Не та...

В тихой комнате темно, только горят рыжие огни факелов. Тут пусто: на полу ничего нет, лишь на стенах висят цепи, поблёскивая угрожающе и недобро. Много кто побывал тут; много было искалечено чужих жизней. Сколько тут скопилось боли? Так ли много, как у плачущих дев? Или, может быть, так много, как на острове, где судят непокорных правилам Неба сущностей? Или так много, как возле плахи, где казнили адмирона Винчесто? А может, как в башне, где столько лет томилась одинокая душа… Откуда взялось это место? Кто первый создал его? Кто, ангел или демон, первый сложил крылья здесь, подчинившись силе, что так долго пыталась сломить юную душу? И почему это место забросили? Наверное, потому, что надолго в мире, неподвластном людям, воцарились покой и мир. Ну кому сейчас была нужна старая заброшенная пыточная с наваленными в углу инструментами, которые наверняка выдумывал сам Сатана? Но сейчас всё изменилось. Теперь сюда практически ежедневно прилетала тёмная крепкая фигура, разметая сор багровыми крыльями. Что нужно было озлобившейся, потерявшей себя душе? Зачем он каждый раз, день за днём, прилетал к своей измученной жертве? Что заставляло его ломать непокорную, истерзанную душу? Ненависть? Боль? Страх? А может, ревность, что каждый раз закипала в венах при одном только образе, ветрено встававшим в голове? Ответа мы не узнаем. Для начала он должен узнать его сам. С еле слышным стуком босыми ногами о землю Мальбонте приземлился на утёс. Вокруг бесновалось бушующее, бурное море, серо-синее, с пеной на яростных гребнях волн. Гремела гроза, всё было залито дождём; с отяжелевших от влаги крыльев капала вода. Откинув пятернёй мокрые волосы со лба, Мальбонте направился в пещеру, туда, где находилась старая пыточная. На удивление, было тихо, что странно: обычно слышались постанывание, тихий плач, тяжёлое хриплое дыхание… Можно было подумать, что желанная жертва улизнула, но Мальбонте понимал, что это невозможно: после стольких пыток даже он вряд ли бы смог преодолеть бьющуюся в ярости непогоду, что уж там говорить про обычного ангела. Войдя в комнату, юноша первым делом глянул в самый дальний угол: да, жертва на месте. Бледные руки скованы цепями, с виска стекает кровь, тихое дыхание хриплое, скорое. Всё лицо расцарапанно, на тонкой футболке тёмные пятна. От такой картины у любого выступили бы слёзы на глазах, но Мальбонте только разозлился. Любое проявление слабости он считал жалким, недостойным, и эта еле теплющаяся в измученном теле жизнь вызывала презрение, одна мысль о том, что сделал ему сейчас беззащитный враг зажигала в тёмных глазах яростный огонь. Подойдя к жертве, Мальбонте, скривившись, вгляделся в побледневшее лицо. Узник, видимо, спал: рот приоткрылся, на лоб спадали густые русые волосы. Поморщившись, юноша отошёл от него и уселся на ближайший камень. Он часто прилетал сюда раньше, подумать и даже украдкой помечтать немножко о том, что будет дальше. Вот и сейчас он задумался, но не о том, что он будет делать дальше, а о том, правильно ли то, что он делает сейчас. После бесконечно долгих лет ненависти и жажды мести он почему-то разом прекратил всё. Потому что она убедила его в этом. Если бы не Вики, не её слёзы, он бы давно уничтожил всё, что существовало множество лет здесь, на прекрасной и чуждой людям земле. Он сделал это ради неё, ради той, что так плакала, прося его остановиться. В тот момент она действительно была готова на всё… Как глупо он поступил! Не надо было сдаваться, надо было потребовать то, чего он, Мальбонте, так долго и настойчиво добивался. Но шанс был упущен… И опять высокомерный взгляд, опять мягкие уговоры оставить её, не держать. Снова и снова бесконечные слова о том, что она ценит его, но Дино ей всё равно дороже. Что она нашла в этом ангеле? Чем этот урод лучше, достойнее его, самого Мальбонте?! На сердце спускалась тихая грусть от осознания того, что ничем. Просто этот ангел со своей ласковой и мягкой улыбкой очаровывал куда больше холодного и неприступного полукровки. Он умел любить, заботиться, умел защищать и ценить, в то время как Мальбонте лишил её очень многого, практически всего… Со всей силы юноша ударил стену. Она немножко потрескалась, западали на землю мелкие камушки. Пленник, тихонько застонав, перевернулся на другой бок. Мальбонте поднял голову, глянув на мирно спящего соперника. На секунду даже стало его жалко. Не виноват же он в том, что Вики выбрала его. Но отступать назад уже было нельзя — в конце-концов, это тоже своего рода слабость. Поднявшись, Мальбонте подошёл к лежащему на холодном полу ангелу. — Вставай, урод. — Он брезгливо пихнул его ногой. Юноша зашевелился, приоткрыл заспанные, потемневшие от крови голубые глаза, в которых, казалось, навеки застыли крупинки льда. Минуту его взгляд мутно блуждал по комнате, а после остановился на лице Мальбонте. Пленник слегка вздрогнул, но остался на месте, даже не попробовав отползти. — С добрым утром. — С трудом сев, ангел поднял голову и посмотрел на своего мучителя. — Заткнись, — потребовал Мальбонте. В этой ситуации он чувствовал себя дураком, понимал, что поступает неправильно. — Тупое ничтожество! На этот выпад пленник не ответил. Подтянув колени к подбородку, он обхватил их руками, оперевшись о каменную неровную стену. Дыхание с хрипом вылетало из юной груди, было видно, что воздуха ангелу не хватало. Мальбонте сжал зубы от злости. — Приготовься, — коротко бросил он, отходя в другой угол подземелья, туда, где в кучу были свалены осколки железа и старые орудия пыток. Мальбонте нравилось подолгу рассматривать их, представляя, сколько людей благодаря им кричало от боли, извиваясь в страшных мучениях. Он не был садистом, нет — он был любопытным, жестоким подростком, с вечной, как ему казалось, ревнивой и пылкой любовью в сердце и огромной властью в руках. — Что возьмёшь сегодня? — насмешливо поинтересовался у пленника Мальбонте, разбирая лязгающие, ржавые от времени машины убийств. — Давай-ка попробуем вот это, — он вытащил из общей кучи древний механизм и, помахивая им, подошёл к жертве. Гнев, пылающий раньше, сошёл на нет, уступая место игривому любопытству. — Опять? — несмотря на то, что ангел старался изобразить усталость, в его голосе прозвучали тоска, отчаяние и безнадёжность, чуть ли не мольба. — А что такого? — Мальбонте притворно вскинул смоляные брови. Ему нравилось играть с жертвой, как кошка играет с загнанной мышью, доводя пленника до истеричного страха, который пока удавалось скрывать маской безразличия и опущенными глазами. — Может, ты хочешь, чтобы сегодня я не трогал тебя? — Я… — юноша запнулся. Мальбонте понимал, что он загнал его в ловушку: сказать «нет» — значит снова и снова терпеть унизительные и страшные пытки, а «да» — значит растоптать самого себя. Казалось, за окном стих ветер, а ответа ждут оба: один от пленника, другой — от самого себя. — Ну? — первый не выдержал Мальбонте. — Не знаю. Делай как хочешь, — этот манёвр в глазах полукровки выглядел ну совсем уж нечестным. Хрустнув костяшками, он подкинул устройство повыше, хлопнув в ладоши перед тем, как поймать. Хорошо, сам напросился. — Как скажешь. А мог бы жить, — с напускной печалью бросил он. — Я сказал подготовиться. Ты же готов? — «Разумеется нет. Но я всё равно спрошу». — Г-готов, — почему-то зажмурив глаза, прошептал ангел.