самый лучший на свете друг

— андрюш, а помнишь, у нас на даче где-то валялась “ромео и джульетта”? — ты еще выцепил оттуда слово “ненаглядный” и называл меня так весь девятый класс. — я могу так тебя называть снова? — даня смотрит на андрея вопросительно, даже игру поставил на паузу. ждет ответа. — да как хочешь, так и называй, — утыкается дане лбом в плечо. — у тебя все равно в голосе такие нотки всегда, как будто я самое лучшее, что случалось в твоей жизни. — так и есть. ты и янка, — вот так просто. это последний вечер, который они проводят вместе, не занимаясь учебой, потому что через неделю егэ и андрей перейдет в режим сна на горе учебников, даня его список экзаменов и их места проведения знает лучше, чем свои (русский и математику они сдают вместе, история и физика у них в один день, но в разных школах — не забыть захватить с собой проездной, чтобы доехать и встретить, — через неделю английский, — после говорения обязательно отвести его поесть, спросить, может ли остаться с ночевой) даня сдает егэ наобум, потому что выпускаться без результатов обрубает много вариантов, ему высокие баллы не нужны, так что он просто попросил андрея ткнуть в список в начале года, получились физика и обществознание — абсолютно дурацкий набор, но дане без разницы. дане высшее образование не очень нужно, он вообще пока не особо понимает, что будет делать после школы, но почему бы и не сдать ради интереса. андрей не такой, андрей распланировал все до мелочей, подготовил огромную таблицу со всеми специальностями и нужными предметами, и на экономику выбрал в качестве третьего историю — не самый легкий выбор, сложно сдать на сто (а даня знает, как ему это важно), но почему-то именно она. андрея перед огэ было не вытащить из дома, он буквально все время повторял и тренировался решать самые сложные для него задания, потому что дед- на этом, собственно, мысль можно и оборвать, потому что и так все ясно. даня понимает, что до конца егэ андрея он так и не увидит, ну разве что по дороге домой, так что планирует с учетом обстоятельств. после английского вытащить на ночевку, на следующий день собрать вещи, после выпускного и вручения аттестатов умотать на дачу — медаль андрею вручить должны вместе с аттестатом. “не забудь позавтракать” “ю гуд?” “я горжусь тобой, ты все напишешь” “ужин? если хочешь, могу принести твою любимую курицу” “спокойной ночи, не засиживайся допоздна” даня андрея не отвлекает от учебы, просто пишет ему несколько раз в день с напоминанием поесть — андрей забывает и может существовать только на силе воли, — или что-то поддерживающее. даня заходит за андреем перед экзаменами, целует раз сто на удачу, треплет по волосам, выдает ему бутылку воды и шоколадку, снова целует. даня ждет его после экзаменов — клянусь, ты вышел последним, ирина сергеевна уже извелась вся, пока ждала, пришлось пообещать ей позвонить, как ты выйдешь, — они обедают вместе, и андрею очень-очень хочется остаться у дани, но он знает, что если останется, то потом ему прилетит, и с каждым разом все сильнее. андрею давным-давно хочется сбежать, он вообще не понимает, почему все еще планирует поступать на менеджмент, почему так усердно учится (поступить и получить общагу проще с высокими баллами, тут же отвечает он сам себе), почему-почему-почему. андрей на исповеди давным-давно рассказывает все, андрей на исповеди говорит, что сомневается в том, что выбрал, сомневается в каждом своëм решении — кроме того, чтобы поцеловать даню, сомневается, что он вообще что-то значит. андрей на исповеди говорит и говорит, андрей рассказывает, что дед его бьет, как радов-старший таскал его за длинные волосы в детстве и лупил ремнем, как у него не сходят синяки иногда месяцами. самое страшное — ничего не меняется. тайна исповеди, все, что сказано, останется между исповедующимся и священником, андрей это уважает, но почему, почему никто за все это время не решился защитить детей? он может прийти и говорить-говорить-говорить, но ему скажут лишь “возлюби ближнего своего”, никто ничего не сделает. он молится много и часто, даже если ненавидит ходить на утренние службы с дедом, но он молится, чтобы ему хватило сил это выдержать, молится за упокой игоря, молит о прощении. молится, чтобы стать лучше. всемогущий, ты выдумал пару рук, сделал, что у каждого есть голова, — отчего ты не выдумал, чтоб было без мук целовать, целовать, целовать, — крутится и крутится у андрея в голове во время очередной воскресной службы, потому что его дед говорит в своей проповеди о браке как о союзе мужчины и женщины, о чем-то еще в этом же духе и смотрит прямо на андрея, и тому на секунду начинает казаться, что, может быть, дед прав. на секунду. а потом он выходит из храма, включает в наушниках что-то из дайте танк (!) и вдыхает полной грудью. с неба падают последние капли дождя, пахнет свежестью, и, если задуматься, без тяжелого взгляда деда, направленного на него, то все, что говорил радов-старший, оказывается абсолютно бессмысленным. если Он умер за наши грехи, и прошлые, и будущие, если Он считает самым важным Любовь, то как даня может быть чем-то неправильным? вера и религия должны быть о любви, всегда только о любви, а не о ненависти к себе и другим, как у деда. андрей находит в религии успокоение, в запахе ладана, который окутывает тебя, как только ты входишь в церковь, в тишине храма, в исповеди. в светлом лике Христа — дедушка, а он тоже как педик, да? — ядовито думает андрей, — который смотрит с всепрощающей любовью в усталом взгляде. андрей находит успокоение в бесконечной любви Бога, потому что Он любит всех, значит, и андрея тоже. даже такого бессмысленного и бесполезного. даня не понимает этого, а если и понимает, то не до конца, но в вере и правда есть что-то, что дарит спокойствие. мир. андрей каждые результаты егэ открывает в предпаническом состоянии (даня вообще забывает, что их можно узнать через сколько-то там дней после экзамена), андрей с английского выходит с трясущимися руками, даня его ладони берет в свои и шепотом, прижавшись своим лбом к его, говорит что-то вроде “тише, тише, ненаглядный ты мой, ты все сдал, все хорошо, теперь можно выдохнуть, давай, вдох, раз, два, три, четыре, выдох, теперь снова вдох, все хорошо, андрюш, ты молодец”. андрея перестает трясти, он даже какое-то время находится в более-менее осознанном состоянии, строчит деду смску, что останется у друга с ночевой, будет завтра. засыпает на диване, свернувшись в клубочек. у рыковых пол на даче скрипит от каждого шага, стекла старые-старые, уже подтаивать начали, как андрею кажется. у рыковых на чердаке валяется огромное количество старых советских книжек, гамак, который нужно починить, какие-то заржавелые развалившиеся велосипеды той эпохи, по которой фанатеет паша. андрей сидит в тени яблони и с горем пополам завязывает узелки на гамаке, пока даня чем-то шумит на кухне. он не включает радио — это привычка дяди лёши больше, — но слушает red hot chilly peppers со своего побитого жизнью ноутбука. андрей еле может разобрать слова песни, но ему, в общем-то, и не важно. окно распахивается. — ненаглядный мой, ты с гамаком закончил? — не, еще пара мест осталась. — как закончишь, повесишь между вот тех двух деревьев, окей? — понял, — салютует свободной рукой. с кухни перестает доноситься шум миксера, даня выходит, вытирая руки полотенцем. — дурак, можно же проще, — забирает у андрея из рук злосчастный гамак и веревку, которой, по идее, андрей должен был подвязать его там, где остатки уже ни на что не годились, возится две минуты и победно поднимает гамак над головой. — готово. ты повесишь? — давай лучше ты, — андрей падает на траву и вздыхает. даня вешает гамак, даня поливает какие-то кусты (андрей честно пытался выучить все, что растет на этой даче, но просто не смог), даня делает кучу мелких дел на участке, пока с кухни не доносится звук таймера. андрей продолжает лежать на траве, ему до Великого Переселения рыковых разрешили делать целое ничего, а приедут они все только через неделю. потом — будут вдвоем с пашей чинить сарай и крышу бани, почему даня не включен в процедуру реновации, андрей так понять и не смог. почему балор не участвует — это понятно, он скорее заноз нахватает за первые пять минут и будет ходить с кислым лицом две недели и всем лезть под руку, чем сделает что-то реально полезное. настоящий паразит. даня шутит андрею что-то про то, как у лёши все зяти? зятья? — даня искренне не ебет, он сдал русский и забыл весь школьный курс сразу же — включены в важную работу, андрей смеется и слегка краснеет. иногда хочется просто остаться лежать так навечно, и чтобы его всего покрыл мох и он стал частью этой дачи, растворился в зелени и больше не существовал отдельно как андрей радов, а просто был частью всего. даня зовет его ужинать, андрей нехотя встает с травы. на столе салат и хлеб, в раковине куча мисок с цветными следами от теста. — ты начал красить коржи? раньше же вроде только ягоды добавлял? — завтра все увидишь, не беспокойся. андрей моет посуду после ужина, чтобы не быть совсем уж бесполезным. андрею завтра исполняется 18, у андрея вся жизнь впереди — и на ближайшие лет десять план точно расписан. у андрея завтра день рождения, и он проведет его со своим парнем, потому что это традиция, потому что на даче никого еще нет, кроме них и шмыга, потому что можно весь день ходить в одних плавках и плавать в озере часами и делать все, что захочется, и ни о чем на всем белом свете не волноваться. потому что даня уже испек и собрал торт, потому что они будут жарить шашлыки (и отгонять от них шмыга), потому что есть тысяча причин ненавидеть этот день, но на тысячу причин больше, чтобы любить его и хотеть провести его на даче рыковых вместе с одним из них. — ты спать как будешь? — в смысле? — в прямом. у меня же кровать двуспальная. и типа раньше мы спали валетом, но если ты хочешь, то ну, — даня чешет в затылке, пытаясь понять, как закончить фразу. — конечно хочу. буду сопеть тебе прямо в ухо всю ночь и мешать спать. даня смеется и кидает андрею подушку из шкафа, мол, заправляй в наволочку. в итоге андрей и правда сопит ему в ухо, а еще закидывает на него ногу, руку, и утром даня просыпается под тяжестью всего андреева тела. — ненаглядный мой, слезь с меня, пожалуйста. ноль ответа. — андрюш? андрей продолжает сопеть. — андрюшенька? нет? ну ладно, — даня свободной рукой, на которой никто не лежит, легонько пробегается пальцами по андрееву боку. потом начинает щекотать. андрей дергается и резко просыпается. сквозь смех: — дань, хватит! даня не перестает его щекотать, теперь уже двумя руками. андрей перекатывается на спину и пытается даню пнуть, но даня перехватывает его ногу и щекочет теперь стопу. андрея брыкается и смеется, даня наконец его отпускает. андрей пытается отдышаться, а даня ржëт. — это несправедливо, у меня день рождения сегодня, ты должен носить меня на руках, а не будить средневековой пыткой. — в жизни не поверю, что кого-то пытали щекоткой. — причем не только в европе, в индии тоже. — да иди ты, — и даня подхватывает его на руки, андрей смеется, пока его несут по лестнице вниз, а потом даня осторожно, как будто он фарфоровый, ставит его на пол и целует в лоб. — в лоб целуют покойников, вообще-то. — еще одно едкое замечание и я отдам твой торт савельичу, — конечно не отдаст. — не посмеешь. — поспорим? — даня улыбается хитро, приподнимает брови, скрещивает руки на груди, и у андрея предательски екает сердце. ну какой же он красивый. и вообще, кажется, самый лучший. — не спорим. идиот, — и андрей целует его и в груди щемит как в первый раз, и до чего правильно ощущается вот так стоять и целовать даню рыкова, пока за окном заливаются своей песнью птицы, вовсю светит солнце и начинается лучший восемнадцатый день рождения. даня прерывает поцелуй. дает легкий подзатыльник. — дуй умываться, дурак. даня, оказывается, покрасил коржи торта в свет бисексуального флага, даня заморочился, по мнению андрея (по мнению самого дани, купить красители и капнуть по три капли — это не морока, зато у андрея глаза светятся от радости, и румянец легкий на щеках), даня носит его на руках весь день, даня делает шашлыки, пока андрей качается в гамаке со шмыгом и слушает свой старперский рок, даня делает все и чуточку больше. потому что это даня и ему хочется сделать андрея счастливым. андрей смотрит на голубое небо с редкими облаками и вдруг выдает: — мы заведем пять котов. — почему пять? — ну смотри, твоему шмыгу сколько? лет восемь? он умрет, мы заведем шмыга номер два. — может, лучше крысу? — ладно, четырех котов и крысу по имени шмыг, — андрей начинает загибать пальцы, — первый кот будет такой серо-белый, ну вот как около твоего дома гуляют обычно, его витя назовем. потом обязательно красивую кошку по имени василиса. — а у меня будет право назвать хотя бы одно- — не перебивай. так вот, потом красивого коричневатого будут звать даня младший, и обязательно подберем невдупленыша с улицы. даня вздыхает. улыбается уголком губ. себе под нос: — у рыковых, видимо, на роду написано подбирать невдупленышей с улицы. даня кроме торта дарит андрею три крохотных кактуса, и андрей называет их данечка, белка и стрелка. и если первую неделю андрей еще помнил, что их нужно поливать, то постепенно эта обязанность перешла к дане, который еще и нежно приговаривает что-то вроде пейте, ты будешь большим и сильным как я, а вы будете такими же красивыми, как те легендарные собаки, и андрей чувствует легкую вину, что даня возится с его кактусами, но даня просто улыбается, мол, это нормально. им не так уж много и нужно. они проводят на даче почти все лето: андрей с пашей достраивают сарай и очень долго мучаются с баней, паша даже падает с крыши один раз и получает ушиб ребер, яна потом весь вечер что-то над ним шепчет на непонятном языке. они много-много купаются на озере (у андрея остается след от крестика на груди, у янки и балора наоборот — не остается ни одного следа от колец, они вообще оба бледные как смерть даже после двух месяцев на даче), проходят по нескольку раз все игры, что есть у дани на приставке, вместе собирают плейлисты. даня делает кучу закаток — не только для рыковых, балору и паше тоже. оказывается, мама паши обменивается с даней домашними консервами и семейными рецептами. андрей рисует дане эскиз татуировок прямо на коже, стирает и рисует снова, потом копирует на бумагу одобренный вариант — дане дядя лёша набьет после армии. андрей не понимает, как все может быть так легко: не хочешь в вуз — не иди, хочешь татуировки — я тебе набью, встречаешься с лучшим другом — вообще без проблем, но с него помочь с сараем. андрей не понимает, но ценит как самое дорогое, что это и его семья тоже. что и ему они говорят — и имеют это в виду, что он может выбрать что угодно и делать что угодно и его поддержат. андрей задумывается на какое-то время и правда пойти на теологию, а потом вспоминает, что ему нужно думать о будущем, и откладывает эту мысль на тот момент, когда у него будет стабильная работа и стабильная жизнь. андрею настя предлагает жить у них, если он захочет, и андрей задумывается. потому что больше не будет деда, не будет всего давления, но будут благовония насти и яны, три скрипящие половицы на кухне, лёшины эскизы, разбросанные в зале. андрей обещает подумать, но понимает, что не может принять это предложение. андрей в конце августа находит однушку рядом с универом, в соседи ему достается какой-то парень из самары? саратова? нижнего новгорода? андрей почти уверен, что каждый раз ваня волк (да, у него еще есть и погоняло) называет разные города. с ним можно сосуществовать, что оказывается сюрпризом (андрей думал, что это будет кошмар, но зато аренда низкая): он моет за собой посуду, сам стирает свои трусы, даже притащил не до конца убитый телевизор откуда-то (андрей подозревает, что ваня его спиздил, но доказать не может), поливает через раз андреевы кактусы, когда андрей забывает. они часто ругаются из-за каких-то мелочей, но в другие моменты все… спокойно? нормально? они едят мороженое из опять-таки украденного автомата для макфлури (андрей говорит, что однажды волку это аукнется, на что тот просто отмахивается), смотрят интернов, сидя вдвоем на диване, и это настолько нормально и по-человечески, что андрей может притвориться, что он в порядке. что ему хочется вставать по утрам и идти на пары, а потом на свою подработку в кофейне, что ему не хочется просто превратиться в мох на даче у рыковых. волк доставучий и часто лезет не в свои дела, но он удивительно похуистичен в каких-то вопросах: ему похуй, с кем встречается андрей (он увидел, как андрей и даня целуются и просто сказал, что с данилы теперь налог в виде пельменей за каждый раз, как он остается ночевать), ему в целом на очень многие вещи похуй. с волком жить не всегда легко: он пиздит андреевы трусы (но хотя бы стирает потом), презервативы тоже (хотя андрей ни разу не видел, чтобы волк приводил кого-то или просто ходил на свидания), таскает еду, которую принес даня (даня начинает приносить ему отдельно пельмени в контейнере, андрей предлагает подсыпать туда слабительное ради профилактики), закатки тоже заканчиваются с подозрительной скоростью. волк большую часть времени жутко доставучий и не знает, где проходят границы, и андрея это выводит из себя, но даня напоминает волку, что иногда нужно заткнуться, а андрею — что он имеет право давать отпор сразу. привыкнуть к ване получается не сразу, но они с андреем начинают друг друга понимать и становятся друзьями. ну или чем-то, отдаленно их напоминающим. даня к волку не привыкает и считает, что его можно еще пару раз выкинуть из окна, если он скажет что-то не то или снова что-то спиздит, но андрей его останавливает. с ваней вообще очень часто не легко, но ему можно простить какие-то вещи, потому что он заботится, пусть и по-своему: притаскивает андрею как-то раз кучу билетиков на метро (намекая, чтобы он чаще оставался у дани), у них никогда не заканчивается стиральный порошок, потому что ваня вытряхивает полные карманы после студенческих тусовок, и автомат для макфлурри тоже играет роль. не то чтобы андрею в принципе легко. андрею хуево, и это факт, с ваней в квартире или без него. и даня ведь тут тоже ни причем: даня заботливый, даня делает, что может, даня остается с ночевой и варит на них троих пельмени, но. но любовь не сможет вылечить депрессию, не может отменить годы травмы, и андрею так не хочется этого признавать. андрей делает вид, что его устраивает его вуз, что его устраивает эта смазанность дней, когда они вроде идут, а вроде — сегодня седьмое сентября, и до начала осеннего призыва меньше месяца, и даню отпускать совсем-совсем не хочется. даня временно работает в пекарне, даня собирает документы для медкомиссии, даня говорит, что чем раньше отслужит, тем раньше вернется. у андрея отсрочка по учебе, у андрея в голове какой-то туман, из которого он выныривает — и вот уже четвертое октября, и они с даней празднуют его день рождения, пьют пиво и лежат в обнимку у него в комнате, и андрею в это вечер даже не кажется, что он заперт за толстым-толстым стеклом и смотрит на мир через него. но наступает ноябрь, и они стоят огромной толпой на перроне. яна виснет у дани на шее, лёша и настя его обнимают и зовут андрея в эти объятия тоже. андрею хочется плакать и даже не от того, что они прощаются, а потому что он не заметил, как прошли последние два месяца, и он боится, что следующие двенадцать будут тянутся очень долго. андрей не позволяет себе даню поцеловать — они целовались вчера долго-долго, пока смотрели что-то, но не сейчас, не в окружении других призывников. — будешь писать? — конечно буду. и тебе тоже, ян. и для твоего этого потом обязательно напишу сто страниц про все-все. лёша приобнимает сына еще раз, настя целует его в щеку, а у андрея все-таки предательски наворачиваются слезы на глаза. — ну ты чего, андрюш. я же вернусь, и глазом моргнуть не успеешь. и вообще, не буду же я сидеть без телефона и бумаги там. может, даже в увольнительную выйду и вы приедете. в увольнительную даня в первый месяц так и не выходит, но пишет много-много писем — андрей выучил его почерк еще много-много лет назад, когда начал писать за него домашки, но все равно с такой любовью смотрит на рваные, полупечатные буквы с наклоном вправо (хотя у печатных букв его обычно не бывает). даня делает дурацкие опечатки в смсках, потому что печатает с кнопочного телефона, андрей каждую цитирует в твиттере. даня сначала в письмах пишет внизу страницы я тебя люблю, потому что его почерком много текста вместить не получается. даня отправляет письма чаще, чем смски, потому что ненавидит тратить так много времени, чтобы настучать простое я скучаю, андрей и яна достают письма из почтовых ящиков почти одновременно, и собирают из них общую картину, потому что даня рассказывает разные детали разных людям. паша каждый раз ворчит, что ему письма не приходят, а потом его тыкают носом в то, что он никогда дане своего адреса не называл. можно было, конечно, прислать на адрес рыковых, но даня не был уверен, что это хорошая идея. родителям даня тоже пишет письма, но реже, и их увидеть андрею и яне никогда не удается — что яна считает жутко несправедливым. андрей строчит дане много-много смсок, рассказывает про скучные пары, на которых засыпает, про то, как они с волком находят общий язык и тот притаскивает со студенческих вечеринок тарелки, ложки и еще что-то, потому что в квартире посуды в самом начале не было вообще, и они до сих пор пьют из доисторических кружек. андрей строчит огромные тексты о том, как снова начал общаться с ксюшей — подругой детства, как она надавала волку по ушам за то, что тот что-то не так сказал о ее девушке. даня лежит в кровати после отбоя и улыбается, читая все эти сообщения, потому что в чем-то жизнь у андрея и правда налаживается, и у него появляются новые друзья. но андрей избегает писать про то, как не может встать на половину пар с утра, про то, как спит по двенадцать часов, как может слететь со стипендии в январе. андрей пишет, как оказался в стационаре после того, как ксюша настояла, пишет, что ему прописали антидепрессанты. а потом стирает, потому что дане не нужно это знать, ему не нужно волноваться, что андрей в дурке. вместо этого он пишет, что он познакомился там с никой — она смешная и рыжая, у нее тонкие руки и странные высокотехнологичные протезы. рассказывает, как они устроили гонки на инвалидных колясках, берет с дани обещание, что он будет таскать ее на плечах, если у нее будут фантомные боли. что было в этот месяц, он почти не помнит, кроме слишком ярких и детальных снов о древней руси. так проходит декабрь, двадцатого числа андрей возвращается домой, и волк не говорит ничего. наверное, это лучшее, что он может сделать, учитывая, что говорит он обычно вообще не включая мозг и не фильтруя свою речь. ваня даже поливал его кактусы, после ксюшиных напоминаний, конечно, но поливал. на новый год даню из части не отпускают, но андрей все равно празднует его с рыковыми, пока волк исчез у своей девушки. и ксюша, и даня не верят, когда андрей им это рассказывает, но луна оказывается вполне реальной к их всеобщему удивлению. после месяца в стационаре вернуться к учебе трудно, но андрей как-то сдает сессию и даже не проваливается в депрессивный эпизод. по крайней мере, еще сильнее. андрей по дане скучает невыносимо, и даже письма, звонки и смски не могут это исправить. им обоим не казалось, что это будет так, но даню не пускают в увольнительные, он буквально не может вырваться из части. а андрею тяжело, потому что таблетки помогают, и он даже ходит на терапию (хотя иногда очень хочет бросить), и дереализации — оказывается, для такого состояния, когда из жизни выпадают дни и месяцы, не ощущаясь реальными, есть название — стало меньше, а это значит, что время ощущается, и это проблема. потому что ощущается отсутствие дани. и андрей скучает по тому, как даня готовит, как он обнимает, чуть-чуть приподнимая в воздух, как он целуется, и еще по тысяче мелких деталей. как он смеется, запрокидывая голову, как чешет затылок, когда не знает, как сказать что-то, как улыбается одним уголком губ, как разговаривает с каждым бездомным котом, которого видит. как нежно он всегда зовет андрея по имени, и по всей этой сотне уменьшительных форм и прозвищ андрей тоже скучает. андрей просто скучает по дане, и порой это просто невыносимо. даня тоже скучает, скучает по тому, как андрей улыбается ему так широко, словно это самый счастливый день его жизни, как он закидывает ноги на журнальный столик, даже если ему запретили это делать, по тому, какой у него бархатный голос и как он говорит немного нараспев, как будто госпел, как он молится, когда у него есть для этого возможность и он думает, что никто не видит (он держит крестик в руке и что-то говорит на выдохе, на грани слышимости, закрыв глаза). как он делает какие-то мелкие вещи, чтобы показать, что он даню любит, как у него всегда растрепанные волосы, потому что он постоянно запускает в них пальцы и слегка тянет, когда думает. в середине февраля даня возвращается — внезапно и не слишком радостно, потому что возвращается он, попав в больницу из-за какого-то происшествия в части, и андрей сходит с ума, пока у него не получается попасть наконец в палату, подкупив парочку санитарок, потому что посещения разрешены только родственникам. даня бледный, завернут в белые простыни и белые бинты. спит, кажется. — дань? данечка? — если ты думаешь, что у меня супер-слух, то ты ошибаешься. в армии не делают супергероев. — ну, технически, капитан америка- даня открывает глаза, только чтобы их закатить. — андрюш. нет. я очень люблю то, как ты говоришь про комиксы, но заткнись, пожалуйста. андрей поднимает руки, сдаваясь. — что, с демонами подрался и проиграл? даня смеется, а потом морщится от боли в ребрах. — данила бесобой, как же. если бы я проиграл, то здесь меня бы уже не было. андрей смотрит на даню нежно-нежно и спрашивает: — я могу тебя поцеловать? тебе не будет больно? даня снова смеется. — я не хрустальный. целуй сколько хочешь. андрей устраивается рядом с даней на кровати, и им двоим жутко не хватает места, но кого это волнует? андрей целует даню в подбородок, в уголок губ, в щеку, покрытую трехдневной щетиной, в нос. даня смеется, ерошит ему волосы. даня пахнет больницей: чем-то резким вроде спирта и какой-то мазью от ожогов, чье название андрей каждый раз забывает. даня все равно ощущается как дом. в палате больше никого нет — повезло, и они много-много говорят, хотя какие-то вещи оставляют на потом — и это нормально. зато андрей может с гордостью заявить, что всë ещë не убил свои кактусы (даня младший, технически, суккулент, но андрею не до этих тонкостей), у дани младшего даже вылезла пара новых листочков. андрей приходит к дане чуть ли не каждый день, безбожно забивая хуй на пары, и несколько раз даже остается с ночевой, спрятавшись в палате. глупо и по-детски, они хихикают как подростки — они и есть подростки, ютятся вместе на узкой больничной койке, андрей засыпает у дани на груди, прямо как в старые-добрые. даня привык спать под утяжеленным одеялом, но в больнице они тонкие — зато есть андрей, который сопит ему в шею (это немного щекотно и мешает засыпать, но даня привыкает), и это ощущается так по-родному. дане меняют бинты реже, чем стоило бы, и они присыхают, что не делает восстановление быстрее. шрам останется более глубоким, чем мог бы быть, даня обрабатывает эти ожоги мазью, а андрею как будто плевать на этот дурацкий пантенол на его лице, он прикасается нежно-нежно и целует тоже почти невесомо. андрею хочется целовать даню следующую тысячу лет, потому что вдруг будет следующий раз, и в следующий раз прилетит не в лицо, а в сердце. даня смеется и спрашивает тихо: — вкусно тебе? — да, очень. — и андрей снова его целует куда-то в челюсть. даню выписывают, и они собираются на огромный семейный ужин — правда, никакой домашней еды, только куча пельменей из магазина, потому что все слепленные даней уже съели. закатки тоже. яна, похожая на кошку, которая никому не дается в руки, сидит, привалившись к даниному плечу. скучала. они все скучали. андрей роется в холодильнике в поисках энергетика — пиво ему нельзя, так что весь хугарден достается дане с пашей (балор и яна вместе с рыковыми-старшими пьет какие-то их домашние настойки). даня дома, все счастливы, и андрей понимает, что он тоже дома. и улыбается этой мысли, когда толкает дверцу холодильника плечом, чтобы закрыть.