***
— Как бы мне хотелось оказаться на месте Эсмахан-султан, — мечтательно произнесла одна из наложниц, сидя на мягкой подушке. — Стать женой шехзаде, да ещё и такого — просто мечта! — Ну ты уж сказала, — засмеялась её подруга. — Сравнила себя и дочь госпожи, нам, в нашем положении, о таком лишь мечтать! — Но ведь Хюррем-султан стала законной женой повелителя, хотя до этого была рабыней, как и мы, — попыталась возразить первая. Её подруга вновь залилась смехом, — Ещё лучше сравнение. Хюррем-султан — самая могущественная женщина в мире, добилась того, чего до этого никому добиться не удавалось, а мы кто? К двум подругам подошла Нурбахар-хатун, которая в последние дни ходила счастливая, хотя, как всем казалось, она должна была быть сейчас самой грустной в этом дворце. — Эсен, Мирай, что это вы такое обсуждаете, что смех Мирай, должно быть, до покоев госпожи слышно? — Нурбахар улыбнулась и села рядом с девушками. Первая девушка, которую, как оказалось, зовут Эсен, грозно посмотрела на подругу, — Да вот, Мирай сегодня что-то не то съела, кажется, от каждого слова смеется! — Ну я же не виновата, что ты какую-то глупость говоришь! — произнесла Мирай, широко улыбаясь. Нурбахар с горящими смотрела на эту картину. В такие моменты ей казалось, что в гареме всё-таки возможна искренняя дружба между наложницами. Она не знала как подружились Эсен и Мирай, но порой ей тоже хотелось найти себе подругу, хотя она и понимала, что в гареме такое практически невозможно. — А ты чего такая довольная, Нурбахар? — Эсен отвернулась от Мирай, словно обидевшись. — Твой шехзаде женится скоро, а ты сияешь вся. Придав своему выражению как можно более равнодушный вид, Нурбахар ответила, — Мне нет дела до этой свадьбы, главное, что шехзаде любит меня и совсем скоро мы отправимся в санджак. Ответ был правдивым, пусть и не до конца. Но не говорить же ей истинную причину своего счастья? От мыслей Нурбахар отвлёк заливистый смех Мирай, — Вот, видишь кому на самом деле нужно завидовать, Эсен? Наложница недоуменно посмотрела на Мирай, а после перевела взгляд на её подругу, будто ожидая ответа. — Не слушай её, Нурбахар, видишь же, сегодня она не в себе, — Эсен пихнула улыбающуюся Мирай, а после хитро взглянула на Нурбахар. — Лучше скажи, гарем для шехзаде Мехмеда когда собирать будут? Нурбахар только открыла рот, как внезапно прозвучал громкий голос стражника, — Дорогу! Хасеки Хюррем-султан Хазрет Лири! Девушки стали спешно собираться в две линии, присаживаясь в поклоне. Войдя в гарем, Хюррем-султан медленно прошлась по гарему оглядывая каждую девушку. Всем стало ясно — женщина собирает гарем для сына. Выбрав около двух десятков девушек, в число которых, на удивление, вошли Эсен и Мирай, Хюррем-султан так же быстро покинула гарем, перед этим кивнув Афифе-хатун.***
Неожиданно быстро подкрался день торжества. Проснувшись с утра пораньше, Эсмахан испытывала чувство волнения. Решив не мучить себя, теснясь в покоях, девушка быстро оделась и вышла в сад. Вдохнув полной грудью, она пошла вдоль тропинок, любуясь красотой цветов. Остановившись у так полюбившихся тюльпанов, Эсмахан решила нарвать себе букет. Но она даже не успела сорвать первый тюльпан, потому что за спиной она услышала приближающиеся шаги. Юная султанша думала, что это кто-то из слуг, ведь сейчас было слишком рано и кроме них никто тут ходить не мог. Но каково же было её удивление, когда, развернувшись, перед собой она увидела Мехмеда, с которым она практически не виделась все эти дни после объявления об их свадьбе. Присев в почтительном поклоне, Эсмахан постаралась прикрыть дрожащие руки, которые слишком явно выдавали её волнение, за длинными рукавами своего платья. — Доброе утро, — немного грустный Мехмед учтиво кивнул головой. — Не ожидал тебя здесь увидеть. Не спится? — Да, проснулась слишком рано, решила прогуляться, уже завтра меня здесь не будет, хочу перед отъездом полюбоваться садом. — Тюльпаны, — Мехмед как-будто постарался перевести больную для него тему. — Мне очень нравятся. Такие благородные и красивые цветы. Шехзаде поравнялся с девушкой, тоже подходя к тюльпанам, а после склонился к ним, прикасаясь пальцами к лепесткам. — Верно, — всё что смогла вымолвить Эсмахан, как завороженная наблюдая за этой картиной. Сорвав три цветка, юноша долго на них смотрел, а после, переведя взгляд на девушку, протянул ей их. Немного трясущаяся рука девушки коснулась цветов, слегка прикасаясь к руке шехзаде и, ненадолго задержавшись, притянула цветы к себе. Шехзаде развернулся и отправился обратно во дворец, оставляя ошарашенную султаншу позади себя.***
Весь день для Эсмахан прошёл в суматохе. Наступила ночь хны. Девушка в этот вечер должна была плакать, что-бы семейная жизнь была счастливой. Приглашённая женщина пела грустную песню. На тахте, в центре комнаты, восседала очень довольная Хюррем-султан, по правую руку от неё сидела не менее довольная Шах Хубан-султан, а по левую улыбающаяся Михримах. За круглым столом на подушках сидели Хатидже, Махидевран и Гюльфем. Губы Гюльфем-хатун украшала полуулыбка, Хатидже и Махидевран же были крайне недовольны и весь вечер просидели хмурые. По окончании грустного песнопения, во время которого Эсмахан прятала счастливую улыбку за вуалью, Хюррем-султан подошла к невестке и вложила в её ладонь горсть хны, в которой была спрятана монетка. После этого к Эсмахан подошла специально приглашённая женщина, для того что бы разрисовать руки девушки хной. Этой женщиной оказалась жена одного из пашей. Хюррем-султан лично выбрала её, поскольку крепкости брака этой женщины завидуют очень многие люди Стамбула. Нарисовав красивые узоры и по-матерински улыбнувшись Эсмахан, женщина отступила назад. Далее торжество уже не было таким грустным, оно сопровождалось веселыми песнями и танцами. Под конец, уставшая, но счастливая Эсмахан отправилась спать, так как завтра её ожидал не менее серьезный день, наверное, даже более волнительный — само заключение брака, а после и отъезд в Амасью.***
— Отдаешь ли ты по воле всемогущего Аллаха, по Завету избранного пророка, по решению улемов и в присутствии свидетелей дочь Лютфи-паши, которого ты здесь представляешь, Эсмахан-султан в жёны шехзаде Мехмеду, сыну султана Сулеймана Хана Хазрет Лири? — Отдаю, — улыбаясь кивнул Сюмбюль-ага, который на этом никахе представлял сторону Эсмахан-султан. — Отдаешь ли её в жёны? — Отдаю. — Отдаешь ли её в жёны? — Отдаю. — Берёшь ли ты по воле всемогущего Аллаха, по Завету избранного пророка, по решению улемов и в присутствии свидетелей дочь Лютфи-паши Эсмахан-султан в жёны шехзаде Мехмеду, сыну султана Сулеймана Хана Хазрет Лири, которого ты здесь представляешь? — Да, беру, — кивнул один из пашей, который представлял сторону шехзаде Мехмеда. — Берёшь? — Да, беру. — Берёшь? — Да, беру. — В присутствии свидетелей, я объявляю этот никах совершенным.***
Гарем шехзаде отправился в путь ещё прошлым вечером. Мехмед и Эсмахан решили ехать сразу после никаха. — Пиши письма чаще, милая, — обычно холодная женщина не смогла сдержать слёз и крепко обняла дочь. — Конечно, матушка, и вы пишите чаще, — Эсмахан так же крепко обняла Шах-султан, а после подошла к Хюррем-султан. — Счастливой вам семейной жизни, Эсмахан, — тепло улыбнулась хасеки. — Благодарю, госпожа. Попрощавшись с остальными представителями династии, которые пришли их проводить, Эсмахан села в карету, Мехмед оседлал коня. Новоиспечённые супруги отправились в Амасью.***
Ехали только с вынужденными остановками, поэтому уже через два дня шехзаде и султанша доехали до Амасьи. Единственное чего хотелось девушке — это принять хамам, поэтому город она особо не рассматривала. В самом дворце уже успели расположиться девушки. Главная калфа, Эмине-хатун, которую назначила сама Хюррем-султан, сопроводила Эсмахан до покоев, сообщив, что примерно через час хамам будет готов. За это время девушка успела осмотреть свои новые покои и пока наложницы раскладывали все её вещи, сама Эсмахан расставляла свои книги по полкам. А после отправилась в хамам.***
Вечером Эсмахан, надев своё самое красивое платье, отправилась в покои шехзаде. Внутри она чувствовала нарастающее волнение. Особых надежд она на этот вечер не выделяла, но узел волнения всё равно душил её. Получив разрешение на вход, Эсмахан, глубоко вздохнув, переступила порог покоев шехзаде. — Добрый вечер, — Мехмед улыбнулся ей, хотя по нему было видно, что он тоже переживал, хотя всеми силами старался это скрыть за вежливостью. — Как себя чувствуешь после дороги? — Немного устала, но в хамаме всю тяжесть будто смыло с водой, — посмеялась девушка. Затем наступила неловкая пауза. Тишина давила. Она не позволяла спокойно вздохнуть. Не выдержав, Эсмахан решила откровенно поговорить с шехзаде, — Если ты не готов к этому — я понимаю. Ты ничего и не должен, если тебе чего-то не хочется — не делай. — Дело не в этом, Эсмахан, — наконец-то скинув маску, Мехмед сел на широкую тахту. Девушка опустилась рядом с ним. — Мне кажется, что будто я просто пользуюсь твоими чувствами. Это не правильно. Эсмахан хотела ему возразить, но потом поняла, что его неловкости и чувства некой вины к ней она сейчас не сможет изменить, для этого должно пройти немного времени, поэтому она не стала на него давить и просто постаралась его поддержать, — Я понимаю, что ж, но мы ведь с тобой можем быть и просто друзьями? — она улыбнулась и покрыла его руку своей ладонью. — Мы давно не обсуждали литературу. Наверняка у тебя появились новые рекомендации? Я уже прочитала те книги, которые ты мне дал. Только вот забыла их принести. — Можешь не возвращать их, я ведь всё равно их читал, — Мехмед благодарно улыбнулся девушке. — Ах, да, недавно прочитал пару книг, думаю некоторые из них тебе понравятся. Почти до утра молодые супруги обсуждали любимые книги, языки и даже немного поговорили о военном искусстве. Они оба понимали, что возможно у них и не получится быть хорошими супругами, но они точно знали, что станут хорошими друзьями, которые в любой момент смогут помочь и поддержать друг друга.