Эти зелёные глаза-зайчики…
Смог бы он их спасти?
Когда волосы прикрывали траву и хвою в её дужках,
Сог бы Вова её спасти?
Когда Гаечка кружилась на качелях, а её платье поднималось веером вверх, когда она ела сахарную вату, что он ей купил,
Смог бы он это спасти?
Она напевала колыбельные песни, и ни грамма благодарности он не давал. Она любила, но Вова… Не отвечал. Ему действительно было всё равно, с помощью её рук он лишь себе помогал. Так было лучше для них двоих, но так почему же больно так сейчас внутри, когда на могилу глядит и от отчаяния сжимает кромки зубов, и сдерживает слёзы, помня то белое платье, в котором была она похоронена. Эти розовые губы и зелёные глаза… Мог бы он всё это взять и спасти? В холле его трясёт и он не может удержать равновесие, больно ударяет колени и всё падает и падает в чёрную яму, превращаясь в месиво из тараканов, превращаясь в подобие того человека, коем когда-то являлся. Жалкий… Глаза видят в отражении пустоту, и только там, где-то в глубине зеркала, мелькают зелёные глаза-зайчики.