red door/красная дверь

      Высокие потолки в музее СанРайз, в купе со старой штукатуркой и ветхими стенами, развеивали любой звук, даже хорошо слышащему здесь порой приходилось нелегко. Персонал пришлось урезать два месяца назад, под раздачу пошла охрана, секретарь директора, и два экскурсовода. Посетителей мало, привлечь новых нечем, необходимость в ремонте, и финансовые трудности, только подливали масла в огонь. Нужно чудо, чтобы спасти этот музей. Юнги так сильно нуждается в чуде.       Уже на пределе своих физических и моральных возможностей, выдохшийся мужчина сидел в своём кресле, опустив голову над кипой бумаг, в коих были обрисованы все проблемы, нуждающиеся в решении, и они всё прибывали.       Это была его мечта, преобразовавшаяся со временем, принявшая конкретную форму, мечта. Не успел Юнги воплотить её в жизнь, положив на это столько труда, столько лет своей жизни, как она начала рушиться, буквально на второй день. Но, он не мог позволить себе сдаться, особенно сейчас, когда это мог увидеть Намджун.       С этим ребёнком всегда было слишком хорошо находиться рядом. Какой бы ни была проблема, она казалась несущественной, стоило только взглянуть в его лицо. Оно светилось счастьем, когда Юнги приближался, было таким тёплым и родным, что не хотелось оставлять его ни на минуту.       Будучи юношей, молодым парнем, Юнги не уделял так много времени себе, как уделял ему. Намджуна хотелось всему обучить, уберечь от опасности, от жестокости окружающего мира, особенно от плохих людей. Где-то в глубине души, в самом защищённом и укромном её месте, Юнги чувствовал нечто собственническое, нечто что говорило "он мой, только мой!" В этом не было ничего дурного, не было желания обладать безраздельно, запереть где-нибудь в башне, только намерение быть главным человеком в его жизни. Быть рядом всегда всегда.       Воплощяя одну мечту, Юнги прокладывал путь к другой, самой главной мечте. Добиться всего, и забрать к себе этого мальчишку, чтобы заботиться, чтобы дать ему весь мир.       Родные перестали понимать его, и со временем принимать. Однажды, не захотели даже на порог дома пустить, разговаривать. Отказались, вышварнули! Запретили общаться с Намджуном, тот был возможно ещё мал чтобы понять, а может он ничего не знал. Семья отреклась от Юнги, не сумев смириться с тем кто он есть, с правдой.       Они никогда не замечали его, не хотели видеть, обращать внимание, вот и удивились, посчитали его неблагодарным, ненормальным, и далее по списку. Всё как всегда.       Джуни был не похож на них, замечал, видел, чувствовал его боль, радость, и старался быть их частью. Вот кто был, настоящей семьёй Юнги, только один маленький человек.       Много лет длилась пытка расстоянием, которую нельзя было прекратить. Презрение всех, кто был тебе дорог, разлука с заветным лучиком света всей жизни. Внезапно, молчание нарушилось.       С ним связалась тётя, та самая что больше прочих поддерживала его рвение к искусству. Было видно, как ей тяжело даётся говорить с Юнги, с каким нажимом давались слова из глотки. Она пересилила себя ради сына, его желаний и нужд, общаясь с тем, кто ей был противен.       - "можешь помочь Намджуну с работой, ему это действительно нужно. Просто дай ему какую-то работу, и всё. Но не сближайся с ним, не общайся, не влияй на него, как это было в детстве, не делай его таким... как ты! Не смей. Держись как можно дальше, он уже взрослый, со временем сам поймёт."       Она лишь дождалась одного "хорошо" в ответ, сразу прервала звонок. Не позволив спросить о родителях, бабушке, ни о ком, и ни о чём. Так нетерпелось. Столько нескрываемой ненависти.       Ещё одна рваная рана, не видная глазу, затянется быть может, но не заживёт. Такие раны всегда оставляют после себя шрам, особенно если веришь что виновен, и ничего не можешь исправить.       Удачно получилось, срыв, слезы, истерика, панические атаки, всё пришлось как раз на выходные. В понедельник была запланированная стрижка в обеденный перерыв. Пропустил, как и работу. Юнги перестал стричься. Просто... зачем?       Буря внутри улеглась, мужчина понял, что у всего есть свои плюсы. Теперь Намджун будет рядышком, наконец-то. Можно за ним присматривать, оберегать со стороны. Лучше чем быть на расстоянии Тихого океана, и множества стран от него.       Его мальчик вырос, причём сильно. Юнги так удивился при виде его первый раз, что не сразу смог оторвать взгляд. Так вымахал, а лицо то же, только уже не детское.       Держаться подальше оказалось сложнее, чем он думал. Иногда очень хотелось просто обнять, потрепать по волосам, похлопать по спине в знак поддержки. Будь на то воля Юнги, Намджуну не пришлось бы снимать комнату у незнакомых людей, ходить на работу пешком, и питаться неизвестно чем. Он жил бы в доме Юнги, ездил бы на работу вместе с ним на машине, кушал бы его стряпню, которую так обожал в детстве.       Юнги довольствуется тем, что имеет. Краткими моментами, когда можно взглянуть на него, пока не видит, в свободное время, смотреть как Джун работает через камеры наблюдения, да разглядывать когда грустно, то есть почти всегда, пару его фото, сделанных украдкой.       Рукава закатаны, локти на столе, ладони держат лоб, а длинные пальцы погружены в спутавшиеся чёрные волосы, длиной едва касающихся верхнего угла лопаток и ключиц. Они отрастают так быстро, и так незаметно.       Глаза сильно покраснели от усталости, как и всё тело, а выхода на горизонте не видно. Нужны новые экспонаты, чтобы привлечь посетителей, реклама, влиятельные спонсоры, и неподъёмная гора денег, для исполнения.       Дверь в кабинет открылась и закрылась. В помещении довольно темно, для экономии электричества, горит лишь настольная лампа. Кто-то подходит к рабочему столу, за которым расположился директор. Эту шаркающую походку, Юнги узнал бы из тысячи. Зачем он сюда пришёл?       Намджун поставил стакан с кофе прямо перед лицом начальника, чтобы наверняка заметил. Стоит, ждёт пока Юнги возьмёт напиток, посмотрит в его сторону.       Уже ставшая привычной внутренняя борьба разворачивается в груди старшего. Если не сказать ему прямо идти работать, Джун так и будет здесь стоять.       Юнги вяло взял стаканчик в руку, отхлебнул глоток.       - слишком сладкий. Можешь идти к себе. Сегодня привезут несколько старых книг, они церковные. Ты должен их тщательно отреставрировать, ничего не испортив. Это может помочь нам, чуть-чуть. - немного уместной критики, загрузить работой, которую мог бы сделать более квалифицированный сотрудник. Отлично.       - Юннги.       "Он сказал это сам! Назвал моё имя! Не думал что услышу его голос вновь. Слишком низкий, не ожидал." - улыбка вырвалась прежде, чем Юнги смог взять себя под контроль. Сделав лицо каменным вновь, и надеясь, что плохое зрение парня, и темнота в кабинете, не позволили ему заметить тот краткий миг радости на чужом лице, директор поднял взгляд.       - что ты сделал с волосами, что это? - что-то изменилось, и теперь освещение играло против хозяина кабинета, более остро чем ранее.       - осветлил. Мне идёт? - Джуни смотрит выжидающе на кузена, как щеночек похвалы ждёт. Юнги застигли врасплох. Он безмолвно продолжал всматриваться в новый цвет волос младшего. - Пойдём со мной на ужин сегодня, или если ты занят, завтра на обед. - оставшись без ответа на вопрос, но сумев привлечь внимание, Намджун брал дело в свои руки.       - нет, у меня планы на всю неделю, и потом тоже. - Юнги встал из-за стола, начал собирать документы, привычно игнорируя присутствие кузена, чтобы тот ушёл.       - но Алиша сказала, что ты уйдешь в обед завтра, и вернёшься только к вечеру. Я хотел поговорить с тобой. - механический голос помощника не дрожит.       - Алише стоит держать язык за зубами, а тебе не лезть в чужие дела. Я сказал занят, значит занят. Нам не о чем разговаривать! - грубо, резко, слишком. Джун не слушает, когда говоришь опустив взгляд, смотришь в сторону. Постоянно ищет встречи почему-то, повода. Юнги ведь не слепой, замечает его штучки.       "Надо ли быть такой сволочью? Бедный Джуни! Ты ни в чём не виноват, это всё я. Ты не заслужил, чтобы с тобой так обращались."       Ладони упёртые в стол задрожали. Без дальнейших пререканий, кузен покинул кабинет. Очень быстро ушёл.       Его лицо в конце, плюс повод ненавидеть себя сильнее. А день только начинается.