морковный, апельсиновый и тигриный.

вону вновь просыпается на грани ночи и утра, чёрт знает во сколько. вездесущее солнце не проникает в комнату через занавески, но на улице точно светлеет. вону тяжело вздыхает, поняв, что проснулся после мгновенно забывшегося сна. «я забыл купить таблетки» от этого осознания ему хочется биться головой о что-нибудь твёрдое, стену например. день-то он провёл замечательно, а о самом главном забыл. «ура, бессонные ночи» равно как и всегда, сонливость улетучивается с каждой минутой проведённой под одеялом, и вону всё-таки встаёт, мысленно проклиная себя же за то, что напрочь забыл про дурацкие таблетки. в коридоре снова мертвецки холодно, а на кухне открыты занавески. тень безмятежно спала на одном из обеденных стульев, почему-то сегодня выбрав его вместо какой-нибудь мягкой кровати. за окном светлым-светло, а на часах шесть часов утра. вону хмурится, тихо уходя обратно в свою комнату. но шума из маминой комнаты не слышно даже через полчаса. «мама уже должна была встать» потом вону смотрит на экран телефона и понимает, что сегодня суббота. у мамы два свободных дня в неделю, и это греет душу, учитывая то, сколько она работает. и сегодня как раз выходной. а ещё вону понимает, что у телефона ровно три процента зарядки, и оставляет его в комнате, прикованным к шнуру. поэтому вону осторожненько выходит из комнаты, снова морщится от холода в коридоре и усаживается напротив окна на кухне. на улице расплывчатые лужи, мокрые дороги и асфальт — даже с таким плохим зрением как у вону, становится очевидно, что прошёл дождь. он очень давно не видел дождей: лето в городе всегда выдаётся жарким и сухим. в этом году точно так же. первый за два месяца дождь прошёл только в конце июля, этой ночью. «завтра уже август…» кажется, будто вместе с летом закончится ещё что-то важное, важнее каникул. вону не знает, что именно, но внутри почему-то роется червячок тревоги, раскапывая что-то непонятное. и вону ему помогает, старательно копаясь в своих мыслях. «ну да, я же буду всё время проводить в школе. как мы будем находить время для встреч? хотя, ладно, сущая глупость, всё будет хорошо…» вону отворачивается от окна и укладывает руки на стол. недолго подумав, и голову кладёт на руки. в этот раз ему не нужно снимать очки, потому что они всё ещё спокойно лежат на столе в комнате. ему становится как-то спокойно, будто даже сонно, и вону закрывает глаза, продолжая обдумывать кучу всего одновременно. «надо будет проверить, во сколько мы с гю договорились встретиться… и ещё купить какого-нибудь печенья, очень хочется. и маму ещё предупредить… ох, я же наверняка и с отцом мингю сегодня встречусь, если у него тоже выходной…» но все мысли идут на спад, и вону случайно засыпает, видимо удобно устроившись на своих же бледных руках. снится ему ничего, наверняка потому, что сон был кратковременен — спустя, кажется, час его будит мама, склонившаяся над головой и трясущая за плечо. — вону, солнышко, ты что, тут всю ночь спал? — муён хмурится, всё ещё держа руку на плече сына и глядя на него самым беспокоящимся взглядом в мире. её волосы непривычно растрёпанные, а подол длинных пижамных штанов закрывает ступни — вону давным-давно не видел только проснувшуюся маму, поэтому сначала даже не понимает, кто перед ним. — а, мам, — вону поднимает голову и трёт глаза, — не, я просто рано встал, хотел посидеть и уснул тут. мама с облегчением выпрямляется, убирая руку с плеча вону. — хорошо, — она кивает, привычно доставая свою кружку одной рукой, включая чайник другой, а потом достаёт банку кофе, выверенными движениями открывая её без усилий. вону отвлекается от маминой будничной рутины, услышав какой-то шум на подоконнике, но это оказывается лишь тень, усевшаяся прямо на мамины книжки с рецептами. вону лишь слегка улыбается, наблюдая за вылизываниями своей кошки и снова отвлекается, но уже на часы, висящие над дверью. «ого, уже девять часов. я так и не глянул, во сколько мне приходить… надеюсь не в десять» надежды оправдываются. графиновый магнат, 3:46: я совсем забыл написать приходи завтра к часу!!!!! графиновый магнат, 4:03: а кстати завтра отец будет дома и было бы хорошо если бы ты ну поужинал??? с нами не знаю хотя это конечно будет неловко бляя но было бы ну. хорошо вону чувствует как у него начинают трястись руки. «хаха… ха… блять» он откладывает телефон экраном вниз, и тремор усиливается. очевидно, знакомиться с семьёй любимого человека в официальной обстановке не очень расслабляющее мероприятие. по крайней мере вону совсем не расслабляется даже при мысли об ужине с семьёй гю. «так, нет, я слишком сильно реагирую. это нормально, в этом нет ничего страшного, просто как будто очередной семейный праздник… только здесь не мои тёти, а отец и мать мингю… ой блять» вону еле останавливает себя от того, чтобы взяться за голову и раскачиваться на месте как душевнобольной. его смущает только нахождение мирно свистящей себе что-то под нос мамы. а так, в принципе, можно было бы. «блять, если я не буду паниковать две минуты, у меня что, отвалится жопа?» вону делает вдох. выдох. и снова утыкается головой в стол. — солнышко, ты чего? — муён со стуком ставит свою кружку кофе на стол, — голова болит? — нет, мам, — вону поднимает голову, сильно щурясь, чтобы разглядеть лицо мамы. не получается, — у меня просто… проблема. муён присаживается почти напротив, подтягивая к себе кружку с кофе, и внимательно смотрит на сына. вону расценивает это как повод начать говорить. — в общем, — он вздыхает, — в общем, я сегодня иду к мингю, да. и ну, кажется я не смогу избежать знакомства с его отцом. мне не нравится это. до вону доходит только через какие-то секунды, как это звучит. «теперь она может подумать, что я буду винить её из-за дерьмового отца, блять» — ну, в смысле, это просто страшно, знаешь, — вону нервно перебирает пальцы, не поднимая глаз на маму, — а не в смысле я не хочу знакомиться или завидую, ну, знаешь- — я понимаю о чём ты, солнышко, — муён ласково улыбается, сделав глоток кофе, — я даже понимаю твой страх. но в этом нет ничего необычного, мы всегда хотим понравиться близким людям наших любимых. а я уверена, что ты понравишься кому угодно. мама протягивает руку и кладёт её на голову вону, мягко поглаживая его волосы. вону чувствует, как ему легчает. она не поняла, чего конкретно вону боится — да он и сам, кажется, до конца не понимает. но от поддержки дышать получается свободнее. — спасибо, мам, — вону придвигается к муён и обнимает её, как в детстве, хватаясь за мамины плечи. она в ответ обнимает крепче, прижимая голову вону к себе. «правда легче стало. мамина магия» ровно в половину первого вону стоит у дома мингю, ужасно нервничающий и усиленно перебирающий свои же пальцы. на нём менее дурацкая футболка, чем обычно, и сразу понятно, что выбирал одежду он дольше, чем шёл. даже поглажена. стоит вону взять телефон в руки, как тут же приходит уведомление: графиновый магнат, 12:31: хён ты чё стоишь кого ждёшь заходи давай вону хмыкает и поднимает глаза на окно комнаты мингю. оттуда на него смотрит, удивительно, мингю, широко улыбается и машет рукой. вону машет в ответ, улыбаясь, а после заходит во двор. тут всё по-старому: беседка, бассейн, розы. а ещё резвящийся среди собачьих игрушек рири. стоит ему увидеть вону, как тот сразу же оказывается прижатым к плитке одной не очень большой собакой. рири заливается весёлым лаем и всё норовит облизать лицо вону, на что тот лишь смеётся и отмахивается. — ну, ну, слезь, рири, — вону в противовес своим же словам гладит рири по бокам, всё ещё уворачиваясь от собачьих облизываний. вону страдает ещё совсем немножко, прежде чем рири всё-таки от него отстаёт. и то происходит лишь из-за голоса, раздавшегося слишком громко, но где-то со стороны крыльца. — рири! несносный пёс, — вону не знает этот голос, и ему, если честно, уже очень страшно смотреть в ту сторону, — иди лучше кушай, юла! рири с первой космической слезает с вону, бежит к крыльцу, ловко перепрыгивая встречающиеся на пути мячики и ступени лестницы, и заходит в дом, виляя хвостом. вону же сам не замечает, как поднимается с земли и отряхивается быстрее, чем даже бежал рири только что. и лишь потом заставляет себя повернуться в сторону крыльца. там, естественно, стоит мужчина, подозрительно ощущающийся как отец мингю. хотя бы потому, что никем другим он быть не мог. а ещё они похожи. так кажется вону. но так же мужчина вполне мягко улыбается, напоминая мимикой свою жену. такие же складочки у глаз и растянутые уголки губ. и во всём его образе сквозит какая-то непривычная мягкость, приятная округлость всего — фигуры, слов, мимики. вону на момент думает, что это не отец мингю, а его дядя, и его бы вполне успокоила эта мысль, но он не успевает придумать причину для этого. — здравствуй, вону, — он всё ещё улыбается как настоящий отец, — зови меня хаджун. ты, наверное, понял, что я папа мингю. вону кивает, после этого сразу же погружаясь в свои мысли и не забывая неловко перебирать пальцы. он никогда не признается, но слово «папа» режет ему слух даже сильнее, чем «он» в переписке с мамой. ему совсем не хочется ничего говорить. скорее потому, что боится сказать что-то не то. знаете, типичный страх вону. да и всё, о чём он думает, это то, как рири его подставил. но ради приличия вону вытаскивает из себя: — здравствуйте, рад знакомству, — и поклон. вону не помнит, когда последний раз кому-то кланялся. наверное, в мае — учительнице на последнем уроке. мужчина улыбается шире, а потом открывает рот, будто собираясь что-то сказать. в тот же момент из дома совсем не маленьким ураганом вылетает мингю. — хён, ты чего застрял тут? — мингю чуть ли не икает, замечая своего отца, но сразу же расслабляется, — а, понятно, тебе допросы устраивают. хаджун на это лишь тихо смеётся, и вону становится легче. он наконец поднимается на крыльцо. в конце концов, ничего страшного не случилось. только что вону стал чуть ближе к пониманию того, что не все отцы в мире как его — осуждают за любую мелочь даже не своих детей. мингю ободряюще хлопает вону по плечу, когда они заходят в дом, и вону вспоминает, что он, вообще-то, не один. и не в своих мыслях должен витать. и улыбается в ответ, нешироко, но привычно тепло. дом мингю встречает почти обыкновенным ощущением тепла и запахом кунжутного масла. вону, конечно, не бывал здесь настолько часто, но это ощущение впилось в его исцарапанную душу, поселилось в ней и не собиралась отпускать. вону не против. это ощущение больше подходило слову дом, чем то, что испытывает вону в своём собственном доме. стоит двери за ними захлопнуться, как из кухни выходит джиха, всё такая же умиротворённая своей жизнью, как и раньше. она мягко улыбается, не показывая ни капли усталости, и опирается плечом на дверной косяк, наблюдая за тем, как вону снимает кроссовки. хаджун улыбается почти так же ласково, как и его жена. на периферии вонуевого сознания мелькает смешная, появившаяся из неоткуда мысль о том, что отец мингю тоже… из гомосексуального подполья. но скорее всего вону просто стоит перестать зацикливаться на чужой ориентации. и на своей, пожалуй, тоже. да и вообще, это всё стереотипы. мингю же совсем не изменился со вчерашнего дня. точнее, со вчерашнего вечера. всё такой же светящийся счастьем. и с таким же отвратным окрашиванием. — привет, вону, — стоит ему пройти чуть дальше в дом, как тишину разбивает джиха, — как дела? — да так, — вону лишь пожимает плечами, — всё хорошо. джиха удовлетворённо кивает и возвращается на кухню, тихонько напевая себе что-то под нос и щёлкая пальцами. хаджун уходит вслед за ней, напоследок ободряюще улыбнувшись ребятам. в комнате мингю тоже ничего не изменилось: всё такие же кучи книжек, гирлянды на всех четырёх стенах и цветастые кресла-мешки. только на столе теперь стоит тюбик краски. рыжей. ещё и в какой-то очень красивой упаковке, небось стоила эта краска как крыло самолёта. в сегодняшних условиях, вспоминает вону, крыло самолёта, пожалуй, даже дороже. вону вздыхает, вспоминая, почему он вообще сегодня здесь. — всё ещё не думаю, что это хорошая идея, — вону усаживается на кресло-мешок и скрещивает руки на груди. — лучше не бывает, — мингю тоже садится на своё место и зеркалит позу вону. только вот солнце выходит из-за облаков, и мингю недовольно прикрывает правый глаз от того, что солнечные зайчики прыгают по всему его лицу. а потом и вовсе двигает своё кресло в сторону, ближе к вону. он вздыхает. — ну пошли что ли. мингю улыбается так, будто сам превратился в солнце. это всё действительно с самого начала было дерьмовой идеей, думает вону, переводя взгляд от своих рыжих рук на тёмные пятна на волосах мингю. во-первых, вону в своей жизни даже кисточку для рисования в руках не держал, не то что для покраски волос. во-вторых, он даже не подумал надеть перчатки, совсем забыв, что краска, ох какой ужас, как же удивительно, красит. а в-третьих, ну блин, конечно вону не знал, что корни красят в последнюю очередь. а мингю кажется слишком отвлёкся на присутствие вону рядом. он всё время смотрел в зеркало, сидя на стуле напротив, но не на себя, ловя каждое мягкое прикосновение вону к его волосам и случайное — к лицу. вону заметил это сразу, но говорить ничего не стал, вместо этого, незаметно для самого себя, его движения стали ещё осторожнее и ласковее. — блять, — вону вздыхает, отмывая руки под холодной водой и через зеркало смотря на смешного мингю, всего в фольге. под ней пятнистые пряди волос, вспоминает вону, и вздыхает ещё горше. а мингю вообще в ус не дует, улыбаясь, как обычно, и отвечает: — я леопард, — и срывается на хихиканье, от которого у вону грудная клетка наливается приятным теплом, но всё равно тяжелеет. от этой тяжести не скрыться, она преследует каждое маленькое и немаленькое чувство вону к мингю, как шрам, как родимое пятно. вону не знает, хорошо это или плохо. — ты оптимист и слишком мне доверяешь. я даже твои волосы случайно убил, — «и тебя могу тоже» остаётся несформированной мыслью в голове вону. слишком драматично и глупо. вону не знает, откуда это взялось в его мыслительном чулане. максимум, что он может — расстроить мингю. разбить его. и это даже хуже смерти. — и я всё равно тебя люблю, — мингю издаёт смешок, полный какой-то нежности, безусловной и всеобъемлющей. вону опускает плечи, сжимаясь до невозможности. он молчит, утыкаясь взглядом в свои руки под струёй воды, уже посветлели, но ногти всё равно рыжие, как будто их хной покрасили. «интересно, мне бы пошли чёрные ногти как у джонхан-хёна?» когда вону поднимает глаза, мингю больше не улыбается. вместо этого он смотрит куда-то в стену, мотыляя ногами будто в нетерпении. вону смотрит на экран телефона и вздыхает: — время прошло, давай смывать, — вону говорит тихо и отстранённо, и спустя момент тишины, тянущийся будто вечность, всё равно спрашивает, — тебе помочь? мингю кивает. и снова улыбается. «это просто катастрофа» вся ванна — оранжевая. руки вону тоже, и руки мингю, и его футболка с покемонами, и белое полотенце, посмотрев на которое после использования мингю ругнулся и вскрикнул «это же мамино!». всё, что могло — пошло не так. — это просто жесть, — мингю вздыхает вороша свои мокрые, но уже не красящие всё вокруг, пятнистые волосы. они в основном рыжие, яркие такие, но прям посреди головы, ближе к корням, по ним проходят пятна темнее, почти коричневые. — а я говорил, — вону в очередной раз за сегодняшний день вздыхает, — мои шестнадцать клеток мозга иногда всё-таки выполняют свою работу. мингю молчит пару секунд, а потом вдруг смеётся, громко так и заливисто, до слёз в уголках глаз. — чего? — вону честно не понимает, что такого смешного сказал, но потом до него доходит. все эти шутки про шестнадцать клеток мозга оставались в его голове до этого момента. наверное, услышать их впервые — смешно. — ничего, — говорит мингю, утирая слёзы краем футболки, и всё ещё хихикая, — ты иногда очень смешные штуки выдаёшь, хён, ты это знаешь? вону только и остаётся что фыркнуть. знает. мингю говорит это постоянно. мингю ещё немного смотрится в зеркало, со всех сторон оценивая своё леопардовое окрашивание, а потом откидывается назад на стуле и поворачивает голову к вону. вону всё это время смотрел на него, не отрывая взгляд. ему до сих неведомо, отчего у него в голове всегда так пусто, когда он смотрит на мингю. но пустота эта не ночная, когда ты подумал и поплакал обо всём, о чём можно, и теперь просто лежишь, силясь уснуть. пустота от того, что слишком много всего в голове, как будто твои мысли — это свет разных цветов, и лучи наслаиваются друг на друга, преломляются (или что они там делают, вону плохо помнит физику) и получается белый, не цвет, оттенок, но как будто бы просто отсутствие и цвета, и света, и оттенка. одна цельная пустота из миллиона мыслей. — скоро ужин. пошли? вону кивает, не мигая, и придерживает чуть ли не падающий стул, когда мингю встаёт. тот улыбается благодарно и немного неловко, будто извиняется за свою неуклюжесть. вону вздыхает и берёт его за руку. «так безопаснее» ужин — тоже катастрофа. не такая ужасная, но всё равно — вону слишком неловко даже просто находиться в одной комнате с хаджуном. к джиха он привык: она расслабленная и почти ни на что не реагирует, кроме моментов, когда всё плохо (вону от этой мысли моментально откидывает в день «недоеденного пирога», и он издаёт едва слышный нервный смешок). а вот хаджун будто её полная противоположность: он восторженный, его мимика такая подвижная, что порой сложно уследить за тем, на что хаджун реагирует. и замечает он, конечно же, всё. и маленькие улыбки, и ласковые взгляды, и случайные касания. как будто насквозь видит, и это пугает. — вону, кем работают твои родители? — хаджун спрашивает такой типичный для знакомства с парнем своего сына («господи, как же странно это звучит») вопрос, но вону словно кувалдой по голове бахают. он не знает. точнее, про отца-то он знает, обыкновенный юрист в обыкновенной конторе. а мама… до сих пор не говорила об этом. — м, — вону всё ещё думает, что бы такое ответить, когда понимает, что тишина слишком затягивается, — отец юрист, мама… домохозяйка. вону решает пойти безопасным путем. он и не врёт, но и правду не до конца раскрывает. ему просто стыдно. это даже для детсадовцев стыдно, не знать, кто твои родители по профессии, не то что для взрослого человека. «видимо, я ещё хуже чем детсадовец» но хаджун одобрительно угукает себе под нос, отложив вилку и устремив всё внимание на вону. он напрягается, а вместе с ним и мингю. — так, а куда ты собираешься поступать? — вону не успевает даже подумать об ответе, когда слышит недовольное сопение мингю. — пап, ты чего ему допрос устраиваешь? никогда такого не было и вот опять, — мингю тоже откладывает столовые приборы и скрещивает руки на груди, уставившись прямо на отца. вону вспоминает, как сегодня мингю сидел почти в такой же позе, только серьёзным он совсем не был. — пф, — хаджун мягко фыркает и издаёт смешок, — а я всё ждал, когда твоё терпение закончится. — пап! джиха молча смотрит на них, пережёвывая свой кусок курицы, а потом вздыхает и обращается к вону: — не переживай, мой муж просто любит испытывать других людей, — она успокаивающе улыбается, — и всё равно я тебя уже одобрила. джиха заговорщически подмигивает. вону давится воздухом и активно кашляет, едва успев положить вилку на стол пока она не выпала из руки. джиха с таким же непроницаемым выражением лица как и всегда продолжает трапезу. мингю нервно ёрзает на стуле рядом, отлепив взгляд от папы и легонько касается руки вону под столом. хаджун присоединяется к своей жене, бросив перед этим искрящийся теплом взгляд на вону и мингю. «пиздец» неловкость медленно спадает, но вону всё равно продолжает наблюдать, слушать разговоры мингю с родителями. он словно становится маленьким ребёнком в их присутствии: игривым, смешливым и наивным. вону думает о том, что сам он в присутствии обоих родителей сжимался до размера муравья и молчал-молчал-молчал. — ладно, — хлопает в ладоши джиха, улыбаясь, — самое время заканчивать ужин. я всё приберу, вы идите, мальчики, — она кивает мингю и вону, но тут же останавливает хаджуна, вставшего из-за стола, вцепившись в его запястье и елейно улыбаясь, — нет, милый, ты останься и помоги своей любимой жене. — так уж и быть, — шутит мужчина, улыбаясь в ответ и присаживаясь обратно. мингю издаёт какой-то воодушевлённый звук, подскакивает со своего места и очень быстро идёт в сторону коридора, по пути проводя рукой по плечам вону. тот вздрагивает, но поднимается тоже и идёт вслед медленнее, а в дверном проёме и вовсе останавливается. — вам точно не нужна помощь, джиха? — вону мнёт край футболки, обернувшись. джиха улыбается краем губы и кивает. стоит вону зайти в комнату, его настигает мингю и его радующееся лицо. — ты им очень нравишься, вонури, я та-а-к рад, — он тараторит, как когда нервничает, но только выглядит совсем не так, сидя на кресле-мешке, мечтательно держа обеими руками своё лицо, — не то чтобы я сомневался, но папа иногда такой странный, и- вону садится, подтаскивая своё кресло впритык к мингю, и поток слов прекращается. он теперь молча смотрит на вону, с такой любовью в глазах, что почти физически больно. вону становится тревожно, он сам не знает почему, но эта тревога такая ползучая и холодная, во всех уголках его чулана, оплетает все части его тела и не даёт вздохнуть без боли в груди. ему нужно кое-что сказать. — я… — голос вону подскакивает, — мингю, я… мингю непонимающе склоняет голову набок, но так и не дождавшись продолжения, спрашивает смешливо: — ты? — я тебя очень люблю, — вону хочет добавить «золотце», но ему кажется, что это сделает всё ещё более неловким и такого он уже не выдержит. мингю издаёт смешок и тянется к вону, чтобы обнять. вону редко говорит это, но нет ничего удивительного — мингю знает, что его любят. действия громче слов, да? но вону останавливает его мягким движением руки, набирает побольше воздуха в лёгкие и: — я… я люблю тебя. и с твоим родным цветом волос, и с плохим окрашиванием, и разбитым, и ярким, как солнце, ты знаешь, ты ведь правда солнце, и… ты всё для меня. вону замолкает, напряжённо смотря мингю прямо в глаза. мингю выглядит ошеломлённым, словно вот-вот заплачёт, и вону продолжает, чтобы успеть сказать всё, что так долго лежало в его маленьком мыслительном чулане. — я испытываю так много всего по отношению к тебе, и я напуган, всё ещё, и есть вещи, которые я не понимаю, иногда я сомневаюсь в том, что действительно я чувствую, но… но ты всё равно самый важный человек в моей жизни сейчас. я- я не знаю, что будет завтра и… и не хочу. сегодня ты со мной. и я люблю тебя. вону широко улыбается, доставая всё самое хорошее из себя, словно отдаёт мингю свои самые ценные вещи, всё, что дорого сердцу. мингю плачет. он всхлипывает в чужих объятьях, держа вону за талию, уложив голову ему куда-то на плечо. вону успокаивающе выводит круги на мягкой ткани его футболки, надеясь, что не перегнул. — я тебя тоже люблю, вону, очень-очень, — мингю делает рваный вдох, снова всхлипывая, бормочет в ткань футболки, но вону всё слышит, — я… можно я тебя поцелую? вону перестаёт выводить круги и мягко отодвигается. «не знаю, правильно ли это, но-» только чтобы кивнуть. — да, можно. и мингю обхватывает его лицо обеими руками, пристально вглядываясь в чужие глаза, словно пытается убедиться, что ему не показалось. вону в ответ аккуратно сталкивает их лбами и издаёт смешок. вону никогда не целовался. это не удивительно, помня все его бесплодные влюблённости, но удивительно другое — он не боится сделать что-то не так. потому что с мингю всё всегда выходит правильно. губы мингю мягкие, сладковатые на вкус — вот кто доел последние вишнёвые слойки в корзинке со сладостями. вону улыбается этой мысли, прямо в поцелуй. он выходит скомканный и больше похожий на чмок. «и всё равно приятно, очень приятно» мингю отстраняется совсем медленно и почти с неверием смотрит прямо в глаза. а потом, ого, смущается и утыкается вону в шею. — надеюсь, я не отбил у тебя всё желание целоваться, — мингю сжимает рукав чужой футболки и нервно смеётся. вону вместо ответа чмокает мингю в пятнистый затылок и обвивает руками его тело. — ни за что. мингю расслабляется в его руках, и вону думает, что этот день будет жить в его голове всю оставшуюся жизнь, и умрёт вместе с ним, сохранившись напоминанием о том, что: это ещё не закончилось, может, никогда не закончится, может, завтра и не случится, может, завтра случится для одного из нас, может, завтра мы потеряем друг друга в вихре жизни. поэтому нужно выбирать жить настоящим, а не беспокоиться о будущем. это так просто: проще, чем скроллить ленту твиттера и плакать по ночам, проще, чем бояться писать своим друзьям, проще, чем рефлексировать всё на свете и не приходить ни к чему. только нужно отпустить свои тревоги о том, чего мы не можем изменить.