Летний лагерь

«Ещё раз спасибо за подарок. Если бы не ты, я бы, наверное, никогда её не прочёл» Акаши улыбается и качает головой: опять. Какой раз за эти две недели он благодарит его? При этом, книгу он прочитал всего за три дня. «Фурихата-кун, я рад, что не ошибся с подарком, но можешь, пожалуйста, перестать меня благодарить? Это очень смущает.» Смущает? Фурихата скептично изгибает бровь. Знал бы ты, Акаши-кун, сколько раз ты меня смущал. «Прости. Но это… Действительно очень приятно, что ты запомнил то, о чём я говорил мимоходом» Акаши склоняет голову и несколько секунд смотрит в экран. Впрочем, он не знает, что и себе на это ответить: хотя у него были и есть товарищи и друзья, над подарками для них он задумывался крайне редко: обычно, над этим трудились продавцы-консультанты в сувенирных лавках. Только в этот раз хотелось обрадовать искренне, потому что сам Фурихата был с ним таким же. Что-то в груди требовало отблагодарить его за то тепло, которое он чувствовал каждый день через экран телефона. «Повторюсь, я рад. К тому же, я помню все книги, о которых ты говорил:)» Это что… Смайлик? Фурихата снова пылает, не совсем понимая, как к этому отнестись. До этого, Акаши ни разу не использовал даже восклицательный знак для передачи своих эмоций, а тут двоеточие и скобка… Фурихата трясёт головой. Любит же он всё преувеличивать. «Значит, моя задача как члена клуба книголюбов выполнена: D» Акаши непроизвольно улыбается. «Ой… Акаши-кун, уже двенадцать. Я, пожалуй, пойду спать. Спасибо тебе за нашу беседу! :)» «И тебе спасибо, Фурихата-кун. Спокойной ночи:)» «Спокойной ночи, Акаши-кун!» Но Сейджуро не откладывает телефон, продолжая смотреть в экран на последнее сообщение. А затем приходит какая-то странная досада от того, что оно последнее. — Не спится? Рео поворачивается к нему лицом, улыбаясь с противоположной кровати. Акаши поднимает на него ленивый взгляд, чувствуя, что соседу необходимо что-то ему сказать. — Слушай, Сей-чан, ты нормально не спишь уже больше недели. И мало твоих долгих переписок… — Рео мысленно закусывает язык, понимая по нахмуренным бровями напротив, что затронул не ту тему, — …Ты же и после них не засыпаешь. — Что ты хочешь этим сказать? Акаши приблизительно понимает, что именно, но признаваться в этом не хочет даже себе. Правда, происходящее выходит из-под контроля, если подобное замечание ему делает Рео Мибучи — первый, легкомысленный романтик всей академии. — Я просто… Волнуюсь за тебя. Недосып может негативно на тебе сказаться. Недосып… Акаши усмехается. На уме у Мибучи совсем другое, но тот молчит, аккуратно наблюдая за его реакцией. Только Рео, конкретно в этом, гораздо проницательнее. Наверняка он долго думал над ходом этого диалога. И хотя Акаши не уверен, что готов к его мнению, не стоит отрицать, что оно, пожалуй, поможет ему хоть как-то прояснить ситуацию. — Это все? — приподнимает он бровь и видит, как заблестели глаза напротив. — Не совсем, — почувствовав, что наконец-то можно высказаться, улыбается он, — Я же вижу, что происходит. — И что же? — выжидает Акаши в ответ. — Кто-то ведь забрал твоё сердечко, верно? — улыбается он шире, подобно коту из сказки про Алису: даже позу подобную принимает, склоняя голову на бок. Акаши отводит взгляд на свою скрипку, лежащую в углу комнаты. Рео воспринимает это в качестве знака к продолжению. — И я даже знаю кто. Честно сказать, мне кажется, что уже все знают, кто, — на полтона тише добавил он, — Этот воришка — тихий милашка из Сейрин, верно? Акаши снова смотрит на Мибучи, прямо в глаза. Равнодушно и холодно, но Рео спокоен и непоколебим. Он выдерживает взгляд с той же улыбкой, которая, как ни странно, Акаши сейчас не раздражает. — Я бы не назвал это так, — первым сдаётся Акаши и снова смотрит на скрипку, — Скорее, просто крепкой дружбой. — Дружбой? — Рео засмеялся, — Что же, по крайней мере, так тебе кажется. Пока. Акаши снова смотрит в экран телефона, проводя пальцем по последнему сообщению. Почувствовав взгляд Мибучи — какой-то излишне победный и возвышающийся — он кладёт телефон на тумбу рядом и отварачивается к стене. *** Фурихата сладко тянется. Воскресенье прекрасно, особенно когда утреннюю тренировку отменяют. Он не лентяй, но против долгого выходного сна, не имеет ничего. Вообще, такой сон как резерв для организма — почему нет? Можно было бы ещё немного поваляться. Фурихата выдавливает пасту на щётку и принимается чистить зубы. Спешить некуда, а потому, вместе с этим он начинает разглядывать своё лицо. Ничего необычного, всё как всегда: даже раздражающие, стоящие торчком волосы. Он старается их пригладить. «Не поможет, — усмехается он себе, — Ты есть ты, и не больше». От плесневелых мыслей отвлекает звонок в дверь: видимо, мама что-то забыла или вернулась со встречи с подругой. Не вынув щётки изо рта, он нерасторопным шагом поплёлся к двери и, не взглянув в глазок, дёрнул ручку. — Здравствуй, Фурихата-кун. Не отвлекаю? К разуму его вернула щётка, что грозилась провалиться в горло, но, к счастью, Фурихата вовремя вернулся к жизни и зажал её зубами. — Прости, я наверное слишком рано… Он покачал головой. — Неть, неть… — поняв, что щётка всё ещё во рту, он поспешно её вынул, — Нет, п-прости меня за мой вид… Я быстро, ты пока присаживайся… И насчёт быстро Фурихата не соврал: злосчастная щётка отправилась на место, а первая попавшаяся майка, которую он надел после сна, отправилась в стирку. Вместе с этим Фурихата попытался побороть своё смущение: надеясь, что лицо не сильно горит, он вернулся в гостиную и сразу метнулся на кухню, где его ждал Акаши. — У тебя довольно мило. Он улыбается и отбивает пальцами по столу какую-то мелодию: музыка не сильная сторона Фурихаты, пусть он её и любит. В спешке заваривая чай и думая, чем угостить гостя, хозяин бегает от стола к холодильнику, не замечая пристального внимания к своим движениям. — Прости, не стоило приходить так неожиданно, — Акаши виновато улыбается, кладёт свою руку поверх его, пока Фурихата оглядывает стол и думает, что бы ещё принести, — Я сильно смутил тебя, верно? — Есть немного, — краснеет Фурихата, однако, глубоко вздыхая, улыбается, — Но… Ничего страшного. Я всё равно рад. Я уверен, что мы чудно проведём день. Акаши смотрит излишне завороженно, чем немного пугает. Фурихата отводит взгляд и наливает чай, всё ещё ощущая кожей чужое тепло, добравшееся до самого сердца и заставившее его биться сильнее. — Я всё принёс к завтраку, Фурихата-кун, не стоило так переживать, — он улыбается и достаёт из пакета сотни контейнеров. Глаза Фурихаты едва не вылезают из орбит. — Ух ты, Акаши-кун, сколько здесь всего! Нам потребуется несколько воскресений, чтобы всё это съесть! Акаши вдруг останавливается и переводит на него ровный взгляд. Фурихата смущается от этого выражения лица: будто его слова восприняли серьёзнее, чем они того требовали. От этого становится неловко: он расставляет контейнеры по столу, лишь бы убежать от него. — Я просто не знал, что тебе нравится, — в конце концов говорит Акаши, — Поэтому, решил взять всего понемногу. Фурихата снова вспыхивает, неловко проводя пальцем по фольге, и тщательно подбирает слова в голове, стараясь как можно складнее перенести их на язык: — С-спасибо, Акаши-кун. Тебе, наверное, это дорого обо… — Нет, можешь об этом не беспокоиться. Фурихата вздрогнул от этой резкой ноты в его голосе. — Х-хорошо. Ещё раз спасибо, Акаши-кун… — Что ты любишь на завтрак? Я, например, обожаю тофу. Он ловко открыл какой-то контейнер и взял в руки палочки. Фурихата скользнул взглядом по столу. Контейнеры не были подписаны, а ляпнуть что-нибудь не то не хотелось. И это не скрылось от Акаши. — Не глупи, Фурихата-кун, — какая-то властная, цепкая нота пробежалась по позвоночнику, — Скажи честно, что ты предпочитаешь на завтрак? — …Омлет райс. Акаши хмурится. — Серьёзно? Это, кажется, единственное, что я не взял. Сердце Фурихаты перешло с быстрого темпа на самый медленный. — Нет-нет, Акаши-кун, я пошутил! — он вскочил и затряс руками, — На самом деле, мне нравятся панкейки, да и против онигири я ничего не имею против… Акаши смотрит непроницаемым взглядом, строгим — одним словом, он всё равно разочарован. Фурихата несёт какую-то чушь и пытается загладить свою вину, перечисляя все известные завтраки, а потом и вовсе признаётся, что не любит завтракать. После этой мучительной тирады Акаши начинает смеяться. — Я пошутил, Фурихата-кун, — он достаёт из пакета контейнер, — Вот, твой любимый омлет райс. Фурихата, который хотел сказать что-то ещё, замолкает. Вспыхивает до кончиков ушей и, впервые за всё это время, по-настоящему злится. Выхватив из рук контейнер, он молча, с детской обидой на лице, приступает к завтраку. А Акаши всё ещё смешно, и эта обида, кажется, рассмешила его сильнее. — Прости, Фурихата-кун, это было очень забавно, — его собеседник демонстративно утыкается взглядом в содержимое бокса, — Пожалуйста, не злись на меня. И Фурихата действительно перестаёт, когда краем зрения улавливает взгляд этих глаз: добрых и ласковых, какие он видит впервые. — Ничего, Акаши-кун, — оттаивает он и улыбается он в ответ, — Спасибо тебе за такой завтрак. *** — Как ты обычно проводишь выходные, Фурихата-кун? — спрашивает Акаши, пока они бесцельно гуляют по улочкам. Фурихата смотрит на прозрачные витрины, а затем, задумчиво произносит: — Обычно, у нас усиленные тренировки по выходным… Тренер редко их отменяет. А после тренировки мы любим гулять где-то в парке. Второгодки нам часто рассказывают какие-то интересные истории… Но в целом, я люблю пройтись по магазинам. Есть в этом что-то раслабляющее. Акаши улыбнулся. — Может, тогда так и сделаем? Фурихата кивнул и также ответил улыбкой. И это… Странно. Вести себя также, как он ведёт себя с Фукудой и Кавахарой: дурачиться и советоваться насчёт новых кроссовок, рассказывать смешные истории семпаев (но, чаще всё же, свои собственные); а также, видеть Акаши таким расслабленным и беспокойным одновременно. Возможно, ему просто показалось, но с самого утра Акаши выглядит так, будто что-то ищет и боится не найти. Он слушает Фурихату, иногда дополняет и рассказывает что-то своё, но словно какая-то другая часть усиленно думает о чём-то более важном. Фурихата несколько раз спрашивал, всё ли в порядке, на что получал утвердительный ответ и слабую улыбку. Не посчитав нужным лезть в чужую голову, Фурихата, пусть и скрипя сердцем, но всё же больше не спрашивал. — Спасибо за весёлый выходной, Фурихата-кун, — говорит Акаши, следя за паром из своей чашки, — И правда, не стоило меня провожать. — Не глупи, Акаши-кун, — улыбается Фурихата, вдыхая аромат заваренной ромашки, — И тебе спасибо за всё, в том числе и за завтрак. Мимо проезжают поезда, ему возвращаться домой ещё два часа, но он стоит здесь и улыбается, смотря на него открыто и просто. От этого, Акаши внутренне напрягается и отварачивается к поездам. В надежде, что Фурихата не заметил его пылающие щеки. Акаши хочет подобрать слова, но искренне не знает, какие и для чего. Фурихата не обижается и также смотрит на поезда, делая несколько глотков чая. И Акаши ищет, вспоминает, заставляет слова хоть как-то лечь на язык, потому что сегодня было по-настоящему здорово: так, как ему не было очень давно, а может быть, и никогда. Потому что не все кругом такие, как он, встречающие с открытым сердцем. Не все смеются так искренне, но сдержанно, едва слышно; не все могут, заполнить осеннюю тишину тёплым голосом, не все знают, как можно отлично провести выходной, не выходя из торгового центра. И уж точно не все провожают до станции твоего поезда, не обижаясь на возникшее молчание. А потому, ему хочется благодарить его снова. Снова и снова, потому что кажется, что любого «спасибо», однозначно, будет недостаточно. — Фурихата-кун, — начинает он, когда двери его вагона открываются, — Спасибо тебе за этот день. Фурихата смущается, смотря в это излишне серьёзное лицо. — И тебе спасибо, А-Акаши-кун, — произносит он, а затем, делая глубокий вдох, широко улыбается, — Приезжай почаще, если сможешь. Я был бы рад провести с тобой и другие выходные. — Спасибо, Фурихата-кун. Тогда до встречи, — немного сухо произносит он и уходит. Фурихата какое-то время смотрит вслед и уходит, радостно шагая сквозь мелкий дождь. *** «Здравствуй, Акаши-кун! Ну и тренировка сегодня! Тренер не знает пощады: D Плюс контрольные скоро: (» «А у тебя как дела?» Акаши водит пальцем по новым сообщениям и задумчиво глядит между строк. «Не очень, Фурихата-кун, если честно, — думает он и выдыхает, откладывая телефон, — Прости, но мне нужно с этим разобраться». Он берёт в руки листок с тестом по биологии — 96 баллов из 100. Для него это первый сигнал, что пора бить тревогу: сколько он помнит себя со средней школы, у него никогда не было ниже ста. В принципе, это не могло бы быть проблемой, если бы… Если бы он видел в этом проблему. Его никогда не устраивало ничего, ниже победы — будь то сёги, баскетбол или учёба. А 96 это не победа. 96 — это важный звоночек, к которому необходимо прислушаться. Тест он писал в пятницу, до воскресенья, но интуиция ноюще подсказывает, что дальше будет лишь хуже и ниже, если он не разберётся с этим сейчас. — Что, до сих пор не можешь успокоиться? — усмехается Мибучи, грызя карандаш и который раз отвлекаясь от «злосчастной» геометрии, — Расслабься уже, Сей-чан, это всё равно самый высокий балл в классе. — Дело не в этом, — раздражённо отвечает Акаши, продолжая взглядом разжигать листок. Мибучи же продолжает смотреть на него. — А в чём тогда? — нетерпеливо спрашивает он, когда Акаши молчит слишком долго. — Во мне… — он хмурится, — Я ведь знал ответы на эти вопросы, но, видимо был невнимательным, что на меня не похоже. Рео похлопал глазами. — Мне кажется, моя концентрация в целом стала ниже. Но я не понимаю, почему. … Хотя, если задуматься, то становится вполне понятно. Он понял это ещё в поезде, когда не сразу откликнулся на просьбу сидящей рядом девушки поменяться местами: уже тогда все звуки вокруг превратились в пелену, из-за которой лишь редко доносилось эхо. Сменяющиеся станции также были фоном — фоном для переполняющих мыслей. А мысли были, по сути, одними и теми же: о Фурихате. И чем дальше уезжал поезд от Токио, тем ближе мыслями Акаши был к нему: так, он успел вернуться к игре за Зимний Кубок. А точнее, к одному конкретному моменту. Когда он увидел его впервые, он даже не заострил на нем внимание: чересчур волнующийся, не уверенный, он сливался на общем фоне Сейрин, и казался одним из тех, кто после игры с ним обязательно бы бросил баскетбол. Но даже тогда, спустя всего несколько минут, он преобразился в сильного, достойного соперника: может, не физически, но духом точно. А это Акаши несомненно нравилось: с такими людьми получать победу гораздо интереснее. Только потом изменился и он сам, и за своё поведение стало стыдно: особенно, когда Фурихата, мягкий и искренний, дрожал от каждого его появления. И сначала он просто хотел загладить свою вину за навеянный страх, только что-то изменилось, когда они с Фурихатой начали переписываться. Он словно открылся для Акаши по новому, и какой-то странный, даже слегка болезненный интерес накрыл его с головой: этого парня хотелось узнать от и до, от пятки до всё время непослушной макушки. И когда это случилось — в это воскресенье — Акаши понял, что его интерес утолён, но то, что пришло ему на смену, куда опаснее и неудержимее. Потому что теперь он не может перестать думать о его улыбке, непричёсанных волосах и зажатой между зубами щётке; красных щеках, смущении и совершенно особенной улыбке. И стоило ему перестать об этом думать, как его образ снова просачивался в мысли. И даже сейчас, когда ему стоит думать о своём провале, он снова думает о нём — и о неотвеченных смсках… — Сей-чан! — визжит Рео и обиженно хмурится. Видимо, зовёт он его, уже весьма долго. Акаши устало выдыхает: ну вот, опять. — Помнишь, что я говорил тебе о недосыпе? Акаши усмехается и закатывает глаза: роль заботливого друга Мибучи не к лицу. — Да, но дело не только в сне, и я думаю ты понимаешь, о чём я. Он перевёл на него взгляд. Рео раскрывает глаза и вытаскивает карандаш изо рта: понятное дело, потому что Сей-чан редко смотрит так. Так, прося о помощи, прося совета, признавая свою слабость: так, возможно, было однажды, когда он не знал, что подарить тому самому другу на день рождения. — Значит, дело всё-таки в этом парне, верно? — Мибучи садится по-турецки и забивает на геометрию совсем, — Я, честно говоря, не узнал тебя вчера. — Почему же? — усмехается Акаши. — Ну, Сей-чан, ты редко улыбаешься, — Рео и сам склоняют голову чуть на бок и выско поднимает уголки губ, — Особенно так. — И? — Я видел твою улыбку только с тем парнем и, насколько я понял, свой выходной ты тоже провёл с ним… Да ты и от телефона из-за него не отлипаешь… Да и не будем ходить вокруг да около, ты явно в него влюблён! — излишне воодушевленно произносит он. Но Акаши принимает его ответ менее оптимистично. — Влюблён? — сухо повторяет он и переводит взгляд на скрипку, задумываясь. От этого слова что-то тянуло и сворачивалось изнутри, словно сам организм отказывался принимать это состояние. Акаши приблизительно понимает, что это, но всегда считал, что к нему это не относится. Ему нравились элегантные девушки, со строгим умом и без всей этой глупости в голове. И да, он был уверен, что подойдёт к выбору своего партнёра рационально, несмотря на все свои симпатии. Но сейчас… Если Мибучи прав, то это очень плохо. Потому что Фурихата не элегантный и не со строгим умом — и тем более, не девушка. Всё это казалось настоящим абсурдом. — …Ты, наверное, влюбляешься в первый раз, — продолжает Рео, и Акаши опять ругает себя за потерю концентрации, — Поэтому не понимаешь, что с тобой. В первый раз всегда так: бабочки в голове, а он единственный в мыслях, — подмигивает он. Бабочек он не помнит и не знает, но про мысли Рео сказал довольно точно. Даже сейчас он делает над собой усилие, чтобы понять, что происходит, а не нырнуть в пучину непонятной радости: радости лишь от одной мысли об этих тёплых карих глазах. — …И бороться с этим бессмысленно: чем больше борешься, тем хуже, — Рео смотрит в потолок, видимо, вспоминая о собственном опыте, — Это как парадокс: чем больше стараешься не думать, тем больше думаешь. Да, усмехается Акаши про себя: Мибучи, пожалуй, прав во всём. Правда, ошибается он в одном: думая, что Акаши противится. Нет, он сдался, пусть и понимает это только сейчас. Кажется, это произошло уже тогда, на платформе, когда Фурихата улыбался так легко и мягко, смотря ему в глаза: открыто и искренне радуясь прошедшему дню. И эта улыбка щипала что-то глубоко внутри, что требовало больше слов, больше признания, и просто чего-то большего. — …А ещё хочется прицепиться к человеку и не отлипать: прям жадно хватаешь все моменты, проведённые вместе… Акаши не знает, правда ли это влюблённость: по всем признакам — вполне. Только почему-то, это не имеет никакого значения, потому что эта правда не поменяла ничего. И даже сейчас, смотря на этот тест по биологии, Акаши было, в самом деле, всё равно. Лишь какая-то часть, та, что говорила сухим голосом отца, просила вырезать «ненужное» из головы, пока он не вернёт абсолютную победу. Может, к этой части и стоит прислушаться.