Прикасаясь ко льду губами

*** Изнемогая от ревности, Мои руки бесятся. Во мне ликует сатана. Пусть те, кто трогали тебя - повесятся, Или я повешу их сама. (с) *** Этери и её семейство подготавливались к грандиозному пиршеству. Оно проходило на выходных, как и задумывалось, было приурочено ко дню рождения Дианы. Как никогда список гостей был большим, да таким, что обеспокоенная Этери Петровна не могла уложить в голове количество людей и места в доме. Дом Тутберидзе должен был принять у себя всех друзей Диши, в том числе близких и знакомых семейства. И хотя дата не была «круглой», желание продолжить хоровод празднований в кругу семьи было. В сам день рождения Этери была полностью удовлетворена тем, что успела провести остаток вечера с дочерью. Не понимая, в чём была причина уступок, на которые для неё пошёл Горшков, она звонила Дудакову. - Ты уже закончила? Что-то слишком рано! – недоумевал на той стороне трубки мужчина. - Разве это не ты уговорил Горшкова отпустить меня? - Что? Нет. Ты меня переоцениваешь. Стал бы я рисковать и говорить с ним лично? Вдруг ещё испортил бы что-то, ведь у меня с ним не такие хорошие взаимоотношения. Ты же знаешь. После этого Тутберидзе почти весь вечер думала о том, что помочь мог Аксёнов. Решив отложить в памяти мысль о том, что Эдуарда нужно об этом спросить, она успокоилась. Тем временем Женя и Ангелина украшали шарами помещение, пока младшие помогали сервировать стол. Скопцова помогала Этери Петровне на кухне, была очень полезной. Удивительным было то, что по сути Настя не была подругой Диши, но на день рождения была приглашена. Возможно, дело было в том, что именинница знала, что Скопцова - самая близкая подруга Жени, а ещё добрый и весёлый человек. В воздухе витал аромат мяса, пирогов, салатов и иных традиционных праздничных блюд семейства. - У Тутберидзе такая большая семья, - Алёна расставляла тарелки на стол и тихонько поделилась своей мыслью с Сашей Трусовой. Та, помогая, закатила глаза, усмехнулась в ответ. - Грузины, а чего ты хотела? Кроме неё одной, как видишь, в семье ещё три старшие сестры и брат. У них почти всех ещё и дети разных возрастов. - Ого, - шёпотом отозвалась Косторная. Женя услышала обрывки этого разговора, улыбнулась. Всюду было много людей, среди прочих приглашённых были Дудаков и Глейхенгауз. Они нашли компанию в лице Петра, который без особого стеснения наливал всем по рюмочке, хотя праздник ещё не начался. Общее настроение было приподнятым. - Женя? – позвал голос из кухни. Девушка пошла ему навстречу. - Да, Этери Петровна? - Твой телефон звонит! - Ой! Это, наверное, бабуля! – подбегая к подоконнику, воскликнула брюнетка. Настя виновато опустила глаза на противень, вспомнив их недавнюю ссору с подругой. К огромному облегчению, примирение случилось, пусть и не так скоро, как планировалось. Взяв в руки телефон, Евгения убедилась, что оказалась права в своей догадке. - Ба! Ты там как? – с волнением уточнила Медведева. Валентина Лаврентьевна, как и Жанна, тоже были приглашены на событие, но прийти не смогли. У старшей было чересчур повышенное давление, а Жанна по прибытию с работы решила свою маму в одиночестве не оставлять. Всё это не вызвало особых подозрений у семейства Тутберидзе, но Этери Петровна значительно расстроилась. - Всё хорошо. Жануля пришла, сидим пьём чай. - Ты лучше отдыхай побольше. Ладно? - Да, да… - Всё нормально? Голос какой-то не такой… - понизив тон, спросила Женя. Она старалась быть максимально внимательной к близкому человеку, чтобы не допускать повторения недавней истории. Если бы бабушка настояла на том, чтобы внучка осталась дома, Женя не раздумывая сделала бы это. Однако Валентина Лаврентьевна не была таким человеком, который любит притягивать к себе внимание за счёт жалости. Более того, женщине пришлось уговаривать Женю, чтобы та была спокойной и отправлялась на праздник, не переживая о состоянии её здоровья. - Нет. Просто самочувствие такое, может, магнитные перепады… Ты останешься там ночевать? – уточнила Валентина после небольшой паузы. - Я не знаю, скорее да, чем нет, - предположила Евгения. Последовала какая-то неопределённая пауза, затем бабушка сказала: - Будь осторожнее там. - А что со мной может произойти? Я же у Этери Георгиевны, - ответила девушка, но ощутила какую-то подоплёку. - Всё равно, - окончила мысль бабушка. Брюнетка напряглась и, поглядывая на Настю, слегка сжала челюсть. Подруга не заметила, разговаривая с Этери Петровной, выглядела максимально спокойной. - Не волнуйся обо мне. Сейчас самочувствие правда хорошее, - добавила Валентина. Почти за несколько минут до того, как все сели за стол, Этери зашла в зал и подозвала Женю к себе. - Нам нужно поговорить, - кратко пояснила женщина, уводя брюнетку на второй этаж. Скопцова бегло взглянула на них, подумала о том, что нужно будет подстраховать их в случае долгого отсутствия. Для разговора пара зашла в бывшую комнату Этери. Девушка поймала себя на мысли, что была тут впервые. Оглядываясь, она медленно шла вдоль стены, на которой висели фотографии, остановилась напротив отца Этери. На одном фото мужчина был в солидном возрасте, с сединой, выглядел так, словно позировал. На другом обнимал свою жену, был жгучим длинноногим брюнетом с широкой доброй улыбкой. Младшая дочь была похожа на молодого отца, что было очевидно. Женя подумала: «Интересно, похожи ли они по характеру?» Этери не отвлекала любимого человека, который осваивался в новом помещении, изучал обстановку. Для женщины было важно, чтобы Евгения увидела эту грань её жизни и личности. Поэтому, молчаливо созерцая, хозяйка комнаты стояла в стороне. Небольшое количество старых советских игрушек было аккуратно расставлено на спинке дивана. Женя подошла ближе и с улыбкой взяла в руки плюшевого мишку. - Это же Олимпийский Мишка! – с каким-то детским восторгом сказала Медведева. Этери закрыла входную дверь поплотнее, подошла, встав сбоку, улыбнулась. Метафора того, что «Медведева держит Мишку», была любопытной. - Мне лет 6 тогда было, и отовсюду слышалось «Олимпийские игры!», «Летние игры». Многие «фанатели», как сейчас принято говорить. Я не была исключением. Папа постоянно рассказывал сказки на ночь, в том числе про Олимпийского Мишку, - хрипло посмеивалась Тутберидзе. Женя смотрела на потрёпанную игрушку с чувством благоговения, словно держала в руках семейную реликвию. Потёртый ремешок из разных цветов фиксировался на талии игрушечного медведя блёклыми железными олимпийскими кольцами. Девушка провела пальцем по символу пяти континентов, улыбнулась, представив, как маленькая Этери играла с ним. - И сказки были по типу «Баба-Яга против!». Сами мультики мы увидели позднее, поэтому фразу отца, когда он принёс мне в подарок «Михаила» и сказал: «Надеюсь, что будешь ты», поняла намного позднее. - Не видела такого мультика… а что означала фраза? - Сюжет незамысловатый. Баба-Яга постоянно третировала Олимпийского Мишку со словами «Почему он, а не я?», намекая на то, что его зовут в качестве участника и символа игр, а её нет. Она строила ему козни, а он умело обходил их, - пожала плечами женщина. Она вспомнила, каким плохим было её настроение в тот день, когда отец пришёл к ней вечером с подарком. Они в очередной раз поругались с Петей, стояли в углу за плохое поведение. Отец редко покупал для дочери игрушки, так как в семье всё доставалось Этери от старших, но в этот раз сделал большое исключение. Будучи в хорошем расположении духа, он прекратил наказание. Садясь на корточки, протянул коричневую игрушку с бежевой мордочкой и чёрным носиком: «Надеюсь, что будешь ты». - В итоге тебя и выбрали… - тихо с мягкой улыбкой сказала Медведева. Этери отвлеклась от воспоминаний о том дне, кивнув, слегка помрачнела. Очередное напоминание о том, что папа никогда не увидит её триумфа. Девушка осторожно поставила игрушку на место, взяла любимую за руку и слегка сжала её, как бы подбадривая. Они постояли молча, словно понимая друг друга без слов, дали время чувству печали утихнуть. Чтобы разбавить обстановку чем-то ещё, Евгения подошла к шкафу с прозрачными дверками. Внутри него хранилось много книг. Разглядывая их корешки, девушка наклонила голову и почему-то вспомнила о том, как они с Костей встретились у него дома в библиотеке. - Нам нужно поговорить, чтобы потом не возникало недомолвок. В общем… Сергей приедет, - очень осторожно сказала кудрявая. Женин взгляд стал менее осознанным, когда остановился на корешке одной из книг, картинку которой, как ей показалось, она уже где-то видела. Прочитать название не получилось, потому что то, что она услышала, её отвлекло. Очередной раз произнесённое вслух имя вместо фамилии резануло по ушам. Обернувшись, Евгения молча ожидала продолжения, но его не последовало. - Чего же ты замолчала? Под Сергеем имеешь в виду Буянова? - Да-да… - сделав длинную паузу, подтвердила Тутберидзе. Слова давались с трудом. - Буянова. Диша сказала, что хочет видеть его тут. Знаю, что звучит не очень хорошо, что мама будет недовольна и вся семья в целом тоже, что… - Зачем же ты передо мной оправдываешься? Тем более за Дишу? – спокойным, ровным тоном уточнила Медведева. Внутри зарождалось неопределённое чувство тревоги. Дневной разговор с дочерью любимой не шёл из головы. Медведева помнила, что нужно осторожно уточнить у Дианы подробности её мнения о их совместном с Денисом катании. В процессе беседы выяснилось, что Диана хочет попробовать сменить партнёра, но шокировало, разумеется, не это. Факт данного решения оказался обусловлен подсказкой отца, которую никто не ожидал. - То есть как отец посоветовал? – детально вспоминала диалог Женя. - Вот так. Он просто сказал, что мы можем друг другу не подходить, - растягивая слова, пояснила Диша. - В каком смысле? - Ну я себя с Денисом неуютно чувствую… он хороший парень, но, когда катаемся, что-то не то… я всё не могла понять почему. Теперь думаю, что просто не подходим. - И что это значит? - Что я попрошу маму посоветовать мне выход из этой ситуации. Может быть, найдём нового партнёра, не знаю… Этери вывела Женю из раздумий. - Не оправдываюсь, но… о боже, Жень… я хочу лишь напомнить, что Он для меня давно ничего не значит. Я не могу поменять прошлое, не могу поменять тот факт, что Диана - наша с ним дочь, что… - Прекрати, - прошептала девушка и, шагнув к Этери, обняла её. Это объятие было нужно не столько женщине, сколько самой Жене. Физическая близость послужила бальзамом на ожог, который был в душе от гнетущего чувства ревности. И хотя сейчас между ними всё было хорошо, но даже маленький намёк на ссору и разлад давался тяжело и болезненно. Для обеих. Пара оберегала тот мирок, что выстраивался ими в течение 10 лет знакомства и 1 года отношений. Женщина переживала, что бывший любовник испортит что-то в их с Женей любви. Сама Евгения волновалась о том, что Этери может начать неосознанно сравнивать с Буяновым: «Он надоумил Диану, а не я. Это должна была быть я! Если при обсуждении с Дианой Этери одобрит идею смены партнёра, то все лавры уйдут ему! Я обязана помогать ей, быть опорой, решать проблемы, возникающие на нашем пути. Иного быть не может! Он взрослый, состоявшийся мужчина, тем более такое рвение по отношению к дочери. Может, хочет искупить вину? Тем неоценимее будет его участие в вопросах воспитания… а что я? Что могу я?» Лихорадочные мысли кружились, превращаясь в липкую жвачку. - Я всё понимаю. И он её отец. Повлиять на это не могу. Пусть приходит, главное, чтобы Диша была довольна и этот визит не доставил неудобств семейству, - отболталась Медведева. Мысли и слова различались так сильно, что перехватило дыхание, но девушка приложила титанические усилия, чтобы не дрогнуть. Она должна была выдать адекватную реакцию взрослого человека, чтобы хотя бы в этом не компрометировать себя перед Тутберидзе. Оставалась малая вероятность, что тревога, терзавшая её подсознание, была пустой. - Спасибо, любимая... Пойдём. Гости ждут. Обещаю вести себя примерно, - кратко улыбнувшись, пояснила Этери. Она почувствовала себя спокойнее, видя, что любимая не была взбешена от новостей, что услышала. За огромным столом уместились все. Общение, поздравления, подарки - этого было в изобилии. Стол ломился от яств, бокалы от напитков, а настроение было максимально приподнятым. Даниил и Сергей смеялись от шуток Петра. Мужчины очень быстро нашли общий язык, поэтому не стеснялись обсуждать что-то в полный голос. Диана то и дело поглядывала на Глейхенгауза и то, как он далеко сел от её матери. Это показалась странным, особенно полное отсутствие взаимодействий между ними: «Неужели после той ссоры так и не помирились?» Женя активно беседовала со своими знакомыми, девочки в целом хорошо проводили время. Многие из присутствующих по очереди говорили поздравления, не стала исключением и Алина. Все замолчали, когда она постаралась привлечь их внимание жестом руки. Когда Даниил Глейхенгауз поднял на девушку терракотовые затуманенные глаза, она растерялась ещё сильнее. - Я, в общем-то, хотела поздравить… Диан, поздравляю, - пролепетала девочка, и многие с непониманием уставились на неё, словно ожидали, что она скажет что-то ещё. Диана широко улыбнулась, глаза были довольными. - В общем-то, много кто что говорил сегодня из всех нас. Вот и я думаю. Все всё пожелали, а я от себя хочу, чтобы у тебя в сердце было много любви, тепла. Очень важно, чтобы чувства были, они помогают во всех моментах жизни, - с паузами и запинками Загитова выразила свои мысли. На этих словах она непроизвольно посмотрела краем глаза на Глейхенгауза, который в этот момент отвлёкся от неё. Женя проследила взглядом за тем, кто привлёк внимание хореографа. По коже пробежался неприятный холодок. - Тише… - шепнула Настя, и её ладонь тут же накрыла руку подруги, которая с хрустом сжалась в кулак. Блондинка напряглась почти так же сильно, как Медведева, и посмотрела на Этери. Та разговаривала о чём-то с мамой, поэтому ничего, кроме неё, не замечала. Странный полупьяный взгляд Глейхенгауза на Тутберидзе был непонятен. - Алина! Спасибо! – встав с места, именинница дошла до неё, обняла в знак благодарности. Присутствующие зааплодировали, Загитова вспомнила, что уже давно держит под столом пакет с подарком. Отдав его в руки, скромно улыбнулась. - Жень, господи… успокойся. Ты взвинчена, - прошептала Скопцова, наклонившись к Жениному уху. Девушка действительно была сама не своя. Скованность дыхания, мышц тела и позы давала понять, что Медведева с трудом переваривает обстановку двусмысленности. - Хочу отвлечься на что-нибудь другое. Скажи, как там у Кости дела? Как его мама? - В полном порядке, правда, я его уже давненько не видела. Но мы созваниваемся, болтаем, - поделилась Скопцова. Женя удивлённо посмотрела в карие глаза подруги, улыбнулась. - А чего это давно не виделись? - Я занята кое-чем другим, - с какой-то ухмылкой ответила Настя. Евгения ощутила интригу, положив руку на плечо подруге, наклонилась ещё ближе. - Что за тайны от меня? - Нет никаких тайн. Ты же не удосужилась со мной увидеться после того, как мы помирились. Может, и узнала бы о том, что происходит у меня в жизни. - Что-то в последнее время вся информация от тебя медленно доходит до моих ушей, - подтрунивала Медведева. Настя грустно улыбнулась, опустила глаза на полупустую тарелку перед собой, но Женя тут же мягко толкнула её. - Я шучу, что ты? - Да ладно… в общем, я… - но не успела она договорить фразу, как запнулась, отвлекаясь. В дверь позвонили, Диана тут же сорвалась с места. - Мы ждём кого-то ещё? – поинтересовался Пётр, который был в приподнятом от алкоголя настроении. Этери Петровна тут же сказала что-то на грузинском языке. Её сын тут же побагровел и встал с места в тот момент, когда из коридора к ним навстречу вышел Сергей Буянов. Этери обернулась, замерла, словно ледяная скульптура. За столом воцарилась гробовая тишина, кроме Дианы, улыбкой мужчину никто не удостоил. Хорошее настроение тут же улетучилось, словно и не было вовсе. Медведева максимально напряглась, задышала ещё медленнее, поверхностно. Настя, которая обладала высокой эмпатией, тут же ощутила на себе состояние подруги. - Добрый вечер, - пробасил мужчина. Публика была в оцепенении и не знала, как реагировать. Сергей был достаточно высоким мужчиной, намного выше, чем Этери. Аккуратный, элегантный костюм сидел на нём идеально и придавал ему солидность. Рубашка кремового оттенка явно стоила дорого, а аромат парфюма был таким «громким», что Медведевой показалось, что задушит её. Воздуха стало разительно меньше, лёгкие сжались, девушка закашлялась. Взгляд жемчужно-чёрных глаз был брошен тут же, когда услышал Женю. Диана держала в руках гигантский букет, который подарил отец, лицо сияло. Первой со своего места встала Этери. Поспешив к дочери, она взяла тяжёлый букет. - Давай, я поставлю в вазу, - прохрипел мамин голос. Девочка словно не замечала всеобщего внимания, обращённого к отцу. - Тут целый тазик нужен! – с гордостью сказала именинница. Голубые глаза обратились к жемчужно-чёрным, которые тут же разорвали зрительный контакт. - Я могу помочь, - чуть приглушённо сказал Буянов. Этери Петровна посчитала необходимым смягчить ситуацию, вмешалась. Подойдя поближе, она показала руками на Сергея, как бы призывая Этери вернуть ему букет. - Дочка, я покажу ему, куда нужно отнести цветы, - придав голосу мягкость, обратилась к дочери Этери Петровна. У Дианы зазвонил телефон, она тут же сняла трубку. - А кто это такой? – еле слышно шепнула Аня Щербакова. Девочки посмотрели на неё с неким испугом, а Скопцова, взяв Женю за руку, задержала дыхание. - Мам! Денис приехал с отцом! Они не могут найти дорогу к дому. Надо встретить! – обратилась Диана к матери. Этери кивнула. - Да, пойдём, - ответила она и перед уходом бросила взгляд на Медведеву. Девушка изо всех сил произвела над собой усилие, чтобы лицо казалось максимально нейтральным. Как только пара с букетом ушла, а вслед за ними мать и дочь вышли на улицу, за столом начал нарастать скандал. - Это что такое? На хуя он сюда пришёл! – брызжа слюной, пробасил Пётр. Присутствующие отшатнулись от него, словно получили пощёчину грубым матерным словом. Одна из его сестёр схватила его за руку, но усадить взбешённого старшего брата не получилось. По его красному лицу стало понятно, что, как только Буянов придёт, будут серьёзные проблемы. - Петя, прошу, сядь, не надо! Веди себя культурнее, - прошептала Мила. - Блять, Жень, а он что тут делает? Это что… Буянов? – в ужасе прошептала Скопцова. Медведева отпила из стоящего напротив стакана сок, постаралась привести себя в чувства. - Он самый. Собственной персоной. Диша пригласила. Этери меня об этом предупредила. - Но судя по реакции многих забыла, что семья просто в бешенстве от него! О чём Диана думала? Она вообще в своём уме! Ты посмотри на Петра, он… - Скопцову прервал громкий, возмущенный говор Петра Тутберидзе. Все глаза уставились на него. - Это мне себя вести культурно надо? Кто этого ублюдка сюда позвал?! Он что, думает, что может приходить к нам сюда, как к себе домой?! – взмахнув рукой, мужчина задел фужер сестры, который со звоном опрокинулся. Содержимое вылилось на скатерть. - Походу, это Дианин папа! – сдавленно сказала Косторная, обернувшись к девочкам. Полина Цурская побледнела, словно полотно. Она боялась любого рода ссор, особенно семейных. - Петруха, ты чего? Давай-ка успокоимся, - встал Дудаков, стараясь урезонить Тутберидзе. Женя ощутила себя человеком из стали, который внутри был глухим и полым. Неимоверно твердо она сказала: «Диана позвала своего отца на день рождения, потому что это её праздник и только ей решать, кто будет на нём присутствовать». Полуиспуганные глаза присутствующих переметнулись с Петра на Евгению. Старший брат не унимался. Он уже обещал матери, что, если увидит бывшего любовника младшей сестры, спустит его с крыши вниз головой. Судя по воинственному взгляду к реализации данного обещания он был близок. Началась суета. - Она не может принимать такие решения, не посоветовавшись с семьей! – гневался пылкий грузин. Дудаков похлопал Тутберидзе по широким плечам, как будто это могло его отрезвить. Женина сталь в голосе усилилась. - Тем не менее приняла. Этот праздник никто из нас портить не будет, и постарается вести себя терпимее к прихотям ребёнка! Это её решение, если сейчас будете публично спорить, то это Диану обидит! - А меня не обижает то, как он обошёлся с моей сестрёнкой? - Петь, ну блин, это понятно, но давай не горячиться! Что мы, тут кулаками махаться будем из-за того, что было много лет назад? Даже если "да", то не при детях! Такие вопросы не решаются силой! – попытался объяснить Сергей Дудаков. Сидящий рядом Глейхенгауз едко усмехнулся, что не ушло от внимательного взгляда Скопцовой и многих других девочек. На столе некстати завибрировал телефон Этери. Сидевшая рядом с ним сестра посмотрела на экран. - Марина звонит, - объявила она. Накал страстей был нешуточный. Нахмурив брови, Пётр смотрел на злые глаза Медведевой. Она быстро смекнула, что решение вопроса требует экстренных мер. Встав со своего места, девушка подошла к телефону любимой, а затем, обойдя стол, к Петру. Сняв на ходу трубку, Медведева за долю секунды включила всё своё актерское мастерство. Поднеся экран к своему лицу и лицу Петра, она воскликнула: «Марина Георгиевна! Добрый вечер!» Присутствующие были в полном шоке, но план Медведевой поняли. - Мои дорогие! Женечка! Петя, дорогой! Всем огромный и солнечный привет! Как вы там? Как дела? Уже за столом? – раздался голос в трубке, а на экране появилось счастливое лицо Марины Хоффман, её мужа и маленького сына Ефрема. Женя так сильно подняла уголки губ, изображая улыбку, что казалось, рот сейчас порвётся. Насте стало жутко от понимания, как трудно было Жене балансировать в таком притворном состоянии. Лицо Петра было просто каменным. - Мы все тут! Смотрите! – Евгения взяла брата любимой за руку и начала выводить из-за стола. Экран при этом развернула так, чтобы за её спиной было видно присутствующих. - Передайте привет! Скажите «Привет, Франция!», - широко улыбаясь, сказала Медведева. Ошеломленные гости помахали руками Марине по видеосвязи, постарались натянуть на лица подобия улыбок. - Всем привет, Москва! Привет, Россия! Как вас много! Ох, Даниил Маркович! Сергей Викторович, мальчики! – махала рукой в ответ Хоффман. Глейхенгауз и Дудаков, словно дети, помахали рукой в ответ. Медведева начала активно разговаривать с Мариной и постепенно уводить разъяренного, нетрезвого Петра в другую комнату. На помощь ей подоспел Дудаков. - Бля… - прикрыв лицо рукой, протяжно шепнула Трусова. Оставшиеся взрослые были в полном шоке, не знали, как себя вести. Скопцова нервно почесала переносицу, посмотрела на девочек. - Все вы, посмотрите на меня. Давайте сделаем вид ради Дианы и Этери Георгиевны, что ничего тут не видели и ничего не знаем. Это очень личные, семейные проблемы. Они нас не касаются, поэтому стоит держать язык за зубами, - Настя сказала это вполголоса, чтобы только их компания услышала слова. Все закивали головой, Косторная вздохнула: - Блин, Насть, шутишь? Дураку понятно. Молчим! Этери Петровна провела Сергея в ванную, достала глубокое ведро, протянула ему. Мужчина молча поставил его в ванну, начал набирать в него воду, когда Этери Петровна, взявшись за голову, облокотилась о раковину. - Всё в порядке, Этери Петровна? – взволнованно глядя на женщину, спросил Буянов. Она отрицательно закачала головой. - Зачем ты сюда пришёл, сынок? Всё это нехорошо… Мужчина поставил цветы в ведро, выключил воду. Вздохнув, он обернулся к матери его бывшей любовницы. - Простите, что пришёл. Диана очень хотела, чтобы я присутствовал. Я отпирался, потому что понимал, что примут меня плохо… - Раз понимал, почему не нашёл причины, чтобы избежать прихода сюда? - Этери Петровна, я… - Сергей… я вижу тебя так близко впервые. Каждый раз, глядя на тебя, вспоминаю всё плохое, что было в семье после того, как ты бросил мою дочь одну. - Этери Петровна! - Не прерывай меня. Я хочу договорить… - массируя виски, объявила мать семейства. Головная боль была частым явлением на фоне стресса и взволнованности. Мужчина опустил глаза в пол, ощущая вину. - Я не смогу быть такой же убедительной, как мой муж… - она запнулась, когда сказала о том, кого с ними уже так давно нет. Эти слова давались с трудом, а на фоне головной боли буквально давили на неё. - Понимаешь, даже если Этери уже забыла о том, что было, не забыли мы… это жестокое предательство с твоей стороны… ты даже представить себе не можешь, как она страдала, когда осталась одна с Дишей на руках… - Я виноват. Очень. Эту вину мне не искупить. - Хорошо, что ты это понимаешь. - Прошу, умоляю… много воды утекло, прошлого не воротишь. Перед Этери я виноват, перед вашей семьей тоже. Мне этого не искупить… но… Диана… она моя дочь. И я не думал, что так сильно захочу узнать её, быть ближе, искупить перед ней вину за то, что отсутствовал в её жизни так долго… что не поддержал её, когда та заболела… - Понимаешь, доброта… она должна быть в сердце… а что в сердце у тебя? Зачем ты вернулся? Чтобы причинить боль? Этери старается быть лучшей матерью, старается Дишу на ноги поставить, а это сложно, учитывая то, что внучка… особенная… - Этери Петровна… Диана - самая лучшая. Я очень привязан к ней… очень ею дорожу… понимаете… - он устало облокотился о ванну, затем присел на её бортик. Ворот рубашки словно стал давить на шею, поэтому он поправил его. - Моя жизнь не сложилась так, как мне бы хотелось. Да, у меня есть жена и взрослый сын… их я люблю тоже. Однако, глядя на Диану, понимаю, что сердце расколото, словно сосуд. Мне не хватает её присутствия в моей жизни… я просто хочу, чтобы меня поняли, чтобы не отталкивали… я ведь не такой плохой, боже… понимаете… когда у нас были отношения с Этери, я увлёкся. А ещё… очень её полюбил. Тот раз, в кафе, я очень испугался. Это трусливо, я признаюсь. Поступок недостойный настоящего мужчины. Быть с женой казалось изведанным, простым, логичным путём, но… я до сих пор жалею, что не бросил всё, чтобы быть рядом с Этери... Когда я узнал, что она родила Диану, всё в душе перевернулось. Моя мама много лет назад умерла, а спустя год ушел отец… всё это было так больно. И вот теперь, глядя на дочь, понимаю, что в ней есть частичка моей души, что она моя семья. Да, всё, что было с Этери, развело нас по разные стороны жизни, но Диана… не лишайте меня возможности быть рядом с дочерью. Я искренне хочу быть её опорой. Хочу, чтобы она ощущала любовь отца, - Буянов говорил это очень тихо, запинаясь на каждом слове. Этери Петровна слушала, не прерывала. Его общий вид, такой потерянный и уязвлённый, задел какие-то струны души взрослой женщины. Глядя на Буянова, Этери-старшая понимала, что человек жил с такой же болью от утраты близких, как и они. Эти слова говорили о том, что мужчина делает над собой усилие и, переступая через гордость, признаётся в том, что, возможно, никогда и никому не говорил. Мужчина запустил пальцы в седеющую шевелюру, наконец-то поднял глаза на собеседницу. - Я понимаю тебя, но ещё очень боюсь, что ты причинишь боль моим близким, - объяснила она. Голубые глаза были полны страха, и Этери Петровна увидела это. - Две эти важные женщины будут в безопасности со мной. Обещаю, что не стану для них причиной слёз, - очень тихо сказал он. Этери Петровна была мягкой, тонкой натурой. Боль и грусть других принимала близко к сердцу. - Надеюсь, что это не просто слова… - ответила Этери Петровна. Подойдя поближе к мужчине, она ласково похлопала его по плечу почти так же, как это делала его мама. Дудаков уложил взбунтовавшегося Петра на кровать. Он достаточно выпил, чтобы не контролировать порыв эмоций, но был вовремя нейтрализован. Женя отбалтывалась от Марины как могла. Всё, что происходило, было на грани адекватности, но и Дудаков, и Медведева всё выдержали. Как только Женя положила трубку, очень громко, протяжно вздохнула. - Молодец, - похвалил ученицу тренер. Девушка устало улыбнулась. Она ощущала себя выжатой, как лимон, и мечтала так же, как Пётр, просто лечь спать, но впереди был ещё целый вечер. - Он надолго уснул, как думаете? - Не знаю, но буду за ним следить, - пообещал Дудаков. Женя ощутила себя в безопасности от его слов, удовлетворительно кивнула. - Ну, пойдём вниз. Такой концерт устроили… увы, это ещё не всё, - вздохнул мужчина. Медведева осознавала, что Дудаков прав. Ей не хотелось спускаться к столу и ощущать на себе взгляды друзей и близких. Всё, в чём она нуждалась, – это кровать в собственной спальне и наглухо закрытая дверь. Одиночество могло её спасти, но, увы, не сегодня. - Да, пойдёмте, - ответила она. Доставая из шкафа плед, она укрыла им Петра. Печально взглянув на него у самой двери, тяжело вздохнула, подумав: «Этери не должна всего этого узнать. Надеюсь, что никто не проболтается». Сергей Буянов и Этери Петровна вышли в зал тогда, когда Женя и Дудаков уже вернулись за стол. Музыка на фоне была негромкой, общий настрой гостей переменился в основном из-за всплеска стрессовых ситуаций, что многие пронаблюдали. - Где мне можно присесть? – вежливо спросил у Этери Петровны мужчина. Она окинула взглядом помещение и свободные стулья. - А где Пётр? – спросила женщина, не найдя сына. Сергей Дудаков взял на себя ответственность объяснить. - Поднялся на второй этаж передохнуть… вернётся, думаю, чуть позже, - как можно деликатнее намекнул он. Этери Петровна сразу всё поняла, комментировать подобное прилюдно не стала, лишь кивнула головой. Женины глаза изучали Буянова, который поставил ведро с цветами около фортепиано. Ей было трудно прийти к объективному выводу о том, красив ли этот человек, подходит ли вкусу её любимой. Мысли уносили в размышления о том, как Этери и Сергей проводили время, когда встречались, а ещё о том, как между ними пылали чувства. Когда-то они были близки, настолько, что Тутберидзе не могла найти в себе силы отказаться от него самостоятельно, даже зная, что он женат. «Прекрати, остановись. Она же сказала, что сейчас он ничего для неё не значит. Так в чём тогда заминка? Сомневаешься в её словах? Но как можно!» - вела внутри себя диалог Медведева. Растерянное лицо Буянова давало понять, что он чувствует себя среди членов семьи Тутберидзе некомфортно. В дом вошла шумная компания из четырех человек. Денис и его отец с широкими улыбками прошли к столу, поприветствовав всех, огляделись. Диана держала в руках новый букет, который поспешила пристроить в ведро рядом с цветами от отца. - Проходите, садитесь. Туда нужно поставить дополнительный стул и тарелки. Возьмем на кухне, - указала рукой на место сына Этери Петровна. Сергей подумал, что просьба организовать дополнительное пространство относится к нему, поэтому без задних мыслей ушёл туда, где, предполагал, была кухня. Этери с удивлением посмотрела ему вслед. - Я сейчас, - отозвалась она и ушла за Буяновым. Женя бросила в спину Этери очень недовольный взгляд, казалось, что внутри что-то обрывается. Денис и его отец прошли туда, куда было сказано, окружающие начали двигаться. - А где дядя Петя? – спросила у бабушки Диана. - Потом, - кратко ответила Этери Петровна. Сергей оглядел кухню, подумал, что нужно взять два стула, чтобы точно не прогадать. Услышав за спиной шаги, он обернулся. Заминка, молчание. Они подумали о том, что оказаться вот так наедине было непривычно для них. В голове у Тутберидзе был рой мыслей, тревога противоречиво томились, словно заварка в чайнике. - Не думаю, что, кроме Дианы, тут кто-то тебе рад, - как-то холодно и грубо сказала она. Сергей сжал губы, опустив взгляд в пол, и подумал, что такого давления не испытывал на себе много лет. - Думаешь, что я такой глупый и не замечаю этого? – в ответ получил едкую усмешку. Чёрные глаза были прикрыты веками, когда гордая кудрявая голова высокомерно отклонилась назад. Её губы дрогнули в полуулыбке, которую обычно можно обнаружить на лице человека, насмехающегося над неприятелем. Сложенные на груди руки только подчеркнули её отстранённость. - Неужели отпросился у жены в гости? – прыснула Тутберидзе. - Я не спрашиваю у своей жены, куда и к кому мне следует ходить, - раздражённо парировал Буянов. - А жаль. Уж она бы дала тебе правильный совет. Тренер как-никак! - К чему злорадство? Всё, что заставило меня сюда прийти, – это желание моей дочери. - А давно ты вспомнил, что она у тебя есть? И с чего вдруг? Одно столкновение в торговом центре побудило узнать её получше? Наставило на путь истинный? – женщина не стеснялась проявлять агрессию открыто. Казалось, что обида, которую она к нему когда-то испытывала, уже давно прошла. Но. Как только он оказался здесь, всё резко изменилось. В течение многих лет Этери представляла, как выскажет всё, что накипело. Ей было мало того разговора на улице, что очевидно. Сейчас момент для этого был неподходящий, но упустить его она не могла. - Этери, я не враг тебе и… - Да, таких врагов, как я, лучше не заводить, - не давая ему окончить фразу, съязвила она. Ему было неприятно, но он старался не реагировать на провокацию, так как считал, что заслужил подобное обращение. - И я появляюсь в жизни Дианы тогда, когда она этого хочет. Я честен с ней и не ввожу в заблуждение, просто общаюсь, чтобы компенсировать моё предыдущее отсутствие в её жизни. Это сложно понять, но я… - попытался окончить свою мысль Буянов, но Этери снова его прервала. - Сложно понять? Да как это можно компенсировать? Ты смеешься? – грубила она. - Сложно понять. А меня кто-то понял? Ты отсутствовал и в моей жизни! Знаешь об этом? Ах, нет, откуда тебе знать? Ты в это время спокойно себе поживал со своей женушкой, сыночком, пока я стала врагом для своей семьи. Это не тебя собственный отец обливал грязью почти каждый день, пока ты ходил с пузом на каток, чтобы работать. Не ты полный отчаяния рыдал днями и ночами, когда переизбыток гормонов и так разрывал тебя на части. Не ты в поисках спасения уехал за границу, так как был убеждён, что твоя семья проклянет и тебя, и твоего ребёнка. Не ты, сука, рожал дочь в муках в полном одиночестве, без поддержки и одобрения. И не ты потом столкнулся с тем, что из-за твоей неосторожности и неопытности она оглохла. Не ты, Буянов! – она повышала голос постепенно, по мере того, как её накрывало яростью. Кожа на шее и лице становилась покрасневшей, глаза бегали, жестикуляция рук была резкой и беспокойной. Этери не ожидала этого сама от себя, поэтому проконтролировать негативный порыв было крайне сложно. Ещё когда они с Дианой вышли из дома навстречу Денису, она начала накручивать себя изнутри. Не хотелось соглашаться с тем, что она была плохой матерью и в день рождения дочери именно Сергей провел с Дишей большую часть времени. Казалось, что Буянову прощаются все недостатки, а ей промахи засчитываются в стократном объеме. С ним хотелось спорить и ругаться, потому что сделать это с дочерью – это проявить себя стервой на фоне «святого» отца. Мужчина позволил себе шагнуть к Этери, но, протягивая руки к её плечам, он одёрнул сам себя. Это выглядело странно, словно касания давались ему физически болезненно. - Давай обсудим это потом, не здесь. Я понимаю твою обиду, оправдаться не пытаюсь. Я струсил и сожалею об этом. Тебе пришлось перенести многое, а мне нет. Я жил в семье и не знал никаких бед, лишений, даже наполовину не был близок к тому, что ты пережила. Но теперь… боже, - он запнулся, так как из-за волнения не мог сразу на ходу подобрать верные слова. Она подняла ладонь вверх. - Мне плевать на то, что ты скажешь. Обсуждать это не хочу, просто советую держаться от моей семьи подальше. Я всё жду, что дочь сама придёт к осознанию того, что такой отец, как ты, ей не нужен. И я терплю и своего добьюсь! - Если тебе так плевать, то и не затевала бы этот разговор, да? Но мы тут, мы наедине, мы обсуждаем, как тебе было плохо и что я тебя бросил. Чего ждёшь от меня? Думаешь, что без твоих слов я этого не знал? И если бы мог всё вернуть назад, то поступил бы иначе! - Если бы да кабы! Одни слова, что ты можешь предложить кроме них? Ничего! Если бы я могла вернуть всё назад, то ни за что бы не стала вступать с тобой в отношения. Я была глупой, а ты от меня хотел лёгкого секса без обязательств. Было ошибкой встретить тебя! И я хочу, чтобы ты знал, что единственное хорошее, что есть между нами – это Диша. - Не ври, что не любила меня, - с какой-то обидой прорычал он. Баталия переходила на новый уровень, потому что уже Буянов поддавался негативным проявлениям внутри себя. - Ушли за стульями с тарелками и пропали. Пойду приведу, - посмеивалась Диана, глядя на бабушку. Женя опустила глаза перед собой и стиснула зубы так сильно, что казалось потрескается вся эмаль. Они и в самом деле отсутствовали слишком долго, что навевало подозрения. Рука, в которой была вилка, начала дрожать и, чтобы скрыть это, была опущена под стол. Настя не на шутку запаниковала. Она пододвинулась поближе и наклонилась к самому уху. - Женечка, прошу, потерпи. Всё хорошо, всё в порядке. Этери же любит тебя, не забывай об этом. Не верю в то, что сейчас она делает что-то такое, что скомпрометирует ваши взаимоотношения. Не позволяй злости застилать трезвость ума, - блондинка шептала это так тихо, что некоторые слова терялись в какофонии посторонних шумов. Глейхенгауз наливал водку в свою рюмку, а затем в рюмку Дудакова. Они о чём-то тихо говорили так же, как и многие другие, и старались вовлечь в разговор нового гостя. Женя не расслышала почти ни одного слова, погружаясь в недра своего подсознания. Она вспоминала себя беспомощной четырнадцатилетней девочкой, которая сходила с ума от ревности к тренеру и ничего не могла сделать. Любой контакт возлюбленной с мужчинами вызывал гнев, а отчаяние порой не имело предела. Сейчас ситуация была иной, и, хотя между ними были отношения, именно в них было сложнее всего сохранять адекватность перед лицом потенциального соперника. Дело было далеко не в том, что Медведева могла не доверять Этери. Просто по своей натуре она была собственницей до мозга костей. - Скопцова вызывает базу, приём. База, база, ответьте, - старалась пошутить девушка, но и ей сохранять самообладание было трудно. - Жень… А хочешь про ту новость расскажу, а? Ты же спрашивала! Жень? - Нет… не сейчас… надо… надо просто успокоиться… - сгруппировавшись, Медведева выдавила из себя то малое, что получилось. - Никогда не любила. Ты не мог научить меня этому, потому что сам ничего не испытывал. Только теперь, познав любовь, я поняла, как далека была от этого чувства с тобой, - проболталась Тутберидзе. Мужчина усмехнулся. Голубые глаза были обжигающе злыми. - Не сомневаюсь, что присутствующий здесь объект воздыхания сумел пробудить в твоём ледяном сердце ответные чувства. Молодая кровь горит огнём, что даже мёртвого воскресит, - с издёвкой ответил он. В глазах Этери промелькнул страх, она замерла, дала осечку. - Пап, мам, ну что вы тут? – спросила улыбчивая Диана. Пара оглянулась на неё. Оцепеневшая от ужаса Тутберидзе выглядела максимально растерянно. - Заболтались, - улыбнулся Буянов и, взяв в руки два стула, подошёл к дочери. Диша была довольна тем, что у родителей получилось поговорить наедине. Все трое вернулись к гостям. Хитрая девочка усадила отца рядом с матерью, а сама заняла прежнее место во главе стола. - Все в сборе! Предлагаю поднять бокалы! – громко объявил Глейхенгауз. Эта небывалая разговорчивость выставляла его в дурном свете, но он этого не постеснялся, так как был достаточно пьян. Голубые глаза желали пронзить его насквозь, поэтому, посчитав, что молодой парень бросил вызов, Буянов наполнил свою рюмку водкой до краёв. - Тише, тише, ты чего? – шепнул Дудаков, как бы пристыдив коллегу. Тем не менее многие наполнили свои бокалы, а Денис взял слово для поздравления и начал произносить подготовленную речь. Пока всё это происходило, Скопцова нервничала так сильно, что желала напиться и упасть под стол, лишь бы ничего не видеть. К сожалению, ей, как и другим присутствующим до 17 лет, шампанское никто не наливал, поэтому Настя страдала «на сухую». Женя тоже не пила, но если бы стала, то явно перестала бы контролировать свою ярость окончательно. Она не видела Этери, так как они сидели на одной линии длинного стола и на приличном расстоянии. Однако, глядя на довольное лицо Дианы, она понимала, что для неё сидящие рядом папа и мама были отрадной картиной, которую та хотела бы видеть чаще, чем на праздновании дня рождения. Пока Денис говорил, Этери с ужасом обдумывала те слова, что сказал ей на кухне Буянов. Так как она не была в курсе, что дочь рассказала отцу о «любовных взаимоотношениях» с Глейхенгаузом, показалось, что слова о «молодом объекте воздыхания» относятся к Жене. Мысль о столь глубокой осведомлённости бывшего любовника причиняла Тутберидзе муки. Градус напряжённости и стресса доходил до звенящего в сердце страха, который парализовал её. Чёрные глаза не видели перед собой окружающих, были обращены внутрь себя: «Но откуда он мог узнать? И что мне теперь делать?» Шум от чокающихся бокалов и рюмок отвлёк на несколько секунд, дал краткую передышку. Глядя в глаза Глейхенгаузу, Буянов порывисто выпил и с шумом опустил рюмку на стол. Ему было неприятно думать, что этот парень был в тесных взаимоотношениях с его бывшей возлюбленной и матерью общего ребёнка. Вечер перетекал в ночь. Трескучий мороз стал более мягким из-за обилия снегопада, который недавно начался. Стоя на веранде, некоторые взрослые в компании Сергея Дудакова общались и ждали, когда поджарится на гриле ароматное мясо. Ближе к девяти часам за девочками начали приезжать родители, забирать их домой. Неохотнее всех покидала вечеринку Алина Загитова. Ей было неприятно осознавать, что подвыпивший Глейхенгауз, скорее всего, останется. Набравшись смелости, она вышла к небольшой компании на веранду и подозвала к себе хореографа. Удивлённый молодой человек приблизился к ней, они отошли подальше от шума и встали друг напротив друга. Их накрыло стеной из снега, который валил, как проливной дождь. Парень улыбнулся и накинул ей капюшон на голову. - Простудишься, - пояснил он. От него пахло табаком и выпивкой, но, несмотря на это, Алине он мерзок не был. Борясь с демонами внутри себя, девочка часто задышала, как бы стараясь «протолкнуть» звук через голосовые связки. - А вы тоже оденьте капюшон, пожалуйста, - с дрожью и неуверенностью попросила она. Даниил усмехнулся, сделал то, что попросили. - За мной скоро приедут, я хотела предупредить. - Хорошо, отлично. Давно пора. - Почему? - Потому что маленьким девочкам нужно спать и копить силы для тренировок. - Я не маленькая, - с обидой пробубнила она. Хотелось что-то сказать или сделать, чтобы доказать ему обратное. То ли от холода, то ли от страха девочку начала бить крупная дрожь, что не ускользнуло от терракотовых глаз. Он тут же приобнял её, словно подбадривая. Настя Скопцова не знала, куда себя деть, поэтому, общаясь по телефону, подошла к приоткрытому для проветривания комнаты окну. - Конечно, нет. Но даже если маленькая, то удаленькая! Вон каких успехов добиваешься, как стараешься, - мямлил заплетающимся языком парень и широко улыбался. Она не позволяла себе поднимать руки, касаться его, а ещё опасалась, что всё, что происходит, может кто-то увидеть. Скопцова услышала разговор и, стоя около ситцевых занавесок, замерла с трубкой в руке. - Давайте вы тоже поедете домой, Даниил Маркович? Мне кажется, что вы… что… в общем… пить больше не нужно. - Алин, я сам разберусь, - похлопав её по плечу, он сказал это мягко, без претензии. Ей хотелось увезти его отсюда подальше и больше никогда не приезжать в этот дом. - Я настаиваю, - набравшись смелости, объявила она. Даниил удивился. Упрямый характер пробивался сквозь скрытые барьеры, давал понять, что с ним шутки плохи. Сотовый телефон Алины завибрировал, она поспешила поднять трубку, но так, чтобы Даниил не прерывал объятия. - За мной приехали. - Идём, провожу, - сказал он и на прощание кратко поцеловал её в щёку. Глаза Алины вспыхнули, сердце забилось чаще. Стоящая у окна Скопцова впала в ступор. Карие глаза посмотрели на губы Даниила, а затем в его глаза. Для него в поцелуе не было ничего такого, но она отнеслась к этому слишком серьёзно. - Блять… господи… Кирилл… - чуть ли не хныкала Настя. Она громко хлопнула себя ладонью по лбу, закрыла глаза и задержала дыхание. - Я так больше не могу! Почему, ну, почему я всегда вижу то, что видеть не хочу? За что? – взмолилась она перед Господом и тем, кто был её собеседником в трубке. - Что ещё случилось? – поинтересовался Алёшин с тревогой в голосе. - Блять, да тут полный треш происходит. Я даже в клубе большего пиздеца не видела, как за один вечер здесь! - Насть, давай я уже приеду заберу тебя? Сколько можно! - Блин, да я не могу уехать и оставить Женьку одну! - Так, давай и её заберём! – занервничал Алёшин. - Она тут ночевать собралась! - Тогда зачем ты сидишь там? - Нет, Кирилл, - растерялась Скопцова. Парень вздохнул. - Короче, я выезжаю. Как хочешь решай этот вопрос с ней, - и Кирилл Алёшин повесил трубку. Глейхенгауз и Загитова уже ушли, но их странный «контакт» отпечатался в памяти Скопцовой надолго. Постепенно в доме остались только взрослые люди. Скопцова и Медведева весь вечер провели в компании друг друга, сидя на диване. Первая утешала и подбадривала, вторая держалась из последних сил, чтобы не зареветь. Максимально изобилующее событиями торжество превратилось в горькие мучения, которые выносить было просто невозможно. И хотя после приезда Буянова и того странного разговора на кухне, он с Этери больше никак не взаимодействовал, но Женю вводил в состояние бешенства. Чтобы хоть как-то помочь подруге справиться, Скопцова, пользуясь всеобщим замешательством, смогла отыскать в домашней аптечке валерианку. Сначала Медведева отказывалась, но поняв, что выпивать алкоголь для успокоения совсем не вариант, согласилась. Это помогло обеим, так как выпили они её вместе, поэтому новость о поцелуе в щёку от Глейхенгауза стала блёклым и не вызывающим никакого изумления событием. Девушки много разговаривали, и Женя ощущала сильнейшую дружескую поддержку, поэтому, когда за Настей приехали, расстроилась. Это чувство уступило место неподдельному удивлению, когда на пороге появился не Константин, а Кирилл Алёшин. - Привет, Женёк, - сказал парень, не желая входить внутрь. Брюнетка выразительно посмотрела на подругу, как бы негодуя от происходящего. Обычно Кирилл не появлялся в компании Насти чаще, чем для группового похода с друзьями в кино или на прогулку. Тут стало очевидно, что, если он и приехал на такси за Скопцовой, что-то между ними поменялось. - Слушай, я сейчас оденусь и выйду. Подожди меня, ладно? – положив руку на его предплечье, объявила блондинка. Он с пониманием кивнул и ушёл к ожидающему их такси. Настя обернулась к Жене, посмотрела на неё с тревогой, но тревогу в ответ не уловила. Любопытство и впервые с начала вечера приподнятое настроение - вот, что было с Медведевой. - Как это понимать, Анастасия Ильинична? – с пикантностью в голосе поинтересовалась Женя. Настя расслабленно выдохнула. Смущённо опуская глаза, она улыбнулась. - Вот и новость, которую мне не удалось тебе донести, - когда Женя это услышала, максимально округлила глаза. Улыбка медленно начала появляться на губах. - Вы что, начали встречаться? – с упоением шепнула брюнетка. Пунцово-красное лицо и яркие точки веснушек выдали чрезмерное волнение их обладательницы. Медведева еле слышно усмехнулась, подумала о том, что не ожидала подобного поворота событий. - Правда? – переспросила Евгения. Насти молчаливо кивнула. - Боже! Поздравляю! Это же так круто! Но… а как же Костя? – ляпнула брюнетка и тут же замолчала. В глазах Насти было непонимание. - А что Костя? - Да ну, бред. Мне подумалось, что… в общем… а, забей. Что-то я ерунду говорю, - попыталась оправдаться Женя. Настя хотела задать уточняющий вопрос, но открывающаяся на улицу дверь отвлекла её. Чёрная шуба была накинута на хрупкие плечи. Ничего не опасаясь, тонкие пальцы аккуратно легли на Женино плечо и слегка сжали его. Этери приобняла брюнетку и расслабленно улыбнулась Насте. Их троих никто, кроме Алёшина, не видел, но и он значения этому жесту никакого не придал. Настя с горечью наблюдала, как глаза Жени медленно, поэтапно откатываются к состоянию печали, что удалось развеять несколько минут назад. Теперь уже новость не казалась такой живой, потому что присутствие Тутберидзе напомнило о скандалах, что происходили под этой крышей. - Домой? – уточнила женщина. Настя сама расстроилась, когда Этери вышла к ним. В голове возник образ, как сегодня им предстоит обсудить между собой случившееся, как Женя будет переживать это. Скопцовой сильно не хотелось, чтобы подруга оставалась в таком состоянии. - Да. Вот Женю уговариваю, чтобы тоже поехала со мной, - соврала блондинка. Медведева как-то грустно и обречённо улыбнулась ей, поняв, что Настя «бросает спасательный круг». Не было слов, чтобы передать ту благодарность, что испытала Евгения, но принять протянутую руку помощи, как истинный герой, она не собиралась. - Нет, спасибо, я останусь. Не хочу сейчас разбудить маму и бабушку своим поздним приходом, - еле слышно ответила Женя. К ним на улицу вышла уже Диана. - Насть, уезжаешь? - Да, Диша, поеду. Девочка обняла Скопцову и поблагодарила за то, что она приехала на её праздник. Этери посмотрела на любимую, но та своих глаз на неё не подняла. - Звони мне, если что, ладно? – сказала Настя, потянувшись для объятий к подруге. Тутберидзе пришлось отойти слегка в сторону, чтобы высвободить Женю. Они крепко обнялись, Настя посмотрела в глаза Этери, а в голове подумала: «Умоляю, сделай что-нибудь, чтобы ей не было так больно». Чёрные глаза в темноте веранды выглядели почти так же печально, как Женины тёмно-карие. Блондинка нехотя ушла в сторону машины и, сев рядом с Кириллом, уехала. - Пойдёмте в дом? Холодно, - сказала Диша, и тройка вернулась в тёплое помещение. Так как распущенность и вседозволенность к полуночи росла, никто особо не следил за происходящей обстановкой. Этери проследила взглядом за уставшей Женей, которая села на диван и откинула голову на подушку. Состояние и атмосфера в доме нагнетались тем, что определённые люди друг за другом следили и путались в собственных намерениях. Буянов хоть и пил, но перебрать себе не позволял. Условившись с дочерью, что скоро и он уедет, мужчина сидел за столом в ожидании такси. Его состояние было трудно понять, хотя лицо было хмурым и недовольным. Громкая музыка и танцы, которые устраивали сёстры Тутберидзе (без младшей из их тройки), немного разбавляли наэлектризованное пространство. Сергей Дудаков занёс в дом парящее от жара мясо, но почти никто на это внимания не обратил. Этери Петровна уже достаточно давно поднялась в свою комнату и, приняв сначала таблетку от головной боли, а затем снотворное, спокойно уснула. В полутёмном пространстве зала витал запах жареного мяса, стол был полон полупустых тарелок, салаты заветрились. Именинница весело плясала со своими тётями, даже не допускала мысли, что её праздник по меркам многих прошёл максимально напряжённо или неблагополучно. Её устраивало всё, можно было смело сказать, что девочка была действительно счастлива. Через парочку треков мелодия сменилась на медленную, и в этот момент Даниил Глейхенгауз встал с места. Он подошёл под взглядами других к Этери и протянул свою ладонь. - Хотите потанцевать, Этери Георгиевна? – поинтересовался он. В утомлённых тусклых глазах Евгении промелькнула усмешка. Девушка уже перестала ощущать колющую в области грудной клетки боль, медленно дыша, она прикрыла глаза. Музыка ритмичными басами ударяла по остаткам сознания присутствующих, заставляя вздрагивать каждый раз всем телом, мелкой дрожью отзываясь на приятную вибрацию колонок. Этери видела Женину реакцию, почти весь вечер замечала состояние, в котором пребывал её любимый человек. Взглянув на протянутую ладонь, она отрицательно покачала головой. - Я не хочу с тобой танцевать, Дань. Не сейчас, - объявила она. Ко всеобщему удивлению, с места встал ещё один человек. Женя приоткрыла глаза и, посмотрев в их сторону, испытала жгучую, жалящую боль в области живота, груди, шеи и головы. Стараясь держать лицо максимально непроницаемым, она поднялась с дивана и ушла в коридор. Накинув куртку, Медведева спокойно вышла на улицу, прикрыв за собой дверь. Протянутая ладонь Сергея зависла напротив Этери. Диша заулыбалась, оценив этот великолепно исполненный жест со стороны отца. Буянов молчал, ожидал вердикта, надеясь, сам не зная на что. - Мам, потанцуй уже! – настаивала Диана. Этери с раздражением отвела глаза и, резко встав с места, начала покидать «танцпол». - С тобой особенно, - огрызнулась Тутберидзе. - Мам? - Прекрати это! Ты перегибаешь палку! – возмутилась женщина и быстрым шагом ушла в сторону кухни. Даниил и Сергей недобро переглянулись. Ощущая, что что-то не так, к ним подошёл Дудаков, а Диана ушла за матерью. - Эй, парни, давайте не горячиться, - попросил Сергей Дудаков, чувствуя общее настроение. Глейхенгауз громко фыркнул и, сунув руку в карман коллеги, извлёк оттуда пачку сигарет. - Я проветриться, - объявил он и, шатаясь, ушел на веранду. Буянов был в необъяснимой ярости, потому что полупьяные выходки двадцатипятилетнего хореографа воспринял как знак неуважения. Внутри него присутствовал определённый градус от алкоголя, и, будучи в роли загнанного в угол антигероя, Буянов решил, что не оставит это просто так. У Дудакова зазвонил телефон, поэтому он отошёл в сторону, чтобы поговорить с женой. Этого короткого момента потери бдительности хватило, чтобы в голубых глазах, словно перед бурей, сверкнули молнии. Высокий седовласый мужчина прошёл в коридор и, накидывая пальто, вышел вслед за Глейхенгаузом. Настроение у Евгении было паршивое. Стоя как можно дальше от входа, она старалась дышать глубже, чтобы успокоиться. Клубы пара от её дыхания то и дело вырывались изо рта. Беззаботный снегопад начал усугубляться, поднялся сильный холодный ветер. Перерастая в метель, снег кружил, то поднимаясь к небу, то опускаясь. У неё не было с собой перчаток, поэтому кожа рук начала быстро замерзать и краснеть, но на это она не обращала никакого внимания и не старалась спрятать ладони в карманы. Панические размышления в итоге привели её в состояние полной апатии, когда трудно не то что думать, но и держать своё существо в целом. Чувства вялости и безразличия накрыли Медведеву с головой. Этот день казался таким долгим в своих мучениях, словно никогда не закончится. Услышала скрип двери, и карие глаза посмотрели в ту сторону. Качаясь, Даниил Глейхенгауз опёрся о высокий столб под навесом. Он суетливо извлёк сигарету и приложил все усилия, чтобы огонь от зажигалки не затух из-за сильного ветра. Сигарета задымилась, повеяло сильным запахом мокрого табака. Медведева наблюдала за тем, как и без того выпивший хореограф доводит себя до полной «кондиции» курением. Через несколько минут дверь скрипнула повторно, и на веранду вышел Сергей Буянов. Стоявшая в тени Медведева отстранённо и безэмоционально за ними наблюдала. Старший из присутствующих достал свою сигаретную пачку, тоже закурил. - Ведёшь себя просто отвратительно. Такое ощущение, что подросток, дорвавшийся до бутылки, - пробасил Сергей, не глядя на Даниила. Где-то в доме послышался шум, но те люди, что были на веранде, не обратили на него внимания. Глейхенгауз уставился полупьяными глазами на собеседника. - А ты вообще кто такой, старичок, чтобы меня учить? – дерзко отреагировал молодой парень. С его головы сорвало капюшон, клубы дыма вылетели ровными струями изо рта и ноздрей, когда он это сказал. Буянов в своём пальто был похож на злодея из комиксов, перед которым стоял вопрос о нападении. Он всем телом повернулся к Глейхенгаузу и положил свою широкую ладонь на его плечо. Даниил тут же с силой скинул её с себя. Это был опрометчивый жест. Между ними нарастала конфликтная ситуация. - Убери оглобли! Припёрся сюда без приглашения и считаешь, что права какие-то тут можешь качать, что ль? Тебе давно пора свалить отсюда, папик, - очень агрессивно отреагировал Глейхенгауз. - Рот свой закрой, - предупредил Буянов, который явно был на грани собственного терпения. Парень усмехнулся над его словами. - Сам закрой свой рот. И около Этери Георгиевны не крутись, понял? Не твоего поля ягода эта женщина. Иди к своей старушке, петух, - высокомерные, громкие, вызывающие слова бесконтрольно вырывались из горла разгорячённого алкоголем брюнета. - Ах ты, щенок! – произнёс Буянов и изо всех сил ударил кулаком Глейхенгауза в грудь. Парень смешно упал навзничь, громко закашлял и попытался быстро встать. Женя, стоявшая в углу, не шелохнулась. Более того, она не испытала никаких чувств по отношению к тому, что видела. Разозлённый седеющий мужчина толкнул ногой Даниила, не давая ему возможности встать. Шум в доме нарастал, казалось, что топот ног изнутри ведет на улицу. - Сопляк малолетний! Да у тебя молоко на губах не обсохло, чтобы ты пасть свою смел на меня разевать! – прорычал мужчина, словно дикий волк. Проворный Глейхенгауз всё-таки смог подняться и, преодолевая сильное головокружение, пошёл в атаку. В очередной раз безуспешно упав, когда Сергей оттолкнул его, он выглядел как безвольная тряпичная кукла. Неизвестно, сколько бы Глейхенгауз находился в меньшинстве, если бы в потасовку не ворвалось новое действующее лицо – Пётр. Трезвеющий мужчина был полон огня и, открыв дверь с ноги, выбежал на улицу в майке. Не особо разбираясь, Пётр Тутберидзе, словно носорог, сбил с ног крепкого по телосложению Буянова. Они повалились на землю, и вот тут Женя вздрогнула. На улицу выбежали Этери и Диана. Началась яростная борьба на пороге, которая в несколько кувырков перешла в огромный сугроб, образовавшийся совсем недавно. Послышались крики и вопли, затем грязные ругательства в исполнении Пётра и сдавленные, болезненные всхрипы Буянова. Диана была в крайней степени истерики, не понимала, что нужно сделать. Обе выбежали за Петром без одежды, видимо, никто из них просто не успел остановить эту разрушительную лавину в его исполнении. Женя быстро подбежала к Этери, которая начала цепляться за брата, словно хотела оттащить его. - Не надо, не надо! – крикнула Медведева, с силой потянув на себя Этери, что они обе упали на снег. Где-то за спиной послышался голос бегущего на помощь Дудакова. Пётр смачно, сокрушительно бил Сергея по челюсти, но тот даже не пытался сопротивляться. На снег начала брызгать кровь, сам Пётр был обвален в снегу и багряно красный. Дудаков буквально прыгнул в эту канитель, Женя вовремя на коленях оттащила перепуганную Тутберидзе подальше от эпицентра. - Ты что думаешь, что раз отца нет, то можешь приходить в мою семью? – кричал Пётр, которого с силой оттаскивал от соперника Дудаков. Буянов лежал на снегу, не пытаясь встать. Всё его лицо, нос, глаза, рубашка и пальто были испачканы кровью. Где-то за спиной рыдала Диана, вот уже через пару минут к ним выбежали Мила и Ангелина. - Чтобы ни под каким предлогом, подонок, я тебя тут больше не видел! Понял меня?! – продолжал настаивать Пётр, которого Дудаков держал из последних сил. Медведева распахнула свою куртку и постаралась укутать в ней Этери, чтобы хоть как-то оградить от холодного ветра и снега. - Скорую нужно! О боже мой! – воскликнула Мила, пока Ангелина пыталась увести заплаканную племянницу в дом. - Прекратите, хватит! – придавив своим весом Пётра, крикнул Сергей Дудаков. Последовала пауза, которая была жизненно необходима всем, чтобы взять себя в руки после испытанного ими шока. Буянов явно был в несколько раз сильнее Пётра, но ни на одну секунду не замахнулся рукой, чтобы ответить на удары. Он даже не пытался закрыть лицо руками, чтобы урон, причинённый его носу, был менее разрушительным. Сергей очень медленно поднялся со снега и аккуратно сел, держась за рёбра. Мила, Ангелина и Диана скрылись из вида, зайдя в дом, а Женя и Этери так и продолжали сидеть на снегу, тесно прижимаясь друг к другу. Пара смотрела во все глаза на то, как Сергей Буянов выплёвывает изо рта кровь, которая была просто в пугающем изобилии. - Пусти меня! – проревел Пётр и, оттолкнув Дудакова, встал на ноги. Он не собирался продолжать драку, удостоверившись, что причинил обидчику его сестры максимальную физическую боль ушёл домой. - Зайдите в дом! Хватит сидеть на снегу! Этери, Женя! – махая рукой в сторону входной двери, сказал Дудаков. - Он встать сможет? – взволнованно спросила Тутберидзе. Буянов зачерпнул ладонью больше снега и начал протирать им лицо. Глейхенгауз, который поднялся на ноги только к концу потасовки, посмотрел на разбитое лицо Буянова с удовлетворением и, еле держа себя на ногах, зашёл в помещение. - Смогу, - прохрипел мужчина. Дудаков тоже был без верхней одежды, поэтому, стараясь решить дела быстрее, он взял на себя вес Сергея и попытался его поднять. - Девочки, идите в дом я сказал! – более жёстко скомандовал Дудаков. Пара встала на ноги и покинула улицу. В зале была тишина, никто не решался заговорить. Многие сильно продрогли, Диану начало бить крупной дрожью. - Что это было? Зачем он так сделал? – сквозь рыдания бубнила Диша. Ангелина впихивала ей в ладонь стакан с водой и валерьянкой, которую ранее Скопцова давала Медведевой. Пётр сидел на ступенях лестницы, которая вела на второй этаж, Мила укрывала брата пледом, стараясь согреть. Как только дверь открылась и в помещение, еле перебирая ногами, вошли Дудаков и Буянов, Пётр тут же встал. - Проваливай! – возразил мужчина. Этери подошла к брату, положила свои ладони ему на щёки. - Успокойся, прошу! Посмотри, что с ним! - Я что, должен за это стыд испытывать? Обойдётся! Мало получил! – басил Пётр, явно убеждённый в своих словах. - Я уйду, уйду. Такси в пути, - Сергей говорил тяжело, явно не собирался препираться с братом бывшей возлюбленной. Женя подошла ближе. - Сергей Викторович, отведите его хотя бы в ванную, чтобы он привёл себя в порядок, - посоветовала девушка. Этери бросила на неё краткий взгляд, затем снова перевела его на брата. - Пошли на второй этаж. - Нет! - Я сказала, идём! – командным тоном объявила Тутберидзе. Брат спорить не стал, они вдвоём ушли с первого этажа. - Жень, метнись за аптечкой, - попросил Дудаков. Он прилагал максимум усилий, чтобы помочь Буянову дойти до ванной комнаты. Дверь внутрь раскрылась с грохотом, израненный мужчина держал себя из последних сил и, дойдя до раковины, облокотился на неё всем своим весом. Дудаков утомлённо прислонился спиной к стене, очень глубоко вздохнул. Он был весь потный, разгорячённый, щеки и уши горели из-за долгого пребывания на морозе. Послышался скрип ручки, из крана потекла горячая вода. Широкая ладонь тряслась, стараясь зачерпнуть больше воды, начала дотрагиваться до кровавых ран. - Что ты Лене скажешь, когда домой вернёшься? – искренне поинтересовался Дудаков, в сердце которого было осуждение к человеку напротив него. Сергей Викторович всегда был предан своей семье и близким, поэтому не мог представить, что где-то может быть иное отношение. Буянов взглянул на своё лицо, кожа на котором опухла из-за раздражения. Сплюнув очередной фонтан из крови, он прокашлялся и только потом ответил: - Что был полным кретином, когда захотел угодить маленькой дочери. - Но при чём тут Диана, Серёг? Она может говорить и просить всё что угодно, и это нормально, ведь она ещё юная. В таком возрасте трудно понять проблемы взрослых, а ей - тем более. Я не пытаюсь оправдать её глупость, но ты, ты! Мог бы найти миллион способов, чтобы сюда не приходить. Как только пришёл, всё пошло прахом. Извини, но это действительно так, - выдал свой суровый вердикт Дудаков. Буянов злился, но объективно понимал, что, кроме самого себя, больше некого винить. - Да знаю я, знаю! Сожалею, понял?! – проревел мужчина и с силой ударил кулаком о стену. Это был болезненный удар, но не сильнее того, что было внутри него самого. Он тяжело вздохнул, сложив ладони, начал наполнять их водой из-под крана. - То, что Петя полез в драку, конечно, ужасно, но я и его могу понять. - Тут никто, кроме меня, не виноват. Я буду осмотрительнее впредь, общаясь с Дианой, проявлю умеренную строгость и научусь договаривать своё «нет» на её молящие глаза. Полная дурость, я совершенно разучился общаться с детьми, тем более никогда не воспитывал дочь. С сыном всё иначе. Тут можно требовать разговора на равных, вступать в полемику, применять иные рычаги давления. Позволить себе такое с Дианой я не могу, особенно учитывая то, что испытываю перед ней чувство вины. - Да у меня тоже сын, что ты мне рассказываешь? Но никогда такого не было, чтобы, сев что-то обсуждать с Егором, мы не договорились! А сколько девчонок-спортсменок я вижу каждый день? С ними тоже нужно уметь договариваться, а это ох как сложно! С девочками другой подход нужен, главное - найти золотую середину! – в ответ Дудаков ничего не услышал. Рыжий мужчина вздохнул ещё тяжелее, чем в предыдущий раз. - Ты об Этери подумал? Какого ей тебя видеть спустя столько лет? Или тебе нет дела до этого? Учитывая то, что с Леной ты, судя по всему, несправедлив, не удивлён, что по отношению к Этери проявляешь безразличие. - Она мне не безразлична, ясно? Никогда не была, - обернувшись к Дудакову, он ответил это с какой-то горечью на языке. Капли крови, смешанные с водой, стекали с его лица на ворот дорогой рубашки. Было трудно предположить, сколько придётся отдать денег, чтобы эти следы с неё стереть, и станет ли Буянов вообще заморачиваться по этому поводу. В голубых глазах была нешуточная растерянность, поэтому Сергей Викторович растерялся и сам. Он не ожидал, что ответ будет именно таким. - Значит, ты рядом с Дианой, чтобы Этери вернуть? – прямо спросил тренер. Буянов задумался лишь на миг и, опустив глаза, предпочёл промолчать. В горле встал ком, мужчина развернулся обратно к раковине, попытался очистить лицо, но ссадины продолжали сильно кровоточить. Дудаков положил ладонь на своё лицо, неодобрительно покачал головой. - Не думаю, что подхожу ей. Мы сильно изменились, она тоже. По сути, мы абсолютно незнакомые люди, да и в личной жизни у неё явно всё хорошо. Не то что у меня, - спустя долгий период времени всё же ответил Буянов. - Меня не касается вопрос неблагополучия твоей семьи, но не тащи его в семью Этери. Она достойна лучшего, поверь. - Твой коллега считает так же. Думает, что лучшее – это он сам, - выплевывая слюни и кровь, сказал Сергей. Дудаков свел брови на лбу. - Что это значит? Ты про Даньку, что ли? - Конечно. Разве не с ним у неё роман? – не оборачиваясь, усмехнулся Буянов. - Что? – негодовал Дудаков. Он был сбит с толку, абсолютно не понимал то, что ему сказали. - Да быть такого не может! Я с ними каждый день работаю! Это, конечно, не моё дело, но думаю, что я бы заметил. - Где-то ты можешь ошибаться, думаю. - А почему уверен, что ошибаешься не ты? - Потому что дочь рассказала. - Диана рассказала? – удивился Сергей Викторович. Он удивлённо почесал затылок. - Бред какой-то, - упирался Дудаков. В ванную комнату открылась дверь, а на её пороге стояла Евгения с аптечкой в руках. Её взгляд был крайне недоволен, что неудивительно. Недовольны были все присутствующие в этом доме. Пока Буянов пытался смягчить урон, на втором этаже шли прения иного уровня. Посередине своего рабочего графика к мужу приехала Татьяна Тутберидзе. Она не смогла договориться на работе, чтобы на выходные освободить себе день, поэтому была вынуждена сорваться, чтобы сейчас увидеть Петра. По большей части проблемы были сейчас у трёх людей: это Пётр, который никак не мог успокоиться из-за количества выпитого алкоголя и злости, Диана, что не могла вернуть себе спокойствие из-за случившегося, и Этери Петровна, которая проснулась с сильной головной болью из-за шума. Потасовка была настолько громкой, что даже снотворное не помогло оставить это событие без внимания. Пока Этери дожидалась Таню, сидя рядом с братом, Ангелина кружилась около мамы, а Мила и её дочь - около перевозбуждённой Дианы. - У вас звонит телефон, Сергей Викторович. И ещё. Там такси приехало, я расплатилась за ложный вызов, попросила уехать. Пока мы вам не поможем, думаю, что уезжать из дома бессмысленно. И так всё плохо, хуже уже не будет, - со скрежетом на зубах объяснила девушка. Дудаков поторопился к выходу, похлопав Женю по плечу, одобрительно кивнул. - Умница, так и надо. Мы втроём домой поедем, так что такси вызову сам, - пояснил Дудаков, бросив взгляд на Буянова, и намекнул, что третьим будет Глейхенгауз. Евгения кивнула. Дверь за её спиной закрылась. Сергей смотрел на девушку с нескрываемым удивлением, вода беспрепятственно выливалась из крана. Девушка не хотела ему помогать, но понимала, что сделать это было морально правильным поступком. Молчаливо пройдя к небольшому столику, она с грохотом поставила на него сумку с медикаментами. - Если вы закончили, сядьте куда-нибудь. Надо прижечь раны, чтобы не началось воспаление, - хладнокровно, без интонаций сказала Медведева. Буянов возражать не стал. Выключив воду, он медленно подошёл к краю ванны и сел на него. Девушка взяла в руки большой кусок ватных салфеток и обильно пропитала их перекисью водорода. Она боролась с внутренним дискомфортом, преодолевая весь тот негатив, что накопился за день, но её лицо исказила гримаса презрения. Подойдя к бывшему любовнику своей женщины, без предупреждения она приложила мокрую салфетку к его разбитой брови и с силой надавила. - Ау! – пробасил он. Девушка предпочла этого не заметить, более того, придавила болезненное место ещё сильнее. - Давай я сам, - сетуя на неаккуратность Медведевой, предложил Буянов. - Как хотите, - не глядя на него, ответила она. Подойдя обратно к столику, она вырвала ещё несколько кусочков ваты, скрутила их и, вернувшись, протянула мужчине. - Из носа течёт кровь. Ноздри нужно заткнуть этим, - сказала Евгения. Положив в широкую ладонь нужное, она вернулась к аптечке. И хотя девушка не бросила на него ни единого взгляда, по её напряжению Буянов понимал, что максимально ей не нравится. - Спасибо за помощь, - пробубнил он. Медведева не ответила, копошась в сумочке. - Неужели и ты, как и многие, ненавидишь меня? – пытался завязать с ней разговор Сергей. Она наконец-то посмотрела на него. Недобрый взгляд тёмно-карих глаз пылал яростью. - А за что мне любить вашу семью? – язвительно поинтересовалась она. Глядя на её лицо, Буянов не мог различить: гнев или ненависть к нему испытывает ученица Тутберидзе, потому что, по сути, первое представляло собой крайнюю форму последнего. Покрасневшее лицо Евгении вскипало, так как сердце, охваченное пламенем, ускоряло движение крови по венам. Казалось, что печень внутри неё не справляется с негативом и вырабатывает на эмоциях больше желчи. Она, сливаясь с кровеносными клетками, устремляется к сердцу и уже кипит вокруг него самого, распаляясь от надежды на мщение, которое представляется уму как нечто благое. - Лена о тебе рассказывала. Говорит, что ты постоянно защищаешь Этери, оберегаешь. Это достойно моего уважения, потому что я знаю, какой беспощадной в своём гневе может быть моя жена. - Мне о вас тоже рассказывали. Мало хорошего. - Не сомневаюсь, - отозвался он. Дверь в ванную комнату снова открылась. Люди в помещении оглянулись. Этери Тутберидзе стояла на пороге в абсолютно опустошённом состоянии. Карие глаза изучили её лицо за короткую секунду, уловили на нём следы печали. Слегка суженные миндалевидные глаза выглядели блёкло, на переносье присутствовало несколько вертикальных складок, которые говорили о сосредоточенности на проблемах. Уголки рта были опущены, весь внешний вид Этери говорил о переживаемых ею эмоциях. - Я предупреждала, что тебе тут не рады, - как-то замедленно произнесла женщина, глядя на Буянова. Евгения отвернулась от неё, постаралась запихнуть медикаменты в сумку как можно скорее. Сергей вздохнул в очередной раз, бледное лицо имело покраснения в местах сильных ударов. - Да уезжаю я, уезжаю. Мне всё понятно. Сколько ещё нужно выслушать нападок, чтобы убедить всех, что я был не прав? - Столько, сколько потребуется, чтобы воспоминания о твоём визите отложились в долгосрочную память. Женя испытала сильный рвотный позыв. Само нахождение в одном помещении с Ним было мучительным, а приход Этери лишь усугубил положение. Не глядя на них, девушка быстрым шагом поспешила к выходу, который ей преграждала любимая женщина. Их взгляды всё же пересеклись. В отражении друг друга пара ощутила множество недосказанности, обречённости на долгие разговоры и залечивание душевных ран после случившегося. - Этери? За нами приехало такси, - пришёл на выручку Дудаков. Зрительный контакт был разорван. Она обернулась на друга, устало ему кивнула. - Сергей, можешь идти? – уточнил Дудаков. - Да, - кратко пояснил Буянов, вставая с места. Женя вышла из душной ванной комнаты и с удивлением посмотрела на Глейхенгауза, который лежал в кресле в полуодетом состоянии. - Он спит? – спросила девушка то ли у самой себя, то ли у Дудакова. Рыжеволосый мужчина подошёл к нему ближе, посмотрел. Буянов смог передвигаться без посторонней помощи, увидев Глейхенгауза, усмехнулся. - Накрыло мальчика, - посмеялся он, но никто его издевку не поддержал. Этери начала растирать лоб, будучи в неимоверном волнении. - Я сам, Женёк, я сам. Ты и так сегодня слишком много суетилась. Тут останешься? - Да, останусь. - Хорошо. Ну всё, иди. Мы справимся, - похлопав девушку по плечу, Дудаков отошёл к коллеге. Приподняв его, он начал натягивать на него шапку, шарф, наспех застёгивать куртку. Брюнет приоткрыл глаза, начал что-то бормотать. - Тише, Дань. Домой едем, - вяло сказал Дудаков. Он поднял Даниила с кресла и перекинул его руку себе через плечо. Зрелище было не из приятных. - Мы пошли, - кивнул в сторону Этери её друг. Она кивнула в ответ, ладонью прикрыв лицо. Буянов открыл входную дверь, и, пошатываясь, коллеги Этери Тутберидзе вышли из дома. Медведева подошла к окну, за спиной сестры Тутберидзе убирали содержимое стола и относили его на кухню. Кое-как тройка дошла до такси, было видно, что Дудакову сложно совладать с подвыпившим Даниилом. Когда сели внутрь, машина немного постояла на месте и наконец-то уехала со двора. Женя провожала её взглядом очень долго, а затем с облегчением выдохнула. - Жень? – сдавленно, еле слышно шепнула Этери, которая стояла где-то в стороне. Девушка посмотрела на неё, они молчали. - Господи… всё прошло просто ужасно. Как мне в понедельник девочкам в глаза смотреть? – дрожащим голосом подбирала слова Тутберидзе. Тёмно-карие глаза наблюдали, а мысли в голове отсутствовали так, что зацепиться за одну из них было невозможно. - Я пойду на кухню, думаю, что следует начать мыть посуду, чтобы всё это не затянулось надолго, - двигаясь к дверям, объявила Женя. Тонкие пальцы легли на её предплечье, по блестящим глазам было нетрудно определить, что женщина сдерживается, чтобы не заплакать. Со второго этажа спустилась Татьяна, которая выглядела ещё более недовольно, чем все остальные. - Брат уснул? – уточнила Ангелина. Татьяна кивнула, затем посмотрела на время. - Мне надо идти, разберусь с этим тогда, когда он протрезвеет. - Мальчики у Рузанны? - Да, болеют, поэтому нужно будет поскорее вернуться домой, а утром ещё и забрать Патва. - Ну хорошо, - ответила Ангелина, и женщины тепло обнялись. Мила сделала то же самое, последней приняла объятия Этери. - Дорогая, прости его. Он ведь не со зла… - извинялась за мужа Таня. Кудрявая устало тряхнула головой. - Да брось! Я и сама, пожалуй, хотела Сергея избить. Просто брат сделал это быстрее, - отшутилась Этери. Татьяна как-то горько рассмеялась. Дверь в комнату Диши открылась. Этери наконец-то освободилась от всеобщего балагана и решила поговорить с дочерью. Девочка лежала на животе, голова утопала в большой белоснежной подушке. Женщина медленно подошла к кровати, села на её край. Тонкие холодные руки легли на спину дочери, та слегка вздрогнула. - Ты как? – тихо спросила Этери. - А ты как думаешь? – подняв на мать красные заплаканные глаза, спросила девочка. Сердце женщины забилось чаще, губы начали дрожать. - Всё, что случилось… этого не удалось бы избежать. - Ты так в этом уверена? - Диша… - Мам, я же не глупая, думаешь, что не понимаю, что многим папа не нравится? Мне лишь хотелось, чтобы, как и у многих других людей, родители были вместе на празднике. Почему к Жене на день рождения папа может прийти, а ко мне нет? - Наверное, потому что Женя и её близкие договорились об этом заранее и она не принимала решение в одиночку. - Никто же против не был! - Потому что в их семье другие взаимоотношения, Диша. Там младшие советуются со старшими. - Да? А чем отличается их ситуация от нашей, что ей идут навстречу, а мне нет? Отец бросил семью, когда Женя была маленькой, а мой папа? Ты ему даже не сказала, что беременна! - И что? А ты не понимаешь причин почему? И, слушай, договорённости между Девятовыми и Женей – это их дело. - Причину? Ах! Потому что он был женат? И что? Ты же не бросила его, когда узнала про Елену! - Это другое, - путалась в аргументах Этери. Диана перевернулась на спину и резко села. - Почему? Отец Жени хотя бы имел возможность строить семью, а почему не захотел - уже его дело. А папа? Ты не дала ему выбора! - Я дала ему выбор! Ещё до того, как узнала, что беременна! Он выбрал не меня! – повышала тон Этери. Диша протестовала: - Но если бы он знал, что есть я, то… - То что? Думаешь, что всё так просто у людей? Меня он, значит, не принимает, а моего ребёнка с распростёртыми объятиями? - Он бы выбрал меня! И тебя! Я знаю, что хотел! - Не верь ему на слово! Ты почти ничего о нём не знаешь! – нервничала женщина, и из-за этого давления у неё лопнул капилляр в глазу. Диана начинала путаться в словах, ощущалось, с каким трудом она дышит. - Знаю больше, чем даже тебя! По крайней мере он всегда рядом! – глухо произнесла Диана. Эти слова задели Этери за живое, она отшатнулась от дочери, словно получила пощёчину. Встав с места, женщина отошла подальше, лицо исказила гримаса боли и сожаления. За спиной скрипнула дверь: в комнату вошла Евгения. - Вы чего кричите? – удивилась Медведева. Она прикрыла за собой дверь, чтобы ругань не услышал кто-то ещё. Повисло напряжённое молчание, по щекам конфликтующих начала струится солёная вода. - Папа по звонку. Очень удобно, да? Не то что я! – с обидой отреагировала Этери. Женя тут же ощутила неладное. - Ты всегда была увлечена только собой! В детстве ты уезжала от меня, я оставалась на родине почти одна, пока ты занималась карьерой! Даже в Москве я постоянно с бабушкой! Зато все часы в сутках ты на катке! - Диша! Ты не права! Не говори так! Этери Георгиевна всё, что делает, она делает ради тебя и так, как умеет! Ты единственная дочь, вся любовь и забота только для тебя! Она даже согласилась на то, чтобы твой отец пришёл сюда, только потому что ТЫ этого захотела! Она пошла на уступки, а что сейчас делаешь ты? Обвиняешь! – заступилась Медведева за любимую. Этери смахнула слёзы с глаз. - Не нужно лезть в это, Жень, - промямлила девочка. Евгения не собиралась сдавать позиции, тем более что возмущение целого семейства обошло Диану стороной. Урон понесли все, кроме самой именинницы. - Посмотри, твоя мама плачет! – надавила брюнетка. Бросив на Диану самый суровый из всех своих взглядов, она продолжила: - И пусть лучше всё это выскажу тебе я, чем кто-либо другой. Только подумай! Ты, зная историю своей семьи, пренебрегаешь мнением старших и зовёшь отца на праздник. Почему? Неужели ты настолько безразлична к их душевному состоянию? - Мама мне разрешила! - Вот именно! Ты что-то путаешься в своих словах! Она сделала это ради тебя! Но договориться с ней – это не договориться со всей семьей! Нужно нести ответственность за каждого, потому что стоит понимать, что отношение людей бывает разным! Могло произойти что-то ещё хуже! И теперь свидетелями этого скандала стали твои подруги! Думаешь, очень приятно будет, если девочки начнут пускать сплетни о тебе и твоей семье? - Они не станут… - Откуда тебе знать наверняка? Ты впервые в жизни собрала их всех за одним столом! Гости и так были разными, но ты добавила в эту гремучую смесь ещё и отца! А дядя Петя был не в курсе, к слову. Очень повезло, что из-за алкоголя он ушел на второй этаж спать и отсутствовал почти весь вечер. А представь, если бы свидетелями этой драки стали твои подружки? Скандал мирового масштаба! Нужно всегда думать о том, что любое решение имеет свои вытекающие! – полыхала Медведева. Стоявшая за её спиной Этери ощущала себя в полной безопасности. Женщина и сама могла поговорить с дочерью, но только Женя могла без лишней воды подобрать верные и нужные слова. Тем более они были между собой ровесницами, и Диана явно прислушивалась к Медведевой. Тутберидзе испытала неимоверную нежность и любовь к брюнетке, подумала о том, что обязательно поблагодарит её за то, что она для неё делает. Серебряный блеск металлического клинка самурая беспощадно рассекал воздух. Ощущалось, что острота Жениного языка, как искусная катана, наносила урон с первого удара, который был в тактике японского боя решающим. - Диша, послушай. Я не хочу, чтобы ты замыкалась в себе, чтобы не доверяла нам. Неужели ты не видишь, что никто не против того, чтобы поддержать тебя? Мама идёт на уступки, бабушка деликатно промолчала, остальные тоже сделали вид, что всё более или менее в рамках. Однако единственная твоя проблема – это упрямство и нежелание подготовить правильную почву для события. Понимаю, что хочется, чтобы папа и мама были вместе… - при этой фразе у Евгении слегка дрогнул голос. В горле почему-то запершило, а связки стали натянутыми, будто отторгали то, что было ими произнесено. Этери захотела увести Женю отсюда подальше, поговорить, успокоить, потому что той явно было больно говорить о таком. Мобилизация всех резервов нервной системы - и Женя, не теряя силу удара, продолжает: - Но нужно уметь выбрать для этого правильную обстановку. Посторонние люди увидели неблагополучную ситуацию в вашей семье, а она должна была остаться в узком кругу. Тебе стоило либо разделить друзей и старших, либо обговаривать условия присутствия Буянова с членами своей семьи. Не представляю, как он домой явится с таким лицом. И он тоже шёл на этот праздник ради тебя, - окончила свою мысль девушка. Этери вышла из-за спины любимого человека, сев рядом с дочерью, потянулась к ней. Диана осознала, что вина за случившееся полностью была на ней, и, обессиленно склонив голову, обняла маму. - Прости, что сказала тебе всё это. Я же люблю тебя, мам, - сдалась девочка. Этери крепко обняла её и посмотрела на Женю. В глазах отражалась благодарность, а ещё любовь и признательность. Евгения подошла к ним и тоже обняла Диану, чтобы та ощутила поддержку. Решив оставить их наедине для дальнейшего разговора, девушка покинула комнату. Глубоко ночью Евгению разбудило чьё-то ласковое прикосновение. Она вздрогнула всем телом, словно её ударило током. - Тише, тише… это же я, - прошептала Этери. Перепуганная спросонья Медведева не могла сообразить, где находится и что происходит. - Что ты тут делаешь? – пробубнила девушка, стараясь разглядеть силуэт в темноте. Знакомые тонкие пальцы легли на Женину щёку, провели по ней, как бы успокаивая. - Я думала, что ты не спишь, решила проверить… - Сплю, - пробурчала Евгения, возвращая голову на подушку. Женщина сидела на краешке дивана, подмяв под себя ногу, а вторая находилась на полу. Она осторожно наклонилась к любимой, тесно прижав к её щеке свой лоб. - Самурай… Я люблю тебя, - только и смогла вымолвить Этери. Она прикрыла глаза, слушая, как Женя размеренно дышит. Тишина частного сектора и погрузившегося в сон дома успокаивала, убаюкивала. Они понимали, что безумство уходящего дня причинило боль им обеим. Молча пара старалась найти поддержку друг в друге. Этери сегодня была максимально чувствительна ко всему, что происходило. Перегруженная стрессом психика пробивала брешь спокойствия и сдержанности, поэтому самопроизвольно слёзы из глаз Тутберидзе полились прямо на шею и губы молодой девушки. Брюнетка, не раскрывая сонных глаз, перевернулась с живота на правый бок, вытерла ладонью мокрое лицо и, широко распахнув одеяло, прошептала: «Иди сюда». Словно перепуганный ночным кошмаром ребёнок, Этери пристроилась к Жене спиной. Девушка накрыла их вместе одеялом, поза получилась в одном направлении на правом боку с полусогнутыми ногами. Лежащая сзади Медведева обняла Этери покрепче и спустя несколько минут прошептала: «Я люблю тебя, сёгун». Это были фразы, которые давали надежду на то, что они справятся со всем, что только может быть. Утопая в Жениных объятиях, Тутберидзе очень расчувствовалась. - Думаешь, я не видела, что ты весь день бледная, как полотно? Мне так жаль, что тебе пришлось пережить всё это, - шептала еле слышно женщина. Женины губы были на уровне левого уха Этери, а нос был глубоко зарыт в копну кудрявых волос. Девушка не спешила что-то говорить, но старшая почувствовала спиной, как от волнения сердце у партнёра забилось чаще. - Казалось, что сойду с ума от того, какими колючими были твои глаза. Не хочу, не хочу, чтобы они так смотрели на меня, - продолжала говорить Этери. Женя молчала. Это было похоже на исповедь, когда, не видя лица священнослужителя, грешник каялся в своих прелюбодеяниях. - Мы с ним ушли на кухню, я… - Давай не сегодня. Не сейчас. Я верю, что между вами ничего такого не было, просто не хочу это слышать. Настроение совсем не то, - оборвала тираду Медведева. С глаз Этери слёзы лились безостановочно, поэтому, утирая их, женщина медленно развернулась внутри одеяла так, чтобы они были лицом друг к другу. Частое прерывистое дыхание Этери начало переплетаться с Жениным, расстояние было максимально близким. Тонкие пальцы снова легли на горячую щёку партнёра, губы осторожно, почти пугливо потянулись к Медведевой. Соприкоснувшись, они начали медленно поверхностно целовать лежащую напротив девушку. - Может, не стоит этого делать сейчас? Вдруг Диана зайдёт, твоя мама, сестры, брат? Может пойти что-то не так, - отклоняясь от Этери, прошептала Медведева. - Диана выпила валерианку, спит глубоко. Брат подавно. Мама тоже, девочки уехали ещё четыре часа назад. Никто сюда не войдёт. - Я настаиваю, - попросила Евгения. Вместо этого женщина прижалась ещё ближе, притягивая к себе любимую, начала целовать её щеки и шею. - Я люблю тебя, люблю, слышишь? Не хочу, чтобы ты допускала в свою голову сомнения в этом. Мне нужна ты. И я только твоя, Жень, только твоя... не отстраняйся, - настойчиво перешёптывалась Этери, целуя губы, глаза, щёки, лицо возлюбленной. Оборона ревнивца начинала падать от напора и огня, который демонстрировала отчаянная Тутберидзе. Это волновало так сильно, что всё остальное отходило на второй план. Ноги начали переплетаться, словно пара боялась «отпустить» друг друга, сердца забились в унисон, трепетно и ускоренно, как это и бывало в моменты сильного душевного переживания. - Диван в этой комнате дико скрипит, ты же знаешь, - предупредила сквозь поцелуи Женя, которая начала забывать все обиды, что были причинены ей в течение дня. Казалось, что Этери буквально оглохла и не воспринимает ничего, что может быть сказано против того, что происходит. - Мне плевать. - Мне не плевать. Твоя любопытная дочь становится проблемой, когда дело касается чьих-то любовных взаимоотношений. Я не хочу попасться ей. - Жень, да о чём ты говоришь? – возмущалась сквозь шёпот Тутберидзе. Она без особого стеснения начала занимать позицию сверху любимой, накрывая её своим весом. - Нас раскроют! Прекрати это! – взмолилась Медведева из последних сил, но, ощутив тепло между ног Этери, которая уже взобралась на неё сверху, потеряла последние остатки аргументов. Женские руки зафиксировали голову Жени так, чтобы она не вертела ею, и женщина углубила поцелуй максимально, чтобы слов изо рта больше не вырывалось. Диван издал протяжный скрип, но это не остановило их. - Нет… - промычала в горло Этери Медведева и от страха разоблачения, избытка эмоций сильно перевозбудилась. Всё, что сейчас испытывала девушка, – это оцепенение, блаженство, полное погружение в любимую и отчуждение от окружающего мира. Этот долгий неразрывный поцелуй, словно исследует, ищет слабые точки. Он разрывался лишь на мгновение, чтобы глотнуть воздуха. Девичьи руки медленно скользили по бёдрам, а пространство вокруг напоминало разгорающийся огонь. Языки пламени, ревности и страсти, жёлто-красного оттенка колыхались, захватывали собой всё большую площадь. Увидеть их невооружённым глазом было несложно даже в кромешной тьме окружающего помещения. Дрожащая от волнения рука проникла под майку, тонкие пальцы нащупали сокровенное. - Этери… - но Женя не успела что-то сказать, когда женщина вцепилась своими губами в губы возлюбленной. Острые зубы слегка сдавили кожу, Медведева подавила стон, который мог вырваться из горла в любую секунду. Диван издал очередной скрип, обе испытали страх, граничащий с эйфорией. Долгая прелюдия сводила с ума, поэтому напористая грузинка начала медленно отстраняться от губ и переносить поцелуи на шею, ключицы. Стараясь двигаться аккуратнее, чтобы не издавать шум, Этери спускалась всё ниже и ниже. Тонкие пальцы схватились за край Жениной майки и стремительно задрали её прямо к горлу. Сжимая образовавшиеся складки на одежде правой рукой, левой накрыла белеющую в темноте обнажённую грудь. Поцелуи были жалящие, словно укусы пчелы. Они градом падали на те места, которые не были прикрыты, являлись стремительными и жадными. - Проклятый диван, - злилась Медведева, но тут же закрывала свой рот поплотнее, чтобы не издать ни одного звука. Спустя какое-то время кудрявые волосы скрылись под одеялом и опустились прямо между ног. Перепуганное сердце забилось так часто, что казалось, хочет через горло выпрыгнуть на волю. Тёмные брови были сведены на лбу, рот плотно затыкался левой ладонью, тем временем как правая легла на голову между своих ног. Стало очень жарко, когда бельё было стянуто до колен и губы прислонились к распалённой возбуждением коже. Звуки замерли, как натянутая тетива лука. Евгения боялась пошевелиться, плотно закрыв глаза, старалась напрячь слух до предела, чтобы в случае чего услышать звук шагов в коридоре. Тутберидзе не останавливалась в своих ласках, ускоряя темп, она желала забыться в любви, убедить, как сильны её чувства. Близость стала таинством, которое было на грани разоблачения, на грани безумства. С её помощью они «разговаривали», «просили прощение», делали то, что было недоступно другим людям. В какой-то момент апогей сумасшедшего дня близился к кульминации. Мысли исчезли, личности и границы стерлись, любые звуки и шорохи прекратились. Пара примирилась быстрее, чем сделала бы это на словах. Содрогаясь от наслаждения, Женя часто задышала и на миг потеряла всяческий контроль, который на сегодня стал её рыцарским щитом. Этери вынырнула из-под одеяла и, накрыв собой Евгению, потребовала поцелуй. Он был осуществлён без какого-либо стыда и зазрения совести. Немое «представление» подходило к концу, когда влюблённые крепко обнялись и, переплетаясь во сне, уснули. Под утро девушка перевернулась с одного бока на другой. Её рука в поисках Этери упала на ещё тёплую простыню. Приподняв голову, Женя поняла, что она ушла недавно. Ощутив себя беззащитной, девушка свернулась в клубок и укуталась одеялом, чтобы не замёрзнуть.