Демонов не существует

Когда Рэй вернулся обратно в квартиру, лже-Эмма уже была там. Судя по звукам, доносившимся из одной из дальних комнат, она находилась в их спальне, там, где спал Норман. Сложно было понять, чем конкретно они занимались, поскольку громко работал телевизор, но это, впрочем, сейчас не имело такого большого значения. Главное, что она занята, а всё остальное уже не так важно. Наспех раздевшись и кинув обувь рядом со шкафом с одеждой, Рэй быстрым шагом направился в гостиную. Пройдя туда, он воровато огляделся и, убедившись, что дверь в спальню плотно закрыта, подошёл к комоду, где лежала надёжно спрятанная прядь волос Эммы. Осторожно, стараясь не создавать лишнего шума и не привлекать к себе внимание, открыв один из ящиков, он стал рыться там в поисках искомой вещицы. Пара минут перебирания различных кофт, маек, футболок, платьев и прочего барахла, и он наконец вытащил её из-под груды одежды. Как только он увидел такую знакомую кудрявую рыжую прядь, запачканную кровью, его сердце болезненно сжалось в груди. В памяти сразу же всплыл тот самый роковой день, когда они потеряли их любимую Эмму, и Рэй до крови закусил нижнюю губу. Эту прядку он забрал себе на память. После того, как они съездили в морг на опознание, он отправил Нормана домой, а сам поехал на место аварии. Он узнал от сотрудника морга, который и показывал им тело, что отскоблили не всё и кое-что всё-таки осталось, поэтому он хотел забрать хотя бы маленькую её частичку себе на память. Он бережно хранил её, не показывал никому, даже Норману. Иногда, в моменты, когда на душе становилось особенно паршиво, он доставал её, прижимал к груди, к самому сердцу, и представлял, будто обнимает её, Эмму. Эта прядь значила для него очень многое, служила приятным напоминанием о днях, когда они жили счастливо и беззаботно, и оттого ему было ещё больнее расставаться с ней. Но он понимал, что так надо. В конце концов, она нужна для отвара, без которого им не избавиться от этой твари. Резко тряхнув головой, дабы отогнать совсем нежелательные сейчас воспоминания, он крепче прижал прядь к груди и направился на кухню, чтобы начать заниматься приготовлением отвара. Однако, прежде чем выйти из гостиной, он остановился в дверном проёме и кинул короткий взгляд на кошку. Та как обычно лежала в своей импровизированной кроватке, сложив мордочку на передних лапках, и, кажется, спала. Выглядела она ещё хуже, чем пару часов назад, и оттого его сердце вновь болезненно сжалось, но на этот раз от жалости к ней. Он понимал, нет, уже чувствовал, что такими темпами она долго не протянет, и это подстегнуло его действовать быстрее. Чуть нахмурившись, он крепче впился пальцами в клочок рыжих волос и направился на кухню. Больше он ни на что не отвлекался, лишь вернулся обратно в прихожую, чтобы забрать мешочек с травами, которые ему дала Анна. Наконец оказавшись на кухне, он сразу же приступил к приготовлению отвара. Сначала он вскипятил в чайнике воду до нужной температуры, затем перелил её из чайника в небольшую чашку, там же смешал прядь волос Эммы с травами, которые предварительно перемолол в порошок. Поначалу ничего необычного не происходило, однако потом по всей кухне разлетелся странный запах, исходивший от отвара. Он был настолько резким и неприятным, что Рэю даже пришлось открыть форточку, чтобы избавиться от него. «Фу, ну и запашок, — мысленно пожаловался он сам себе, садясь обратно за стол. — И выглядит это варево тоже не очень, на зелье какое-нибудь похоже, — подумал он, переведя взгляд на чашку с отваром, который действительно был похож на какую-то непонятную жижу. — Надеюсь, эта херня поможет…» Когда же отвар наконец настоялся и был полностью готов, на кухню неожиданно заглянула лже-Эмма. Рэй, заметив её, встрепенулся. Вообще, он хотел сам отнести ей этот отвар, но так было даже лучше. Не придётся вставать и идти в комнату. — Ох, Эмма, ты как раз вовремя, — поднявшись с насиженного места, произнёс Рэй и слегка улыбнулся. Он старался говорить буднично, так, чтобы она точно ничего не заподозрила. Сейчас это выходило у него гораздо лучше, чем в первые дни, поэтому она действительно ничего не заметила. — У меня есть для тебя кое-что особенное, — последнее слово он специально выделил. — Правда? И что же это? — совершенно искренне поинтересовалась она, и в её зелёных глазах блеснуло любопытство. Однако в следующую же секунду она брезгливо поморщилась и поднесла ладонь к носу, тем самым его закрывая. — Фу, боже, Рэй, что это за отвратительный запах? Ты что, убил тут кого-то? — не отнимая ладонь от лица, чтобы не чувствовать смрадного запаха, выругалась она. — Вовсе нет, — он усмехнулся и покачал головой, после чего кивнул в сторону чашки с отваром. — Я всего лишь готовил чай, — сказал он и, поймав на себе недоверчивый взгляд лже-Эммы, поспешил объясниться: — Видишь ли, я готовил его на основе особенных трав. Видимо, такой ужасный запах из-за них. — Вот значит как, — протянула она, подходя к столу. После она села, взяла в руки чашку и задумчиво покрутила её в руках. — А с чего это вдруг ты решил подобными вещами заниматься? — с подозрением в голосе спросила она, переведя на него внимательный взгляд. От её вопроса у Рэя внутри всё перевернулось, однако внешне он не подал виду, что напрягся. — Хм? Так ведь ты в последнее время вся напряжённая ходишь, вот я и решил сделать для тебя чай на основе расслабляющих трав, что бы тебе стало полегче, — ответил он и улыбнулся настолько мило, насколько мог. Его слова, похоже, подействовали на неё, потому как она мгновенно расслабилась, а её взгляд с пристального и изучающего поменялся на тёплый и благодарный. — Оу, это так мило с твоей стороны. Спасибо, лучик, — она улыбнулась ему в ответ и, приподнявшись со стула, мягко чмокнула в щёку. В этот момент у него внутри поднялась очередная волна отвращения, которую он не без труда подавил. Однако на её место быстро пришло блаженное ликование, когда лже-Эмма наконец начала пить отвар. Наблюдая за тем, как она делала глоток за глотком, даже не подозревая, что этот «чай» её погубит, он невольно улыбался. Он снова, как и тогда, по дороге домой, представлял, как она будет биться в конвульсиях, кричать, хвататься за простыню от невероятной боли. Нужно было только подождать, когда отвар подействует, и тогда всё начнётся. А пока что он просто наслаждался фантазиями, предвкушая момент победы над злосчастным демоном.

***

В течении дня ничего необычного не происходило. Вообще. Рэю даже начинало казаться, что этот дурацкий отвар не подействовал, что это всё было зря. Мысленно он ругался и на себя, и на эту проклятую книгу, где он вычитал рецепт зелья, и на само зелье, которое, как он думал, ни хрена не подействовало. Весь день он следил за лже-Эммой в ожидании хоть чего-нибудь, но ничего не происходило, и это бесило его. Весь день ему приходилось максимально сдерживаться, чтобы не зареветь в голос от злости, отчаяния и скорби, чтобы не наброситься на демона и не задушить его собственными руками. И лишь глубокой ночью он наконец испытал облегчение и понял, что отвар всё-таки сработал. Потому что лже-Эмма в какой-то момент громко и протяжно закричала, заизвивалась и задёргалась на кровати. Это произошло настолько неожиданно, что он даже невольно вздрогнул и подскочил на месте. Однако уже в следующую секунду на его губах расплылась удовлетворённая улыбка, и он стал наблюдать за тем, как она билась в в агонии, хватаясь пальцами за простыню. Всё выглядело точно так, как он себе и представлял, и это вызывало у него приятное чувство где-то там, глубоко внутри. Сейчас же он стоял, держа на руках рыжую кошку, которая тоже пришла посмотреть на «представление», и наслаждался тщетными попытками лже-Эммы хоть как-то спастись. Сказать, что у неё ни черта не получалось, — значит ничего не сказать. Она пыталась хвататься за запястье Нормана, будто надеялась, что он точно ей поможет, гневно смотрела на Рэя и выкрикивала какие-то слова на её языке, но ничего из этого не улучшало её положение. Наоборот, для неё всё становилось только хуже. С каждой секундой её лицо бледнело всё больше, глаза, теперь ставшие чёрными, постепенно пустели, а силы наконец покидали её. Однако она, несмотря на всё это, не оставляла попыток спастись. Рэя это только забавляло. Ему нравилось смотреть на неё, такую беспомощную и жалкую сейчас, на то, как она отчаянно боролась за жизнь, силилась ухватиться за неё дрожащими пальцами, но каждый раз ожидаемо проигрывала. Нравилось ему и осознавать, что сейчас он властнен над ней, что теперь он забирал у неё самое важное — жизненную энергию. Но куда больше его радовало состояние Нормана. Рэй видел, что постепенно он отходил от влияния демона, возвращался в реальность, и оттого у него внутри всё трепетало от счастья. Он победил. В этой неравной битве, где сражались простой человек и нечисть из иного мира, одержал победу он. — Я убью тебя, слышишь, маленький ублюдок?! Я достану тебя из самых глубин Ада, я разорву тебя и твоего жалкого дружка на мелкие кусочки! — нечеловеческим голосом выкрикнула лже-Эмма, и её слова заставили Рэя отвлечься от приятных ощущений. Хоть она и звучала крайне угрожающе, он ни капельки не испугался. Лишь презрительно хмыкнул и перевёл на неё полный отвращения взгляд. — Отправляйся обратно в Ад, тварь, — растянув губы в ядовитой ухмылке, произнёс он. Он чётко выделял каждое слово, и в его голосе чувствовалась надменность. Руками он крепче прижал к себе кошку и провёл ладонью по её рыжей шёрстке, отчего та довольно заурчала. — Чёрт! Будь ты проклят, маленький паршивец! — прорычала лже-Эмма, от бессилия и безысходности став бить ладонью по кровати. После она вдруг снова попыталась схватить Нормана за запястье. — Норман! Норман, ты слышишь?! Спаси, спаси же меня, чёрт тебя подери! — взревела она. Однако Норман её не слышал. Он вообще будто находился не здесь, а где-то в другом мире. Он просто неподвижно сидел рядом с ней на кровати, глядя в одну точку, и ни на что не реагировал. Просить его о помощи было бесполезно, и когда она это поняла, то начала бесноваться лишь больше. Это продолжалось ещё очень долго. Лже-Эмма кричала так истошно и отчаянно, что Рэй даже удивился, как соседи после такого ещё не вызвали полицию. Впрочем, для него это было даже хорошо: не хотелось лишних проблем с законом из-за этой твари. Когда же она наконец затихла и, закрыв почерневшие глаза, обмякла на кровати, он с облегчением выдохнул. Ласково погладил кошку, как бы благодаря её за всё таким образом, покрепче прижал её к себе. Однако, как ни странно, она никак не среагировала на его ласку. Она вообще больше не шевелилась и, казалось, даже не дышала. Её глаза были закрыты так же, как у демона, а хвост теперь просто безвольно болтался в воздухе, свисая с его локтя. Внезапно голову Рэя посетила одна нехорошая мысль, и у него внутри всё похолодело. Нахмурившись, он стал осторожно тормошить кошку. — Эй, — дрожащим от волнения голосом позвал он, мягко погладив её по мордочке. Когда она вновь не отреагировала, он попробовал ещё раз: — Эмма… Он ещё какое-то время пытался достучаться до кошки, тщетно надеясь, что у него всё же получится. Он гладил её, брал за лапы, проводил ладонью против шерсти, но ничего из этого не давало желаемого результата. Кошка по-прежнему никак не реагировала на любые его действия. И лишь спустя десять минут безуспешных попыток привести её в чувства к нему пришло осознание, болезненное, гнетущее, неотвратимое. Она умерла.

***

Рэй отнёс кошку в гостиную и уложил там на подушечку, ту самую, где она так любила спать раньше. Пока он шёл, у него внутри всё ещё теплилась призрачная надежда на то, что он ошибся, что она всё-таки жива, однако умом он понимал, что всё далеко не так. Она умерла, и, как бы больно ему оттого ни было, с этим уже ничего не поделаешь. Когда же он наконец уложил её на подушечку, то присел рядом на колено и медленно, будто растягивая момент, погладил её по спинке. Он понимал, что она уже не нуждалась в ласке и не чувствовала его прикосновений, но всё равно продолжал делать это. Ему просто хотелось в последний раз посидеть с ней, ощутить мягкость рыжей шерсти, прежде чем окончательно её отпустить. Отпустить… Когда Рэй думал об этом, сердце в его груди болезненно сжималось, а на глазах наворачивались предательские слёзы. Он не хотел. Чёрт возьми, он не хотел, не хотел, не хотел её отпускать. Не хотел расставаться с ней, не хотел снова её терять. Не хотел, в конце концов, принимать тот факт, что она опять покинула их, а он опять не смог её уберечь. Но ему приходилось, потому что единственное и самое главное доказательство этого, её труп, сейчас лежало перед ним на мягкой бордовой подушечке. — Прости… — тихий шёпот невольно сорвался с губ, и в этот момент по щекам потекли жгучие слёзы. Рэй зажмурился, низко склонил голову, так, что длинная чёлка почти полностью закрыла его лицо. — Я сделал всё, что мог, но даже так не смог тебя спасти… Прости, Эмма… Покойся с миром… В этот момент он ощутил прикосновение к своему плечу, тёплое, родное, и оттого по всему его телу пробежалась лёгкая дрожь. Обняв себя руками, он мелко затрясся. Внутри всё заболело, заныло, в горле встал горький комок. Рэй знал, чувствовал, что это приходила Эмма, чтобы попрощаться, и от осознания того ему сделалось по-особенному паршиво на душе. Хотелось просто пойти напиться, или выпрыгнуть в окно, или вздёрнуться, лишь бы только не ощущать эту невыносимую боль, плотно засевшее в груди. Но он не мог. Смерть кошки полностью эмоционально истощила его, забрала все остатки моральных сил, и потому он лишь продолжал сидеть около её подушечки, проливая горькие слёзы. Лишь изредка он бросал на неё короткие взгляды, однако надолго не задерживался: просто не мог на неё смотреть. Ему было слишком больно. В квартире стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь его негромкими всхлипами. Было даже слишком тихо, особенно с учётом того, что Норман уже наверняка пришёл в себя. Впрочем, Рэя это мало волновало сейчас: он абсолютно и полностью погрузился в себя и свои мысли. Однако один звук, слишком странный, слишком подозрительный, всё-таки привлёк его внимание. Медленно подняв голову, он убрал чёлку и повернулся в сторону шума, прислушался. Несколько минут ничего не происходило, и он уже начал думать, что ему просто показалось, однако потом случилось то, что заставило его вздрогнуть. По всему телу пробежался электроток, и он, нахмурившись, вскочил с места и метнулся обратно в спальню к Норману. Туда, откуда только что раздался до боли знакомый голос Эммы.