Лишь оглушающая, гнетущая тишина, нависшая над головой, как дамоклов меч. Сложно не потерять самообладание в такой обстановке. Хорошо, что Софи не пошла. Брюнетка вдохнула поглубже и скорчившись от тяжести побрела дальше, бормоча себе под нос: — Fou et tellemement évident que je ne trouve plus de sens. Тихий, мягкий фальцет эхом распространялся по лесу. — À ce jeu excitant si bon mais si lassant. Тело шоркало по сухой земле. Мона запела чуть громче, раздражённая этим неприятным звуком. — Tu aimes me manipuler et j'aime en faire autant. Подул освежающий ветерок, и зашевелил кроны деревьев. Сова взметнулась с ветки и бросилась вниз, заприметив кого-то в кустах. — Nous sommes tous deux victimes de ce doux jeu… Шоссе не подсвечивали фонари и судить о расстоянии было тяжело. Мона тянула его по прямой, чтобы не заблудиться. Её греческие сандали и пальцы ног были омерзительно липкими, края джинсов-клеш, впитавшие влагу, собирали пыль. Мона оглянулась, продолжая напевать себе под нос. Позади неё стояло хвойное дерево, гораздо выше елей. По ошибке его можно было принять за молодую секвойу. Толстый, сгнивший ствол у основания имел в себе кривое отверстие — словно раздвинутые шторки, приглашающие внутрь. Внутри дерево оказалось полым, тёмная нора стала убежищем для какого-то животного. Мона не знала, насколько там было глубоко. Посадив тело на землю возле дерева, она толкнула его внутрь. На удивление Мегистус оно провалилось так глубоко, что не видны были даже ноги. Постояв так с минуту, словно ей надо было в чём-то убедиться, Мона развернулась на пятках и зашагала прочь. Идти обратно было очень легко. — Не споёшь больше? Но внезапно ей на плечи бросили наковальню. Хриплый, пропитанный ядом голос прозвучал откуда-то глубоко, но впитывался в её разум чётко и ясно. Каждый атом тела Моны пришёл в напряжение. Она так и застыла на месте, не дыша. Мурашки пробежали по коже. Или это просто мошкара налетела, а вспотела она из-за нагрузки? Мегистус не издала ни звука — и таков же был лес. Снова повисла звенящая тишина. Она уже решила, что ей почудилось, когда голос снова заговорил с ней. Он требовал: — Пой. И тогда я может убью тебя быстро. Мона обернулась. Её ноги едва гнулись, словно прибитые к земле. Никого. Полый ствол всё так же стоял перед ней и кромешным мраком норы внушал страх. Мегистус наклонила голову, ломая глаза, чтобы что-то увидеть. Легче было поверить в говорящих барсуков, чем в то, что он ещё жив. Она держала его запястья и не чувствовала пульса. Мона медленно подошла ближе и присела перед зияющей дырой в коре. Протянула ладонь. Окровавленные пальцы, вырвавшиеся из темноты, сжались вокруг её запястья. — Тупая сука. Брюнетка уставилась на них в молчаливом оцепенении. Вырваться не получилось — без промедления потащили внутрь. Мона упёрлась ногами о ствол. Кора сухая, бугристая — гладкая подошва предательски скользила. Прискорбно было осознавать, но что бы её не тянуло — зомби, вампир или грёбаный калифорнийский йети — оно имело больше сил. Мона проваливалась, сдирая кожу на открытых плечах, ударяясь коленями и падая под худшим для этого углом. От боли Мегистус завыла волком, схватившись за ногу. Времени на жалость к себе и оценку обстановки не было. Некто тяжёлый повалил её на спину и придавил своим весом. Мона не видела ни зги, но остро ощущала, как беспощадно сдавливают её шею. Руки лихорадочно искали что-то на земле вокруг. И когда что-то твёрдое коснулось её ладони, Мегистус ударила наотмашь, едва не теряя сознание. А потом давилась кислородом, кашляя и кряхтя. Некто свалился с неё на бок, очевидно бранясь, но она не разобрала ни слова. Мона приподнялась, задыхаясь от сырого, спёртого воздуха, запаха крови и мертвечины и стала отползать на заднице, помогая себе руками. Янтарные камни в стенах проклятого логова источали тусклый свет. Понемногу Мегистус к нему привыкала. Она видела отчётливо, что силуэт в темноте носил чёрный костюм из шорт и кофты и что фарфоровая кожа контрастировала с ним как инь и янь. Нет, это был не подросток, которого сбила Софи — тот был низким и женоподобным. Нора оказалась гораздо глубже чем она себе представляла. — Что ты, блядь, такое? — Тебя уже не должно это волновать, — намеренно или случайно, но холодно брошенная фраза напоминала её собственные слова. — Ошибаешься… — Мона медленно отползала назад, ощупывая землю. — Может ты и не знаешь, что такое «Тиндер», зато знаю я и, клянусь, если ты ещё раз меня коснёшься, тебе конец… Я с типами вроде тебя дело имела. — Закрой рот. Меня раздражает твой бубнёж. Когда он выпрямился, Мегистус увидела высокого парня с хищными глазами, напоминавшими фиолетовый оникс, смотрящими на неё так, будто она кусок свежего мяса. Они поблёскивали в тёмноте, завораживающе сверкали и нагоняли опостылелый страх. Мону это впечатлило. Никогда в жизни она не видела такого необычного цвета глаз. В них она запустила горстку песка, резко вскочив на ноги. И помчалась прочь, в тоннель, ведущий в неизвестность, хромая и скуля сквозь зубы. — Грёбаная тварь. Ты думаешь, я буду играть с тобой? — крикнули ей вслед. — Пока ты здесь, я найду тебя, в какой бы угол ты не забилась. — В эту игру я тоже хорошо играю. До чёртиков напуганная, сдерживая громкое дыхание, Мона неслась куда-то, не разбирая дороги, один тоннель вел в другой, совершенно такой же, узкий, влажный, воняющий аммиаком и сероводородом. На развилках она держалась середины, молясь не встретить тупик. Эхо его голоса звучало отовсюду. Мегистус казалось, что она бегала кругами, иначе почему его до сих пор было так чётко слышно? — Ты выбрала отличный путь. Они будут мучительно медленно срывать с тебя мясо кусок за куском, а потом обгладывать кости, пока ты будешь ещё тёплой. Мона понятие не имела, о каких «них» он говорил. Кругом только пыль да паутина. Обмудок хотел её запугать, но она не из глупых. «Да, Мегистус, иначе как бы в твою башку пришла идея совать руки в стрёмные места. Не ты ли хвалилась просмотренными ужастиками, как богатым послужным списком?» Какая ирония, что её мозг стал генерировать душные изречения Софи в такой момент. Что ж, если бы она была здесь сейчас, то вряд ли бы язвила. Не хотелось думать о том, что бы вообще с ней случилось, поменяйся они местами. Не успев затормозить, Мона сорвалась с выступа и рухнула ещё глубже. Встала, хромая и держась за бок, побежала дальше, проклиная темноту выгребной ямы. Чёрт, если бы кто-то это увидел, она бы сгорела со стыда. Пещера, в которой она оказалась, была бы роскошью для клаустрофоба, по сравнению со всеми тоннелями, что она оббежала, сдирая локти в кровь. Нога адски ныла. Что-то подсказывало, что если бы не бурлящий адреналин, Мегистус не скакала бы так резво. Синий кроп-топ пропитался потом и пылью. Поганое эхо разносило её загнанную отдышку, Мегистус могла поспорить, до самого пляжа. Но он больше не говорил. Мона хмыкнула, согнувшись для отдыха. Затем выпрямилась, огляделась. Усмешка спала с губ. Купол пещеры верхушкой шёл в высь, которую оценить и на трезвую голову не представлялось реальным. Мона насчитала семь тоннелей, один из которых был таким узким, что пролезть там можно было только ползком, с весовым ограничением строго не более пятидесяти кило. Другой же был завален камнями, покрытыми чёрной паутиной. Только глядя на неё, она в отвращении скривила губы. У неё было пять вариантов. И ни один, Мона знала точно, не вёл наружу. Но время на считалочку у неё отняли. Некто приземлился позади. Их глаза встретились на долю секунды. Неизвестный встал с колена и угрожающе надвигался на неё. Мона попятилась, ёрничая: — А я думала, ты не любишь игры. Он смерил её леденящим взглядом, выставил руку в сторону. Мегистус с долей опасения проследила за его манипуляцией, отступая всё дальше назад. Светящаяся глыба, вросшая, казалось, намертво в пещерную стену, с грохотом вылезла наружу как антихрист из утробы и пролевитировала до неизвестного, застыв в метре от его ладони. Сложно описать степень неожиданности, которую испытала Мона, увидев это. Её желудок сжался от нарастающей тревоги. — Волейбол. Креативно. Но я оставлю это на пляж. Она едва успела отпрыгнуть в сторону, когда глыба впечаталась позади, развалив три прохода. В затхлом воздухе закружились вирхри пыли. Не вставая, Мона на коленях доползла до самого маленького прохода. И пока некто бросался камнями вслепую на убой, она юрко нырнула внутрь. Цепляясь каждой частью своего тела, ударяясь головой и кусая губы до металлического привкуса от боли, она продвигалась всё дальше и дальше, пока, наконец, не провалилась в очередное двойное дно. Выбраться из которого можно было не иначе, как чудом. А Мона тот ещё циник, особенно до чудес. Когда она снова упала с бог знает какой высоты, от стонов, вырвавшихся наружу, сверху посыпалась крошка. Мегистус корчилась, лёжа на боку, прижимая руки к груди, от мук у неё закружилась голова, на глазах проступили слёзы. Сквозь белую пелену она увидела водоём.