Павел Андреевич

— Пал Адреич, — Микки, как всегда опоздавший, зашёл в кабинет. — здравствуйте. Извините, часы где-то посеял. — попытался оправдаться он. — Что ж Вы, каждый раз их теряете что ли? — Кольцов положил ручку и телефон. — Не могу же я вечно прикрывать Ваши опоздания. Микки замялся, глянул взглядом провинившегося щенка и прошмыгнул мимо Павла к своему рабочему месту. Адъютант на это лишь вздохнул и прошёл к себе. — Хм... — Микки посмотрел в записи. — Градоначальник что-то зачастил со звонками и приходами в штаб в последнее время. — Он всё с посаженными железнодорожниками пытается разобраться. Полковник Щукин сказал не освобождать их, а бригад критически не хватает. Также генерал-лейтенант не даёт точного распоряжения пока. — Щукин... Одни только проблемы от него в последнее время. А казалось бы - полковник... — Не нравится второй человек среди.. — Кольцов слегка запнулся. — нашей армии? Сначала градоначальник Вам не угодил, теперь полковник. Опасно, однако. — Всё равно ничего мне с этим не сделать, так что чего бы не повозмущаться. — пожал плечами Микки. — Другой разговор про Вас, Павел. — Простите, я не понимаю. — адъютант нахмурился. — Что же Вы не понимаете? — Микки понизил голос до шёпота. — Не думаете же, что настолько скрытны? Может, другие ничего и не заподозрили, но я-то провожу с Вами в одном кабинете часы. Да и тем более подслушку я однажды уже обнаружил. На самом деле, если бы Юра тогда не сказал о том, что видел там кого-то, то я бы даже не догадался. Вы ведь шпион красных, а, капитан? — улыбнулся Микки. Зазвонивший телефон на столе младшего адъютанта прервал разговор. Пока Кольцов обдумывал слова и поступки парня, сам Микки уже положил трубку. — Микки, мы можем поговорить в другом месте? — Да, конечно. Когда и где Вам угодно? — Давайте сегодня после работы в восемь часов, где-нибудь подальше от людей. К примеру в окрестностях Мариинского парка. Микки нахмурился при упоминании этого места. — Это где могила большевиков? — Иронично, неправда ли? — Мне не нравится такая ирония... *** Рабочий день прошёл в обычном темпе с одним лишь только различием: Павел не стал подслушивать очередное совещание и не попытался узнать, что на нём было (дырку в той комнате, в конце концов, заделали). Да и в принципе был весь день крайне задумчив. Это не укрылось от взгляда Ковалевского, когда он выходил и заходил в кабинет, но, спихнув всё на любовь Кольцова к Татьяне, не придал этому значения. Щукин же, кажется, стал либо в чём-то подозревать Павла, либо всё ещё осуждал за отношения с Таней, однако каждый осуждающий взгляд полковника встречался метавшем молнии взглядом Микки. Тот, по непонятной для всех причине, был весь день мрачнее тучи. Младший адъютант думал, как пройдёт его с Кольцовым разговор. Также допускалась мысль, что от узнавшего о тайне могут избавиться. А если и не избавятся, то точно сочтут за соучастника собственные войска белых. Тогда расстрела не миновать. Последнее его, кстати, совершенно не пугало, отнюдь. Он знал на что идёт, когда скрыл о то, что Кольцов – шпион. Это было прямое предательство своей стороны, но... Что «но»? Просто у Микки были личные чувства к Павлу. Очень личные. Да, гражданская война – это брат на брата, отец на сына, возлюбленный на... любимого. Здесь нет места личным взаимоотношениям. Но почему-то Микки решил, что всё-таки какой-то уголок найдётся. Этот уголок будет, вероятно, стоить ему жизни. А он, дурак, и не жалеет, лишь бы дорогой сердцу человек в порядке был. Хотя какой «в порядке», когда Павел пошёл почти буквально на смерть, став шпионом среди чужих войск? Но всё ещё есть надежда, что Кольцов останется жив. Именно эта надежда, слабая и совершенно беспочвенная, побуждает предавать своих. Сколько бы Микки не упрекал себя, не ругал за глупость, но сердцу не прикажешь. Кто бы мог подумать, что молодой парень, имеющий всё для того, чтобы стать любимчиком женщин, не будет ими интересоваться никогда в жизни. Грешно, незаконно, странно и больно́? Да. Но чья любовь не больна? Микки шёл ко входу Мариинского парка. Не нравился ему этот символизм с могилой большевиков и (как предполагает Кольцов) разговором с будущим мёртвым красногвардейцем. Павел шёл ко входу Мариинского парка. Не нравилось ему то, как Микки подвергает себя опасности, не сдавая шпиона сразу. Хотя, возможно, сейчас около парка его ждут белые офицеры, которые схватят и расстреляют. И всё же младший адъютант как всегда, кроме службы, пунктуален. Пришёл ровно в назначенное время, поэтому когда Павел подходил, Микки был уже на месте. — Добрый вечер, — поздоровался он. — Добрый. — ответил Кольцов. Павел разглядывал лицо Микки, на котором виднелась лёгкая, влюблённая улыбка. Почему-то ему показалось, что ничего прелестнее этого выражения нет. Кольцов отогнал эту мысль, не желая знать «почему?». — Пройдёмте в парк? — предложил Микки. Павел оторвался от разглядывания милого лица напротив. — Конечно. Они шли по тропинке, то переглядываясь между собой, то отрывая взгляд, но никак не могли начать разговор. — Почему Вы меня до сих пор не сдали? — первым подал голос Кольцов, решив сразу начать с главного. Рубануть с плеча, так сказать. — А почему Вы решили идти со мной, зная, что я могу рассказать и Вас застанут в расплох, схватив, а после – убив? Тем более, почему бы Вам не обезопасить себя от раскрытия и не застрелить меня прямо здесь и сейчас? — лучшая защита – это нападение. По крайней мере так рассудил Микки, решив, что лучше не отвечать на вопрос Павла, ведь можно случайно выдать свою тайну. Для Кольцова вопросы Микки оставались без ответов даже для него самого. А тон, с которым они прозвучали, был будто испуганным, нежели с насмешкой или злостью. Будто Микки пытался что-то скрыть. Хорошо, пускай Павел не узнает, почему его не сдали (по крайней мере сейчас). Если и суждено быть раскрытым – то этого не миновать. Но что же насчёт какой-то тайны Микки от Кольцова? — Что Вы скрываете? — Простите?.. — неуверенно и дёргано переспросил младший адъютант. — С чего Вы, Павел, это решили? Если я что-то и скрываю, то только Вашу тайну от начальства. — с нажимом проговорил он. — Нет же. Я ведь вижу Ваш взгляд и улыбку, слышу Ваш тон. Скажите, что у Вас в мыслях по поводу меня? — Кольцов хотел бы знать все мысли коллеги, но, к сожалению, просить столько было бы неслыханной наглостью и высокомерием. Микки зарделся и отвёл взгляд. И что же ему на это ответить? Солгать? Павел не идиот, поймёт, что ему врут. Сказать правду? И навсегда упасть в глазах Кольцова... Хотя, на самом деле, Микки уже нечего терять. Правда, в любом случае ему вряд-ли будут доверять красные, даже если он поможет Павлу. Какой смысл в молчании? Да и вообще, Кольцов не идиот, всё равно воспользуются помощью Микки, раз тот сам её предложит. Ну, младший адъютант надеется на это... — Я люблю Вас, Павел. Вот, что в моих мыслях. Любовь к Вам. Именно поэтому я готов помочь, готов предать белых. Да, я предатель своей стороны, своих принципов. Но честно, я предпочту быть на стороне человека, а не политики. Я предпочту быть на Вашей стороне, Павел Андреевич. — выдохнул он, зажмурив глаза и боясь услышать ответ. Кольцов молчал. Молчал долго. Он не знал, что ответить. Кажется, Павел любил Микки, но... Что «но»? С Таней ему всё равно не быть, да и остыл он к ней. Микки был готов бросить всё и пойти за Павлом, помочь ему. Так что за внутренний конфликт мешал ему? Мораль, которую советы хотят переменить? Цели, которые, оказывается, можно так легко предать? Возможная ложь и предательство Микки после (в чём Павел сильно сомневается)? А может, страх за самого Микки, которого могут раскрыть белые и не принять красные? Вероятно, всё вместе. Но почему-то, смотря на грустное лицо со стыдливым румянцем и отведённый взглядом, Кольцов был уверен, что не сможет простить себя, если не скажет о том, что чувствует на самом деле. Павел глубоко вдохнул и всё-таки произнёс это. Одно-единственное слово разрешило все сомнения, развеяло всю грусть и отчаяние Микки, переменив его жизнь навсегда. — Люблю.