Горячий чай

Чай был уже готов. Оставалось только его подать. Что может быть проще? Казалось бы ничего, но что может быть простым с моим соседом? Стоило обернуться, и я поняла, почему так нервничаю: он стоял совсем рядом и наблюдал за мной. Можно ли назвать красивым человека, лица которого ты никогда не видел? Наверно, нет, но почему-то моя уверенность в том, что он — красавчик, ни разу не поколебалась. Он стоял на расстоянии вытянутой руки и беззаботно рассматривал меня, как будто в том, что он стоит так близко, не было ничего необычного. Хотя, для него может и не было, а вот для меня было. И это жутко смущало, особенно, учитывая моё к нему отношение. Пришлось прочистить горло и постараться улыбнуться: — Чай готов, — голос сорвался, получилось слишком нервно. Интересно, а внешне я так же плохо притворяюсь? Заявление о готовности чая нисколько не заинтересовало моего соседа. Он продолжал смотреть на меня единственным открытым серым глазом. Его спокойствие может хоть что-нибудь поколебать? — Почему ты нервничаешь? Как можно так просто об этом спрашивать?! Он же знает, что я влюблена в него до розовых соплей, стоит непозволительно близко и издевается. — Я не нервничаю, — голос опять срывается на шепот, и чувство нереальности происходящего всё больше укореняется во мне. Мысль о том, что он издевается, кажется вполне логичной. Он смеется над моими чувствами, давая понять, что с его стороны взаимности нет и не будет. Он делает шаг вперёд, и я замечаю как блестит его протектор, который скрывает второй его глаз. Теперь между нами сантиметров тридцать, если не меньше. От такой близости мне хочется отодвинуться, ведь ничего хорошего, а уж тем более приятного она мне не сулит. Но за моей спиной кухонная тумба, а запрыгивать на неё совсем плохой вариант. Тогда между нами будут только мои колени, а он сможет их раздвинуть… Кого я обманываю?! Это было бы слишком здорово, чтобы оказаться правдой. К тому же я его не интересую, он дал мне это понять ещё несколько месяцев назад. Нужно сохранять спокойствие и удерживать положение тела статично, как будто меня не напрягает то, что происходит сейчас. — В таком положении неудобно подавать чай, — не удерживаюсь и отклоняюсь назад, упираясь поясницей в ребро столешницы. Как бы ещё руки на его грудь не уложить в отталкивающем жесте? Он наклоняется вперёд и опирается ладонями о столешницу по обе стороны от меня. Непроизвольно отклоняюсь назад: его лицо, хотя вернее сказать, его маска, слишком близко к моему. Дальше отклоняться некуда, прогиб в пояснице итак максимальный. Ещё немного и мне придётся лечь или сесть на столешницу. Он пытается поймать мой взгляд, но мои глаза бегают в поисках выхода. Он придвигается ко мне всем телом, но так и не дотрагивается до меня. Его левая щека, скрытая маской, почти касается моей. Носом он склоняется к основанию моей шеи, и от ощущения его дыхания на своей коже у меня пересыхает горло и подкашиваются колени. Так изощренно меня ещё не пытали. Вцепляюсь ладонями в ребро столешницы, чтобы не упасть. — Ты пахнешь озоном, — от его заявления меня начинает мелко потряхивать. Он что вообще не понимает как действует на меня его близость? Я чувствую как его дыхание щекочет мне шею, поднимаясь от основания к скуле. Если бы не его маска, он мог бы прикасаться ко мне губами. О чём я думаю? Мне надо бежать. Это какая-то уловка. Я не интересую его. Совсем. — Ты сводишь меня с ума, — его спокойный низкий голос звучит так близко к моему уху. Мой пульс зашкаливает, а сердце пытается выпрыгнуть из груди. Как можно такие вещи говорить так спокойно? Может у меня слуховые галлюцинации? Кончики пальцев впиваются всё сильнее в деревянную поверхность. Похоже, тут только я одна схожу с ума, он внешне так спокоен как будто выбирает продукты в магазине. Наши пальцы на столешнице почти соприкасаются, всем телом я чувствую исходящее от его тела тепло. Остатками мозга отвергаю реальность происходящего. Это гендзюцу! Это точно оно! На меня накатывает облегчение, нужно сложить печать, и всё развеется. Торопливо сцепляю трясущиеся пальцы в нужной печати, но ничего не происходит. — Это не гендзюцу, — низкий грудной смех Какаши ввергает меня в ужас. Остаётся последний вариант: мне это снится. Я совсем сошла с ума с этой безответной влюбленностью, что уже не могу отличить реальность ото сна. — И ты не спишь, — кажется, ему весело надо мной издеваться. — Тогда, — срываюсь на первом слове. — Что здесь происходит? Он смотрит мне в глаза и молчит. Так красноречиво молчит, что до меня начинает доходить. Он хочет меня, как женщину. Физически хочет, без всяких розовых соплей. От обиды хочется разломать столешницу, но не позволяю себе пошевелиться. Нужно держать себя в руках. — Поняла, — подтверждает он, а я недоумеваю, как он умудряется читать мои мысли? — Я не думал, что до такого дойдёт. Не понимаю какое чувство сильнее: обида или ярость? Я для него «такое». Так мерзко. Опускаю голову, чтобы не заплакать на его глазах. — Ты мучаешь меня уже несколько месяцев. Я не в состоянии с этим совладать. — Уверена, многие девушки с удовольствием помогут с Вашей проблемой, — выплевываю слова, чтобы не захлебнуться ядом и продолжаю не смотреть на него. — Это не помогает. Это должно меня как-то утешить? Или оправдать его? — Я же нравлюсь тебе. Как тактично не назвать меня влюбленной дурой. А я ещё верила, что мы можем дружить. — Ты получишь меня, я — тебя. Нам обоим это выгодно. Мы торгуемся на рынке или что? — Юи, — его пальцы поднимают мой подбородок, заставляя смотреть на него. — Пожалуйста, подумай. Его голос звучит действительно просяще. Я пытаюсь усмирить полыхающую во мне ярость. Если отбросить мою глупую влюбленность и гордость, он прав, мне это тоже выгодно. Я хочу его до трясущихся коленей, и он мне это сейчас ещё раз доказал. В конце концов, мне осталось, возможно, не так уж много, так почему бы просто не получить удовольствие, пусть и без чувств. Горечь давит горло. — Хорошо, — в его глазу загорается огонь. — Но я хочу тебя целовать. У меня свои условия. Я не хочу чувствовать себя просто продажной девкой: — Мне не обязательно видеть твоё лицо. Я знаю, для него это болезненная тема, и он не доверяет мне настолько, чтобы открыться. Он молчит и не двигается несколько секунд, затем его руки тянутся и развязывают хитай на его голове. — Ты не будешь против повязки? В ответ отрицательно качаю головой. Не буду, если смогу его целовать. Последнее, что я вижу это его разноцветные глаза: серый и красный, а затем его хитай надежно перекрывает мне обзор. Его дыхание на моих губах обжигает, а его ладони в нетерпении сжимают мои бедра. Я чувствую небывалое возбуждение от сокращения количества органов чувств, приподнимаюсь на носочки и укладываю ладони на его грудь, чтобы поцеловать. Сухое прикосновение губ заставляет желать большего. Я открываю рот, чтобы облизнуть пересохшие губы и встречаюсь с его требовательными губами и языком. Мы целуемся голодно, жадно, вкладывая в свои движения всю накопившуюся за месяцы нашего взрослого знакомства страсть. Он прижимается ко мне всем телом, до боли вжимая меня в кухонную тумбу. Мои руки обхватывают его голую шею, а затем изучающе скользят по сильным плечам и рукам. Когда только успел раздеться? Прикосновение его кожи к моей заставляет меня желать большего, и я не сдерживаю стон. Он прижимается ко мне ещё ближе и одной рукой сжимает мою ягодицу, продолжая целовать. Я чувствую силу его желания, когда осознаю, что сижу на кухонной тумбе и бесстыдно прижимаюсь к нему широко разведенными бёдрами, практически предлагая ему себя. То, что ему это нравится не меньше, чем мне, я понимаю по тому, как сильно он вжимается в меня своим телом, убеждая в серьёзности своих намерений. Его руки уверенно ползут вверх от бёдер, задирая майку, и не останавливаются, поднимая также и спортивный бюстгальтер. К тому моменту как он сжимает мою грудь своей ладонью, я уже с трудом могу соображать, концентрируя остатки здравого смысла на том, чтобы не стонать так громко, как мне нравится и хочется это делать. — Какаши! — бодрый мужской голос и энергичный стук в дверь заставляет нас замереть и ослабить объятья. Я распахиваю глаза, но ничего не вижу. Возбуждение слетает со скоростью света. — Гай, как же ты не вовремя, — тихо бормочет мой сосед, освобождая меня от своих рук. Я дергаюсь, ощутив свободу, и спрыгиваю на пол. Бегу в сторону, где должна находиться дверь балкона, и сбиваю стул на своём пути. Не слышу грохота. Видимо Какаши успел поймать его. Ощутив свежее дыхание воздуха на горящем лице, стягиваю повязку с глаз и оборачиваюсь к соседу. На его лице маска, а на теле стандартная черная майка Анбу. Когда только успел? Он совершенно спокоен, а мне хочется спрыгнуть с балкона от противоречивых чувств, которые испытываю от случившегося. Мне бы его выдержку. Бросаю ему хитай, он ловит его на лету и, вздыхая, идёт открывать дверь. Я же разворачиваюсь и прыгаю с балкона, расставив руки, в надежде, что ветер поможет привести мои мысли и чувства в порядок. Быть может мне стоит поблагодарить этого самого Гая?