Гостеприимность

      В то, что говорил Аль-Хайтам, хотелось вслушиваться, даже если дело касалось нудной и трудной работы. Он мог разъяснить всё простыми словами и несколько раз показать на примере, однако эта старательность была ничем иным, как белым шумом по сравнению с внешним видом секретаря Академии Сумеру. В эту встречу его волосы были небрежно уложены, и несколько хохолков очаровательно выбивались из строгой причёски. Мечник то и дело поправлял непослушные пряди, открывая вид на свои внимательные глаза с бирюзовым отливом. Под этим взглядом Люмин плавилась подобно железу и растекалась на своём месте, постоянно прочищая горло и неловко прося объяснить всё заново. Когда Аль-Хайтам вздыхал, его грудь вздымалась, и девушка могла разглядеть соблазнительную ложбинку, отчего вернуться к прежнему потоку мыслей было уже невозможно. Мужчина говорил вкрадчиво, чётко и по делу, что пугало и восхищало одновременно. Разве вежливо было отвлекаться, когда Аль-Хайтам так распинался перед ней? Он даже заказал им обоим перекусить, несмотря на загруженность поваров, официантов, толпу посетителей, от которой уже болели виски́. Все исподтишка глазели на них, точнее, на секретаря. Такое внимание ему было противно, хотя он изо всех сил пытался сосредоточиться на деле. А вот Люмин всё никак не могла собраться с мыслями, уже весь стакан сока осушила, ни в какую.       Это всё потому, что Аль-Хайтам сегодня безумно красивый. — Я так погляжу, моя помощь не особо требуется. Ты думаешь о чём-то своём, — констатировал секретарь, откинувшись на спинку стула. Люмин попыталась поймать его взгляд, но мужчина уже был безучастным; наконец-то приступил к еде и чтению своей литературы. Даже за столом ему было проблематично отказаться от знаний. — Нет, всё не так, прости, — от волнения руки начали нервно жестикулировать, и Люмин заставила себя опустить ладони на стол. — Правда, Аль-Хайтам, извини, я задумалась ни о том. Но мне правда нужна помощь. Здесь очень шумно, я не могу сосредоточиться.       Вид у Люмин был жалостливый, и мужчина растаял; отложил книгу, еду и вновь склонился над планом личной библиотеки, которую путешественница хотела сделать в своей Божественной обители и попросила о помощи именно Аль-Хайтама, как одного из самых компетентных людей в этом вопросе. — Книги предназначены для чтения, но во многих семьях они часто служат для другого. Для украшения, — они встретились взглядами. — Некоторым недостаёт не ума, а терпения. Я не хочу, чтобы в твоей библиотеке они лишь собирали пыль. Тем более, что в твоём инвентаре я нашёл много интересных экземпляров, — он провёл пальцем по всему списку и остановился на книге «Учения листвы». — Откуда это у тебя? И к тому же все три тома.       Будь здесь Паймон, она бы быстро выдала путешественницу с потрохами: «Да она постоянно берёт то, что плохо лежит! И в вашей Академии тоже!» Но, благо, Паймон не интересовалась обустройством библиотеки, и она занялась другими, по её мнению, важными делами. На вопрос Аль-Хайтама Люмин лишь неоднозначно дёрнула плечами, на что мужчина обратно опустил глаза в список. — Меня не интересует, как красиво это будет выглядеть. За этим можешь обратиться к кому угодно, даже Кавеху, — Люмин стало не по себе, когда Аль-Хайтам выдал едкое «даже» и продолжил, как ни в чём не бывало: — Я размещу их таких образом, каким посчитаю нужным. А ты… — мужчина несколько раз стукнул по списку и цокнул языком: — Уже ходила к Кавеху за чертежом? — Я обратилась к другому дизайнеру за помощью. Он уже отправил чертёж. Кавех, кажется, был занят каким-то другим серьёзным проектом… — Возможно, это действительно так, раз мы не встретили его в таверне пьяным вдрызг. Что ж, удачи ему. — Эм, ты, кажется, чуть ранее в разговоре упоминал, что можешь позволить взять несколько книг из архива, но для этого нужно заполнить заявку. Не мог бы ты?.. — Ещё раз объяснить, как её заполнять? Ну уж нет.       Сердце Люмин на мгновение сжалось от страха, что Аль-Хайтам просто уйдёт, оставив её одну разбираться с библиотекой. Беспокойство путешественницы лишь усилилось, когда мужчина стал сгребать все бумажки, что ему принесла мечница, в одну не аккуратную кучу. — Сам заполню и решу этот вопрос. Так и быстрее, и легче для нас обоих. Тебя попрошу лишь об одном: приди завтра вовремя. Люмин подумала, что Аль-Хайтам просит это не всерьёз, поэтому театрально фыркнула: — За кого ты меня принимаешь? Конечно я приду вовремя!       Секретарь поднялся со стула, и все люди, следящие за ним, вмиг опустили взгляд в тарелку, боясь, что он заметил их излишнее любопытство. Конечно, Аль-Хайтаму не привыкать к вниманию окружающих, однако он предпочёл бы оставаться в тени, а не складывать все бумажки в рабочий рюкзак под раздражающий свет лампы, падающий прямо на его фигуру. Стоило мужчине обратиться к путешественнице, как он вновь завладел всеобщим вниманием. Наблюдать, как Аль-Хайтам наклоняется к бравой мечнице, что-то шепчет ей на ухо (вещь, которую должна услышать только она) и протягивает ей клочок бумажки с чем-то очень секретным — было увлекательным зрелищем. И так как почти все взгляды, прожигающие пару насквозь, были устремлены на секретаря, мало кто заметил изменения в лице Люмин. А девушка раскраснелась и даже не смогла толком попрощаться. Аль-Хайтам нацепил наушники и уже ничего не слышал в гуле людной таверны. Путешественница осталась сидеть одна за столом полным еды и раздумывать о том, что ей так секретно прошептал мечник, уставившись на переданный клочок бумаги.       «Хочу познакомить тебя с одним человеком. Он знает толк в собирании книг, и в его коллекции найдутся интересные для тебя экземпляры. Не опаздывай, он этого не любит», — звучал в голове голос Аль-Хайтама, в котором слышалось нечто незнакомое и будоражащее. «Нежность что ли», — подумалось Люмин, и она помотала головой.       Путешественница осталась недовольна сегодняшней встречей. Сколько планов и тем для разговора она припасла заранее, а сказать толком ничего не смогла. Проживая в Сумеру, девушка стабильно видела Аль-Хайтама несколько раз в неделю. Пускай мимолётно, пускай они обменивались всего несколькими словечками, но сегодня Люмин будто первый раз его увидела и была этому безумно зла. Она не любила выставлять себя идиоткой и мямлей, коей мечница совсем не являлась. И всё-таки именно такой светловолосая себя ощущала, оставшись одной, склонившейся над адресом где-то в Порт-Ормос. Любопытство, что за человек ожидал путешественницу завтра, затмило былую неловкость и раздражение. Люмин ведь желала обзавестись собственной библиотекой в своей обители, и эта идея не покидала её с самого начала путешествия по Тейвату. — Извини, что беспокою, позволь присесть.       Звёздная путница подняла удивлённый взгляд и увидела девушку, про которую можно было сказать: «Я тебя где-то видела». Посредственная одежда и внешность, мало чем отличающаяся от серой массы, лицо нахмуренное, глаза интеллигентные, и в речи присутствовало некое подобие этикета, не считая резкого вопроса прямо в лоб: — Ты тесно общаешься с Аль-Хайтамом? — девушка уже присела за стол, на то место, на котором недавно был секретарь. Люмин опешила и рефлекторно спрятала адрес подальше, мало ли с какими целями девушка выманивала у неё такую личную информацию. — Почему тебя это так интересует? — задала путешественница ответный вопрос. — На твоём бы месте я отвечала честно и по существу. — Послушай, если ты какая-то там его фанатка, то лучше… — Люмин махнула рукой, прогоняя незнакомку, но она вдруг подвинулась ближе, злобно вылупясь на путешественницу. — Да я его ненавижу! Из-за него я потеряла всякое уважение в Академии!       Путешественница начала догадываться, чего добивается эта обиженная жизнью девушка. Она всё это время наблюдала за Аль-Хайтамом и Люмин, желая поговорить с секретарём, но побоялась скандала и того, что её прилюдно унизят. Затем решила излить душу звёздной путнице, словно она могла повлиять на всё то, что незнакомке пришлось пережить в Академии. — И чем, собственно, я могу помочь? — чёрт дёрнул Люмин спросить это, и она заткнула свой рот остывшим мясным рагу сабз. Изумительный вкус, на удивление, сгладил всю раздражительность, и путешественница принялась искренне слушать. — Никакая помощь не требуется, у меня новая жизнь вдали от всех былых забот Академии… Я лишь тебя предупредить хочу, — фраза с хрипом вырвалась из сжатых губ бывшей студентки. — Этот Аль-Хайтам — тот ещё говнюк. Я бы на твоём месте не якшалась с ним.       Люмин чуть не выпалила: «Да, он бывает весьма груб и прямолинеен… Но он совсем не такой плохой, как ты считаешь!» Но мысли путешественницы перебил еле сдерживаемый крик собеседницы, которая, чуть ли не плача от ненависти, продолжала рассказывать: — Аль-Хайтам просто ненавидит женщин! Считает их вторым сортом, мусором… Подстилками для мужчин! Когда я училась в Академии, то стала жертвой его убеждений, так как мы учились в одном даршане. Это было ужасно, — её аж передёрнуло, и Люмин вдруг поняла, почему девушка подошла именно к ней, а не к Аль-Хайтаму. Рядом с ним она бы и звука не смогла произнести. — Погоди, но ведь это было много лет назад. Должно быть, Аль-Хайтам уже изменился. Он совсем не ведёт себя, как человек, ненавидящий женщин, — путешественница замялась, осознав, что она пытается оправдать секретаря за то, что он, возможно, и не делал.       «С какой стати мне вообще верить первой встречной», — изумилась Люмин и вновь заела негодование холодным рагу. Второй раз этот трюк не сработал, и путешественница грубо спросила: — А какое тебе дело вообще? Тебе не кажется, что я сама разберусь, с кем мне общаться? Бывшая студентка пропустила эти слова мимо ушей и предостерегла: — Ни в коем случае не показывай свою слабость. Он всегда насмехается над неудачами и трудностями. Ему просто неизвестны такие черты, как эмпатия и снисхождение! С мужчинами он общается нормально… А женщинам постоянно твердит, что они слишком беспечны! И что им не хватает собранности и рациональности, — Люмин нахмурилась, не в силах представить подобную картину. — Когда я высказывала своё мнение, то он постоянно затыкал мне рот! Будто я какая-то букашка под сапогами… Из-за этого комиссия поставила моему проекту низшую оценку, потому что я растерялась! — Погоди-погоди, — путешественница поспешила прервать этот нервный монолог. — В Академии много учёных женщин. Не думаю, что Аль-Хайтам просто взял и проигнорировал этот факт! А талантливых преподавательниц-то сколько… — Но главный в Академии всё-таки мужчина! И секретарём стал тоже МУЖЧИНА, — процедила она, будто повышение Аль-Хайтама окончательно задело её чувства. — А с женщинами учёными у него разговор всегда был короткий. Мол, это «исключение из правил, которое подтверждает правило!» — Бред какой! — отрезала путешественница и поднялась изо стола. — Я не собираюсь больше этого слушать, ты сумасшедшая. — Ты сама во всём убедишься. Со временем, — загадочно добавила девушка и поднялась следом, преградив мечнице путь. — Только потом не плачься, что твой обожаемый Хайтамчик окажется полным мудаком…

***

      Если бы Люмин попыталась себя убедить в том, что ни капельки не волновалась перед встречей с Аль-Хайтамом, то была бы лгуньей. Вчерашняя сумасшедшая, обиженная на секретаря, выглядела весьма убедительно и рассказывала такие вещи, от которых сердце кровью обливалось. Было бы легкомысленно пропустить всё мимо ушей, но в то же время нечестно по отношению к Аль-Хайтаму, который всегда помогал путешественнице и был по-своему мил с ней и вежлив. Путешественница оказалась меж двух огней и всё утро провела как на иголках. Ежедневные поручения девушка оборвала на середине и, оказавшись недалеко от Порт-Ормоса, решила подождать секретаря на месте назначения (он ведь очень просил не опоздать), однако Паймон настаивала пойти по длинной дороге через причалы. — Вчера Паймон познакомилась с одной девушкой, её зовут Лумелат, и она местная рыбачка. Она спросила, ловила ли ты сумерскую рыбу, и Паймон было даже стыдно признаться! Лумелат выглядела такой разочарованной… — А что такого особенного в сумерской рыбе? — Люмин шла чуть позади, давай своей компаньонше возможность налетаться. — Ну, она больше, и она… — Паймон замолчала, не зная, что такого ещё сказать, но вдруг остановилась и крикнула кому-то вдалеке: — Лумелат! Кайван!       Люмин последовала хвостиком за бодрой спутницей, параллельно вглядываясь в тех людей, к которым они приближались. Должно быть, крик Паймон их слегка напугал; они вздрогнули, и удочка в их руках дёрнулась, отчего поплавок забавно плюхнулся в реку, распугав всех рыб. Но, несмотря на это, они заулыбались, когда маленькая знакомая радушно поприветствовала их. — Паймон! Ты привела к нам путешественницу, очень мило! — Лумелат, девушка с короткими русыми волосами, прикрытыми платком, протянула мечнице свободную руку для рукопожатия. — Очень рада познакомиться с тобой лично. — Я тоже, — Кайван даже элегантно поклонился. — Мы много слышали о тебе, но боялись познакомиться. Наши интересы ведь слегка расходятся, — парень неловко почесал затылок. — Потом мы встретили Паймон, и она рассказала, что у тебя уже был опыт рыбалки в других регионах! — Я не профи, просто баловалась время от времени, — на щеках Люмин засиял румянец, и она, в попытках найти поддержку, посмотрела на Паймон. — А вы можете нам показать сумерских рыбок? — Конечно! Давайте только переплывём на другой берег, улова там будет больше.       Люмин согласилась, хотя флора и фауна различных регионов её интересовали намного меньше, нежели менталитет, внутренние проблемы региона и информация о брате. Без сумерских рыбок вполне можно было прожить, но Паймон выглядела так, будто не выдержит и дня без этих уникальнейших знаний и потащила спутницу на лодку. Старушка, пробитая временем и залатанная на скорую руку, переправила компанию на другой берег, где, как уверял Кайван, улова будет больше. Парень помог девушкам сойти на причал и стал доставать все нужные в рыбалке приспособления, в то время как Лумелат разразилась целой лекцией: — Рыбу в Сумеру можно ловить в нескольких местах: Джунгли Локапал, Ванарана, Лес Авидья, и недавно мы нашли еще одну точку — Долина Ардрави. В прудах не всегда можно найти редкую рыбу, иногда приходится вставать в самую рань и плавиться под солнцем целый день, чтобы наловить, к примеру, песчаного иглобрюха. А какие-то виды появляются только ночью, и они очень редкие! — В Сумеру действует закон о том, что нельзя вылавливать больше установленного количества рыб в одном пруду. Это нарушает популяцию. Впоследствии пруды опустошаются и перестают приносить хорошую рыбу, — Кайван достал всё необходимое и встал рядом со своей коллегой, которая лишь грустно кивнула. — Мы-то закон не нарушаем, нам важна репутация, и мы любим наше дело! Не хотелось бы, чтобы живописных мест, в которых можно порыбачить, оставалось всё меньше и меньше. — Но вот гадкие Пустынники… — прошипела Лумелат. — Законы им просто не писаны! Ловят где хотят, сколько хотят и забирают чужой улов! — Не все пустынники плохие, — вступилась Паймон. — Мы знаем одну наёмницу из пустыни, Дэхью. Она очень хорошая и никогда бы не нарушила закон! Ну, если того не потребуют обстоятельства… — Спорить не буду, не все пустынники плохие. Но большинство! — отрезала Лумелат и, выдохнув, взяла свою верную удочку, у основания которой была хорошо видна поплывшая краска. «Это ж как долго нужно держать удочку, чтобы остался такой след», — удивилась Люмин. — Ладно, проехали. Вы просили показать сумерских рыбок, — девушка зачем-то полезла в карман и достала оттуда небольшого размера, где-то в человеческий глаз, фиолетовый шарик. От него исходил приятный запах, и на мгновение путешественница подумала, что это местное лакомство. Лумелат поспешила разочаровать: — Это сахарная наживка. В основном рыбы клюют именно на неё, но есть исключения. — Эх, а Паймон подумала, что это вкусняшка, — взгрустнула та. — «Вкусняшку» мы как раз и будем ловить, — Лумелат встала рядом с путешественницей и вручила ей свою удочку. Люмин очень воодушевило такое доверие. — Итак, расскажи, как ты обычно ловишь, какой техникой? — Техникой? — путешественница впервые слышала, что в рыбалке есть какие-то там техники. — Я просто чувствую и закидываю леску… — Что значит «просто чувствуешь?» — коллеги рыбаки переглянулись, и Кайван попробовал предположить: — Может, ты имеешь в виду «классический стиль?» — Да, наверное. Сейчас покажу.       Люмин опустила взгляд на водную гладь, сильнее сжала удочку. Раньше девушка никогда не задумывалась, как ловила рыбу в других регионах, и ей стало даже неловко от собственной удачи и чутья. Ей было достаточно взглянуть, откуда появляются крохотные пузырьки воздуха, колышется водное зеркало, отражающее сосредоточенное лицо путешественницы, занести руку чуть выше и пробить наживкой грань между внешним видом и тем неизвестным. Люмин ощутила натяжение лески и аккуратно вгляделась в силуэт, всплывающий на поверхность. Лумелат и Кайван затаили дыхание, а Паймон, в своей привычной манере, затрубила слова поддержки прямо над ухом. Это раззадорило пыл путешественницы, и она резко потянула удочку на себя. Наживка дёрнулась, но не выплыла на поверхность. По ту сторону кто-то очень прыткий жадно потянул наживку за собой, вглубь водоёма. Держи её, голосила Паймон! Люмин знала это и без чужой помощи. Казалось, рукоять удочки стала дымиться от той силы, с которой мечница удерживала её и тянула на себя. Встав в стойку, в которой воительницу не сбил бы даже разъярённый вьючный як, девушка выгадала время и, когда прыткость водного жителя слегка уменьшилась, предприняла новую попытку вытянуть рыбу на поверхность.       Это сработало, и всех, стоящих на причале, окатили капли пресной воды, спрыгнувшие с пухлого тельца. Люмин с радостным визгом ловко схватила край лески и продемонстрировала свой добрый улов. Рыба, поедающая наживку, осознала, что задыхается, но соскочить в воду уже не смогла. В отчаянии она стала метаться, обрызгивая путешественницу с головы до ног. — Плодовый иглобрюх, — отходя от увиденного, пробубнила Лумелат. — Как ты это сделала? Ещё и так быстро. У меня уходит несколько попыток, чтобы вытянуть его из воды… — Да у нас мужики в деревне не такие сильные! — согласился Кайван. — Путешественница, ты просто находка для рыболовов! Что это был за стиль? — Эм, не знаю. Я всегда так ловлю, особо не задумываясь. Наверное, мой способ близок к классической технике, да? — нервно улыбнулась блондинка и сунула улов в специальную корзину, где рыба ещё какое-то время подпрыгивала на месте, пока совсем не задохнулась. — Не знать азы, а с такой лёгкостью доставать иглобрюха из воды… Кому расскажу, не поверят! — рассмеялась Лумелат. — Мы ведь ещё увидимся? Я каждый день рыбачу здесь, приходи, поболтаем. — Конечно, я с радостью, — и Люмин не лукавила. — Может быть, в следующий раз, научишь меня какому-нибудь стилю? — Боюсь тогда ты станешь рыбачить ещё лучше и заберёшь всех моих клиентов. Ну ладно, обязательно научу!       Все четверо обменялись любезностями (искреннее всех прощалась Паймон), и неразлучный дуэт неспешно пошёл вдоль берега, всматриваясь в оживлённую жизнь Порт-Ормоса. До него было рукой подать, и Люмин радовалась тому, что они успеют на встречу с Аль-Хайтамом и поделятся такими яркими впечатлениями. Секретарю наверняка не доводилось ловить сумерскую рыбу, а вот путешественнице этим утром — ещё как. Она надеялась, что это его удивит, и все сомнения, посеянные вчерашним разговором с бывшей студенткой Академии, вмиг сгинут. — Люмин, стой! — только благодаря Паймон путешественница заметила, что сильно ускорилась и обернулась назад. Спутница указывала на причал, от которого они уже отошли на приличное расстояние. — А это случайно не Пустынники?..       На причале стояло шестеро человек, не считая Лумелат и Кайвана. Пустынники выглядели ехидно и явно чувствовали своё превосходство над обычными и безоружными рыбаками, а сами стояли, напичканные кинжалами до самых зубов. Их визит был вполне понятен, однако один из них всё-таки попытал удачу добиться общей цели кривой дипломатией. — Мы ведь товарищи… Вы — простые работяги, мы тоже. И для работы нам очень не хватает инструментов. Понимаете, всё затерялось в песчаных бурях, и мы остались ни с чем, — он попытался сделать жалостливое лицо, но получился тупой оскал. — Одолжите нам свои удочки, корзины и наживки… Мы честно всё вернём сегодня же, даём слово. — Придурок, думаешь, вам кто-нибудь доверит свои вещи? Идите отсюда, иначе с вами будет разговаривать махаматра! — Ну-ну, зачем так суетиться? Мы ведь попросили по-хорошему, — в его руке сверкнул острый кинжал. — А можем говорить и по-плохому. — Если не боишься гнева махаматра, может быть, смерть от моей руки тебе придётся по вкусу?       Пустынники обернулись; кто-то тихо подкрался за их спины и крикнул так смело, что они вмиг схватились за оружья. Люмин оказалась так близко, что они рефлекторно попытались сократить с ней расстояние, замахнувшись кто кинжалами, кто саблями. Путешественница исчезла в воздухе, будто песок, и появилась уже перед Лумелат и Кайваном. Паймон успокаивающе взяла их за локти и застыла, ожидая указаний от звёздной путницы. — Что вам от них нужно? — строго спросила Люмин, и её тон прошёлся мурашками по коже некоторых Пустынников. Образ справедливой мечницы давно был у всех на слуху, и не каждый мечтал скрестить с ней клинки, когда и так ясно, что силы неравны. — Все дружно языки проглотили? — Вот какая ты, путешественница, — облизнулся их дипломат. — Я представлял тебя по-иному. Более крепкой и высокой, а ты такая соплячка, что мы вмиг расквитаемся за наших товарищей. Пощады можешь не ждать! — Паймон, уводи их в безопасное место, я прикрою! — Люмин отбила первый яростный удар. Вибрация прошлась по всему телу, а колени заметно дрогнули. «Сколько же в них дури…», — заметила мечница.       Кто-то пошёл на перехват: метнулись следом за беглецами, но прямо перед их носом восстала янтарная преграда, чуть не расплющив их головы. Люмин пустила ещё один столб прямо в толпу, сбив нескольких Пустынников с ног. Поле битвы наполнилось словами проклятий и оскорблений, которые только больше заставляли мечницу сосредоточиться. Она запрыгнула на собственную преграду, когда двое бугаев попытались взять её в захват. Элегантно, как кошка, она увернулась от заряда арбалета и приземлилась в самую гущу. Сразу трое замахнулись на неё, но Люмин стоило лишь присесть, чтобы избежать ранения. Не думая ни секунды, в сидячем положении, она подставила пустынникам подножку, и они кубарем свалились друг на друга, мешая остальным добраться до их прыткого врага. Мечницу даже забавляло это «цирковое представление» с прыжками, опасными трюками и живыми актёрами без какой-либо страховки. — Пли!       Люмин среагировала на голос и тут же увернулась от стрелы, прошедшей мимо её щеки. В это же время острое лезвие падало на неё с высоты оклемавшегося бугая, и девушка прытко скользнула тому между ног, оказавшись за спиной. Кинжал прошёлся точно по его лопаткам. Он завопил от боли и скрючился, отчего боевой дух остальных заметно уменьшился. Тот, кто уже бежал на врага, сломя голову, замешкался, и это дало Люмин возможность вонзить остриё точно в плечо. Пустынник завопил и отпрыгнул в сторону, не в силах удерживать правой рукой саблю. Дипломат, их лидер, оставался в стороне и лишь командовал, но вот наступил и его час ввязаться в бой. Капельки пота скатились с его лба, когда Люмин сама настигла его. Сил у девушки было хоть отбавляй, и мужчина с трудом удерживал тянущие его вниз колени. Лидер сумел отбросить напор мечницы и рывком сократить расстояние, однако светловолосая не собиралась останавливаться. Тогда мужчина подал знак, и все, кто ещё был в состоянии, схватили Люмин за края одежды, волосы и ноги. «Грязный приём», — завопила про себя девушка и наотмашь ударила мечом. Лужа крови окропила сапоги и землю рядом с путешественницей. Запахло железом и пóтом. За спиной послышался предсмертный хрип. — Держите её!       Несмотря на смерть товарища, все разом навалились на девушку, стараясь как можно больше ограничить её в движениях. Их было четверо. Даже раненые не жалели своих сил и кряхтели, запутывая врага в кандалы рук. Лидер захохотал от скорой победы и поднял руку, дабы отдать новый сигнал. Путешественница лихорадочно соображала, что делать, но вдруг в нос ударил резкий запах скошенной травы. Кто-то или что-то пронеслось сквозь неё, сбив пустынников с ног, оставив за собой лёгкий шлейф базилика. Люмин впала в ступор, но опасность в лице летящей стрелы быстро привела её в чувства. Она ловко отбила снаряд и отпрыгнула в сторону, смерив поле боя придирчивым взглядом.       Острые, будто когти яростной птицы, удары проносились по телу Пустынников, высекая одного за другим. Отточенные движения не давали никому и шанса попробовать схватить этого неуловимого зверя, ведь он всё обдумал наперёд: сколько врагов, какое у них оружие и какие боевые привычки они используют. Зеркала света, парящие у его головы, резали кожу и выбивали из рук сабли, кинжалы и арбалеты, оставляя противников ни с чем. Всё происходило так стремительно, что Люмин не успевала следить глазами. Враги падали один за другим, зелёные вспышки сопровождали их проигрыш и были проводником к следующей цели. Зеркала света наконец заметили впавшего в ужас лидера и стремительно рванули к нему. Путешественница вновь ощутила этот шлейф трав и цитрусов и наконец смогла разглядеть среди толпы и вспышек света знакомую крепкую фигуру.       Аль-Хайтам держал меч у горла лидера. Жалкая жизнь наёмника была целиком и полностью в руках секретаря Академии, и тот, понимая свою участь, расплакался, не желая умирать вот так, у причала, в полном одиночестве и страхе. Люмин взглянула на всех побеждённых; раны глубокие, но не смертельные. Если вовремя вызвать помощь, их спасут, а потом накажут за содеянное. Аль-Хайтам и не собирался совершать самосуд, хотел лишь припугнуть и вдолбить тому в голову, что в любой другой ситуации, будь они в пустыне, мечник похоронил бы его в песках.       Секретарь вырубил лидера рукоятью меча, и тот, будто мешок картошки, свалился на влажную траву. Ветер умиротворённо завыл, остужая горячие тела после битвы. Когда мужчина развернулся к путешественнице, она изумилась выражению его лица. Поначалу Люмин сослала это на адреналин, но Аль-Хайтам, придерживаясь своей цели, подошёл к девушке и спросил, не скрывая возмущения: — Что было бы, если бы я не подоспел? Ты неправильно оценила свои силы и выбрала слишком легкомысленный стиль боя. Ты хоть понимала, какой подвергала себя опасности? — У меня не было времени думать! Они напали на людей, — принялась оправдываться Люмин, чувствуя себя незаслуженно обвинённой. — Ты бы так не поступил на моём месте? — Ты слишком беспечна. Тебе не хватает собранности и рациональности.       Люмин будто кинжалом пронзили. Поначалу она не понимала, почему вдруг ощутила такой острый приступ дежавю, но быстро вспомнила вчерашний разговор в таверне. Та девушка произнесла его фразу слово в слово. Будь её воля, наверное, даже смогла бы описать выражение лица, с которым будет смотреть Аль-Хайтам. Почти без эмоций, но заставляющие тревожиться и стыдиться собственных действий, глаза не отрывались от путешественницы, добивали и выжигали последние силы. — Как знаешь, — отрезала Люмин. — Мне нужно проверить, как там Паймон и остальные. — С ними всё в порядке, — Аль-Хайтам остановил девушку, мчащуюся будто як, крепким прикосновением к плечу. — У нас нет на это времени. Нам нельзя опаздывать. — Но ведь… — Тебе больше не нужна библиотека?       Люмин тут же замолчала и поплелась вслед за секретарём Академии. Его длинные ноги без особых проблем делали большие шаги, из-за которых девушке после боя приходилось чуть ли не бежать, дабы не отдалиться от Аль-Хайтама. Жизнь в Порт-Ормосе уже бурлила, повсюду все занимались своим делом и не замечали ничего, кроме работы. Вдобавок путешественнице, вспотевшей от пробежки до нужного адреса, приходилось ещё уворачиваться от людей, лавировать между ящиками и спокойными животными, в то время как перед мужчиной всегда будто расступались. «Это из-за его вечно недовольного лица», — раскусила Люмин, ещё не отойдя от минувшей битвы и слов секретаря. А самым неприятным было то, что девушка из таверны на один пункт оказалась права.       Аль-Хайтам резко остановился, и девушка лицом впечаталась в его лопатки. Удар больно пришёлся по носу, и из уст вырвалось тихое фырканье, которое мужчина, должно быть, не услышал из-за своих наушников. Он лишь проверил, в порядке ли путешественница и, скрестив руки на груди, принялся ждать кого-то за прилавком. Люмин удивлённо обследовала богатые полки с книгами, различными записями и альбомами, редкими приспособлениями для письма и изучения текстов. Не удивительно, что рядом не толпились желающие поглазеть. За таким товаром приходили только настоящие ценители, и Люмин было лестно осознавать, что она одна из таких.       К назначенному времени за прилавком никто не появился. Они продолжали ждать, замечая на себе любопытные взгляды прохожих, и ничего не могли поделать с этим унылым ожиданием. Аль-Хайтам стоял в грозной позе, был молчалив и явно знал намного больше о сложившейся ситуации, нежели подуставшая Люмин. Признаться, молча стоять и ждать с моря погоды ей совершенно не хотелось, и бездействие секретаря Академии она расценила, как неуважение к её собственной персоне. К тому же осадок с недавней перепалки ещё остался и прожигал девушку изнутри. — Этот торговец вообще появится? Просил прийти вовремя, а сам… — Если ты не заметила, он уже пришёл.       Люмин застыла, раскрыв рот в незаконченной фразе. Она проследила за взглядом напарника, опасливо подошла к прилавку и увидела за ним уставившиеся исподлобья холодные тёмные глазища. Маленький лысый мужчина сидел на детском стульчике и раскладывал книги на нижней полке. Комментарий Люмин отвлёк его от работы и теперь, некогда занятой торговец был раздражён и совсем не расположен к торгам. Аль-Хайтам попробовал исправить положение и, безнадёжно вздохнув, изложил: — Данай, я пришёл договориться.       Торговец молча приподнял одну бровь, не вербально подколов своего старого знакомого из Академии, и тяжело поднялся со стульчика. Несмотря на его рост, мужчина имел при себе непростительные для него габариты. Данай достал табуретку, взгромоздился на неё, став чуть выше уровня прилавка, и величаво спросил: — Ну и о чём же ты пришёл договориться? — взгляд карлика упал на белокурую девушку, и его бровь вновь приподнялась.       Люмин подумала, что это призыв к её инициативе. В конце концов, кому нужна библиотека: ей или Аль-Хайтаму. И, не дожидаясь, пока секретарь дипломатично расставит всё по полочкам, в сердцах выпалила: — Мне очень нужны некоторые книги из вашей коллекции! Понимаете, в своей обители мне очень не хватает такого уголка, где я могла бы хранить все найденные мной сборники, путеводители… Также у меня есть друзья рукописцы, и их подарки сильно утяжеляют мной инвентарь! — Люмин, довольно, — голос Аль-Хайтама лезвием прошёлся по шее путешественницы, и она больше была не в силах что-либо сказать. Столь холодный и бездушный тон был девушке не знаком, даже противен, и Люмин всерьёз задумалась, как могла вчера восхищаться столь уравновешенным и безумно умным мужчиной. — Данай, пройдём за твою ширму. Я всё объясню.       В груди стало колоть, и путешественница молча проводила взглядом удаляющихся от неё секретаря Академии и торговца книгами. Они растворились за богатыми полками, оставив после себя не ложку стыда, а целую бочку, в которую Люмин самолично могла залезть и спрятаться. «Ну не дура ли», — подумалось девушке. Она осталась стоять одна, а люди не переставали пялиться, обмениваться сочувствующими взглядами и растворяться в толпе по своим делам. Сказать, что путешественница мечтала под землю провалиться — ничего не сказать. Очень не хватало Паймон, с которой можно поделиться своими переживаниями и чувствами. Оставалось надеяться, что с ней и рыболовами всё хорошо, и они сейчас потягивают в таверне какой-нибудь коктейль.       Аль-Хайтам и Данай вернулись через пятнадцать минут. Торговец был окрылён и сам себе на уме, но, вновь увидев Люмин, резко взял себя в руки и с такой же напыщенностью сообщил ей: — Знаешь, милочка, дам тебе совет. На рынке есть золотое правило: если ты женщина, то рот не открывай, если не спрашивают.       Люмин не поверила услышанному и возмутилась только тогда, когда увидела на лице Аль-Хайтама некое подобие одобрения. У девушки даже уши покраснели от злости и ни о каких сделках уже не могло идти речи. Путешественница просто встала в стороне и оставила обязанности на мужчину, который, изучив список, точно знал, каких томов не достаёт в коллекцию звёздной путницы. Как будто он вдруг стал её личным секретарём, что неимоверно раздражало. Люмин столько раз разговаривала и спорила с торговцами, одной из которых была Нин Гуан, чуть ли не самая безумная торгашка. О Дори упоминать путешественница даже не смела. Дружба с ней и так стала для светловолосой настоящим подвигом. И неужто этот Данай, торговец книгами, мог переплюнуть их? — Люмин, отвлекись. Нужна твоя подпись, — Аль-Хайтам обратился к ней лишь для приличия. На деле он продолжал болтать с Данаем и обмениваться притворными любезностями, мол, так приятно с тобой работать, заходи ещё. Путешественница тихо фыркнула и, сильно ударив ручку о прилавок, пошла прочь.       Её переполняли разные эмоции. Злость провоцировала на применение грубой силы. Так и хотелось телепортироваться в пустыню и побиться с какими-нибудь головорезами, лишь бы избавиться от этой ноющей боли в мышцах. Разочарование выдавливало слёзы, которые путешественница сдерживала изо всех сил. Больше всего Люмин боялась, что слова той сумасшедшей окажутся правдой. Разве мог такой великий и ответственный человек, как Аль-Хайтам, оказаться ненавистником женщин? Как оказалось, может, и это проделало в груди мечницы огромную тёмную дыру. Тревога вынудила девушку остановиться посреди порта. Она совершенно не знала, куда идёт, остановилась где-то на отшибе, у дороги, ведущей в дикие джунгли. Вопрос «А как теперь с ним общаться?» плотно засел в голове девушки, и она не заметила, как за спиной появился виновник её мыслей. Стоило почуять запах, исходивший от его тела, как Люмин вспыхнула, будто спичка, и отшатнулась в сторону, приобняв себя руками. Аль-Хайтам застыл с протянутой к девушке рукой, глаза глупо заморгали от столь неожиданной реакции, но мужчина быстро сориентировался, отбросив тени неловкости. — Почему ты убежала? — Не убежала, а ушла, — не услышать обиды в голосе Люмин было невозможно. — Ты уже закончил с Данаем? Супер, тогда на сегодня всё. — Если тебя расстроили слова Даная, то ты просто не знала о правилах рынка. Мужчины правят им. Если бы не я, тебе продали бы всё в два раза дороже. — А как же Дори? Она же не мужчина! — Дори — исключение из правил, что лишь доказывает эти правила.       У Люмин чуть ноги не подкосились. Слово в слово, как и говорила та девушка! Путешественница не могла поверить, что всё это время носила розовые очки, грезила о благородном образе секретаря Академии и мечтала стать с ним ближе. Теперь мысль об этом была противна. Ещё обиднее мечнице становилось, когда Аль-Хайтам, видев её злость, страх и отчуждённость, не попытался исправить положение. Его всё устраивало? Ему такое нравилось? Или он таким жестоким способом решил сбрить надоедливую прилипалу? — И даже в Академии ты придерживался таких правил?.. — не зная для чего, спросила Люмин. — Старшие студенты часто жестоко третируют младших, это иерархия. Но это ведь не значит, что я сам разделяю эти законы общества. — Мне противны законы, которые разделяешь ТЫ. — И какие законы Я разделяю? — Сам знаешь! — Люмин даже вслух рассуждать об этом не хотела. Только больше убеждаться в гнусности и однобокости секретаря Академии ей не хватало. — Значит, ты поверила той девушке, да? — Что? Ты!..       Аль-Хайтам еле удержался, чтобы не улыбнуться. Он вновь вернул своему лицу серьёзный, несколько равнодушный вид и, скрестив руки на груди, прошёл мимо путешественницы, уводя её подальше от Порт-Ормоса. У Люмин не было другого варианта, кроме как пойти следом. Остаться на месте и уйти — потерять связь с напарником и не узнать правду о той девушке, что подошла к мечнице вчера в таверне. То, что они связаны — не было никаких сомнений, но как именно? Путешественница поплелась хвостиком вглубь джунглей под напряжённое молчание, не зная, куда конкретно её ведёт секретарь. В какой-то момент Люмин показалось, что Аль-Хайтам намеренно избегает главную тропу, будто пытаясь запутать и заставить забыть дорогу обратно. Впоследствии девушка уже не знала, как вернуться назад, и, боясь остаться одной в этих густых джунглях, теснее приблизилась к напарнику, на что тот заметно оживился.       Он легко перепрыгивал сквозь преграждающие дорогу брёвна и галантно подавал девушке руку. Если бы не сегодняшний день, Люмин вполне бы обрадовалась такому благородному жесту, но теперь не могла отделаться от мыслей, что это некое унижение её личности. Дескать, она сама не могла переступить жалкое бревно. Поэтому, фыркая и пряча взгляд, мечница отказывалась от помощи, несмотря на то, что несколько раз чуть не разорвала подол платья. Аль-Хайтаму настрой это никак не портило, казалось, наоборот, раззадоривало в нём игривый огонёк страсти. Смотря на мужчину, было сложно представить его импульсивным или эмоциональным. Скорее, его все вечно считали серьёзным и скучным. Иногда злым, когда кто-то сильно косячил по работе, но, в основном, из него и улыбочки не вытянешь. И оттого Люмин так странно было наблюдать за тем, как секретарь Академии активно махал рукой, зазывая путешественницу и крича слова ободрения. «Задобрить хочет что ли», — недоумевала девушка. — Слушай, ты вообще собираешься рассказывать, что это за девушка? — не выдержала неизвестности мечница и остановилась возле неестественно изогнутого дерева, на котором, при желании, можно было улечься. — Если ты забыл, то я зла на тебя! — И поэтому тащишься за мной через джунгли? — Аль-Хайтам опёрся одной рукой на бедро, и эта поза вызвала у девушки странное чувство удовлетворения. — Видимо, степень твоей обиды меньше, нежели любопытства. — И пусть! Но с каждым пройденным метром эта степень стремительно уменьшается!       Мужчина усмехнулся собственным мыслям и медленно, будто подкрадываясь, подошёл к девушке, у которой брови чересчур забавно хмурились, чтобы оставить это без внимания. Аль-Хайтам облокотился о дерево и, размяв затёкшую шею, устремил взгляд в небо, скрытое густыми кронами и цепкими лозами. Взгляд мечтательно плыл вместе с облаками. Тишина стала уютной и волшебной. Вокруг никого, только они вдвоём, наедине с собственными воспоминаниями. Люмин никогда раньше не представляла, каким Аль-Хайтам был в студенчестве. Она слышала много историй, видела общие фотографии, но не могла лично поговорить с молодым секретарём Академии и увидеть, какой путь он прошёл, прежде чем стать таким, каким он был сейчас. А может, мужчина совсем не изменился. В отличие от его окружения. — Она была моей младшей коллегой из одного даршана, но курсом ниже. Если проводились какие-то научные проекты, я всегда курировал её исследования. — Это я и так знаю, — перебила Люмин, ожидая услышать нечто конкретное. — Почему она тебя возненавидела? — Она была ленива и портила статистику группы. Всегда оспаривала мои замечания, хотя они были объективны. Не только я так считал. — А кто ещё так считал? Твои коллеги мужчины? — Люмин показалось, будто она говорит голосом той девушки, и ей от самой себя стало противно. Уподобляться той обиженке она точно не хотела. — Послушай меня внимательно, — строго произнёс Аль-Хайтам и нацелился холодным взглядом на звёздную путницу. — Да, ты права, я не уважаю женщин, — он сделал длинную паузу, в которой Люмин уже успела похоронить его как личность, человека и её друга. Такое заявление норовило оставить огромную дыру в светлой душе, но секретарь поспешил добавить решающий факт: — И мужчин я тоже не уважаю. Почему я вообще должен уважать кого-то, основываясь на его поле? Не считаешь это странным? — Аль-Хайтам наклонил голову, и его взгляд обрёл озорные нотки. — Сама посуди, что некоторыми структурами неизменно управляют мужчины. В рынке тяжело найти успешных торговцев женщин. Поэтому его правилам подчиняются все, кто не хочет быть изгнанным из этой системы. В науке всё проще, в политике — тоже. Чтобы добиваться успехов в любой сфере, люди должны перестать быть лёгкими, как таблица умножения. Их нельзя щёлкать, как орешки, сбивать с пути или манипулировать. Они могут быть открытыми, но ни за что и никогда не должны позволить кому бы то ни было раскрыть их истинные мысли. Как думаешь, многим это по силам? Многие хотят вступать на этот путь? Кому вообще нужна такая жизнь, если неизвестно, принесёт она плоды или нет? Я был бы искренне счастлив оградить дорогого человека от такой жизни. — Я… даже и не задумывалась, — вся решимость вмиг улетучилась, стоило послушать Аль-Хайтама, но оставался один единственный нерешённый вопрос. — Та девушка… Точь-в-точь повторила многие твои фразы. Это совпадение или?.. — Мои слова не несут никакого негативного подтекста. Каждый волен понимать их так, как хочет, и я не обязан следить за тем, кто и как их воспримет. И тем более извиняться, если кого-то невзначай обидел. Если один человек не понимает другого, то ему проще обидеться, нежели поговорить, узнать, что другой имел в виду. Легче обвинить собеседника, а не анализировать, в чём состоит собственная ошибка… Одним словом: люди, — под конец Аль-Хайтам заметил, что Люмин совсем поникла. Его слова расставили все точки над «i». Должно быть, девушке было безумно стыдно и горестно из-за того, что она поддалась на провокацию незнакомки и повела себя, как полная дура. Мужчина прочитал это в её грустном взгляде и снисходительно улыбнулся. — Ты молодец.       Неожиданная похвала позволила путешественнице вновь расцвести. Тем более, когда после сказанного напарник не отвёл взгляд, а продолжил наблюдать, как щёки стремительно розовеют, взгляд оживает задорными огоньками, а поза становится не такой зажатой, а более открытой, элегантной, подстать девичьей фигуре. Люмин невольно раскинула руки, подпрыгивая на месте. Радуясь, девушка не заметила, как Аль-Хайтам ненадолго задержал взгляд на её груди. — Мне даже дышать легче стало, какое облегчение, — выдохнула путешественница и присела рядом с секретарём. — Знаешь, моё предложение может быть странным, но… не мог бы ты побыть со мной ещё немного? — Могу, — он наклонился чуть ближе. — Признаться, я думал, что ты попросишь оставить тебя, ведь у тебя много дел в Чайнике Безмятежности. — Да, тут ты прав! — от смущения, голос Люмин забавно дрогнул. — Я хотела, чтобы ты пошёл со мной. — Ага, таков твой план эксплуатации, я понял, — мягко улыбнулся Аль-Хайтам, с удовольствием наблюдая, как девушка пытается оправдаться. — Мне нравится проводить с тобой время. Пусть даже в работе. — Оу. Это взаимно! Тогда отправимся в обитель?       На кивок секретаря путешественница ответила слегка смущённым мычанием. Вот так просто взять и пригласить Аль-Хайтама к себе — уму непостижимо, но так будоражит, заставляет испытывать жар, хотя они сидели в тени. Мужчина подвинулся теснее, наблюдая, как изысканный Чайник помещается в девичьей ладони. Напарники столкнулись плечами, и девушка незаметно разглядела выразительное лицо в профиль. С такого ракурса Аль-Хайтам напоминал любопытного ребёнка, который видел новую игрушку и никак не мог дождаться, когда же сможет с ней поиграть. Люмин не стала его томить и прикоснулась к основанию Чайника. Их тела наполнил холодный свет, и артефакт втянул его через продолговатый носик, звякнув напоследок крышкой.

***

      По прибытии Пухляш поспешил сразу обрадовать хозяйку и её гостя срочной новостью: «Библиотека почти закончена!» Напарники переглянулись, не веря такому счастью, ведь уже сегодня их могла ждать награда за проделанную работу — изысканный вид заставленных полок и запах новых книг, что так умиротворял и помогал перенестись в совершенно другой мир. Аль-Хайтам даже снял свои наушники, обнажив покрасневшие уши. Мужчина почти сразу скрыл их волосами, но Люмин успела полюбоваться этой изумительной картиной, пускай и недолго. Вопрос «Почему он всегда носит эти наушники?» закрался у девушки сразу. Спросить об этом Люмин не решалась, боясь нарушить такую полюбившуюся атмосферу умиротворения, тишины и доверия. Аль-Хайтам, к тому же был весьма доволен внешним видом обители и не упускал возможности похвалить хозяйку за старания. Это только больше подавляло неутихающее любопытство авантюристки.       Открыв дверь заветной комнаты, напарников постигло лёгкое разочарование. Мебель в комнате хоть и была готова, но все книги, за исключением сегодня купленных, хранились в ящиках и пылились где-то в углу. Библиотека выглядела пустой, зато пахла книгами и была чистой. Это вмиг исправило конфуз, и девушка без страха вошла внутрь, благодаря Пухляша за работу. Казалось, у него даже клювик раскраснелся.       Оставшись наедине, напарники первое время молча стояли и оценивали масштаб работы. Благодаря зелёному стеклу, комната напоминала волшебный сад, в котором цветки — это книги. Они скучающе лежали в ящиках, и Аль-Хайтам первым делом решил вытащить их оттуда. Будто заботливый отец, он книгу за книгой складывал на столе, изучая обложку, цифру тома. Впоследствии это занятие превратилось в настоящую серьёзную работу, ведь секретарю предстояло расставить рукописи по всем правилам архивации, допуская некоторые исключения в угоду удобства хозяйки обители. Люмин в этом ничего не смыслила, поэтому удалилась настраивать лампы, с чем быстро справилась. Девушка нашла другое занятие: вытирание пыли, которая ещё не успела скопиться. Мебель ведь новая и в мытье не требовалась, однако путешественница всё равно протёрла всё до единой полочки. Аль-Хайтам тем временем продолжал заниматься книгами и записями.       Тогда Люмин решила проявить себя в качестве заботливой и внимательной хозяйки. Предположив, что гость голоден, она предложила вместе отобедать. Мужчина отказался, не отвлекаясь от работы. Тогда девушка предложила чаю, и Аль-Хайтам ответил аналогично, добавив, что из-за невезучести путешественницы весь чай разольётся на книги. Оскорбительно, но предусмотрительно. Люмин больше не стала ни на чём настаивать. Пусть секретарь занимается работой и не отвлекается.       Однако оставить его в покое было сложной задачей. Девушке, конечно, безумно нравилось наблюдать, как Аль-Хайтам работает, особенно после того, как чувство восхищения и вожделения вернулось в её лёгкие, заставляя их сжиматься и покалывать. И всё-таки воцарившаяся рабочая тишина начинала давить. Люмин хотела слышать его голос, дыхание, шелест одежды от его движений. А всего этого нельзя было ощутить, сидя у основания стола и наблюдая за мужчиной издалека. «Вот бы сесть к нему чуточку ближе», — облизнулась путешественница и встала со своего места.       Мужчина в виде башни складывал книги, распределяя, какие пойдут на одну полку, какие — на другую, и это занятие казалось для него весьма увлекательным. Люмин опустила взгляд, наблюдая, как мышцы рук напрягаются, стоит им взять целую стопку тяжёлых томов. А лицо Аль-Хайтама в профиль и вовсе напоминало штиль. И хоть путешественница понятия не имела, что скрывалось в голове секретаря, она лишь надеялась, что по глазам он не сможет прочитать искреннюю любовь к наблюдению за его работой. А может, и не только к работе. — Тебе здесь нравится? — спросила Люмин, усаживаясь на поверхность стола. — Хорошо, — многозначительно ответил секретарь. — Хорошо? — Не совсем в моём вкусе, но мне нравится. — Оу, — девушка положила одну ногу на другую, отчего подол платья обнажил её коленки. — Есть какие-то предложения? — Трудно сказать. Я ценю практичность. На эстетику почти не обращаю внимание. Но это моё личное мнение. У тебя может быть всё по-другому. В конце концов, я мало знаю о тебе. — Это правда, — хмыкнула Люмин, внутри себя удивляясь: «А мне казалось, он знает обо мне всё». — Главное, чтобы обустроенный дом нравился владельцу. Всё остальное вторично. — Наверное, да. Ты прав. — Сегодня ты кое-чему научилась у меня, поздравляю.       Аль-Хайтам, уткнувшийся в книги, произнёс такую ироничную фразу, отчего Люмин пробило на смех. Мужчина нахмурился и взглянул на хозяйку обители. Она не отрывала от него взгляда и улыбалась, сидя на столе на расстоянии одной вытянутой руки. Словно специально, девушка медленно и провокационно переложила одну ногу на другую. Подол поднялся выше, и Аль-Хайтам вдруг прокашлялся. — Принести водички? — она подвинулась ближе, беспокоясь, что у гостя пересохло в горле от этих разговоров. — Благодарю, не стоит, — голос мужчины был не хриплым, но вдруг стал тише, и путешественница удивленно изогнула брови, изучая мужчину искоса, чтобы не смущать своим пристальным взглядом.       Как ни в чём не бывало, он продолжал работать и уже начал распределять книги по полкам. Мышцы красиво напрягались, когда мужчина с лёкостью поднимал тяжёлую башню и ходил с ней от полки к полке. Одежда шуршала под его плавными движениями, а взгляд увлечённо метался по всей библиотеке, не забывая задевать и хозяйку, сидящую в такой зазывной позе. Люмин продолжала перекладывать ноги. От усталости и безделья девушка норовила чуть ли не лечь на стол, однако перед Аль-Хайтамом делать это было бы верхом неуважения, поэтому путешественница ёрзала, откидывалась назад, прогибаясь в спине, отчего её грудь становилась ещё заметнее. Вернувшись в исходное положение, девушка размяла шею, тихо постанывая от сладко болезненных ощущений. Звёздную путницу на мгновение перестало волновать, чем там занят секретарь, ведь в голове плотно засело желание расслабиться любыми способами. Погрузившись в своих мечтания, девушка совсем не заметила, что Аль-Хайтам встал прямо перед ней. — Люмин, ты не могла бы… — он взял её за талию. — Убрать со стола свои ножки, пока я работаю. «Его руки на моей талии», — не могла поверить Люмин, оттого так глупо моргала, глядя на серьёзного Аль-Хайтама. Ещё более странным для девушки показалось слово «ножки». Можно же было сказать грубо, но правдиво: «Убери свои ноги», но мужчина предпочёл другое слово. — Неужто мои «ножки» оказались интереснее работы? — кокетливо поинтересовалась девушка и сомкнула колени вместе. — Мне точно нужно их убирать?       Аль-Хайтам сглотнул вязкую слюну и, взглядом оценив помещение, вдруг потянул девушку на себя. Чувствуя, что падает, путешественница упёрлась ладонями в чужую крепкую грудь и неловко подняла взгляд на секретаря Академии. Близость вызывала смешанные чувства. Одновременно манящие и пугающие. Как природная стихия или что страшнее, могущественнее. И это внутри их тел, нечто нарастающее и не поддающееся дрессировке.       Не заметить заинтересованность Аль-Хайтама было невозможно. Люмин льстило подобное внимание, и она не смела отвернуться, пускай щёки предательски краснели, а ладошки, удобно засевшие на груди мужчины, потели от волнения. Хотелось наблюдать как можно чаще, что мужчина теряет самообладание, мечется в попытке подобрать правильные слова, а потом сокрушается, ведь всё это бесполезно. — Уймись, — приказал Аль-Хайтам в пустоту. Казалось, этими словами он пытался вернуть себе былую собранность, но вопреки всему собственные руки коварно скользнули ниже. — Вижу, я тебя забавляю. — Не ты, — тихо поправила Люмин. — Ты ухмыляешься, будто добилась чего хотела… Не понимаю, что вообще у тебя на уме.       «Если бы ты только знал», — хмыкнула девушка. Она открыто провоцировала уравновешенного секретаря и заставляла потерять над собой контроль. Люмин не хотела отрывать зрительного контакта, пускай он был столь волнующим и щекотливым, не вполне подходящим для их некогда рабочих и товарищеских отношений. Конечно, в бою они могли касаться друг друга, быть в непростительной близости, но в этот раз ничто не предполагало таких многозначительных действий с их сторон. Руки Аль-Хайтама на девичьих бёдрах ведь могли быть простым способом удержать девушку от падения, ведь так? «Нет», — возражала про себя Люмин. И оттого, что ситуация становилась всё более неловкой и странной, у неё невольно кружилась голова. — А у тебя… Что на уме?       Девушка ощутила, как рефлекторно прогибается в спине навстречу пылающему от негодования лицу. Взгляд Аль-Хайтама метался из стороны в сторону, задерживался на девичьих губах, а потом вновь подпрыгивал куда-то вверх. И всё равно в поле зрения попадали эти шелковистые, мягкие золотистые волосы. От их запаха скрыться было ещё сложнее. Сколько ни вдыхай, аромат заполонял лёгкие до краёв, и мужчине оставалось лишь рвано дышать, чтобы хоть на мгновение перестать чувствовать женские духи.       Люмин понимала, что если бы Аль-Хайтам сам знал, что творится в его голове, он бы, не затягивая, ответил. Знать причину возникших эмоций, уметь управлять ими и направлять на достижение поставленных целей — вот способности секретаря Академии. Он медлил, детально всё обдумывая. Задача была ему посильной, но требовала определённого времени, а молчание становилось всё более манящим, интимным и подначивающим к действиям. Если уж не говорить, то делать, вот о чём кричали мысли путешественницы. — Ты сегодня навела много шуму, — заговорил Аль-Хайтам. — Сначала те Пустынники, потом беспочвенные обвинения. Сейчас мешаешь работать… — его рука поднялась выше и аккуратно обхватила тонкую шею. — Откуда вся эта смелость и безрассудность? — Наверное, — девушка попыталась скрыться от изучающего взгляда, но пальцы сильнее сомкнулись на её шее. — Мне не хватает собранности и рациональности. — Паясничаешь? — Аль-Хайтама забавлял этот неравный бой, в котором он всё равно выйдет победителем. Но ему было в удовольствие давать Люмин шанс. — Вчера в таверне ты была более покладистой. Думаешь, я слепой?       Глаза девушки расширились от страха. Она наивно надеялась, что её влюблённые взгляды, вздохи, сомкнутые ноги и витание в облаках останутся незаметными до конца жизни. Но это было глупо, как и глупо оправдываться перед Аль-Хайтамом. — Такая дурёха, — усмехнулся секретарь, заметив, как губки девушки обиженно надулись. — Но дам я тебе выбор. Итак, я могу… — он убрал руки с тела девушки и опёрся ими об стол, продолжая прожигать путешественницу горячим дыханием. — Вернуться к работе и забыть обо всём, что сегодня было или… — Люмин не могла дождаться ответа, ёрзала и сокрушалась от волнения. — Ты можешь разрушить наше притворное сотрудничество своими губами на моих. Выбирай.       Люмин застыла от подобного откровения со стороны секретаря, но в глубине души давно знала, по какому пути пойдёт. И пусть он неизвестен никому из них, в нём много подводных камней и трудностей, путешественница никогда не откажется от возможности быть ближе с Аль-Хайтамом. Настолько близко, что можно обжечься и окончательно потерять рассудок.       Авантюристка потянула мужчину на себя. Они разомкнули уста, позволяя кончику языка нежно ласкать друг друга во время их первого неловкого, но будоражащего поцелуя. Секретарю быстро надоело осторожничать, и он властно приподнял девушку за бёдра, усаживая ближе к себе и прижимая к возбуждённому естеству, скрытому под плотной тканью. Руки остались согревать осиную талию своими объятиями, пока губы безжалостно ласкали чужие и вырывали из них сдавленные стоны. Люмин держалась за мужскую шею, наслаждалась каждым толчком, сделанным в сторону девичьих открытых бёдер, и содрогалась, когда тело секретаря норовило вдавить её в поверхность стола. Ощущение хаоса в их ласках возбуждало.       В комнате быстро стало душно, отчего по спине Люмин пробегали редкие капли пота. Аль-Хайтам и сам тяжело дышал и избавлялся от вещей на себе с поразительной быстротой. Путешественница не успевала насладиться видом открытых ключиц, как перед глазами представал крепкий торс и манил открытой грудью, мышцами, рельефным прессом. Хотелось касаться, пробовать на вкус кончиком языка и вызывать у Аль-Хайтама тихие сладостные стоны.       Пальцы секретаря шустро нащупали застёжку и потянули платье путешественницы вверх. Волосы забавно растрепались и придали блондинке соблазнительно взъерошенный вид, от которого у мечника бесстыдно загорелись глаза. Люмин льстило это, как никогда, ведь в кои-то веки тело девушки оказалось Аль-Хайтаму интереснее его заумных книг. И именно путешественница обладала этим телом, что хотелось подчинить себе, подмять и заставить извиваться под ласками. Голосом, что хотелось превратить в стоны удовольствия и мольбы. Запахом, который въелся в мысли и управлял действиями мужчины, вынуждал открывать потаённые желания и воплощать их.       Полки так и оставались пустыми, а стол наконец избавился от тяжеленных гор макулатуры. Люмин вернулась на твёрдую поверхность уже совсем голая и горячая. Девушка чувствовала, как под ладонями Аль-Хайтама становится послушной и податливой. И когда он просил, нет, требовал не отводить взгляд, путешественница не смела ослушаться.       Мечник окропил кожу россыпью поцелуев от самой шеи до живота. Девушка вздрагивала и стыдливо мычала, когда Аль-Хайтам, спускаясь на колени перед столом, властно раздвигал её ножки. Он изредка ловил смятение в янтарных глазах и скрывал улыбку за новым касанием губами. Поцелуи стали мокрыми. Люмин могла поклясться, что чувствовала вместо горячих уст кончик языка, что скользил дорожкой к внутренней стороне бедра. Девушка успела уловить жадность в выдохе Аль-Хайтама перед тем, как он, не раздумывая, коснулся набухшего от возбуждения клитора. Путешественницу сотрясло приятной дрожью. Она думала откинуть голову от наслаждения, но пальцы больно сжали её ноги. «Секретарь приказал смотреть», — напомнила себе авантюристка и, поборов стеснительность, уставилась на Аль-Хайтама, ласкающего её внизу.       Серебристые волосы, мягкие, как шёлковая ткань, лезли в глаза, напоминающие драгоценные камни. Люмин неуверенно протянула к мужчине руку и убрала мешающую прядку. Он хмыкнул и, словно в качестве благодарности, стал работать языком усерднее. Путешественница задрожала в бёдрах, чувствуя, как сгорает изнутри и плавится под умелыми ласками, не в силах остановить поток неконтролируемых стонов. Она подтягивалась ближе, ёрзала, чтобы забрать больше приятных ощущений. Зрительный контакт стал не таким смущающим, и Люмин наконец бесстыдно попросила: — Дай мне кончить, прошу… — конец фразы она не успела договорить. Новый стон вырвался, и девушка свалилась спиной на стол.       Аль-Хайтам не стал её ругать, ведь оргазм был так близко. Люмин царапала ногтями твёрдую поверхность, хваталась за воздух. Секретарь специально останавливался, потом опять ускорялся, а путешественница бессильно двигала бёдрами навстречу новым ласкам. И вот Люмин ощутила, как её тело накрывает тёплой волной, но Аль-Хайтам бесцеремонно перевернул девушку на живот, схватил за ягодицы и шлёпнул по ним, оставив еле заметные розовые следы. Из уст путешественницы вырвался стон негодования, и она посмотрела на секретаря через плечо.       Тело ещё помнило ощущение его языка между бёдер. Мышцы напрягались и приносили долгожданную истому, смешанную с предвкушением развязки. Руки мужчины огладили мягкое тело от шеи до поясницы. Щекотливым движением опустились ниже и скользнули к мокрым половым губам. Казалось, что смазка вот-вот начнёт стекать с пальцев на пол. Аль-Хайтам продолжал дразнить, прижимая авантюристку к столу, заставлял ёрзать и тереться сосками о шершавую поверхность. Это было похоже на безумие, в котором невозможно получить желаемое наслаждение. Сколько бы Люмин не просила, мужчина делал всё по-своему и вынуждал смириться с тем, что именно он рулит процессом и именно он решает, когда и кому кончить. — Трахни меня этими пальцами, умоляю! — взвыла авантюристка, когда дразнения начали приносить тянущуюся боль внизу живота. Она так долго хотела кончить. — Я больше не могу, пожалуйста, — Аль-Хайтам молча ускорился. Люмин непроизвольно поднялась на носочки, чтобы подушечки пальцев теснее прижались к её клитору. И это приносило свои плоды. — Да… Да, прошу… — мычала мечница неразборчиво, уставившись взглядом в закрытую дверь некогда пустой и тихой библиотеки. Во что же теперь она превратилась? — Мне так хорошо, пожалуйста… — Молодец, ты вот-вот кончишь, — констатировал мужчина, не останавливая движения пальцами. — Хорошая девочка, вот так… Путешественница, да ты вся дрожишь.       Люмин не могла контролировать свои движения и стоны. Она продолжала отчаянно просить, надеясь, что секретарь сжалится и больше не остановится. Конечно, это его забавляло, приносило даже в какой-то степени садистское удовольствие: отчаянные просьбы, дрожь, вскрики и выступившие слёзы в купе с приближающейся развязкой были убойным сочетанием для Аль-Хайтама.       Путешественница почувствовала, как от оргазма чуть ли не подпрыгивает на столе. Но свободная рука секретаря держала её, пока другая продолжала двигаться и ласкать. Люмин вскрикивала в свою ладонь, кусала пальцы и содрогалась. Мышцы начали постепенно расслабляться и успокаиваться, в то время как в висках что-то громко стучало и било по ушам. Кажется это сердце, выдохнула звёздная путница и блаженно прикрыла веки. После такого в постель и…       Не успела она опомниться, как хлёсткий шлепок тут же привёл мысли в порядок, а член Аль-Хайтама грубым толчком проник в неё до основания! В девушке было столько смазки, что даже такая грубость не принесла ни капли дискомфорта. Люмин захныкала от того, как приятно было оказаться наполненной до краёв и вновь в чьей-то власти, а точнее — во власти секретаря Академии Сумеру. Его усмешка будто бы говорила: «Думала это всё?» — Ты кончила, но всё равно очень узкая, — в ответ на слова Аль-Хайтама Люмин тихо промычала что-то несвязное. — Открой свой ротик, путешественница, и скажи чётко, — он наклонился, коснулся мокрой спины и, нащупав пухлые губы, провёл по ним указательным пальцев, раздвигая рот, из которого продолжали литься сладострастные стоны.       Люмин чувствовала, как пальцы щекочут язык и мокнут из-за вязкой слюны. Она уже стекала по подбородку и норовила намочить стол. Путешественница путалась в мыслях из-за того, что член вошёл ещё глубже, грубее. Медленными движениями он растягивал лоно и дразнил чувствительные точки. «Я ведь только кончила», — хныкала про себя звёздная путница и стонала в удовольствие секретарю Академии. — Я больфе не выдерфу, — невнятно проговорила Люмин, когда подушечки пальцев пощекотали её язычок. Из глаз полились слёзы, тело всё взмокло, а над ухом Аль-Хайтам вновь усмехнулся, глядя на эту манящую картину. — Ты сама отвлекала меня и нервировала весь день, — столь жёсткую фразу он произнёс на удивление нежно и спокойно, что только больше взбудоражило путешественницу. — А теперь ты не можешь выдержать даже моего члена в себе? — Аль-Хайтам убрал пальцы и поднялся во весь рост, схватился за округлые бёдра и несколько раз шлёпнул, приводя мечницу в чувства. — Я ещё не закончил с тобой, Люмин.       Если всё это — наказание за сегодняшние ошибки, путешественница могла себе поклясться, что будет ошибаться вновь и вновь. Будет выставлять себя дурочкой. Будет совершать безрассудные поступки. Лишь бы Аль-Хайтам вновь вышел из себя!       Люмин уже совсем привыкла к чувству наполненности. Ей даже стало мало робких толчков, которыми секретарь жалел недавно кончившую партнёршу. Она стала двигаться навстречу, глядя на мужчину через плечо. Удалось уловить его довольный стон и мычание, после которого последовал хлёсткий шлепок. Путешественница готова была двигаться до потери сознания, лишь бы Аль-Хайтам продолжал сжимать до боли её бёдра, входить до основания и ударять по ягодицам, оставляя красные следы. Всё, что делал мужчина, приносило боль, граничащую с заоблачным удовольствием. И Люмин, как умалишённая, просила больше и больше, лишь бы забыться и запомнить каждый сантиметр, входивший в неё жёстко и быстро.       Путешественница перестала ощущать время. Её единственным проводником в этом мире наслаждения были стоны Аль-Хайтама. Они стали откровеннее и чаще вылетать из его уст и награждать Люмин, помогающей встречными движениями довести мужчину до оргазма. Смотря через плечо на секретаря, она ловила его взгляд и покусывала пухлые губки, выгибала спинку и сладко мычала. Рай для ушей и глаз мечника, настоящее произведение искусства, которое мужчина никогда не понимал и осознал, лишь познакомившись с Люмин. Она стала его личной эстетикой и наслаждением, в котором нет места здравому смыслу.       Аль-Хайтам довольно прорычал девушке над ухом и царапнул ногтями мягкую кожу, на которой горели свежие следы от шлепков. Люмин задрожала от вибрации внутри и потянула мужчину к своему лицу. Своим весом он впечатал хрупкое тело в поверхность стола и всё для того, чтобы девушка могла коснуться чужих губ. Они были горячими и искусанными, поэтому звёздная путница ласково зализала эти раны и успокаивающе чмокнула мужчину сначала в нос, потом в щёку.       Их дыхание не сразу пришло в норму. Казалось, они лежали так с десяток минут и просто слушали сердцебиение друг друга. Люмин гладила мокрые волосы, убирала прилипшие серые пряди со лба, а Аль-Хайтам обнимал девичью талию, уткнувшись лицом в острые плечи. Библиотека вновь наполнилась знакомым молчанием и тишиной. Всё будто встало на свои места, но не мысли бывших товарищей. Путешественница разрушила их притворную дружбу и ощутила от этого странную тревогу. Ранее блондинка не задумывалась, что будет делать дальше, желания затмили всё, и, кажется, не у неё одной.       Аль-Хайтам медленно вышел из девушки, задержав взгляд на белой жидкости, вытекающей из неё тонкой струйкой. Девушка была вся мокрая и красная, но такая довольная, что мужчина тут же оставил мысли об извинении и помог Люмин подняться со стола. Ноги задрожали, и она свалилась секретарю на грудь. Девушка смутилась, словно всё, что происходило здесь, было не с ними, и это только больше позабавило секретаря. — Я предлагаю принять ванну, а потом вернуться к работе, — произнёс мечник, удерживая партнёршу за плечи. — Но перед работой я был бы не прочь оценить дизайн твоей спальни. — Ты… — замерла Люмин, взглянув на мужчину с негодованием. — Ты невыносим…