Иримэ

— Нолмо, Нолмо, смотри, как я умею! Брат не откликнулся на ее зов, но это было и понятно. Брат намного старше, он совсем взрослый, и у него есть свои дети. И вот сейчас он возился с маленьким Турукано, который только учился ходить и все время падал. Пока что он чаще ездил на плечах у Нолмо, чем ходил сам, но сейчас старательно шагал по невысокой траве, немного косолапя и смешно раскачиваясь. Иримэ любила своего племянника, но иногда ревновала — не всерьез, конечно. Финдекано был уже большой, когда она родилась, и раньше брат только ее катал на плечах, а теперь это место вечно оказывалось занято.  — Нолмо! Иримэ ходила по каменному краю открытого колодца, а потом начала танцевать на нем, крутясь на одной ноге. Кое-где камни были влажные и скользкие, но это ее совсем не пугало. Она не сомневалась, что в любом случае сохранит равновесие — не даром ведь умела танцевать лучше всех ровесников.  — Да смотри же! Подпрыгнув на носке, девочка прокрутилась в воздухе вокруг своей оси и попыталась приземлиться на бортик. И брат оглянулся — как раз, чтобы увидеть, как нога сестры скользит по мокрому краю, а веселый смех сменяется отчаянным визгом. Иримэ беспомощно взмахнула руками в воздухе, уже понимая, что падает, и в следующую секунду уже летела вниз, в холодную темную воду, и гулкое это вторило ее крику. Удар был сильным, как будто не об воду, а об камень, из легких тут же вышибло весь воздух. А спустя еще мгновение в легких оказалась вода. Иримэ барахталась и захлебывалась, верх и низ перестали существовать, в круговерти брызг и пузырьков ничего не получалось разглядеть — а может, девочка ослепла от страха. Уши заложило, и если брат что-то говорил или даже кричал, она не могла разобрать. Разум погружался в панику так же, как тело погружалось в воду. Иримэ не понимала, что происходит, она чувствовала лишь холод и удушье, а еще ужасно, отчаянно хотела жить и выбраться, но от каждого движения становилось только хуже. Силы уходили, а поднять голову и вдохнуть не удавалось. Лишь за миг до того, как сознание кануло в ледяную темноту, Иримэ увидела круглый просвет над собой, в котором на фоне темного звездного неба отчетливо выделялся силуэт брата. Тот спускался в колодец, упираясь в стенки руками и ногами, чтобы спасти ее. Очнулась она уже на траве рядом с колодцем, в теплом золотом сиянии Лаурелина. Вода выходила из нее с болезненным кашлем, и брат придерживал ей голову. Турукано испуганно хныкал, сидя рядом — ему было невдомек, что стало с тетушкой и почему отец так напуган и играет не с ним. Иримэ чувствовала, как у Нолмо мелко дрожат руки, видела, что лицо у него цвета самой лучшей белой бумаги, а в глазах застыл страх, холодный и тяжелый, словно ртуть. Весь обратный путь он нес ее на руках, не отпускал от себя, словно боялся, что она исчезнет, и бесконечно просил прощения, но Иримэ толком не понимала, за что.

***

Лед треснул под ногами, и Иримэ едва успела отпрыгнуть от края трещины. Внизу плескала вода, холодная и темная, кажущаяся черной на фоне ослепительно белой льдины. Резкий порыв ветра подтолкнул в спину, чуть было не опрокинув и не с сбросив Иримэ вниз, так что она едва сдержала вскрик. Воспоминания пришли сами собой, в душе зашевелился давно забытый детский страх. Холод, темнота, вода, заполняющая легкие с каждой попыткой вдохнуть. Отчаяние и животный ужас. Сама того не заметив, Иримэ отодвинулась дальше от края трещины и пару минут стояла в нерешительности. Больше всего на свете ей хотелось развернуться и пойти назад, подальше от этой ледяной алчущей бездны — туда, где тепло и безопасно. В один предательский миг она даже готова была это сделать. Она мысленно потянулась к брату и едва не сказала глупое и жалкое «Нолмо, я боюсь». Но осеклась, вспомнив, что не имеет на это права. Они решились совершить невозможное, и отступать им уже некуда. Она уже давно не маленькая девочка, а ее брат — не тот беззаботный эльда, каким был в юности. Он лорд, к которому уже начинали относиться как к королю — по крайней мере, нолдор, оставшиеся на берегах Арамана. И ему намного страшнее и тяжелее, чем ей: он отвечает за весь народ, а не за малую его часть. Жаловаться ему было бы стыдно и подло. Где-то в глубине души девочка Иримэ дрожала, плакала и звала брата на помощь. Леди Иримэ нашла ободряющие слова для своих верных и, взяв с собой самых сильных и стойких, отправилась искать, как обойти трещину. И дала себе обещание, что о ее страхе не узнает никто и никогда. Особенно Нолмо.