~Обретение жизни~

      Баки слушал и не верил своим ушам. Такого он даже вообразить не мог. Всё внутри похолодело, свернулось и оборвалось. Здоровая рука, в которой он держал руку любимой дрожала, а вибраниумная дёргалась фантомной болью, хотя он думал, что такого в принципе не бывает. — Когда я узнала, что ты погиб, я… — Лена смолкла, едва в силах собраться с мыслями. — мне было очень больно, казалось, что я тоже умерла, небыло сил унять эту сумасшедшую тоску и скорбь. — призналась она, накрыла другой рукой его руку, пока сам Джеймс смаргивал удушающие слёзы, не сводя с неё глаз. — От стресса у меня начались преждевременные роды, грозившие выкидышем. Они были долгими, сложными, очень болезненными, но в агонии я кричала, не шептала, а именно кричала молитвы к богу, умоляя даровать мне мою малышку. — шептала она, смотря в одну точку, ощущая ладони любимого на своих щеках. — Она ведь единственное, что нас связывало, я жить бы не смогла, если бы потеряла и её. — — Боже мой, лучик, я не могу представить, через что ты прошла. Родная моя, мне так больно о того, что меня не было рядом в самые сложные моменты. — он нежно коснулся её губ своими, поцеловал в лоб, крепко зажмурился, тяжело дыша. — У меня до сих пор в голове не укладывается, что моя хрупкая голубка пережила столько боли, лишений, наверняка осуждений и кривотолков. А меня небыло… господи, я не видел рождения Гюнер, не держал на руках, не научил её ходить, — Джеймс болезненно заломил брови, от чего на его красивом лбу прорезалась глубокая морщинка. — Даже не знаю, какое было её первое слово. — — Папа… — ответила ему Лена, улыбнувшись сквозь слёзы, нежно водя подушечкой большого пальца по центру его лба, в попытке разгладить ту самую морщинку, затем погладила по волосам ото лба к макушке и прислонила ладонь к его левому виску. — Первое, что она сказала это «папа», а у меня обливалось кровью сердце. — — У меня сейчас оно так болит, разрывается, что я просто не понимаю, как ещё жив. — шепчет Баки, ласково накрыв своей рукой Ленину у себя на виске. Головная боль понемногу отступила, отзываясь неприятным, едва ощутимым постукиванием в затылке в такт ударам сердца. — Этого так много, но одновременно так сильно, болезненно мало, что у меня просто… — Раскалывается голова. — кивнула ему Лена, наклоняясь и нежно прижимаясь губами к его лбу. — И не только. — полувсхлипнул — полувыдохнул Джеймс, охотно принимая её ласку, блаженно прикрыв глаза. Её чувственные, такие исцеляющие прохладные губы на его горячем лбу сейчас то, что ему было так необходимо. — Я понимаю тебя, родной мой. У Гюнер была точно такая же реакция, когда я ей всё рассказала. — она вновь обняла его, а Баки прижав её к себе едва не заплакал, осознав что тот самый Говард Старк, которого он самолично, хоть и против воли убил в далёком девяносто первом спас жизнь двум самым дорогим ему людям. Подарил жизнь его малышке Гюнер, его дорогой Лене — продлил её введя сыворотку им обеим. Он был обязан собственной жизнью этому человеку, хоть и понимал, что это теперь бессмысленно. Поклонился бы в ноги его сыну, но и того нет в живых уже год как. Горло сдавливает спазм, дрожат руки, горькие слёзы застилают взор, а сердце просто разрывается от боли и сожаления. Мужчина чувствовал, что просто не сможет сказать любимой правду о том, что случилось с её приятелем. Не хватит сил… очень страшно. Ещё один камень на его совести. — Не переживай, свет мой. Мы справимся со всем, я тебе обещаю. — подбодрила его Лена, поглаживая по затылку. — Это я должен говорить тебе эти слова, сокровище моё. — всхлипнул Джеймс, немного отстранился и взял её за руки, прижимаясь к ним губами. — Теперь всё будет хорошо, любимая. Я рядом с вами, мы со всем справимся, клянусь. — он вновь прижался губами к её рукам, затем зажмурился и Лену это насторожило. — Джеймс, что с тобой? Болит что-то? — она провела ладонью по его волосам, не сводя с него обеспокоенного взгляда. — Ничего страшного, милая. Просто фантомные боли, — тихо прошептал он, сжимая и разжимая металлические пальцы на левой руке. — не переживай, скоро пройдёт. — заверил Баки, глубоко вдохнув и выдохнув. — Уверен? Может к врачу обратиться? — переживала Лена, аккуратно взяв его за металлическую руку. — Всё пройдёт, родная. Просто переволновался должно быть, вот и пошёл небольшой импульс. Ничего страшного, моя куколка. — он ласково переложил её руку в свою живую, касаясь её губами. Лена заботливо коснулась его щеки, всматриваясь в такие родные, навсегда любимые усталые черты лица, поджимая губы. Боже, что сделали с ним эти изверги… — Тебе очень больно? — дрожащим голосом прошептала она, содрогаясь всем телом, стоило лишь представить, какого Джеймсу носить такую тяжесть. — Я привык, куколка. — ответил он, убирая большим и указательным пальцами влагу в уголках глаз. — Это ни что, по сравнению с тем, что я чувствовал, пока был вдали от тебя. От вас. — Затем опомнившись глянул на часы и охнул: — Ух ты, четвёртый час утра. Эка мы с тобой заговорились. Ладно я, полуночник, а у тебя вон, синячки уж под глазками показались. — Джеймс наклонился вперёд, целуя Лену в отяжелевшие веки. — Идём родная, спать. — мужчина чмокнул её в кончик носа, затем поднялся с кушетки, побуждая это сделать и Лену. Они тихонько прошли в небольшую, но уютную спальню, что была рядом с комнатой Гюнер. Лена щёлкнула выключатель, от чего квартира погрузилась в предрассветную полутьму, освещаемую светом лишь уличного фонаря, который просачивался в незашторенное окно. Уже в спальне Баки претворил дверь, подходя к замершей у кровати Лене. Свет так же решено было не включать, для более уютной атмосферы. Джеймс не спеша подошёл, наклонился к её уху, от чего у неё пробежался табун мурашек. — Не двигайся, куколка. Я сам подготовлю тебя ко сну. — прошептал томно он, щекоча горячим дыханием волоски на её шее. А у Лены уже от одного его вкрадчивого с хрипотцой шёпота ум за разум зашёл, заставляя все ненужные мысли перелётными птицами выпорхнуть из головы. Она стояла безвольной куклой, полностью отдавшись ему во власть, лишь не забыв слегка отклонить голову назад, к его плечу. Он такой родной, такой тёплый, нет, скорее горячий, как печь, от него с ума сводяще пахнет мускусом, ещё нотками морского бриза, от чего у неё просто сносило крышу, а колени подгибались, от неверия в происходящее. На мгновение ощутив, что он немного отстранился, Лена смогла лишь сдавленно всхлипнуть, но затем услышав звук падающей на пол куртки и почувствовав рядом желанное тело, тут же успокоилась. — Тшш, всё хорошо куколка. Я здесь, я рядом с тобой, — шептал ей Джеймс, влажно и жарко выцеловывая её шею, впадинку за ушком, одновременно массируя руками её в миг набухшие груди. — Подними руки, детка. Хочу снять уже с тебя этот мешок из-под картошки. — мягко, но с нажимом шепнул Баки, уже стягивая толстовку к верху. Лена послушно подняла руки, позволяя освободить себя от одежды. Когда же создающие контраст тепла и холода ладони Джеймса всё же сомкнулись на её полной талии, девушка едва не вскрикнула от неожиданности и прилившего экстаза. Баки же не прерывая своего занятия уже отщёлкнул лёгким движением её корсет, медленно подводя любимую к кровати. Поясницей Лена чувствовала среагировавший орган любимого и едва не выстонала его имя вслух, изнывая от жгучего желания. Тут же развернулась в его руках находя в темноте его губы своими, стягивая с него футболку. Боже милостивый, соприкоснувшись с его обнажённым телом, Лена ощутила его жар, его крепкие мышцы, перекатывающиеся от каждого его порывистого и одновременно плавного движения, явственно слышала бешеный грохот его сердца, вместе с шумным дыханием. Между поцелуями он срываясь на дрожь шептал ей о любви, о прощении, даже пытался вспомнить молитву. Это было так страстно, но искренне, сокровенно и нежно, что у обоих вновь стали наворачиваться на глазах слёзы радости и любви. — Моя куколка…жизнь моя, солнышко любимое. Как же я счастлив… — шептал судорожно Джеймс ей в губы, помогая Лене избавиться от джинс, пока она слегка неумело от того, что не слушались пальцы, пыталась расстегнуть его собственные. — Ты со мной… всё будет хорошо. ***