~Обретение жизни~

      Впервые за столь долгое время, Джеймс спал спокойно. Он очень боялся, зная самого себя, что неосознанно может навредить любимой во время очередного рвущего душу на части кошмара, но желание быть рядом так близко, как только возможно, пересиливало любой его страх. Стоило им немного прийти в себя после нежной близости, как Лена ощутив его тепло рядом моментально уснула, прижавшись к нему поплотнее, не забыв при этом обнять поперёк живота. Ткнулась носиком в шею, сначала лениво, влажно касаясь ее губами так, что у Джеймса перед глазами мутнело от счастья и облегчения, а затем тихо-тихо шептала ему о любви, пока не уснула, прижавшись губами к его взмокшей от пота шее. — Милый мой, родной. Я рядом с тобой, всё хорошо, мы вместе. — он аккуратно перевернулся на бок, подтянул её поближе к себе, тут же крепко целуя в волосы. Он не помнил уже сколько спал, но больше не хотелось. Хотел вот так — лежать, обнимать свою девочку, тихонько целовать, нежить, лелеять. Ему всё ещё не верилось, казалась волшебной сказкой минувшая ночь, до жути страшно было открывать глаза и осознать, что это было невзаправду. Боже, сколько же они пережили, чтобы обрести друг друга вновь. — Сердечко моё, жизнь моя. Я впервые не боялся кошмаров, — шепчет едва дрожащим голосом Джеймс поглаживая любимую по спине и слушая её размеренное дыхание вперемешку с таким родным, привычным тихим посапыванием. — мне не было больно, потому что мой ангел-хранитель была рядом, оберегала, защищала от тьмы, боли, бесконечно преследующих, сжигающих мою душу дотла. — — Умоляю, будь рядом. Без тебя не справлюсь… слишком больно. — мужчина прижался губами ко лбу Лены, затем кратко сморгнул слезы и решая её не тревожить аккуратно поднялся с кровати. День судя по всему обещает быть пасмурным, потому как уже в семь сорок пять утра за окном было ещё темновато, по улице расползся утренний туман, а ветер легонько поддувал кроны уже почти облысевших деревьев. Баки притворил окно, которое было открыто видимо весь вчерашний день, что бы Лену не продуло под сквозняком. Отыскав на полу боксёры с джинсами, он присел на край кровати. В последнюю очередь натянул футболку, слегка отклонился назад, чтобы получше накрыть любимую одеялом и оставить лёгкий поцелуй сначала на обнажённом плече, а затем на круглой щёчке и губах. А сам отправился готовить своим ненаглядным принцессам завтрак. Первым делом его взгляд зацепился за кружку с кофе, что стояла на столике, что вызвало улыбку на лице у Джеймса, а прямо под сердцем легонько, сладко так потянуло и запело. Гюнер. — Девочка моя, любимая. — тихо прошептал Баки про себя. Затем подошёл, взял кружку, с удовольствием допивая уже остывший кофе без сахара. В юности он тоже предпочитал такой, а ещё имел до ужаса не хорошую привычку вот так же оставлять повсюду кружки. Ну, мало ли — так бывает нальешь чашечку, а тут приспичивает куда-то идти, что-то сделать, то одно, то другое. Замотаешься, и просто напросто забываешь допить, а когда вспоминаешь, то кофе становится уже невкусным, холодным и его приходилось греть на плите, отдельно сливая напиток в алюминиевую посуду. Что тоже, надо сказать было небезопасным занятием и зачастую несчастный кофе Джеймс допивал всегда остывшим. Ассоциация всплыла в мозгу неожиданно, но так вовремя, что щемило сердце. Стало невероятно тепло и отрадно от того, что его кровинушка переняла неосознанно некоторые его привычки. То есть, понятно, что её никто этому не учил специально, это просто откуда то из глубин сердца. Их невидимая связь. В три глотка он осушил чашку, глубоко, протяжно выдохнув. Повертел её немного в руках, подмечая на белом фоне рисунок полумесяца и звезды. Её кружка. Баки озадаченно свёл брови, его на миг охватило смятение и любопытство. Что же связывает Гюнер со Стамбулом? Он мысленно дал себе зарок поговорить с дочерью об этом, да и не только. Вчера они втроём были так увлечены друг другом, плакали, смеялись, обнимались и дышали друг другом, что даже толком не говорили. С этими мыслями, Джеймс отправился мыть кружку дочери в раковине, попутно размышляя над идеями для завтрака. Догадка пришла неожиданно, слегка шевельнувшись приятным, мягким комком в районе солнечного сплетения. Закрыв кран, тут же вытирая ладони о полотенце, Джеймс заглянул в холодильник в поисках яиц а затем в навесной шкафчик, где обнаружил сахар, соль и соду. Он определенно помнит, что нужно делать. *** — Папа…папочка. — Гюнер едва открыла глаза, прижимая к себе Ромашку. Ей снился папа, его сильные руки, нежные объятия, голос. Всё было таким реальным, что сейчас она даже не смогла сразу сообразить, что находится в своей комнате. Она дома. Девушка сдвинула в сторону одеяло ни без удивления обнаруживая, что легла спать прямо в одежде. — Ну блеск. О том, как я выгляжу можно наверное даже не спрашивать. — произнесла она про себя, всё же поднимаясь с кровати, свесив на пол ноги. С секунду она просидела, пытаясь собраться с мыслями. Сердце заполошно трепыхается в груди, а губы дрожат. Неужели правда сон? За дверью послышались звуки кипящего чайника и шкварчания масла на сковороде и Гюнер решив долго не засиживаться, вышла из комнаты, всё так же обнимая свою Ромашку. — Доброе утро, Ласточка моя. Уже проснулась? Думал, подольше поспишь. — Баки повернулся к дочери, услышав звук открывающейся двери. — Папа? — только и вырвалось у Гюнер. Весь сон слетел разом, а понимание, словно глоток свежего воздуха. — Не сон…не приснилось. — на выдохе пролепетала она, смотря на отца во все глаза. Уже в следующий миг, она подошла ближе, крепко обнимая Джеймса за шею. — Папочка, это ты. Правда ты, а я так боялась, что мне всё приснилось. — Баки зажмурился, выключил конфорку с жарящимся блином на сковороде, охотно обнимая свою кровиночку в ответ. — Нет Детка, это не сон. Я здесь, рядом с тобой. Всё хорошо, драгоценная моя. Красавица моя. — он крепко поцеловал ее в висок, затем отстранил, взяв лицо в ладони. — Девочка моя, боже, как же я сожалею, так виноват пред тобой. — стенал он, прижимаясь своим лбом ко лбу дочери. — Папа, хороший мой, ты не виноват, — Гюнер вновь обняла его, ткнувшись носом в живое плечо. — я знаю, что ты пережил, через что прошел. — Тебе не за что просить прощения. Не терзайся, родной мой, не мучай себя. Джеймс не хотя отстранил дочь, убирая большими пальцами слезы с её щёк, заправил длинные прядки волос ей за уши, затем тепло улыбнулся: — Чайник скоро закипит. Садись за стол. — Ух ты, а что это? — Гюнер с улыбкой заглянула через плечо отца. — Эм, блины. — смутившись ответил Баки, вновь зажигая от спички конфорку. — Аа! Точно, помню когда мне было по моему, лет тринадцать, мама мне показывала как жарить их. Но я к сожалению, подзабыла. — Я сам, если честно, подглядел как это делает мама, когда то оочень давно, поэтому очень волнуюсь, получится ли? — нежно ответил Баки, сосредоточенно переворачивая блин на сковороде. — А можно я тебе помогу? — Гюнер устроила Ромашку на чистый, не занятый участок гарнитура положив ладошку папе на плечо, тут же чмокнув его в щетинистую щёку. — Конечно, Ласточка. Устроим маме сюрприз. ***