***
Чонин обычно не влюбляется. С тех пор, как Феликс разбил ему сердце сразу после выпуска. С тех пор, как Сынмин переехал из-за более высокооплачиваемой работы. С тех пор, как Джисон напомнил ему, что их договоренности не имеют никаких условий для отношениий. Кроме того, Чонину нравится думать, что он слишком занят для такого отвлекающего поведения. Он рассчитывает на повышение к концу года, и теперь, когда к ним присоединились Уджин и Минхо, он больше не новичок, и у него наконец-то есть кто-то, кто принесет ему свежезаваренный чай и распечатает копии файлов. Но влюбленность должна быть тем, что он испытывает. Другого объяснения нет. На этой неделе он видит Чанбина за прилавком кофейни еще два раза, и обе встречи такие же бесплодные и короткие, как и первая. Все милые романы о кофейнях, которые он читал в Интернете, нарисовали в его голове ложный образ. Похоже, никто из этих авторов не учел, что в кофейнях многолюдно, переполнено и шумно. Ни одна из этих историй не объясняет тот факт, что сотрудники кофейни постоянно раздражаются, всегда находятся в жестких временных рамках и проявляют явное волнение по поводу любой попытки светской беседы. Однако Чонин не перестает думать о Чанбине. Когда он дома, он мечтает о том, как должно выглядеть тело Чанбина под его облегающей рабочей рубашкой. Даже когда он на работе, сидя за своим столом, его мысли блуждают по Чанбину. Он думает о том, что глубокий, грубый голос Чанбина, напоминающий цементную плиту, не очень подходит к его мягкому круглому лицу. Тем не менее, в то же время это так. Это выделяющийся голос. Голос, который немедленно вызывает вербальную реакцию у Чонина. Вот почему однажды он чувствует себя полностью униженным, когда слышит, как Чанбин говорит: «Что тебе предложить?» и Чонин инстинктивно повторяет: «Американо со льдом на вынос». Потому что в наступившей неловкой тишине до Чонина доходит, что он вообще не стоит в очереди в кафе. Он посреди книжного магазина в выходной день. И Чанбин разговаривал не с ним, а с каким-то парнем, стоящим рядом с ним в таинственном проходе. Чонин проклинает свой глупый рот. Желает, чтобы под его ботинками образовалась дыра и поглотила его. Чанбин медленно поворачивается к Чонину, стоящему позади него, в полном замешательстве приподняв бровь. — Извините, мы знакомы? Удар кулаком по лицу был бы менее болезненным. Парень рядом с Чанбином красив сам по себе, он что-то жестикулирует Чанбину, который лихорадочно пишет жестикулирует в ответ. Передают слова туда и обратно. Самый громкий, но самый тихий разговор, который когда-либо слышал и видел Чонин. — Привет, — обеспокоенно говорит Чонин. Ему тревожно, — Извините, я не хотел этого говорить. Я только что проходил мимо, услышал Ваш голос и…— слова замирают на кончике его языка. Чанбин смотрит на него. Он выглядит иначе вне рабочего времени. Он приложил много усилий к своей внешности. Его волосы мило завиты, и он слегка подвел глаза. Его наряд хорошо подобран, стильный, он далек от унылой униформы, к которой привык Чонин. Чанбин говорит: — Наверное, Вы завсегдатай кафе, да? — но его тон не обвиняющий. На самом деле, он выглядит удивленным. Чонин сглатывает нервный комок. Его язык внезапно становится сухим, как вата во рту. Какое ужасное напоминание о том, что Чонин всего лишь еще один почти анонимный клиент в глазах этого низкооплачиваемого рабочего. Одна овца в большом однородном стаде. — Я не хотел беспокоить Вас в Ваш выходной, — бормочет Чонин. Его лицо кажется горячим. Он знает, что выставляет себя дураком. Он должен уйти, — Я должен… — ему требуется мгновение, чтобы даже вспомнить, зачем он вообще пришел в книжный магазин. То, ради чего он спустился по этому проходу, — Мне нужно идти. Он собирается поспешно отступить, когда парень рядом с Чанбином делает шаг вперед на пути Чонина, и смотрит на него с прищуренными глазами. Смотрит на него сверху вниз. Как будто оценивает то, что видит. Его волосы скорее коротки, окрашены в глубокий насыщенный бордовый цвет. Лицо у него острое и поразительное, и такие черты, вероятно, пугали бы, если бы его глаза не были такими добрыми, а улыбка не была такой теплой. Вынеся приговор, он поворачивается к Чанбину и что-то жестикулирует, от чего Чанбин запрокидывает голову и хихикает, как будто он только что услышал лучшую шутку в мире. Чонин сглатывает. Его высмеивают? Он даже не может догадаться, потому что не знает языка жестов! — Что он сказал? — спрашивает младший, немного расстроенный тем, что не может участвовать в их разговоре. Но Чанбин игнорирует его в пользу того, чтобы ответить этому человеку. Они жестикулируют довольно быстро. Перебивая друг друга шлепками по запястьям. Теперь они оба хихикают, и Чонин правильно чувствует себя обделенным. Чанбин сдерживает хихиканье и прочищает горло. Он протягивает руку и хватает Чонина за руку, чтобы тот не ушел. — Мой парень Чан хочет с тобой поцеловаться. Ты не против? И Чонин почти уверен, что там есть слово, что никак не вписывается. — Твой парень? Чанбин говорит: «Да», и машет рукой в сторону глухого парня. — Он готов к этому, Чонин. А ты? Чонин задает встречный вопрос. — А ты? Чанбин фыркает. — Передал бы я сообщение, если бы не был? Пять секунд позже, что-то щелкает. — Стоп. Ты знаешь мое имя? — Ну да? Ты называешь его каждый раз, когда я принимаю твой заказ. — Верно. Верно, вот оно что, — Чонин отворачивается от Чанбина, чтобы посмотреть на Чана, который так пристально наблюдает за его лицом. Смотрит на каждое подергивание и движение его губ. Возможно, он читает то, что говорит Чонин. Чонин говорит: — Твой парень, — судя по всему, Чан и Чанбин встречаются, но, похоже, это не останавливает то, что здесь происходит. Чонин не уверен, что он сделал за последние пару дней, чтобы оказаться в такой ситуации, но, черт возьми, кого это волнует? — Окей, — говорит он, — Я попробую. Чонин наклоняется первым, но Чан охотно идет ему навстречу. Чан хватает его сзади за шею, вонзает ногти и притягивает Чонина к себе. Их рты небрежно соприкасаются, и Чонин задыхается в рот Чану, потому что язык парня уже проникает сквозь его зубы в его рот, жарко скользя по его собственному языку. Поцелуй грубый. Жаждущий. Будто Чан взял Чонина на тест-драйв, пытаясь увидеть, как быстро он разгоняется от 0 до 60. Странный поцелуй с незнакомцем, но также волнующий. Захватывающий. Как будто это сногсшибательная награда за введение какого-то секретного чит-кода. Глаза Чонина закрываются, когда он вдыхает сильный, властно-мужской запах Чана. Вероятно, какой-нибудь шампунь, кондиционер и гель для душа 3-в-1 с дурацким, маскулинным маркетинговым названием «Хищник». Чонин отстраняется. Бездыханный, с головой кругом. И лишь смутно осознает, что находится посреди прохода в переполненном, шумном книжном магазине. Он открывает глаза и моргает от стерильной яркости флуоресцентных ламп здания. Чан прикасается пальцем к своим губам. Нежно. Как будто он не хочет стереть вкус Чонина. — Блять, — шипит Чанбин, и Чонин вздрагивает, потому что уже забыл, что парень стоит там и, наверное, наблюдает каждую секунду. — Теперь я хочу с тобой целоваться. Итак, Чонин делает полуоборот и делает шаг вперед. Он протягивает обе руки, собственнически хватает Чанбина за челюсть и целует его. Это, наверное, самый смелый поступок, который он когда-либо делал. Чанбин немедленно отвечает. Его губы раскрываются в стоне, который определенно слишком громкий и слишком непристойный для того места, где они находятся, но именно та же откровенность заставляет Чонина просунуть язык в рот Чанбина. Чанбин наклоняет голову и углубляет поцелуй, отталкивая его, как будто это бой, который он не проиграет. На вкус он сладкий, а губы мягкие и скользкие от слишком большого количества гигиенической помады. У него вкус вишни, и Чонин проглатывает его. Кулак Чанбина сжимается перед рубашкой Чонина. Его тянет. Нет, он держится так, словно ноги вот-вот его подведут, и твердое тело Чонина — это все, что его держит. Внезапно Чонин отстраняется. Чанбин следует за его ртом, стонет, прежде чем прийти в себя и отступить. Чан касается плеча Чанбина, и они смотрят друг на друга. Чан делает движение рукой. Чанбин что-то жестикулирует ему в ответ. Быстрые, размашистые движения рук и удивительно нежные пальцы. Чан показывает что-то в ответ. Его губы изгибаются в сдержанном смешке. Глаза Чанбина загораются. Его рот раскрывается от удивления. Он показывает что-то еще. Чан усмехается. Его щеки краснеют. Он пишет что-то еще, что заставляет Чанбина расхохотаться. Чонин дуется. Они явно издеваются над ним! Ужасно низкая оценка по шкале от одного до десяти. Наверное, он плохо целуется. Он знает, что прошло несколько месяцев с последнего раза, но, черт возьми! Могли бы они хотя бы приберечь свое хихиканье и очевидный взгляд в его сторону до тех пор, пока он не будет вне пределов слышимости? Смущенный, он собирается извиниться и поискать в Google подходящую кофейню, в которой можно зайти по утрам в будние дни, когда Чанбин кладет руку Чонину на локоть. — Ты занят? — спрашивает парень. Чонину действительно следовало бы спрятаться, но он говорит: — Нет, а что? Чан делает шаг вперед, смотрит ему в глаза и осторожно произносит: — Хочешь заглянуть к нам?***
Чонин не встречался ни с кем после Минхо из отдела редактирования. Интрига, которую они оба затеяли, была прекращена после одного раза, учитывая, что Минхо он был его начальником и все такое. Другими словами, когда Чонин следует за Чанбином и Чаном полтора квартала на запад к многоквартирному дому на дальнем конце района, его сердце бьется в груди от предвкушения. Пока Чанбин болтает с ним и ведет его за руку через парковку в выложенный плиткой холл, желудок Чонина снова и снова пытается подняться к горлу, как будто он девственник в старшей школе, снова и снова копающийся в спальне на чьей-то вечеринке. Когда Чан и Чанбин стоят по обе стороны от него в лифте, нервный пот заставляет его выщипывать рубашку, когда он понимает, через полчаса всего этого, что он вот-вот получит их обоих. В коридоре десятого этажа Чан набирает код и толкает дверь. Впервые с тех пор, как они вышли из книжного магазина, на них опустилась тишина. Всем им требуется несколько секунд, чтобы снять обувь, а затем Чанбин ведет их в гостиную. Чонин оглядывается, слегка пораженный. Это ни в коем случае не роскошная квартира, но это место оформлено со вкусом, в отличие от едва обставленной квартиры Чонина на окраине города. Он понимает, что это рай для художника. Большая часть мебели в гостиной была отодвинута к стенам, чтобы освободить место для массивного брезента на полу. На многочисленных мольбертах стоят полотна с красочными абстрактными работами разной степени завершенности. Инструменты находятся на полу. Кисти. Баллончики с краской. Сотни тюбиков акрила. Испачканные краской передники. В книжном шкафу в углу есть полки, которые буквально прогибаются под тяжестью книг по истории искусств, книг по анатомии, биографий художников и DVD-дисков Боба Росса. На боковом столе стоит проигрыватель, а вокруг него ящички и подставки, полные винтажных виниловых пластинок. Это место выглядит уютным. Теплым. В котором живут. Но они здесь не для того, чтобы тусоваться и смотреть фильмы. Чан кладет руку под подбородок Чонина, чтобы они смотрели друг на друга. Он наклоняется вперед и бормочет: «Мой». Но по выражению глаз Чонину трудно определить, говорит ли Чан обо всех этих картинах и дисках или о нем. Чанбин делает различие ясным. — Хочешь потрахаться на диване? Чонин практически чувствует, как пар идет из его ушей. Боже, он так готов. — Ага. Давайте. Чанбин хихикает и тащит Чонина на другой конец гостиной, предостерегая его от тюбиков с краской и чашек с грязной водой на полу. Чан следует за ним. Он просовывает руки под рубашку Чонина и проводит ими по голой коже, как будто уже не может насытиться. Как только Чонина толкнули на диван, Чанбин забирается к нему на колени, устраиваясь своим компактным телом на худых бедрах Чонина. — Ох, — выдыхает Чонин. Он думал, что будет немного больше напористости. Его руки ложатся на талию Чанбина, когда Чанбин наклоняется вперед и целует его. В книжном магазине их поцелуй был наполнен страстью и силой, как будто у них никогда не было другого шанса. Но сейчас Чанбин целует медленно. Он складывает их губы вместе, как кусочки пазла, и нежно стонет в рот Чонина. Их руки исследуют. Чонин просовывает пальцы под рубашку Чанбина и проводит ими по изгибу позвоночника Чанбина, выбивая из него стон. В свою очередь, рука Чанбина вцепилась в грудь Чонина. Она поднимается, чтобы осторожно сжать его горло. Чонин приоткрывает губы и задыхается от давления, и Чанбин пользуется этим, проникая языком в рот Чонина. Они наклоняют головы и сталкиваются вместе под новым углом. Рука Чанбина освобождает его горло и скользит вниз по груди, вниз по животу. И когда его ладонь низко опускается и массирует пах Чонина, Чонин прерывает поцелуй и задыхается, потому что он даже не заметил, как сильно напрягся в штанах. Только от этого. Чанбин усмехается, издает низкий, хриплый звук в задней части горла. Он снова целует губы Чонина. Невозможно легко. Подразнивая. Чонин упирается бедрами в руку Чанбина и скулит, когда давление становится недостаточным. — Тише, — отчитывает Чанбин, — Мы тоже в очереди, — а потом он скатывается с Чонина и садится рядом с ним на диван. Чонин сидит там. Остолбеневший. Ошеломленный. Но затем Чан садится между его ног. Чан тяжелее Чанбина. Выше. Шире. Более прочно сложен. И в те моменты, когда Чонин не смотрел на него, он уже снял рубашку. Чонин с благоговением смотрит на мускулы мужчины. На их толщину и форму. На отметины и шрамы, усеивающие его молочную кожу. На ребрах Чана есть татуировка. Маленькая бабочка. И серебряное ожерелье, которое он носит, болтается между его грудными мышцами. Чонин протягивает руку и кладет ее на центр груди Чана, просто чтобы лучше почувствовать тепло, которое он испускает. Чан не целует его. Не сразу. Он садится на колени Чонина и медленно вращает бедрами, прижимаясь к его эрекции. Лицо Чонина напрягается. Он прикусывает язык, чтобы сдержать стон. Только чтобы застонать, когда Чан просунул руку ему под рубашку и провел пальцем по соску. Чан так пристально смотрит на него. Принимая во внимание каждое подергивание века. Форма рта Чонина после каждого стона. Морщины на его носу, когда он вдыхает. Внезапно рот Чанбина оказывается на шее Чонина. Тот легко его целует. Затем он лижет и лижет, прежде чем нежно прикусить горло Чонина. Только чтобы снова лизнуть и поцеловать, словно извиняясь. — Чан любит слушать музыку, — бормочет он Чонину в кожу, — Он не слышит. Но может чувствовать вибрации, даже если приходится увеличивать громкость настолько, чтобы разозлить соседей. Чонин сомневается в цели шутки. Он почти позволяет этому отвлечь его от веса Чана на его коленях. Затем Чанбин добавляет: — Так что будь громче. Так он сможет чувствовать тебя. И Чонин не собирается этого делать. Он не собирается так легко подчиняться. Он запрокидывает голову и стонет, когда Чан прижимается к нему. Чанбин хихикает ему в ухо, прежде чем отстраниться. Чонин больше не может сдерживаться. Его руки скользят по мускулистым бедрам Чана, прежде чем скользнуть вокруг его талии и схватить двумя большими горстями крепкую задницу Чана. Боже, какая классная задница! Он очень хорошо лежит в его ладонях, и он чувствует напряжение мышц даже сквозь джинсы Чана. Он сильно сжимает эту задницу и пытается уговорить бедра Чана двигаться быстрее, прижавшись к его промежности. Чан охотно подчиняется, немного сдвигаясь, чуть шире раздвигая колени, чтобы ему было легче тереться о Чонина спереди. Музыка начинает играть. Сначала Чонину кажется, что ему показалось, затем он моргает, открывая глаза, которые он закрыл, не осознавая, чтобы увидеть Чанбина на другом конце комнаты, рядом с проигрывателем. Чонин смотрит на Чана. Мужчина пристально смотрит на него сверху вниз, глаза скользят по его лицу, как будто впитывая каждое движение мышц. Поначалу кажется странным, что тебя так открыто рассматривают, но потом Чонин находит это довольно горячим. Чан не может слышать его так же, как слышит Чонин, поэтому, конечно же, Чан будет проверять удовольствие Чонина другими способами. Не в пронзительном хныканье Чонина, когда Чан качается на нем, а в наклоне его головы, в румянце на лице и в прикосновении языка к губам. — Как мне сказать ему, чего я хочу, — судорожно выдыхает Чонин, чувствуя, что уже напряжен, — Я не могу говорить с ним так, как ты. — Не всегда нужно говорить, чтобы общаться, — говорит Чанбин, сидя рядом с ним на диване. Чонин поворачивает голову. Чанбин снял штаны цвета хаки в последние несколько мгновений, и его руки скользят вверх и вниз по выпуклости под ярким нижним бельем. Чанбин инструктирует: — Используй свое тело, чтобы говорить. Поэтому Чонин делает именно это. Он смотрит на Чана, отпускает эту великолепную, великолепную задницу, чтобы поднять руки вверх и зафиксировать бедра Чана. Затем он упирается на спинку дивана, чтобы поцеловать его. В отличие от прошлого раза в книжном магазине, Чан позволяет ему взять все под контроль. Пусть Чонин будет тем, кто вонзает свой язык в рот Чана, пока они целуются. Чонин начинает медленно. Почти вяло. Тратит первые несколько секунд на запоминание ощущений от грубого языка Чана. Вкус его рта. Тепло его дыхания. Затем он набирает темп, жар. Он использует свои руки на талии Чана, чтобы сблизить их торсы, чтобы прижать задницу Чана к его промежности. Чан стонет ему в рот. Громкий. По-сучьи. На более высокой октаве, чем ожидал Чонин. — Эй, — голос Чанбина разрезает воздух, — Не забывай обо мне. Я тоже здесь. Чонин прерывает поцелуй и откидывается на диванные подушки. Адреналин бурлит в его венах. Немеют кончики пальцев. Ничего не помогает, когда он поворачивает голову в сторону и видит, что Чанбин вылез из своей рубашки. Он встает на колени на подушках дивана и дуется из-за игнорирования. Чонин откидывает голову назад, приоткрывая рот. Чанбин принимает приглашение. Он ползет вперед и впивается в губы. Больше нет того маленького огонька. Он превратился в пламя Преисподней, вцепившись в рубашку Чонина, дергая его за волосы. Чан сдвигается и скатывается с колен Чонина. Но только для того, чтобы дать ему возможность расстегнуть штаны Чонина и начать их стягивать. Чонин с трудом может это сделать. Он с трудом успевает за языком Чанбина во рту, одновременно приподнимая бедра, чтобы помочь Чану снять штаны. Но он справляется. Чанбин прикусывает нижнюю губу Чонина, слегка оттягивая. Чонин стонет от внезапной боли. Его губы раскрываются, что, кажется, дает Чанбину разрешение лизнуть его рот. — Смотри, Бин, — хрипит Чан. Их поцелуй прерывается. Они оба поворачивают головы к Чану, стоящему на полу между раздвинутыми коленями Чонина. Чан проводит пальцем по форме члена Чонина сквозь нижнее белье. Затем он останавливается в начале, где предэякулят Чонина заметно затемнил материал. Чонин изо всех сил пытается дышать. Пытается вдохнуть воздух в легкие, а сердце колотится в груди. Когда его разум наполняется белым шумом при виде Чана между его ног, парящего над его промежностью. Что-то в его выражении лица забавляет Чана, потому что старший озорно ухмыляется. Он протягивает обе руки, хватает Чонина за пояс нижнего белья и бесцеремонно стягивает его вниз. Чонин приподнимает бедра, а затем вытягивает ноги, чтобы помочь Чану раздеть его. Чонин думает, что его нижнее белье будет отброшено в сторону. Выкинуто. Забыто, пока они все не кончат и ему не пора будет уйти. Но Чан полон сюрпризов. Он выворачивает нижнее белье Чонина наизнанку, а затем проводит своим толстым языком по липким, прозрачным комкам предэякулята спереди. Это зрелище заводит Чонина сильнее, чем он думал, и он чуть не вскрикивает, когда Чанбин крепко сжимает пальцами его член. Чан стонет. Одной рукой прижав ко рту нижнее белье Чонина, другой он неуклюже жестикулирует Чанбину. Чанбин смотрит на Чонина. — Он говорит, что у тебя хороший вкус. Чонин немного растерялся. Он скулит, когда Чанбин дразняще медленно гладит его. В ушах немного звенит, когда начинает играть следующая песня. Что-то из 80-х. Звук через динамики проигрывателя теплый и нечеткий. Чанбин наклоняется вперед и целует Чонина в губы, хотя им трудно правильно поцеловаться, потому что Чонин скулит и задыхается, когда Чанбин дрочит ему. Затем вокруг головки его члена возникает внезапное тепло. Чонин шатается. Всасывает воздух так сильно, что он наполовину задыхается. Он смотрит вниз и наблюдает, как язык Чана кружит вокруг его головки, прежде чем эти красивые розовые губы смыкаются вокруг него. Несколько секунд они борются за него. Чанбин хочет медленно дрочить Чонину, в то время как Чан хочет быстро сжать кулаком ту часть, которая не у него во рту. Чонин всасывает воздух меж зубов, когда их сталкивающиеся ритмы обжигают его кожу слегка неприятным трением. Без слов Чанбин уступает. Он отводит руку назад и перемещает ее к выпуклости в собственном нижнем белье, сжимая изогнутую форму. Чан отрывается от члена Чонина с влажным хлопком, грубо сплёвывает себе в руку и размазывает влагу по члену Чонина. Ему требуется несколько попыток, чтобы щедро покрыть его влагой, но Чонин ценит гладкость, когда жжение от трения ослабевает и уступает место кипящему удовольствию. Чонин откидывает голову назад, упираясь локтями в спинку дивана. Он закрывает глаза и падает вперед, ощущая горло Чана вокруг своего члена, движения быстрые и точные. Опытный. Он даже близко не кончает, когда Чан с шумом отрывается от члена. Чонин открывает глаза и хмуро смотрит на Чана, пока мужчина вытирает рот от слюны и предэякулята. Затем он еще больше злит Чонина, вставая и в целом отодвигаясь от его промежности. Он недолго злится. Его колени пустуют всего несколько секунд, прежде чем Чанбин перекидывает ногу и забирается на него сверху. Жадный. Нуждающийся. Они целуются сразу. Никакого притворства. Нет времени отдышаться. Теперь Чанбин полон решимости, и его язык танцует на зубах Чонина, когда его руки обвивают шею Чонина. Чонин не может не держать его. Касаясь его. Его кожа горячая и немного грубая под блуждающими руками Чонина. Его соски твердые, и каждый раз, когда Чон дергает то один, то другой, Чанбин хнычет и нежно прикусывает язык Чонина. Рука Чонина скользит ниже и обхватывает задницу Чанбина сквозь шелк его нижнего белья. Она не такая большая, как у Чана. Не такая жесткая и подтянутая, как у Чана. Но она упругая. Мягкая. И Чонин хватается за нее так, словно от этого зависит его жизнь, проводя ей по всему ноющему, забытому члену. Чонин открывает глаза и смотрит мимо головы Чанбина, чтобы увидеть стоящего там Чана. Он наблюдает. Теперь он снял штаны и проводит обеими руками вверх и вниз по туловищу. По пути вверх его пальцы описывают круги вокруг сосков. По пути вниз его руки цепляются за яйца сквозь трусы. Чонин задается вопросом, хорошо ли ему. Устраивает ли он достаточно приличное шоу, играя с чужим парнем. Он удваивает свои усилия. Целует Чанбина сильнее, агрессивнее и буквально ебет его бедра так, что головка его члена скользит между одетыми в шелк бугорками круглой задницы Чанбина. Он чувствует, как его яйца напрягаются от удовольствия, и все тело содрогается, стонет на влажных губах Чанбина. Чанбину этого достаточно. Он прерывает поцелуй. Но только для того, чтобы схватить воротник рубашки Чонина и чуть не разорвать его по шее в своем желании стянуть хлопок через голову Чонина. Чонин теперь полностью голый. В одних носках, а над ним парят два горячих незнакомца. Воздух в квартире немного прохладный, чтобы отбиваться от летнего зноя на улице. Но это просто означает, что Чонин более отчетливо чувствует кожу Чанбина на своей. Он более отчетливо чувствует дыхание Чана на своей руке, когда мужчина сидит на диване рядом с ними. Все чувства Чонина на пределе возможностей. Его мозг гудит от перегрузки. Но ему нравится это чувство. Ему нравится чувствовать запах не только разбавителя краски в воздухе, но и дезодоранта с травяным запахом, который использует Чанбин, и соленого запаха пота на его коже. Ему нравится видеть, как мышцы под кожей Чанбина напрягаются и расслабляются, когда он двигается. Когда он скатывается с колен Чонина и сдергивает с себя нижнее белье, как будто этот материал лично его оскорбил. Через несколько секунд Чанбин раздевается догола, и Чонин смотрит на него сверху вниз и напивается досыта. Чанбин полный, мускулистый, но его тело имеет более округлые края, чем у Чана. Как будто он давно не тренировался. Чонин отрывает взгляд от Чанбина, чтобы вместо этого посмотреть на Чана. Теперь он тоже голый, рука крепко сжимает основание его сочащегося члена. Это приятно. Вся эта кожа к коже. Все эти трения. Все это сковывало его с обеих сторон. Чонин на самом деле лишь в малой степени осознает, что на нем есть руки. Рты. Языки. Горячие, теплые и слегка влажные. Рядом с его лицом качается член. Низко висящие яйца и резкий восходящий изгиб. Чонин понимает, что это Чанбин, прежде чем наклониться вперед и взять головку в рот. Угол неудачный, поэтому он не может взять в рот больше, но он жадно лакает то, что может. Хлюпать. Лизать. Сосать. Он протягивает руку, крепко сжимает член Чанбина вокруг основания и двигает вверх, пока его пальцы не касаются его губ. Он давно не сосал член, но у него все еще хорошо получается, судя по тому, как Чанбин скандирует: «О, блять, о, блять, о, блять». Чонин немного ерзает на диване, хотя бы для того, чтобы еще немного взять член Чанбина себе в глотку. Кожа соленая, запах натуральный, затхлый. Чонин вдыхает его, плотно обхватывая ртом член и сосет. Теперь рука на его собственном члене, и он не глядя знает, что это рука Чана. Чан не дрочит ему, чтобы доставить ему удовольствие. Он делает это, чтобы подразнить. Чтобы исследовать. Его хватка слишком слабая, а темп слишком медленный, чтобы вызвать оргазм. Но Чонин, несмотря ни на что, двигает бедрами вперед в кулаке Чана и стонет вокруг члена во рту, пока Чан нежно царапает ногтями под яйцами Чонина. Чонин, должно быть, был слишком увлечен, чтобы заметить, что Чан и Чанбин что-то жестикулировали у него над головой. Чанбин вытаскивает свой член изо рта Чонина. Чан освобождает свой член. Они перемещают его. Помогли его посадить. Поставили его на руки и колени на диванные подушки. Чан опирается на подлокотник дивана, раздвигая колени. Затем он кладет руку на шею Чонина сзади и направляет его вниз, вниз, вниз. Пока Чонин не откроет рот и не проглотит его член. Пока он не упрется в заднюю часть его горла. Позади него Чанбин проводит своими гладкими руками по позвоночнику Чонина ритмичными массирующими движениями, помогая Чонину расслабиться. Затем он шлепает Чонина по заднице так яростно, что Чонин давится членом Чана. Кашляет слюной. Чан едва дает ему возможность отдышаться, прежде чем снова вонзает свой член в горло Чонина. Нужно больше. На другом конце пальцы Чанбина легко скользят по дырке Чонина, мокрой от слюны. Сначала его дразнят легкими поглаживаниями, круговыми движениями и случайными движениями языка. В этих движениях есть некий замысел. Его язык увлажняет дырочку Чонина, а затем он проталкивает палец, скользя им по костяшки пальцев. Это вторжение не является чем-то необычным, но это было давно. Прикосновение воспламеняет нервы Чонина. Заставляет зажмурить глаза. Чан неумолим. Он немного сильнее сжимает волосы Чонина, словно напоминая ему, что нужно продолжать сосать его член. Чонин подчиняется, подпрыгивая вверх и вниз все быстрее и быстрее и глотая горький вкус предэякулята Чана. Чанбин глубже вдавливает палец в дырочку Чонина. Медленно. Затем он вытаскивает его, облегчает затвор свежим комком слюны и работает двумя пальцами. Быстро. Нетерпеливо. Все нервы Чонина напряжены от ощущений. От удовольствия. И он качает бедрами на пальцы Чанбина, стонет, когда мужчина раскрывает его с одного конца, а Чан входит в его рот с другого. Он пытается обхватить рукой свой ноющий член, но через несколько торопливых движений отказывается от этой задачи, слишком боясь покалывания в яйцах. Осознает реальный страх кончить слишком рано. Каждая часть кожи Чонина покалывает от предвкушения. Черт, он хочет этого. Очень хочет. Он стонет вокруг члена Чана во рту, когда Чанбин засовывает палец ему в задницу и едва касается его простаты. Рука Чана оставляет его волосы, скользит по виску и набитым щекам, а затем свободно обхватывает горло Чонина, как будто он хочет чувствовать себя, когда глубоко вводит свой член. Разум Чонина разрывается между жжением пальцев Чанбина, растягивающих его анус, и членом Чана, вбивающимся до рвотного рефлекса. Хотя Чонину это нравится. Нравится быть посередине вот так. Нравится быть подавленным. Однако Чану это не нравится. — Ты нихуя не сосредоточен, — громко объявляет он, лишь слегка затягивая слоги. Он снова дергает Чонина за волосы, стаскивая его с пропитанного слюной члена, — Я покажу, как это делается, — он смотрит поверх головы Чонина и что-то показывает Чанбину. Меньше чем через вдох пальцы Чанбина выскальзывают из отверстия Чонина. Слишком быстро. Оставив Чонина, цепляющимся за ничто, дрожащим от потери трения и тепла, стонать, как отчаянная сука. Однако Чанбин не оставляет его в покое надолго. Его руки тянутся вверх по бокам Чонина, почти щекоча его ребра, прежде чем его мускулистые руки обвивают грудь Чонина, его плечи. Как борцовский прием. Чанбин тянет его назад, назад, назад. На другой конец дивана. Позвоночник Чонина давит на туловище Чанбина, когда они оба двигаются и качаются, чтобы вытащить ноги из-под себя. Вскоре Чонин присел на корточки над телом Чанбина, опускаясь на широкий член Чанбина. Это больно. Но только в хорошем смысле. Жжение превращается в восхитительное покалывание, когда Чанбин с удивительной силой поднимает вес Чонина, прежде чем опустить его бедра обратно. Его член глубже погружается в задницу Чонина. В нем так узко. Как в перчатках. А Чонин так взволнован и так чувствителен, что уверен, что кончит во второй раз, когда Чанбин дойдет до самого дна. Но когда его задница встречается с бедрами Чанбина, становится только изумленно и комфортно. Когда в нем весь член Чанбина. И еще больше он поражен, когда Чан наклоняется вперед, хватает его член за основание и проглатывает его. Это чудо, что он мгновенно не сломал Чану горло. Когда они устроились на своих позициях, все начинают двигаться всерьез. Чанбин сгибает ноги в коленях, впивается пальцами в тазовые кости Чонина и качается в его дырочку, в то время как Чонин делает все возможное, чтобы развернуть бедра и встретить эти кривые, дрожащие толчки. И Чан стоит там, на коленях между ног Чонина, чтобы гладить его, сосать и дразнить. О, Боже. Он не солгал, когда сказал, что покажет Чонину, как это делается. У члена Чана был некоторый обхват, к которому Чонин не привык, но Чан мастерски справляется с длиной выше среднего Чонина. Чан включает в это свой язык. Плавными, почти доящими движениями его язык массирует вены вдоль ствола. Каждый раз, когда Чан отрывается от него, чтобы подышать воздухом, он проводит языком по щели, издавая совершенно новую серию стонов изо рта Чонина. Чанбин кусает Чонина за шею. Аккуратно впивается ему в плечо. Его руки поднимают Чонина и направляют обратно на член. Быстро. Безумно. Чонин расслабляется. Полностью расслабляется. Удовольствия становится все больше и больше. Он чувствует это душой каждый раз, когда горло Чана сжимается вокруг головки его члена. Он чувствует это, когда Чанбин хватает его за ягодицы, раздвигает и трахает его чуть глубже. Чонин опускает голову на плечо Чанбина и выгибает спину, чтобы мужчине было легче трахаться с ним. Он почти чувствует себя задушенным. Ограниченным. Как будто он связан веревкой. Вот как сильно он закутан в громоздких руках Чанбина. Как мало он может двигаться, когда пальцы Чана впиваются в его икры. Руки Чонина тянутся и слепо нащупывают подушку дивана, волосы Чана, колени Чанбина. Везде, где он может ухватиться за что-нибудь, пока он громко ругается. Ему все равно, что он стонет. Что он практически кричит. Его не волнует, что играющая музыка уже недостаточно громкая, чтобы скрыть его удовольствие. И когда Чанбин поднимает руку и наклоняет голову, Чонин сдается и охотно целует его, зажмурив глаза, когда его тело выжимается насухо. Они работают с ним так какое-то время. Верный своему слову, Чан — мастер своего дела. Он целенаправленно тянет Чонина к краю и, кажется, инстинктивно знает, когда отступить и держаться подальше, пока Чонин снова не будет готов. Его язык, губы и руки работают как великолепная команда, выдаивая Чонина изо всех сил. И член Чанбина тоже творит чудеса. Толстый посередине, но немного меньший вокруг головки, Чонин чувствует это каждый раз, когда Чанбин выходит и входит обратно. Слюна на его дырке и на члене Чанбина давно высохла, и растяжка заставляет Чонина тяжело дышать, извиваться и гореть. Но горит так приятно. Болезненное удовольствие заставляет звезды плясать в его глазах. Чан, должно быть, гораздо более наблюдателен, чем предполагал Чонин. Мужчина прижимается лицом к промежности Чонина и выплевывает одну, две, три порции свежей влаги на ствол члена Чанбина, чтобы облегчить скольжение. Движения Чанбина замедляются. Он задыхается, создает беспорядок под весом Чонина. Чонин моргает, открывая глаза. Он стоит лицом к лицу с Чаном, который, честно говоря, выглядит так, будто может кончить только от одного взгляда на лицо Чонина. — Почему ты остановился? — спрашивает Чонин Чанбина. Но Чан отвечает: — Все в порядке? Чонин следует за направлением его указательного пальца. Чан держит свой член в руке, сидя на коленях между согнутыми ногами Чонина. — Блять, да, — выдыхает Чонин. Чан, должно быть, ясно видит энтузиазм Чонина,потому что смеется. Он приближает свое лицо к лицу Чонина, хорошенько разглядывая его измученное выражение. — У Чанбина хороший вкус, — а затем он вставляет свой член и толкается внутрь. Когда Чанбин еще внутри, широко растянув Чонина. Сначала нет ничего, кроме сопротивления, даже когда Чонин заставляет себя расслабиться. Он чувствует головку члена Чана у своего входа, не двигаясь, но не нужно много усилий, чтобы дырка Чонина растянулась шире. Чтобы принять. Позволить Чану втрахивать свой член внутрь. Чонин кричит от растяжки. Когда удовольствие разлетается вдребезги и сменяется дискомфортом. А потом боль. Затем он кричит снова и снова, когда боль искажается, трансформируется и превращается обратно в удовольствие. Из-под него Чанбин несколько раз целует Чонина в челюсть, как будто эта мягкость — извинение за ожог, который вспыхивает на нервах Чонина. Чан тоже целует его. Его кадык. Его подбородок. Его рот. Его руки такие нежные, даже когда он нажимает на грудь Чонина, чтобы удержать его неподвижным. Чонин смотрит в потолок. Маленькие звездочки усеивают его взгляд. По его телу пробегают мурашки, в ответ он подгибает пальцы ног и дрожит. Он чувствует, что его разрывают на части. Ему кажется, что он вот-вот кончит прямо здесь и сейчас, все испортив, но держит себя в руках. Он расслабляется, стискивает зубы и стонет, пока Чан отводит его бедра назад, медленно-медленно-медленно, высвобождаясь из тесноты и жара, над которыми он только что так усердно работал, прежде чем рвануться вперед. Чонин закрывает глаза и стонет из глубины груди. О, Боже. Они оба в нем. Чанбин и Чан. Оба их члена в нем. Занимая все пространство в нем. Забавно, как его мозг подсказывает ему такую мысль так поздно в процессе. Когда Чанбин уже запустил руки под колени Чонина, поддерживая его и широко раздвигая. Когда Чан бормочет проклятия, когда он снова и снова толкается. Язык тела так важен, думает Чонин. Потому что как иначе Чан узнал бы, что он трахнул его именно так и попал в нужное место? У Чонина не было слов, но у него все еще был его голос: пронзительные всхлипы, эхом отдающиеся от стен. У него все еще было его тело: выгнутая спина, сжатые кулаки, согнутые пальцы ног, истекающий член. — Я хотел, чтобы вы оба меня трахнули, — признается Чанбин, настолько хрипло и задыхаясь, что Чонин едва его понимает, — Но у тебя такое милое личико, Чонин. Я не мог упустить шанс. — Красивый, — уверенно повторяет Чан, — а затем он целует уголок открытого, тяжело дышащего рта Чонина. С таким положением, с дополнительным весом, Чанбин не может много двигаться. Не может трахать его слишком быстро. Но это не мешает ему пытаться. Он извивается под Чонином, извиваясь и толкаясь, пытаясь не отставать от стремительных толчков Чана. Удовольствие сводит с ума. Мало того, что кольцо мышц Чонина ужасно растягивается, в его животе возникает дикое, воспламеняющее трение, когда Чан и Чанбин врезаются не только в него, но и друг в друга. Глаза Чонина закатываются на затылок. Член Чана стал намного толще, думает он. Его размер обжигает вход и согревает простату. Но Чанбин немного длиннее. Достаточно, чтобы Чонин почувствовал, как правильно его наполняют. — Черт, — хмыкает Чонин. И поскольку одного раза недостаточно, он продолжает восклицать, — Бля, блять, блять! Ох, блять. Блять! — потому что он может выдержать дуэль между двумя членами только до тех пор, пока он сам не прекратит существовать. Его яйца напрягаются. Его позвоночник напрягается. Его мускулы напрягаются по окружности обоих членов глубоко внутри него, и его оргазм приближается волной туманного света. Чонин даже никогда толком не прикасался к своему члену, едва ли имел на это умственные способности, но это не мешает ему дергаться. Это не мешает ему переваливаться через край. Наконец-то. Он кончает. Импульс за импульсом горячих, липких белых мазков на его вздымающемся животе, и его нервы буквально поджариваются. Одного вида его лица должно быть достаточно для Чана. Он отводит бедра назад, вытаскивает свой член из дырки Чонина, а затем наклоняется к Чонину и сжимает член в руке. Двигается сильно и быстро, его пальцы пачкаются, пока он не хрипит и не изливается, добавляя толстые клубки спермы к месиву, уже разбрызганному по груди Чонина. Чонин не мог не наблюдать за ним все это время, не желая пропустить ни подергивания мышц, ни взмаха ресницы. Лицо Чана краснеет, когда он кончает. Как будто его тело становится ужасно горячим. И это прекрасно. Но это еще не все. Чан даже не дает себе времени оклематься. Он встает с дивана, тонкие струйки спермы все еще свисают и капают из щели его члена. Он упирается коленом в подушку дивана возле головы Чонина, гордо уперев руки в бедра. Язык тела. Чану не нужно говорить, чтобы Чонин услышал его. Он отрывается от груди Чанбина и поглощает член Чана своим ртом. Чонин пробует сперму Чана. Немного резкая, будто сегодня он съел много фруктов. Чонин вылизывает его дочиста. Лижет и чавкает, пока Чан не становится мягким во рту и, наконец, отстраняется. Последствия оргазма Чонина до сих пор пронзают его. Все еще заставляет его вздрагивать и дергаться. Его задница сильно напрягается, и он понимает, что Чанбин все еще глубоко внутри него, втрахивая его, головка члена скользит по сверхчувствительным нервам. Чонин хнычет: — Я не хочу, чтобы это прекращалось. Теперь, когда Чан отступил назад, Чанбин поднимает их обоих, крутит, поворачивает и меняет положение, пока Чонин не оказывается на спине, лопатки прижаты к теплой коже дивана. Чанбин легонько целует Чонина в ключицу, а затем не на шутку трахает его. С какой бы вежливостью он ни двигался раньше, с какой бы осторожностью он ни сдерживал себя раньше, теперь всего этого нет. Он трахается жестко. Быстро. Его отчаянные толчки заставляют бедра громко хлопать по заднице Чонина, эхом разносясь по комнате и прорезая музыку в необычном ритме. Чонин чувствует себя разбитым. Едва ли не мертвым. Он уже кончил, и покалывание оргазма полностью покинуло его. Удовольствие давно ушло, оставив наедине с тем, как член Чанбина вонзается в него. Его трахают глубоко. Широко растягивая. Чонин задыхается от этих искр. В пылу трения этого пожара, когда Чанбин набирает темп. Это больно. Это приятно до боли. И всякий раз, когда он моргает, открывая глаза, они оба тут же, нависают над ним. Наблюдают. Щека к щеке. Задыхаясь. Чанбин немного по-другому наклоняет бедра и кладет руку под колено Чонина. То ли случайно, то ли намеренно он врезается в простату Чонина. Это дикое чувство. Электрический шок. Удивление больше, чем возбуждение, и это заставляет Чонина кричать. Заставляет его выгнуть спину над диваном. — Блять, блять, блять, ты близко? — Близко, — ворчит в ответ Чанбин, но он трахается с усердием мужчины, который может продолжать. Чонин вытирает слюну с подбородка и вздрагивает, когда снова задевают его простату. Удовольствие сухое. Едва ли достаточно, чтобы снова возбудить его. Чан целует его. Осторожно и надежно, даже несмотря на тяжелые шлепки бедер Чанбина, угрожающие сломать его. Чанбин тоже наклоняется и целует Чонина в челюсть, в ухо. Он проводит пальцами по остывшей, липкой сперме на груди Чонина, зачерпывает ее в рот. Затем он тянет Чана за волосы, и Чонин с благоговением наблюдает, как они целуются. Небрежно. Неуклюже. Струйки слюны и спермы капают из их ртов в восхитительно вульгарном виде. Чанбин давится воздухом. Его бедра дрожат. Он протягивает руки, обхватывает шею Чана и глубоко стонет ему в рот, хотя кончает в Чонина. Горячо, густо, и так, так чертовски много. Достаточно, чтобы Чонин почувствовал, как сперма вытекает из его расшатанной дырочки, еще до того, как Чанбин отводит бедра назад и вытаскивает свой мягкий член. Затем Чанбин наклоняется и целует Чонина в губы. Медленно. Устало. Блаженно. Чонин чувствует что-то горькое на языке Чанбина, и он не слишком уверен, принадлежит ли этот вкус Чану или ему самому. Наконец, Чанбин отстраняется, тяжело дыша, но улыбаясь, как полный псих. Чан усаживается на диван и поднимает голову Чонина так, чтобы он мог положить ее на бедро. Его член снова полутвердый. Раздраженная головка красивого красно-пурпурного цвета. — Так что думаешь? — спрашивает Чанбин, откидываясь на подлокотник. Чонин вытирает пот с глаз. — Думаю, мне стоит выучить язык жестов. И Чан, вероятно, может читать сказанное по губам, потому что он посмеивается и говорит: — Я научу тебя.